bannerbannerbanner
Брат лучшей подруги

Джосс Вуд
Брат лучшей подруги

Полная версия

Глава 2

Шесть часов спустя другой аэропорт, другой город и новая череда формальностей. Роуэн вымоталась до предела. Потная, раздраженная. Черт побери! Она ударила себя кулаком в грудь, потому что нервничала. И была до смерти напугана. Могло быть и хуже. Она опустилась на стул в баре, бросив рюкзак к ногам. Себ – меньшее из двух зол, и здорово, что родители не ответили на звонок. Неизвестно, как бы они отреагировали на ее возвращение домой. Они никогда ничего не говорили про возвращение, только ворчали по поводу ее плохого образования. Они, может, и обрадовались бы, увидев ее, но на следующий день уже смотрели бы с раздражением, озадаченные ее решениями и образом жизни, который она выбрала. «Так не похожа на брата, – будет бормотать мама. – Всегда летает слишком близко к солнцу. Будто ее нам эльфы подкинули. Бунтарка, всегда пытается вырваться и убежать». Может, если бы они не обкладывали ее ватой и не душили в одеяле защиты, она выросла бы более нормальной. Спокойнее относилась бы к жизни на одном месте, заводила продолжительные отношения, а не на один сезон, обзавелась мебелью.

Роуэн признавала, она принесла родителям немало горя. В младенчестве ее постоянно мучили колики, малышом она была адским, а в четыре года подхватила менингит и две недели провела в палате интенсивной терапии, борясь за жизнь. После этого семья опасалась, что с ней снова случится что-то плохое, и это обстоятельство не давало ей исследовать жизнь. Родители и старший брат зависли над ней, как группа ударных вертолетов, и постоянно изучали окружающую среду в поисках опасности. Роуэн всегда ощущала себя защищенной и никогда – любимой. Может, жизнь пошла бы иначе, если бы она чувствовала, что ею дорожат, ее любят, она не чужая?

Не помогало делу и то, что она вспыльчивая личность в семье тихих умных интровертов. Два профессора (музыки и теоретических наук), брат кандидат наук в области электротехники. Роуэн же отказалась от университета, чтобы путешествовать. В семье Данн это считалось непростительным грехом. Гиперопека утомляла в десять, раздражала в четырнадцать и выводила из себя в шестнадцать. В семнадцать стала невыносимой. Когда Роуэн исполнилось восемнадцать, она принялась пинаться и кричать в шелковом коконе паранойи родителей, которые удерживали ее в плену.

После выходных, проведенных в тюрьме, она поняла: чтобы сохранить отношения с семьей, нужно сбежать как можно дальше, чем скорее, тем лучше. Роуэн не могла быть послушной и тихой умницей-дочкой, а семья не приняла ее мощный дух авантюризма.

Побег, как ни странно, спас отношения с родителями. С помощью электронной почты, социальных сетей и редких коротких телефонных звонков удалось найти баланс, который всех устраивал. Родители делали вид, что Роуэн не мотается по всему свету, а она – что они поддерживают ее желание сделать больше, увидеть больше, пережить больше. Все лгали самим себе, но так легче.

Но теперь Роуэн вернулась, и родители больше не могли лгать, а она – притворяться. Они должны принять друг друга такими, какими были на самом деле. Это будет хуже гнилых лимонов.

У нее две или три недели, чтобы настроиться на встречу с семьей, подготовиться к вечному разочарованию. Две недели, чтобы найти жилье и работу, которая обеспечит овсянкой и кофе и позволит заработать достаточно денег на то время, пока она не продаст нэцкэ.

Нужно только разобраться с Себом, с которым у нее никогда не складывалось нормальное общение. Он не реагировал на ее шарм, насквозь видел ее ложь и ни секунды не доверял. По счастью, он слишком умен.

В голове возник образ Себа, каким она запомнила его. Высокий, с кудрявыми светлыми волосами, которые он собирал в хвост кожаным шнурком, темно-синие глаза и дурацкая маленькая бородка.

Себ кружил головы девушкам. Что-то в нем всегда привлекало женское внимание. И дело не только во внешности. Роуэн нехотя признавала, что он на редкость привлекательный сукин сын. Но сразу видно, предпочитает общество самого себя, а это всегда заставляло женщин истекать слюной.

«Поживите с ним по соседству, посмотрим, как тогда будете к нему относиться! – всегда хотелось прокричать Роуэн. – Он заносчивый и грубый, любит командовать и относится ко всем покровительственно, мне постоянно хочется ткнуть в него палкой».

Она закинула ногу на ногу и повернула голову на звук грудного мужского смеха. Позади нее неровным кругом стояла группа парней, самый симпатичный излучал уверенность. Роуэн поймала его взгляд.

«М-м-м. Милый».

– Привет, – сказал симпатяга, заигрывая. – Недавно в городе?

«Я усталая, потная и злая. И, кажется, для тебя старовата».

– Вроде того. Симпатяга перевел взгляд с нее на официанта:

– Можно угостить тебя напитком? Чего тебе хочется?

«Сотня фунтов мне бы пригодилась, – подумала Роуэн. – А еще лучше две».

– Спасибо. Бокал белого сухого вина.

А почему бы и нет? Если кто-то хочет угостить ее, она возражать не станет. К тому же ей сейчас нужны тонизирующие силы ферментированного виноградного сока.

Парень сделал заказ. Когда Роуэн снова взглянула на нового знакомого, увидела, что он не такой уж юный и не столь дерзкий. Высокий, темноволосый, привлекательный. Себа ждать скучно, почему бы не пофлиртовать? Ничто так быстро не поднимает девушке настроение, как болтовня с мужчиной, в глазах которого светится симпатия. Словом, флирт – отличный способ провести время.

Она провела рукой по волосам и взглянула на багаж у ног компании:

– Спортивная поездка? Гм. Дайте угадаю. Регби? Турнир регбийных семерок среди юниоров?

– А-а-а. Это они юниоры, мне больше двадцати одного.

Роуэн медленно улыбнулась:

– И мне тоже. Я Роуэн.

Она уже собиралась пожать симпатяге руку, как вдруг за спиной раздалось:

– Не пора ли использовать твои чары во благо, а не во зло?

Услышав это, Роуэн закрыла глаза. В голове возникли слова, которые не следовало произносить вслух. Понимая, что вечно сидеть с закрытыми глазами нельзя, она глубоко вздохнула и медленно обернулась.

Себ стоял позади нее, прислонившись к каменной колонне. Синие глаза смотрели холодно. Подбородок был покрыт золотистой щетиной, губы вытянулись в тонкую, как лезвие ножа, линию. Это то, что не изменилось.

Роуэн прищурилась. Высокий, светловолосый, хорошо сложенный. Широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги. Одна большая глыба мускулов. Уголки его рта слегка приподнялись вверх, она почувствовала соблазнительный трепет в низу живота. О боже! Это желание? Быть того не может. Безумие какое-то. Просто у нее было долгое путешествие, она почти ничего не ела, немного кружилась голова. Просто жизнь ей мстила.

Мистер Симпатяга был забыт, едва Роуэн взглянула на Себа. Она знала немало привлекательных мужчин и даже несколько сногсшибательно прекрасных, но желание в чистом виде раньше не накатывало. Это потому сердце так быстро гонит кровь по телу? Во рту пересохло? О боже! Сердце вдруг забилось с бешеной скоростью.

Роуэн откинула длинный локон, не готовая встретить взгляд Себа, и уставилась на его широкие плечи. Глаза медленно скользили по полинявшим джинсам к дорогим кроссовкам. Как жалко вспыхнуть и распалиться из-за человека, который ей даже никогда не нравился!

О-го-го, парень! Неужели татуировка? Выглядывает из-под футболки? На бицепсе правой руки? Да ладно! У консерватора Себа? У гика Себа?

Только вот гика сменил Себ-красавец, из-за которого Роуэн думала о прохладных простынях и разгоряченной мужской коже под своими ладонями. Из-за этого Себа она думала о полных страсти ночах и бешеном дневном сексе. О желании, жаре и влечении.

Мысли со скоростью света неслись в голове. Роуэн искала объяснение своей странной реакции. Решила, что просто давно не испытывала оргазма. У нее не было секса уже слишком долго! Понятно. Если проблема в этом, несомненно, в этом, помнится, есть маленький незаметный магазинчик, который поможет все исправить.

Только вот она на мели. На мели и возбуждена. Жалкое сочетание!

Себ засунул руки в карманы джинсов:

– Надоеда. Его голос обволакивал, по ее телу бежали мурашки. Ну да, заносчивый дьявол, которого она помнила.

Прячется в соблазнительном мужском теле, которое – о боже! – выглядит и пахнет прекрасно. Он в бездонных глазах и вибрациях голоса. В неглубокой ямочке на щеке. Во взрослой версии занудного серьезного мальчика, который в разные периоды жизни терпел, мучил и ненавидел Роуэн. И всегда бесил.

– У меня есть имя, Себ. У него хватило наглости осклабиться в ответ.

– Ну да, но ты знаешь, мне больше нравится такой вариант. – Себ посмотрел на мистера Симпатягу, по-акульи улыбаясь. – Повезло тебе, приятель. Она как неоновая вывеска «Проблемы» высотой метр восемьдесят.

Парень-регбист отвернулся с разочарованным вздохом. Себ мысленно положил руки на бедра и сделал несколько глубоких, очищающих, успокаивающих вздохов. Казалось, его сердце вот-вот выпрыгнет из груди, а желудок и селезенка сами по себе отправятся на конную прогулку.

Н-да, разве это не настоящий удар в голову? Неужели это Роуэн? Что случилось с худощавым подростком с серебряным колечком в брови и гвоздиком в носу? Где одежда, как говорила Роуэн, в стиле бохошик, на самом деле выглядевшая так, будто ее купили на аллее трансвеститов? Где юбки немногим длиннее набедренной повязки, где тяжелые ботинки по колено, где готический макияж?

Теперь кожаные ботинки выглядывали из-под отлично сидящих синих джинсов. На Роуэн была простая белая рубашка с расстегнутыми нижними пуговицами, открывая широкий кожаный пояс, в распахнутом вороте виднелось оригинальное ожерелье из кожи и синего бисера. Волосы, по-прежнему иссиня-черные, естественными локонами спадают на спину. Глаза, темные, как африканская ночь, слегка отливают синевой. Макияжа не было, в восхитительных глазах, обрамленных темными ресницами, светились эмоции, непонятные Себу. Смирение? Волнение и страх?

 

Роуэн встряхнула головой, и Себ увидел, как в ее взгляде вспыхнула гордость. Вот она, Роуэн, которую он помнил. Он отогнал предчувствие того, что эта миниатюрная темноволосая фея с прекрасными глазами и пухлыми живыми губами, которые так и просили поцелуев, повлияет на его жизнь.

Себ прощался с ребенком, эта Роуэн была настоящей женщиной. Женщиной, которую, не будь она Роуэн, он попытался бы уложить в постель. Немедленно. Вот прямо схватил бы за руку, нашел ближайшую комнату и бросил на кровать, на стул, на пол, что окажется ближе.

Внутренний пещерный человек Себа бил себя в грудь кулаками: «Посмотри сюда, милая! Я бог секса!» Ему было стыдно за самого себя. «Соберись, парень!»

Он надеялся, что его лицо ничего не выражает, и, мысленно закинув голову назад, отправил во Вселенную поток беззвучных ругательств: «Когда я спрашивал, что еще может пойти не так, это была просто фигура речи, а не просьба стукнуть меня сильнее».

Роуэн нарушила неловкое молчание:

– Да. Давно не виделись. Хорошо выглядишь.

– Ты тоже. «Хорошо? Скажи лучше – великолепно!»

– Откуда прилетела?

Вопрос из вежливости? Ну и ну! Они никогда не общались цивилизованно, теперь ему интересно, как долго это продлится.

– Из Сиднея. Кошмарный перелет. Позади меня постоянно орал грудничок, впереди сидел маленький ребенок с синдромом дефицита внимания. А мужчина на соседнем сиденье постоянно чихал.

– Одно слово, бизнес-класс. Роуэн поддразнила:

– Словом, на мели. – Она провела рукой по волосам и откинула пару прядей. – Может, все-таки передумаешь и одолжишь мне денег, чтобы я могла вернуться в Лондон?

Вопрос повис в тишине. Тридцать секунд от вежливости до раздражения. Пожалуй, рекорд.

– Ну так что? Одолжишь?

«Ну конечно! После того как разберусь с изменениями климата и установлю мир во всем мире».

– Ни за что.

Роуэн разочарованно постучала пальцем по столу и в конце концов поникла, признавая поражение.

– Батарейка в мобильнике сдохла, у меня меньше двухсот фунтов, лучшей подруги нет в стране, родители уехали, их дом занят. Я в твоих руках.

В его руках? Он бы не отказался. Их взгляды встретились, вспыхнуло сексуальное притяжение. Горячее, мощное. Боже! Откуда все это?

Румянец залил скулы Роуэн.

– В смысле, я в твоей власти.

Звучит еще лучше. Да что со мной такое? Что заставило взвыть их сексуальные сирены? «Пора их приглушить, приятель, начинай действовать как взрослый». Себ вылил остатки вина в бокал Роуэн и выбросил крошечную бутылочку. «Думай головой». Не важно, что она выглядит соблазнительно и ему хочется попробовать на вкус ее манящие губы. Это Роуэн. То есть проблемы.

Себ засунул руки в задние карманы джинсов:

– Готова ехать?

– Куда? Где я сегодня буду ночевать?

– В Авельфоре.

Авельфор. «Морской бриз» на валлийском. Одно из маленьких имений между прибрежными деревнями Скарборо и Мисти-Клифс почти у самого национального парка «Столовая Гора». Ее второй дом.

Изначально это было помещение школы, а потом несколько поколений его перестраивало. Самая старая часть состояла из дерева и красного кирпича. Роуэн до сих пор помнила приятное тепло пола из орегонской сосны. Почти в каждой комнате камин, почти отовсюду вид на Атлантику с огромными бегущими волнами и белыми пляжами, заполоненными чайками.

Роуэн выросла по соседству, в доме, который, поговаривали, один из прежних Холлисов построил для своей обожаемой любовницы. В сороковых дедушка Роуэн купил его, отделил от дома Холлисов огромным дубом и густой высокой живой изгородью из мирта.

Роуэн ориентировалась в Авельфоре так же хорошо, как в собственном доме, знала, какая половица скрипнет, если наступить на нее посреди ночи, водосточная труба, проходившая у окна Калли, выдержит вес их обоих, а домработница Ясмин прячет свои сигареты в жестянке с мукой в глубине кладовки. Большую часть жизни у Роуэн было два дома, потом ни одного. Теперь в зависимости от количества денег она металась по оте лям и хостелам. Раз или два ночевала на пляжах и вокзальных скамейках. Даже стоя.

Перед глазами заплясали точки. Устала. Как же она устала.

Роуэн быстро заморгала, точки становились больше и ярче, зрение затуманивалось. Она потянулась к Себу, и уверенные прохладные пальцы сжали ее руку.

– Что с тобой? – спросил Себ, когда она снова неожиданно села.

– Голова кружится. Слишком резко встала.

Роуэн открыла глаза, пол приближался и отступал. Она снова их закрыла.

– Легче, Ро. Себ склонился перед ней и показал три пальца:

– Сколько?

– Шесть тысяч пятьдесят два.

Он прищурился. Она закусила нижнюю губу и, игнорируя трепет в низу живота, попыталась вести себя как взрослый человек.

– Извини. Я в порядке. Просто устала. И не ела толком. Не следовало мне пить вино. – Она потерла глаза. – Последние несколько дней были просто ужасными.

Себ отпустил ее руку, встал, отведя взгляд от стройных бедер, непослушных волос и глубоких-глубоких глаз. Роуэн всегда была великолепна (разве друзья не говорили ему об этом?), но он впервые увидел в ней не просто подругу сестры. Чувство неприятное и странное.

Взгляд скользнул ниже. Полная грудь под белой рубашкой, длинные пальцы, просто созданные для того, чтобы ласкать мужскую кожу, длинные ноги, которые могли обхватить мужские бедра.

«Это Роуэн», – резко напомнил себе Себ. Нельзя считать ее привлекательной. Он знает ее давно и слишком хорошо. Ее взгляд словно удар кулаком в живот. Глаза, восхитительно темные, как полночь, смущали, раздражали и очаровывали. Себ был типичным подростком, когда они встретились впервые; тогда маленькие девочки классными не казались, однако глаза Роуэн его поразили. Он даже подумал, что это единственная положительная черта вздорной девчонки.

Ее лицо теперь стало худее, бедра округлились, волосы отросли до середины спины. Себ представил, как перебирает их, входя в нее. Помотал головой. Напомнил себе, что они друг другу не нравились и у них слишком много общих воспоминаний, зачастую негативных.

«Ты совсем с ума сошел?»

– Давай отвезем тебя домой. А поспорить сможем потом, когда ты восстановишь силы. – Он наклонился и одной рукой легко поднял ее рюкзак, а другой большую сумку. – Готова идти?

Роуэн встала и надела сумку через плечо:

– Ага.

Себ ненадолго закрыл глаза. Очень велик был соблазн бросить вещи и прижаться губами к ее губам.

– В чем опять дело? – едко спросила она.

Себ взглянул на потолок, перевел печальный взгляд на ее лицо:

– Никак не могу перестать думать о том, насколько все было бы проще, держись ты от меня подальше.

– Одолжи мне денег, и я исчезну.

– Я мог бы…

Она задержала дыхание, взгляд Себа стал решительным, лицо напряглось.

– Нет. Не в этот раз, Ро. Ты не убежишь.

Глава 3

Роуэн сидела на пассажирском сиденье «ауди-кватро», а Себ гнал по шоссе в сторону Кейптауна. Хотя было уже почти восемь, солнце только начинало садиться, шоссе было полно таксистов, которые перестраивались из ряда в ряд на расстоянии нескольких сантиметров от других машин и скалили зубы другим водителям, прижимая к уху телефон.

Движение в Кейптауне убийственное в любое время дня. И все из-за огромной горы в центре города. По крайней мере, так считал Себ. Он посмотрел на часы. Они ехали уже пятнадцать минут, и ни один из них не попытался завязать разговор. До Авельфора оставалось еще полчаса, молчание начинало тяготить.

Себ притормозил и выругался, потому что движение сначала замедлилось, а потом и совсем остановилось. Пробка и затянувшееся молчание. Даже в лучших ситуациях отвлеченная болтовня не давалась Себу, а обсуждать погоду, книги, фильмы или музыку с Роуэн и вовсе казалось глупым.

Однако Роуэн впервые за десять лет оказалась в одном часовом поясе со своими родителями, и Себ считал, что должен удержать ее в стране до тех пор, пока у них не появится возможность встретиться с ней и обнять ее. Как и они, Себ не выставлял эмоции напоказ, но знал, что они скучают по ней и хотят, чтобы она вернулась. Он сочувствовал им. Знал, каково это – ждать возвращения любимых.

Себ никогда не понимал, почему Роуэн так низко ценит свою семью, почему бунтовала. Ее родители серьезно относились к работе, а у него с Калли сбежавшая ветреная мать и Пэтч. Обаятельный и веселый, но скорее друг, чем отец.

На родителей Роуэн всегда можно было положиться. Консервативные, уверенные в себе, надежные. Умные, серьезные, ответственные. Их сумасшедшая дочка жила на другой волне. Впрочем, Роуэн всегда жила на своей волне и с другими людьми не пересекалась. Себ гадал, что заставляло ее так поступать. Движение стоит, время надо убить, а тем для разговора нет. Он решил удовлетворить чрезмерное любопытство.

Они никогда не ходили вокруг да около, и Себ спросил в лоб:

– Я хочу знать, почему ты оказалась на мели. Знаю, ты считаешь себя вольной птицей, слишком крутой, чтобы собирать материальные ценности, но все-таки женщина в твоем возрасте должна иметь за душой больше сотни фунтов.

Роуэн понимала, что этим все кончится, и готовилась к нотациям. «Кейптаун» и «нравоучения» в ее понимании синонимы.

Она сжала губы и уставилась прямо перед собой. Себ, как обычно, идет напролом к тому, что он считает важным. Боже, она так устала бороться с его чрезмерно умным мозгом. И ошеломлена тем, что Себ заставил ее яичники танцевать танго. Что ответить, чтобы не выставить себя полной идиоткой? «Не усложняй, дурочка».

– Я собиралась заключить сделку. Мне должны были заплатить после того, как я доставлю заказ в Австралию.

– Что пыталась толкнуть?

Взгляд Себа потемнел и похолодел, лицо стало строже. Ну конечно, он не воспринял ее слова буквально, их ему недостаточно, и он уже предполагал самое худшее. Роуэн знала, о чем он думал.

«Ну вот опять, – подумала она. – Все сначала». Нахлынули воспоминания, ладони вспотели, дыхание сбилось. Даже спустя столько лет он инстинктивно выбирал наихудший сценарий. А ее родители решат… И еще все спрашивали, почему она не хочет возвращаться домой!

– Ничего незаконного, Себ!

– А я и не говорил такого.

– Я не идиотка и не преступница. Условности мне, может, и чужды, но я не глупа. Не распространяю, не храню и не употребляю наркотики. – Роуэн повысила голос, заставляя его понять это.

– Успокойся, Ро. К твоему сведению, я и первый раз считал, что тебя не надо арестовывать.

Слова Себа завертелись у нее в мозгу. Она нахмурилась.

– Считал? Почему?

– Ты, конечно, была испорченной, самовлюбленной и пустой, принимала ужасные решения, но глупой не была.

С этим не поспоришь. Себ признал, что она лучше, чем ее описывают. Почему-то это было приятно. Еще одна непонятная вещь сегодня.

Ее родители не разделяли его мнение, и она это знала.

– Но, Роуэн, твой образ жизни – безумие. Ты взрослая. Тебя не должны выдворять из стран. Большинство женщин в твоем возрасте уже строят карьеру, думают о браке, о детях.

«Пристрелите меня, – подумала Роуэн. – Или ткните горячей палкой в глаз». Именно поэтому она не хотела возвращаться домой. Выслушивать упреки семьи, друзей и Себа, кем бы он там ей ни был. Они всегда видели то, что хотели увидеть.

Глаза Роуэн вспыхнули, как молния в ночном небе.

– Что за глупости! Ты ничего обо мне не знаешь!

– И чья в том вина? Это ты сбежала так, словно совсем завралась.

– Я не сбегала! – Ясное дело, это ложь.

– Через несколько дней после выпускных экзаменов оказалась в самолете. Ни с кем не обсуждала свои планы. Это значит сбежать быстро и неожиданно. Что на самом деле случилось той ночью?

Роуэн вздернула подбородок:

– Не понимаю, о чем ты.

Себ ведь не мог знать, так? Или Калли ему рассказала? Нет, она поклялась молчать и ни за что не нарушила бы обещания. Себ, наверное, говорит о жизни Роуэн вообще.

Тот глупый, безумный вечер изменил ее жизнь. Она за несколько коротких часов свалилась с небес в ад.

– Прекрасно понимаешь. – Себ внимательно осмотрел дорогу впереди, увидел, что движение стоит, и вздохнул. – Что-то в тебе изменилось в ночь ареста. Бунтаркой ты была и до этого, но без злобы, язвительности и жуткого сарказма.

С ней обошлись как с бешеной собакой. Всего за одну ночь Роуэн из безумно влюбленной и невероятно счастливой превратилась в оскорбленную девушку с разбитым сердцем, которой никто не верит. Та ночь действительно изменила ее жизнь. Однако трудно признаться, что тебя лишили девственности, бросили и подставили, а потом арестовали, и все это за одну ночь. А выходные в тюрьме стали кошмаром эпических масштабов.

Разве удивительно, что Роуэн ассоциирует любовь с тюремными решетками?

– Ты никогда не была такой жесткой, Роуэн. – Себ тихо прервал ее размышления. – Те полгода ты постоянно боролась с родителями, со мной, со всем миром.

 

Роуэн крепче стиснула зубы. Каждый вечер она плакала и засыпала измученной, огорченной и униженной, каждое утро вставала для того, чтобы бороться в буквальном смысле за новый день.

– Может, я плакала потому, что родители, брат и мои близкие оставили меня на все выходные в тюрьме, хотя в пятницу в любое время могли внести залог. Вечеринка была в четверг!

– Родители хотели преподать тебе урок.

– Я его усвоила! И поняла, что полагаться могу только на себя и доверять только себе.

Когда она решилась снова взглянуть на Себа, в его взгляде сияла плохо скрываемая симпатия. А потом его лицо приняло удивленное выражение.

– И вот ты полагаешься на меня.

– Все хорошее когда-нибудь кончается.

Она устала от допросов. Уже давно ей не доводилось ни от кого выслушивать такое количество бреда.

– Так… – Роуэн сладко улыбнулась. – Не поймала тебя еще какая-нибудь золотоискательница?

В мгновение ока симпатию сменило раздражение.

– Не стоило посылать мне солнечные очки, услышав о моем разрыве. – Себ стиснул зубы.

– Знаю. Но я подумала, они тебе понадобятся, ведь ты наконец прозрел! На это ушло немало времени.

– Очень смешно.

– Все еще злишься, что взбалмошная чудачка Роуэн распознала настоящий характер твоей бывшей, а ты нет?

– Напомни, почему я не оставил тебя в Йоханнесбурге просить милостыню?

– Хотел надо мной поиздеваться. Ну что, может, хватит нам кусать друг друга?

– Пока да.

Транспорт тронулся. Роуэн наблюдала за тем, как Себ лавирует между медленно двигавшимися автомобилями, чтобы попасть в скоростной ряд.

– Неужели движение стало более напряженным?

Себ резко ударил по тормозам и чуть не въехал в грузовик. Побледнев, Роуэн выбросила вперед руку и уперлась в приборную панель:

– Себастьян! Будь ты проклят, идиот!

Он бросил на нее взгляд и переключил внимание на дорогу.

– В чем проблема?

– Проблема в том, что до бампера той машины оставалось всего несколько сантиметров! – Роуэн уронила руку. – Движение не стало более напряженным, это ты стал хуже водить!

Себ широко улыбнулся:

– Тебе не кажется, что наши отношения зашли еще не слишком далеко, чтобы мы пилили друг друга?

– Заткнись.

Себ включил поворотник и взглянул в зеркало заднего вида. Потом махнул рукой на седан впереди:

– Приготовься, сейчас обгоню. Вперед! Роуэн вздохнула и закатила глаза:

– Ну ты и придурок!

Он обошел еще один седан и перестроился сразу через два ряда, съезжая с шоссе. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Какая ирония, в Пекине она переходила семиполосную дорогу, по которой гнали мотоциклы, преодолела сплошной поток тук-туков в Бангалоре и жуткое движение в Мехико, и все для того, чтобы умереть в роскошной машине в родной стране, попав во власть безумца.

Роуэн выпрямилась и огляделась. Они въехали в более дорогой район. Она узнавала места.

– Почти приехали.

– Ага, почти дома. И хотя ты не можешь произнести это слово, твой дом все равно здесь, Ро.

– Уже треть жизни это место мне не дом.

Вернувшись в Кейптаун без денег, она была напугана, паниковала, что не сможет постоять за себя. Страх подкатил к горлу.

Широкая ладонь Себа сдавила ей колено, Роуэн вздохнула. Когда показалось, что воздуха в легких достаточно, она взглянула на руку Себа, подняла брови и сдвинула их к переносице, увидев в его глазах блеск, явный знак мужской симпатии.

– А ты выросла, надоеда.

Сбитая с толку сексуальным возбуждением, охватившим обоих, Роуэн искала спасения в очевидном:

– Совсем не выросла. Точно такого же роста, как и в восемнадцать. И не называй меня надоедой. И убери руку с моего колена.

В уголках его глаз появились морщинки.

– Я хотел отвлечь тебя от того, из-за чего ты паниковала. Быть злой тебе всегда нравилось больше, чем испуганной.

Роуэн переложила его руку на рычаг переключения передач:

– Какие еще глупые заблуждения у тебя возникли, пока меня не было?

– В восемнадцать ты безобразно красилась, носила ужасную одежду и выходила за все рамки.

Она не хотела даже вникать в смысл этого комментария, просто показала ему зубы:

– Я по-прежнему выхожу за все рамки. Себ не обратил на это внимания.

– Поэтому ты до сих пор одинока в свои двадцать восемь? Или девять?… Сколько тебе лет?

– Достаточно много, чтобы сказать: мое семейное положение тебя не касается.

– «Семейное положение»? Ты что, рекламируешь «Фейсбук»? Тогда ты либо замужем, либо в отношениях, либо лесбиянка, либо одинока. Выбирай.

Роуэн возмущенно фыркнула:

– Лесбиянка? К твоему сведению, мне нравится то, что есть у мужчин. Но часто бесит то, к чему оно крепится.

– Значит, одинока, да?

– Я уже и забыла, какой занозой в заднице ты можешь быть, теперь начинаю вспоминать. – По крайней мере, перепалка не давала ей уснуть. – А как ты? Больше не было опасных ситуаций с посланницами сатаны?

Она надеялась, что упоминания о бывшей невесте будет достаточно, чтобы испортить ему настроение и отвлечь от ее личной жизни.

– Она тебе не нравилась. – Себ скривил губы. – Это просто неприязнь или что-то более личное? Роуэн подумала, что теперь не будет никакого вреда, если она расскажет.

– Она очень подло обходилась с Калли. Я серьезно. Нарочно очень подло. Глаза Себа сузились.

– Я думал, они отлично ладили.

– Она хотела, чтобы ты так думал. Та еще штучка. Она мне совсем не нравилась.

– Никогда бы об этом не догадался.

– Мой тонкий намек тебе ни о чем не сказал?

– Он был не очень понятным. А твои попытки сорвать вечеринку в честь нашей помолвки выглядели немного неуверенно.

– А что я такого сделала? Я ведь просто боялась, что ты всю оставшуюся жизнь будешь несчастным!

– Кроме того что налила рома в пунш? И покрасила воду в бассейне в зеленый, который совершенно не вписывался в блевотно-оранжевую цветовую гамму? И положила на каждую десертную тарелку по презервативу? Я ничего не упустил?

Роуэн уронила голову на подголовник:

– Ты обо всем знал?

– Я почти не сомневался в том, что это ты. Ладно, удиви меня. Что ты еще сделала?

– Ничего.

– Да ладно, признавайся. Что ж, теперь он ее уже не убьет.

– Я насыпала вам в кровать чесоточного порошка.

От его смеха захотелось танцевать. Несмотря на усталость, она заметила и шрам, рассекавший его бровь, и длинные светлые ресницы. Боже, как же хотелось обвить Себа руками, свернуться клубочком у него на коленях и отключиться.

– Об этом я тоже знал.

Он говорил мягко, Роуэн было одновременно и тепло, и холодно, нервные окончания сходили с ума.

– К счастью, после вечеринки мы поссорились, и я решил переночевать в свободной комнате. А вот она потом чесалась много дней.

– Вот и хорошо. – Роуэн улыбнулась и подавила мощный зевок. – Ты совершенно не умел выбирать женщин, Себ.

– Она была не так уж плоха. Если бы я тебя не знал, решил бы, что ты просто завистливая ведьма.

– Нет, не кури больше то, что ты там куришь.

Роуэн вздернула нос, будто завидовала той недоженщине. Себ, конечно, заноза в заднице, но ее заноза. Ну и Калли, естественно. Больше никому не позволялось обращаться с ним плохо. В особенности какой-то ленивой, глупой… О боже, старый дуб все еще у поворота! Вдалеке сквозь деревья Роуэн увидела красную кирпичную стену Авельфора.

– Не паникуй, дыши. Это всего лишь дом, Ро.

Его дом. А рядом ее старый дом. И жизнь, к которой не хотелось возвращаться. Она это переросла уже очень давно.

Себ свернул на подъездную дорожку и остановился у новых автоматических ворот. Пока они открывались, он смотрел на Роуэн серьезными синими глазами.

– Оставайся на три недели, проведи немного времени с родителями, потом я одолжу тебе денег на билет в любую точку мира.

– Зачем?

– Мне кажется, уже давно пора. Роуэн с сомнением покачала головой:

– И сколько я должна провести с ними? Себ, кажется, расстроился:

– Не знаю! Сделай усилие, встреться с ними, поужинай, поговори, и мы в расчете.

Предложение слишком заманчивое. Не идеал, конечно, но вполне четкий план действий. Если она сумеет собрать необходимую сумму, сможет улететь и раньше. Нет, так нельзя. Она уже здесь и должна увидеться с родителями. Жить рядом и даже не поздороваться – это жестоко, а она по натуре жестокой не была. Три недели. Что такое двадцать один день в масштабах мироздания?

Рейтинг@Mail.ru