Джозеф Кухилл
Краткая история Ирландии
3
О’Коннелл, религия и политика
(1800–1848)
С принятием Акта об унии политическая власть в Ирландии перешла к Лондону. С одной стороны, это означало, что положение дел больше не зависело от неэффективного и замкнутого в самом себе ирландского парламента. С другой стороны, жители Ирландии практически лишились контроля над происходящим в стране и могли влиять только на местные вопросы. Новые ирландские депутаты составляли всего одну пятую от общего числа представителей в новой палате общин Соединенного Королевства. Таким образом, решение любого важного ирландского вопроса в конечном итоге зависело от британских политиков. В течение всего XIX века британский парламент работал над разрешением ирландских проблем, однако первостепенное значение для большинства членов парламента при этом всегда имели британские интересы.
Речь не обязательно идет о преднамеренно дурном руководстве или неосведомленности о тревогах и затруднениях разных групп населения Ирландии. Большинство британских депутатов считали унию достойным и благородным соглашением, способным улучшить управление и принести пользу жителям обоих островов. При наиболее благоприятном стечении обстоятельств из этого мог получиться образец своего рода протоинтернационализма, в основе которого лежали британские идеалы и реальная выгода британского правительства. Но вместе с тем это была корыстная имперская попытка подчинить другой народ и обезопасить от захватчиков западный фланг Британии.
Вопрос об унии оставался главным спорным вопросом на протяжении большей части XIX века и оказывал значительное влияние как на религию, так и на политику. В 1800 году Уильям Питт подразумевал, что католическая эмансипация (то есть право католиков заседать в парламенте) будет естественным следующим шагом после заключения унии. Однако потребовалось еще почти 30 лет и много политической агитации, чтобы католическая эмансипация наконец стала реальностью. Все это заставило многих ирландцев сомневаться как в справедливости прямого британского правления в Ирландии, так и в предполагаемых преимуществах унии. Таким образом, конкретный вопрос католической эмансипации был напрямую связан с общим вопросом легитимности унии. Оба эти вопроса стали делом жизни Даниела О’Коннелла – самого выдающегося ирландца своего времени и человека, представлявшего собой живое олицетворение сдержанного, конституционного ирландского национализма. Его безуспешные попытки добиться отмены Акта об унии способствовали зарождению в 1840-х годах другой разновидности национализма, представленной сепаратистским движением «Молодая Ирландия», которое отстаивало в своей пропаганде только собственные интересы и в конечном итоге обратилось к насилию. Хотя при жизни О’Коннелл оказывал на происходящее прямое и непосредственное влияние, через несколько десятилетий после смерти о нем почти забыли. Впоследствии именно воинственный национализм «Молодой Ирландии» стал примером для многих поколений.
О’коннелл и католическая эмансипация
Даниел О’Коннелл родился в графстве Керри в семье местного католического землевладельца. Он получил юридическое образование и в 1798 году был принят в коллегию адвокатов. Он стал одним из первых католиков, занявшихся юриспруденцией после отмены соответствующего закона против папистов в 1792 году. На профессиональном поприще О’Коннелл быстро добился крупных успехов, а после вступления в Католический комитет в 1804 году приобрел среди католиков широкую известность. Однако в 1811 году деятельность Комитета попала под запрет. О’Коннелл и многие другие писали памфлеты и проводили политические собрания, агитируя за католическую эмансипацию и иные реформы. Но основную массу ирландского населения волновали совсем другие вопросы. Большинство католиков в Ирландии считали, что проявили лояльность по отношению к британцам во время наполеоновских войн (1803–1815), когда не подняли открытого восстания. И во время войны британское правительство сделало несколько неофициальных обещаний, касающихся эмансипации. Однако после правительство явно утратило интерес к проведению серьезных эмансипационных реформ. В самой Ирландии трудности послевоенной экономики также вынудили католиков переключиться на решение более насущных экономических вопросов, временно отложив вопрос эмансипации.
Рост населения и нехватка плодородных сельскохозяйственных земель привели к повышению арендной платы, что сильнее всего ударило по беднякам. Устаревшие методы ведения сельского хозяйства отчаянно нуждались в улучшениях, способных повысить производительность. Увы, земельные проблемы не слишком беспокоили правительство до тех пор, пока голод 1845–1852 годов не довел их до крайности (см. 4 главу). В первые полтора десятилетия XIX века на повестке дня, очевидно, стояли намного более неотложные вопросы, чем католическая эмансипация. Местное самоуправление было насквозь пронизано коррупцией и находилось в руках замкнутых небольших групп. Не существовало никаких официальных программ помощи беднякам, а многие отрасли ирландской промышленности страдали от прямой конкуренции с более мощными британскими компаниями. Недовольство вызывал и тот факт, что католики и пресвитериане по-прежнему должны были платить десятину Англиканской церкви Ирландии.
О’Коннелл и его союзники считали, что ни одна из этих проблем не может быть решена, пока католики (основная часть населения Ирландии) не принимают участия в управлении на парламентском уровне в Лондоне. Чтобы добиться этого, требовалось развернуть агитацию за право заседать в парламенте. Большим успехом О’Коннелла в начале его карьеры стало то, что ему удалось убедить людей (даже бедных фермеров-арендаторов) в непосредственной связи этого вопроса с их повседневной жизнью. Примерно до 1820 года кампанию за эмансипацию в основном вели верхи католического среднего класса во главе с землевладельцами, бизнесменами и профессиональными деятелями. Кроме того, на первых порах движению мешали внутренние разногласия, связанные с выработкой дальнейшего плана действий и с тем, какие полномочия следует оставить британскому правительству (в частности, обсуждали право королевского вето при назначении католических епископов в Ирландии). Сначала О’Коннелл пытался повысить общественный интерес к эмансипации своей деятельностью в Католическом совете (своего рода преемнике Католического комитета) с 1811 по 1818 год. Однако на ранних этапах агитация за эмансипацию в основном сводилась к обсуждению вопроса на страницах газет и журналов и имела крайне мало практических результатов. Британское правительство не видело реальных причин прислушиваться к Католическому совету, поскольку он даже не мог с уверенностью утверждать, что выступает от имени большинства католиков. Но О’Коннелл полностью изменил ситуацию.
Католическая ассоциация и католическая рента
Хотя О’Коннелл принимал активное участие в дебатах о католической эмансипации в Дублине, его крайне огорчало, что этот вопрос практически не обсуждают за пределами некоторых кругов городского среднего класса. В 1823 году он основал новую группу для агитации за эмансипацию – Католическую ассоциацию. С самого начала Ассоциацию отличали от организаций-предшественниц две важные особенности.
Во-первых, О’Коннелл понял, что для успеха Ассоциации в нее необходимо привлекать католическое духовенство. Ранее католические священники не проявляли открытого интереса к политике. О’Коннелл осознал, что их разбросанность по всей стране, положение в местных католических общинах и несомненная власть над умами прихожан делают их идеальными помощниками в деле агитации за эмансипацию. В начале своего существования Ассоциация высказывалась по ряду интересовавших католиков вопросов (не только относительно эмансипации), в том числе о противодействии демонстрациям и собраниям Оранжевого ордена, которые становились все более частыми, особенно в Ольстере. Благодаря этой деятельности Ассоциация получила широкую известность.
Членский взнос в Католической ассоциации ранее составлял одну гинею в год, что для подавляющего большинства католиков было слишком дорого. О’Коннелл хотел сделать Ассоциацию открытой для всех католиков, независимо от их экономического положения. Поэтому его второй крупной реформой стало создание новой категории участников – ассоциированных членов. Членский взнос для этой категории равнялся одному пенни в месяц (менее 1/20 от стоимости полного членства) – такую сумму могли позволить себе даже самые бедные. Католическая рента, как стали называть это нововведение, в конечном итоге позволила собрать гораздо больше денег, чем внушительные членские взносы от немногочисленных богатых жертвователей. В период с 1824 по 1829 год она принесла организации 55 000 фунтов стерлингов. Сбор католической ренты также потребовал создания сети местных агентов, обеспечивавших существование разветвленной общенациональной инфраструктуры Ассоциации. Наконец, католическая рента оказывала на людей мощное психологическое воздействие, позволяя им ощутить сопричастность чему-то важному, почувствовать себя частью большого движения, добивающегося нужных им реформ.
Эти два нововведения полностью изменили природу Католической ассоциации и усилили влияние О’Коннелла среди ирландских католиков. До 1824 года и введения ассоциированного членства О’Коннелла нельзя было назвать явным лидером католической Ирландии. Он был лишь одним из многих выдающихся католиков, хотя, вероятно, самым известным из них. После введения ассоциированного членства О’Коннелл стал самым выдающимся католиком Ирландии. Своей успешной агитацией Католическая ассоциация смогла вывести вопрос об эмансипации на первое место в Ирландии. Что было, возможно, еще важнее – благодаря усилиям Ассоциации вопрос о расширении прав католиков стал важнейшим ирландским вопросом в повестке британского парламента.
В середине 1820-х годов появились некоторые признаки того, что британское правительство готово сделать важные уступки католической Ирландии. В 1825 году Оранжевый орден был объявлен вне закона (как и Католическая ассоциация, но она затем вернулась к жизни в виде Новой католической ассоциации). Также в 1825 году один из рядовых членов парламента выдвинул предложение о католической эмансипации (одновременно с общим сокращением избирательного права для ирландцев, чтобы отчасти успокоить тех британских политиков, которые опасались потенциального засилья католиков в политической жизни Ирландии). Законопроект также предусматривал выплату государственного жалованья католическим священникам. О’Коннелл был рад, что законопроект прошел палату общин, хотя палата лордов в конечном итоге его отклонила. О’Коннелл считал, что убедил достаточно членов палаты общин в полной обоснованности притязаний католиков, и теперь ему остается только одно – немного усилить нажим. По его мнению, это могло помочь преодолеть сопротивление палаты лордов и короля. Все это происходило непосредственно перед всеобщими выборами 1826 года и дополнительными выборами в графстве Клэр в 1828 году, и к этому моменту Католическая ассоциация впервые получила возможность действовать как реальная группа влияния.
Избирательное право было предоставлено католикам в 1793 году. Однако это право распространялось только на тех, кто имел в собственности или арендовал имущество стоимостью не ниже определенной суммы – так же, как это было в то время во всем остальном Соединенном Королевстве. Во многих ирландских графствах католики составляли основную массу избирателей, но большинство из них были арендаторами и голосовали сообразно указаниям своих арендодателей (что также было не редкостью в Британии). Одним из первых шагов Католической ассоциации стала попытка ослабить влияние арендодателей. Ассоциация убеждала избирателей-католиков голосовать за тех кандидатов, которые поддерживали католическую эмансипацию, даже вопреки желаниям арендодателей. Взамен Ассоциация обещала оказывать финансовую поддержку тем арендаторам, которых хозяева выгнали за «неправильно» отданные голоса. Следующим приоритетом Ассоциации стала организация избирательного процесса. Священники убеждали католических избирателей голосовать за кандидатов, выступающих за эмансипацию, даже если эти кандидаты были протестантами. Ассоциация также предоставляла транспорт, чтобы избиратели могли добраться до избирательных участков. Люди выезжали группами, часто во главе с местным священником. Все расходы на эти мероприятия покрывала католическая рента. Усилия Ассоциации были в определенной мере вознаграждены на всеобщих выборах 1826 года. Депутаты, выступавшие против эмансипации, потерпели поражение в графствах Лаут, Монаган, Уотерфорд и Уэстмит. Их места заняли протестанты, выступавшие за эмансипацию. Конечно, этих результатов было еще недостаточно, чтобы отменить запрет на допуск католиков в парламент, но довольно скоро для этого появилась другая возможность.
Политическое давление и успех эмансипации
В 1828 году депутат от графства Клэр Веси Фицджеральд был назначен в британский кабинет. В соответствии с избирательным законодательством того времени это означало, что он должен снова баллотироваться на выборах. Это делалось для того, чтобы дать избирателям возможность подтвердить свою приверженность депутату, который собирался занять более высокую государственную должность. Веси Фицджеральд был относительно популярным депутатом, даже среди католиков. Он выступал за католическую эмансипацию. Однако кабинет, в который он собирался войти, был против эмансипации, поэтому Католическая ассоциация решила затруднить его переизбрание. Не сумев склонить к предвыборной борьбе более сильного протестанта, выступающего за эмансипацию, Ассоциация решила выдвинуть в качестве соперника Фицджеральда самого О’Коннелла. Хотя О’Коннелл не мог заседать в палате общин, поскольку был католиком, не существовало никакого закона, запрещающего ему стать кандидатом на парламентское место.
Католическая ассоциация вложила в поддержку О’Коннелла все имеющиеся организационные и финансовые ресурсы. 24 июня 1828 года он опередил Веси Фицджеральда с 2057 голосами против 982 и победил на выборах.
Воодушевленные победой, многие католики в Ирландии стали активнее выступать за эмансипацию. О’Коннелл постоянно напоминал, что агитация должна быть только мирной, но многие католики, взбудораженные возможностью дальнейших реформ, агитировали бурно. Таким образом, после победы О’Коннелла на выборах в графстве Клэр в 1828 году в Ирландии образовалось несколько новых политических клубов. Они собирались усиленно пропагандировать католическую эмансипацию и привлекать более широкую поддержку своего дела. Этим «либеральным клубам» противостояли новые «брауншвейгские клубы», созданные для того, чтобы не допустить уступок католикам и продвигать в Ирландии протестантские интересы. Все это заметно усилило накал межконфессиональной борьбы между организованными и оппозиционными политическими группировками в Ирландии. Кроме того, эти группы могли вооружиться, как это сделали добровольцы в конце XVIII века. Зловещая перспектива политического насилия в Ирландии вынудила британское правительство согласиться с необходимостью попытаться провести католическую эмансипацию.
Ранее правительство под руководством премьер-министра герцога Веллингтона и министра внутренних дел сэра Роберта Пиля выступало против эмансипации, но теперь оно опасалось, что в Ирландии может начаться всеобщее восстание. Положение еще больше осложнял тот факт, что, хотя британский кабинет выступал против эмансипации, в палате общин значительное количество депутатов поддерживало эмансипацию. Таким образом, Веллингтон и Пиль не только имели на руках потенциально враждебную Ирландию – если бы вопрос об эмансипации подняли в палате общин, он вполне мог получить одобрение. Поэтому в начале 1829 года они решили представить собственный билль об эмансипации католиков. Потребовалось несколько месяцев закулисных переговоров, чтобы он был принят палатой общин и палатой лордов (где изначально встретил сильное сопротивление), но Веллингтон и Пиль все же смогли провести его, и 13 апреля 1829 года он был утвержден как закон.
Отныне католикам разрешалось заседать в парламенте, носить все воинские звания и занимать все государственные должности, кроме высших. При этом, чтобы успокоить протестантских избирателей, опасающихся потерять влияние в Ирландии, правительство также повысило избирательный имущественный ценз, фактически отняв право голоса у множества ирландских католиков из низов среднего класса.
Даже с учетом этого компромисса эмансипация была воспринята в католической Ирландии как огромная победа О’Коннелла. Его чествовали как освободителя. Вместе с группой последователей он приступил к работе в палате общин. По многим вопросам О’Коннелл и его ирландская партия сотрудничали с вигами-либералами, находившимися у власти после 1830 года. О’Коннелл также способствовал успешному проведению в 1830-х годах ряда крупных реформ в пользу ирландцев (среди них были расширение избирательного права, реформа коррумпированного муниципального управления и отмена налога, который католики и пресвитериане должны были платить Англиканской церкви Ирландии).
Несомненно, эмансипация стала явной победой католиков, особенно в свете того, что ее удалось добиться благодаря новому типу политической организации и руководства. Но не менее важным был и тот факт, что на эмансипацию согласилось британское правительство. В основе этого решения лежали отнюдь не идеи равенства и справедливости – многие британские депутаты опасались католического восстания и предпочли одобрить эмансипацию вместо того, чтобы рисковать мятежом. Правительство сделало ставку на то, что любое возмущение ирландских протестантов на этот счет будет выглядеть недостаточно весомо в контексте всего Соединенного Королевства, где протестантизм сохранял сильные позиции и, более того, являлся официальной религией.
Однако надежды британских политиков, полагавших, что эмансипация снизит накал конфессиональной борьбы, не оправдались. По достоверным данным, кампания за эмансипацию, а также продолжающееся расширение прав и рост благосостояния католиков с середины XVIII века только укрепили в Ирландии идею «католического прошлого». В дальнейшем это способствовало формированию представлений о преимущественно католическом характере ирландского национального прошлого. Не исключено, что именно О’Коннелл и его движение помогли развить политическое сознание католиков до такой степени, что в последующие десятилетия католицизм и ирландский национализм стали восприниматься как единое целое. Разумеется, все это вызвало бурную ответную реакцию протестантов, особенно протестантских активистов: приверженность оранжизма идее унии (которой оранжисты изначально противостояли) вполне могла быть вызвана именно ростом политического влияния католиков.
Отмена унии
Следующей целью О’Коннелла было добиться отмены Акта об унии и обеспечить Ирландии новый парламент. О’Коннелл выступал против Акта об унии еще в бытность начинающим юристом в Дублине, однако в целом его представления об отмене (как и о том, каким будет правительство Ирландии после этого) оставались довольно неопределенными. Он хотел, чтобы ирландский парламент контролировали внутренние силы страны, но в остальном высказывался уклончиво. В 1830-х годах О’Коннелл прикладывал много усилий, чтобы добиться для Ирландии других безотлагательных реформ и почти не уделял внимания отмене унии. Это не значит, что он полностью игнорировал эту тему, однако другие вопросы представлялись намного более насущными и могли быть решены намного быстрее, чем вопрос унии. В 1830-х и начале 1840-х годов О’Коннелл в основном касался отмены унии в своих речах, не предпринимая прямых политических действий. В 1840 году положение изменилось. О’Коннелл основал Ассоциацию отмены, организованную по тому же принципу, что и Католическая ассоциация, и собиравшую «ренту для отмены» по образцу католической ренты. «Рента для отмены» приносила даже больше денег, чем католическая рента: на пике развития в мае 1843 года организация получала с ее помощью 2000 фунтов стерлингов в неделю – огромную сумму.
Как и в случае с движением за эмансипацию, О’Коннелл вскоре понял: для того чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение и развить в Ирландии политический активизм, необходимо завоевать благосклонность католического духовенства. Поэтому одним из первых его шагов стала попытка привлечь священников в ряды движения отмены. Но в 1841 году британская политика изменилась. Либералы ушли из власти, и в правительство вернулись консерваторы под руководством сэра Роберта Пиля, которых не особенно интересовали предложения реформ в Ирландии. В восточном и северо-восточном Ольстере Движение за отмену и Ассоциация отмены не имели успеха. О’Коннелл, по-видимому, не учел, что в Ольстере, где был очень силен юнионизм, идея отмены унии вызывала мало сочувствия. Более того, его поездка в Белфаст в 1841 году была враждебно встречена оранжистами и другими юнионистами.
О’Коннелл считал пустой тратой времени дожидаться, пока либералы вернутся к власти, и добиваться отмены унии через них. Он полагал, что в вопросе отмены премьер-министр Пиль уступит общественному давлению, так же как он уступил в 1829 году, когда речь шла о католической эмансипации. Поэтому О’Коннелл предложил Ассоциации отмены взять на вооружение новую тактику – «чудовищные собрания» (monster meetings). Это были огромные многолюдные встречи, значительно превосходящие аналогичные мероприятия времен борьбы за католическую эмансипацию. По некоторым оценкам, на каждом таком собрании присутствовали сотни тысяч человек. Для проведения «чудовищных собраний» нередко выбирали места, имеющие историческое значение, связанные с прошлыми военными победами Ирландии или какими-то романтическими обстоятельствами. Пик движения за отмену унии пришелся на август 1843 года, когда масштабное собрание состоялось в Таре (древняя культовая площадка и традиционная резиденция верховных королей Ирландии). О’Коннелл делал все это, поскольку считал, что столь мощное проявление общественного мнения станет наиболее весомым аргументом в пользу отмены унии и не оставит места для дальнейших возражений. Так же как в случае с католической эмансипацией, он хотел мирной революции. Но 1829 год во многом отличался от 1843-го, и О’Коннелл недооценил важность этих различий.
Самое существенное отличие заключалось в том, что при всей масштабности движения за отмену унии в Ирландии эта идея почти не имела поддержки в британской палате общин. Хотя в 1828–1829 годах многие депутаты выступали против ограничения прав католиков, в 1843 году и либералы, и консерваторы искренне полагали, что союз с Британией приносит пользу всем ирландцам. Большинство политиков считали, что ирландский парламент, существовавший до 1800 года, был глубоко поражен коррупцией, и католическому большинству и протестантскому меньшинству в Ирландии лучше и безопаснее живется в составе унии, под управлением Лондона. Поэтому в вопросе отмены унии О’Коннелл просто не мог получить в палате общин ту же поддержку, которую он получил для эмансипации. В мае 1843 года Пиль сообщил палате общин, что правительство не только отвергает идею отмены унии, но и готово использовать для ее сохранения все свои полномочия, включая военные.
Несмотря на это, в начале 1840-х годов Пиль протолкнул через палату общин ряд других ирландских реформ, включая религиозную и образовательную, а также строгие законы о принуждении, призванные сдержать размах политической агитации. Во многих отношениях Пилем двигало желание не допустить выхода агитации за отмену унии из-под контроля. Он считал, что политика постепенного разрешения других ирландских проблем уменьшит общественный интерес к отмене унии. Однако для того чтобы ограничить возможности воинствующих агитаторов и сохранить господство протестантов, ему также приходилось применять некоторую силу. Поэтому он придерживался политики «принуждения и примирения» – той самой, которую британское правительство как либерального, так и консервативного толка будет использовать вплоть до 1920 года.
Даже столкнувшись с жестким сопротивлением, движение за отмену унии продолжало свою деятельность. Решающая встреча была запланирована на 8 октября 1843 года в Клонтарфе. Это место имело символическое значение, поскольку именно там в 1014 году Бриан Бору одержал победу над викингами. Однако правительство запретило проводить собрание в Клонтарфе всего за несколько часов до его начала. О’Коннелл, который всегда настаивал на том, что политические движения должны оставаться законопослушными, согласился с требованиями правительства и отменил встречу. На следующей неделе О’Коннелла и нескольких его последователей арестовали за участие в заговоре. Их осудили и отправили в тюрьму, где они оставались с мая по сентябрь 1844 года. Для движения за отмену унии этот удар оказался роковым. Встречи по-прежнему проводились, но их посещали все меньше людей – движение очевидно утратило импульс. Здоровье О’Коннелла с 1845 года становилось все хуже, и к моменту его смерти в мае 1847 года движение за отмену унии окончательно угасло. Слабеющее здоровье О’Коннелла отражало весь ужас Великого голода в Ирландии, достигшего кульминации в 1847 году (см. 4-ю главу). Едва слышным голосом О’Коннелл обратился к палате общин, отчаянно прося правительство предпринять дополнительные меры, чтобы остановить голод: «Ирландия в ваших руках, в вашей власти. Если вы ее не спасете, она не сможет спасти себя сама».
О’Коннелл добился того, чего не смогли достичь многие другие ирландские политики. Националисты в основном пытались просветить население и научить его разбираться в довольно сложных и даже несколько заумных политических идеях. О’Коннелл же смог повысить политическую мотивацию людей, используя религию, католическое духовенство и наболевшие вопросы местной политики. Такие вещи, как католическая рента (и ее цель), делали политику более понятной для большинства. В этом состояла основополагающая причина успеха О’Коннелла в создании массовых движений.
Но история этого периода – это не только история О’Коннелла, реформ в интересах католиков и развития ирландского национализма через Движение за отмену унии. У всех этих общественных явлений были политические оппоненты, история которых не менее важна. Эти оппоненты в основном принадлежали к господствующему классу, и их политические интересы нашли наиболее яркое выражение в ирландском торизме (связанном с британским консерватизмом). О’Коннелл называл эту партию «Оранжевой партией» и оптимистично полагал, что его работа в пользу эмансипации в конце концов уничтожит ирландский торизм. В действительности же ирландский торизм пользовался немалой популярностью, и к 1860 году в британской палате общин было больше депутатов, придерживавшихся этой идеологии, чем ирландских националистов. Вместо того чтобы уничтожить ирландский торизм, О’Коннелл способствовал его процветанию, наглядно продемонстрировав значение и ценность предвыборной организации и массовых собраний, позволяющих привлечь внимание правительства. Брауншвейгские клубы, организованные в 1827–1828 годах после запрета Оранжевого ордена, имели немалый успех и сыграли важную роль в победах ирландских тори на выборах муниципального и национального уровня.
Лидером ирландского протестантизма в этот период был преподобный Генри Кук. Он проводил массовые собрания, чтобы помешать работе О’Коннелла, которую он считал серьезной угрозой протестантизму в Ирландии, и пытался наладить связи ирландских протестантских объединений с британской консервативной партией (точно так же, как О’Коннелл после 1835 года сотрудничал с либералами). Выступая против кампании О’Коннелла по отмене унии, преподобный Кук приводил в пример экономический успех Ольстера (и в частности, Белфаста) как доказательство того, что при унии ирландцам живется лучше. Кук занимает в ирландской истории не такое видное место, как О’Коннелл, поскольку последний имел несравнимо больше последователей и на его собрания приходило намного больше людей. Но реальное накопление политической власти и влияния не всегда напрямую зависит от числа сторонников. На стороне Кука и интересующихся политикой ирландских протестантов стояла вся государственная система, и они пользовались негласной поддержкой большей части британского правящего класса. Все это заложило основу для дальнейшего успеха и могущества профсоюзного движения в конце XIX – начале ХХ века.
Молодая ирландия
Хотя Движение за отмену унии полностью провалилось, оно сыграло значительную роль в дальнейшей истории Ирландии, оказав существенное влияние на следующие поколения ирландских националистов. Первой из них была группа под названием «Молодая Ирландия», действовавшая в 1842–1848 годах. На начальном этапе ее лидерами были Томас Дэвис, Чарльз Гаван Даффи и Джон Блейк Диллон. В 1842 году они начали выпускать газету The Nation, стремясь популяризовать движение О’Коннелла за отмену унии.
Идеи «Молодой Ирландии» внесли важнейший вклад в формирование идеологии будущего ирландского национализма. Дэвис, протестантский юрист из Дублина, был твердо убежден, что основой государственности является прочная национальная идентичность, которая должна распространяться на всех, живущих в Ирландии: католиков и протестантов, арендаторов и землевладельцев. Он решительно выступал против межконфессиональной вражды, к которой тяготели ярые сторонники отмены унии. Чарльз Гаван Даффи был католическим журналистом и редактором газеты The Nation и отвечал за политическую организацию движения. Его главная мысль заключалась в том, что ирландская партия в британской палате общин должна действовать независимо от британских партий и не заключать никаких союзов с партиями, не поддерживающими отмену унии. Джон Блейк Диллон считал, что националистам разных взглядов следует работать сообща и (по крайней мере, в начале пути) использовать исключительно ненасильственные средства. В 1844 году к группе присоединился Джон Митчел, протестантский юрист из графства Даун. Он утверждал, что для решения своих проблем Ирландии необходима полная независимость от Великобритании. Он также был единственным членом «Молодой Ирландии», который с самого начала выступал за применение силы. Джеймс Финтан Лалор писал для The Nation статьи, в которых доказывал, что главная проблема Ирландии заключается в сложившихся в стране земельных отношениях. По мнению Лалора, вопрос национализма следовало прочно связать с проблемой высокой арендной платы и отсутствия гарантий против незаконного выселения, от которых постоянно страдали фермеры-арендаторы. Очевидно, именно соединение темы национализма с неизменно актуальным земельным вопросом значительно повысило привлекательность «Молодой Ирландии» в глазах простых людей. Теперь простые ирландцы могли агитировать за то и другое, ощущая значимую связь между собственными повседневными заботами (в частности, правом на землю) и более амбициозным стремлением к национальной независимости. Позднее эти идеи были подхвачены другими националистами, такими как Девитт и Парнелл (см. главы 4–6).