Джудит Макнот
Что я без тебя…
Глава 8
– Ну как наша пациентка? – спросил доктор Уайткомб, когда дворецкий Уэстморленда ввел его в кабинет графа. Несмотря на бодрый тон, доктор не питал никаких иллюзий относительно ее шансов на выздоровление, впрочем, как и сам Стивен Уэстморленд, который сидел у камина, облокотившись о колени и обхватив голову руками.
– Ничего утешительного, – сказал граф, устало проведя рукой по лицу, прежде чем поднять глаза на врача. – Ни разу не шевельнулась. Горничным приказано все время разговаривать с ней, как вы рекомендовали. Я и сам пробовал, но она не реагирует. Уже третий день в таком состоянии, – дрогнувшим голосом произнес Стивен. – Неужели ничего нельзя сделать?
Доктор оторвал взгляд от измученного лица графа, хотел посоветовать ему отдохнуть, но счел это бесполезным и сказал:
– Я сделал все, что мог, теперь – что Бог даст. Поднимусь, однако, наверх, погляжу на нее.
– Думаю, это бесполезно, – бросил ему вслед его милость.
Оставив без внимания эту вспышку гнева, Хью Уайткомб поднялся по парадной лестнице и повернул налево.
Когда через некоторое время доктор вернулся в кабинет, граф сидел в той же позе, зато сам доктор заметно повеселел.
– А не зря я сходил, видимо, у меня голос приятнее, чем у горничных.
Стивен вскинул голову и впился взглядом в лицо врача.
– Вы хотите сказать, что она пришла в себя?
– Да, к ней вернулось сознание, хотя сейчас она снова уснула. Она даже сказала мне несколько слов. Еще вчера ее шансы равнялись нулю, но сегодня появилась надежда, что она выкарабкается, учитывая ее молодость и здоровье. Зато вы, милорд, похожи на призрака, – глядя на измученное, заросшее лицо Стивена, продолжал доктор с фамильярностью, на правах старого друга семьи. – После ужина, если вы, разумеется, пригласите меня к столу, мы могли бы вместе навестить нашу больную, но чтобы она снова не потеряла сознания от вашего вида, вам просто необходимо немного поспать и хорошенько побриться.
– Но мне совсем не хочется спать, – энергично запротестовал Стивен, решительно направился к столу с серебряным подносом и вытащил пробку из стоявшего на нем хрустального графина. – А вот побриться мне действительно необходимо, – сказал он с легкой улыбкой, наполнив два бокала бренди и протягивая один врачу. – За ваше искусство, которое поможет ей выздороветь! – торжественно произнес он, подняв бокал.
– Мое искусство тут ни при чем, скорее это – чудо, – ответил доктор, даже не пригубив бокал.
– В таком случае – за чудесное исцеление. – Стивен поднес бокал ко рту, но не сделал и глотка, потому что Уайткомб отверг и второй тост.
– Я… не говорил, что она поправляется, Стивен, – возразил доктор, покачав головой. – Я лишь сказал, что к ней вернулось сознание и она в состоянии разговаривать.
Уловив сомнение в голосе Уайткомба, Стивен пристально посмотрел на него, и доктор, вздохнув, пояснил:
– Я хотел поговорить с вами после того, как вы отдохнете, но раз вы настаиваете… дело в том, что если даже она и выздоровеет, чего я пока обещать не могу, остается еще одна проблема. Осложнение. Возможно, это явление временное. Но кто знает!
– Какого черта вы тянете!
– Стивен, у нее амнезия.
– Что-что?!
– Она ничего не помнит. Не знает, кто она и как очутилась в Англии. Даже свое имя забыла.
Глава 9
Взявшись за узорчатую медную ручку двери, доктор Уайткомб помедлил, прежде чем войти к своей пациентке, повернулся к Стивену и, понизив голос, дал последние указания:
– Ранения головы характерны непредсказуемыми последствиями. Пусть вас не тревожит, если она не вспомнит, что разговаривала со мной в это утро. В то же время не исключено, что память у нее полностью восстановилась. Вчера я беседовал с коллегой, специалистом по черепно-мозговым травмам, и мы пришли к заключению, что лауданум следует отменить, какой бы сильной ни была головная боль. Это обезболивающее дает снотворный эффект, а нашей пациентке необходимо бодрствовать и разговаривать.
Стивен кивнул, и Уайткомб продолжал:
– Утром она очень разволновалась из-за того, что не могла ничего вспомнить, так что ни при каких обстоятельствах не говорите и не делайте ничего, что могло бы усилить волнение. Постарайтесь успокоить ее и отдайте соответствующие распоряжения слугам. Как я уже говорил, черепные травмы очень опасны и приводят к самым неожиданным последствиям, а мы не хотим ее потерять. – Высказав все, что считал нужным, доктор наконец повернул ручку.
Шеридан почувствовала, что кто-то вошел в затемненную комнату, где она то засыпала, то просыпалась и плыла среди тумана, не испытывая ни волнения, ни страха, лишь какое-то смятение. Это блаженное состояние давало ей желанный покой и уводило прочь от всех сомнений, таившихся где-то в самой глубине сознания.
– Мисс Ланкастер! – Голос прозвучал у самого уха, добрый, но настойчивый и как будто знакомый. – Мисс Ланкастер.
Да, кто-то обращается к ней. Девушка с трудом открыла глаза и заморгала, пытаясь рассмотреть говорившего, но перед глазами все расплывалось.
– Мисс Ланкастер.
Она снова поморгала и разглядела наконец двух мужчин. Седовласого, с виду доброго и спокойного, как и его голос, и второго, гораздо моложе, не такого добродушного и спокойного, скорее, растерянного и встревоженного.
Тот, что постарше, с улыбкой спросил:
– Вы помните меня, мисс Ланкастер?
Шеридан хотела кивнуть, но тут ее пронзила такая боль, что на глаза навернулись слезы.
– Мисс Ланкастер, вы помните меня? Знаете, кто я?
– Доктор. – Губы ее пересохли и потрескались, но произнесенное слово как будто не причинило боли, и, осознав это, она решила выяснить все, что ее мучило. – Где я?
– В безопасном месте.
– Где? – настаивала она.
– В Англии. Вы прибыли сюда из Америки.
Это обстоятельство почему-то обеспокоило ее.
– Зачем?
Мужчины переглянулись.
– Скоро вы вспомните, – сказал доктор, – а пока постарайтесь не волноваться.
– Но я… хочу знать. – Голос ее сел от чрезмерных усилий.
– Хорошо, дитя мое. – Он похлопал Шеридан по руке, подумал секунду и весело сообщил: – Вы приехали к своему жениху.
Жених. Значит, она обручена… с тем мужчиной, что помоложе. Неспроста он так обеспокоен ее здоровьем. И она ободряюще улыбнулась графу, но тот не заметил, потому что в этот момент вопросительно смотрел на доктора, предостерегающе качавшего головой. Эта немая сцена взволновала Шеридан. Она не помнила, как попала сюда, не имела понятия, где находится. Зато, как ни странно, твердо знала, что должна извиниться за доставленные хлопоты, так крепко засели у нее в мозгу правила хорошего тона. И, поддавшись внезапному порыву, Шерри сказала:
– Простите меня!
Граф вздрогнул, будто ее слова причинили ему боль, и тут она услышала его голос, как ей показалось впервые, – глубокий, уверенный и такой успокаивающий.
– Простить? За что? Все будет в порядке. Вам просто необходимо отдохнуть и набраться терпения.
Говорить становилось все труднее, и Шерри закрыла глаза, но тут почувствовала, что мужчины собираются уходить.
– Подождите… – вырвалось у нее.
Страх снова остаться одной, погрузиться в черную бездну и навсегда там остаться заставил ее посмотреть на обоих мужчин и остановить взгляд на графе. Из них двоих он был моложе, энергичнее и мог защитить ее от демонов тьмы, если они снова явятся мучить ее.
– Останьтесь, – из последних сил молила она, – пожалуйста.
Заметив, что граф заколебался и вопросительно посмотрел на доктора, Шеридан облизнула губы и буквально выдохнула одно-единственное слово, вложив в него обуревавшие ее мысли и чувства:
– Боюсь.
Ее веки, будто налитые свинцом, опустились на глаза, скрыв от нее все живое. Девушку охватила паника, она задыхалась… Потом догадалась по звуку, что к ее кровати придвинули тяжелое кресло.
– Вам не о чем беспокоиться, – сказал жених.
Шеридан шевельнула рукой так, словно искала опоры, и ощутила, как длинные мужские пальцы нежно и в то же время крепко пожали ее ладонь.
– Ненавижу… страх, – едва слышно произнесла она.
– Я не оставлю вас. Обещаю.
Его большая сильная рука, глубокий голос и обещание не оставлять ее одну наполнили душу Шеридан таким спокойствием, что вскоре она погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Глядя на спящую Шеридан, Стивен все острее ощущал свою вину. И страх. Страх за эту бледную, с обмотанной бинтами головой девушку.
Боже мой! Какой маленькой и беззащитной она казалась на широкой постели, среди множества подушек и одеял.
И она еще просила прощения! А ведь главный виновник ее несчастий – он! Мало того что из-за него погиб ее жених, она сама едва не разделила его участь. И тоже из-за него, Стивена. Угораздило же его расположиться прямо под лебедкой, хотя он знал, как это опасно. И не кто иной, как он, не обратил внимания на предостерегающий окрик грузчика. А до этого он ошарашил ее ужасной новостью, разрушившей все ее надежды, вместо того чтобы сделать это в более деликатной форме. Неудивительно, что убитая горем девушка не заметила нависшей над ней опасности. В общем, он кругом виноват. И если, не приведи Бог, она умрет, он, не выдержав угрызений совести, последует за ней. Он и так не находил себе места, днем и ночью думая о ее женихе.
Дыхание девушки вдруг стало неровным, и сердце его сжалось, но вскоре она задышала ровнее, и Стивен вздохнул с облегчением, бросив взгляд на ее ладошку у него в руке. Длинные изящные пальцы с коротко подстриженными ногтями – руки аристократки, но не белоручки, а молодой леди, которая любит порядок и комфорт. Не будь Стивен в полном изнеможении, он наверняка улыбнулся бы, глядя на ее мягкие, полные губы, на невероятно длинные, густые, загнутые на концах ресницы, похожие на два полумесяца, почти касавшиеся щек. Он не знал, какого цвета у нее волосы и глаза, но скулы ее отличались изяществом, а кожа цвета слоновой кости была почти прозрачной.
Все черты ее лица отличались женственностью, только подбородок был волевым и свидетельствовал о твердости характера. Впрочем, нет, подумал Стивен, скорее о мужестве. Ведь она не рыдала ни от боли, ни от страха, лишь сказала, что ненавидит страх, а значит, полна решимости преодолеть его.
Она не только смелая, но и добрая. Извинилась за доставленные хлопоты. Мужество и доброта редко сочетаются в женщине, тем более такой молоденькой.
И легко ранимой, подумал он, снова запаниковав, когда она опять задышала часто и неровно. Он сжал ее руку, и видя, что она не может вздохнуть, стал сам задыхаться. Боже! Она умирает!
– Не умирай! – шептал он в исступлении. – Не надо!
Глава 10
Когда Шеридан снова открыла глаза, сквозь зеленые шторы пробивался солнечный свет. Ее жених сидел в кресле у кровати и сладко спал. Ночью он снял сюртук и шейный платок, расстегнул ворот и заснул, уронив голову на скрещенные руки и все еще не выпуская ее ладони. Лицо его было обращено к ней, и Шерри осторожно повернула голову, радуясь, что это легкое движение не отозвалось болью в мозгу.
Еще не окончательно придя в себя после глубокого сна, она рассматривала своего будущего мужа. Лицо его сильно загорело, видимо, от постоянного пребывания на воздухе, густые темно-каштановые волосы были красиво подстрижены и по бокам чуть-чуть касались ворота рубашки. Во сне они растрепались и вместе с длинными черными ресницами, почти достающими до щек, делали его похожим на мальчишку. В остальном же это был зрелый мужчина, что вызвало в Шеридан восторг, смешанный с безотчетной тревогой.
На квадратной челюсти пробивалась темная щетина, выражение лица даже во сне оставалось решительным и жестким, прямые черные брови сошлись на переносице, придавая ему грозный вид. Тонкая белая рубашка плотно облегала мощные плечи и мускулистые руки. Из расстегнутого ворота виднелись завитки черных волос. Ни в его лице, ни в фигуре не было ни одной мягкой линии, казалось, он весь состоял из углов, начиная от тонко очерченного носа и кончая квадратной челюстью и тонкими пальцами.
Тщательным образом изучив жениха, Шерри пришла к выводу, что человек он суровый и бескомпромиссный.
И красивый.
Господи, до чего же красивый! Наконец она оторвала взгляд от его лица, огляделась, и глаза ее округлились от удивления. Какая же ее окружала роскошь! Стены и окна были задрапированы зеленым шелком, такой же шелк волнами ниспадал с балдахина, украшенного золотистыми шнурами и кистями. Даже камин в дальнем конце комнаты был из чудесного зеленого мрамора, инкрустированного золотыми птицами по углам, с узорчатыми медными креплениями. Перед камином стояли друг против друга две причудливо изогнутые софы, обитые бледно-зеленым муаром и разделенные низким овальным столиком.
Шеридан снова бросила взгляд на мужчину, чья голова покоилась у ее бедра, и почувствовала прилив бодрости. Ей здорово повезло, ибо жених не только поразительно красив, но и сказочно богат. К тому же обожает ее. Иначе не провел бы у ее постели всю ночь, не выпуская ее руки, в такой неудобной позе. Какое-то время он, видимо, ухаживал за ней, потом предложил ей руку и сердце. Она крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то из своего прошлого. Любовь такого мужчины просто невозможно забыть, говорила себе Шерри, стараясь не поддаться охватившей ее панике, вызвавшей легкое головокружение. Она должна вспомнить хотя бы те слова, которые обычно говорит каждый мужчина, делая предложение. Например: «Не окажете ли вы мне честь стать моей женой, мисс?..» Мисс?.. Кто она?
«Успокойся! – в полном отчаянии взывала к самой себе Шеридан. – Думай о другом… О том, что он говорил в порыве нежной страсти». Она не замечала, что дыхание ее участилось, а ногти впились в его ладонь. Хоть бы что-нибудь вспомнить! Какие-то подробности их встреч! Наверняка он вел себя с ней, как и подобает джентльмену. Дарил цветы, восхищался ее умом и красотой. Чтобы покорить сердце такого мужчины, она и не могла быть другой…
Однако сейчас в голову ей не приходила ни одна умная фраза.
Ей стоило огромного труда сохранять спокойствие. Когда она попыталась представить себе свое лицо… Лицо…
У нее нет лица.
Нет лица!
Тут она пришла в неописуемый ужас. И было отчего. Она не помнит ни своего, ни его имени. Не помнит собственного лица. Между тем пальцы Стивена, будто взятые в тиски, онемели, однако высвободить их ему не удалось. Поднять веки настолько, чтобы увидеть, кто с такой силой сжал его руку, он после трех бессонных ночей был просто не в состоянии. Зато сумел разглядеть лежавшую рядом женщину. Столь обычная ситуация не могла пробудить его от глубокого сна. Он лишь слегка повертел рукой и готов был снова уснуть, однако помешало укоренившееся в нем с самого детства галантное отношение к прекрасному полу. И поскольку женщина была сильно взволнована, он, прежде чем снова погрузиться в сон, вежливо спросил:
– Что случилось?
– Я не знаю, какое у меня лицо, – ответила она дрогнувшим голосом.
Стивен встречал женщин, буквально помешанных на своей внешности, но подобное заявление в полумраке будуара показалось ему забавным. Поэтому он даже не счел нужным открыть глаза, когда она изо всех сил сжала его руку и с мольбой в голосе спросила:
– Какое у меня лицо?
– Восхитительное, – совершенно бесстрастно ответил он.
Только сейчас Стивен понял, что она лежит в постели, а он сидит в кресле, и уже хотел попросить ее подвинуться, когда услышал приглушенные рыдания, и раздраженно отвернулся, не понимая, чем они вызваны. Надо будет сказать Уитону, чтобы прислал ей какую-нибудь симпатичную вещицу – рубиновую брошь или что-либо в этом роде, и таким образом искупить свою вину. Ради дорогого подарка женщина готова пролить море слез. Между тем она никак не могла успокоиться, судорожно вздыхала, ее била дрожь. Да, брошью не обойдешься, придется раскошелиться на бриллиантовое колье. Из-за того, что он не заметил ее нового платья или отказался сводить ее в театр, нарушив договоренность, такую истерику не закатывают. Видимо, он здорово ее обидел. И словно в подтверждение этой мысли по всему ее телу пробежала судорога, которую не могли скрыть даже одеяла. Похоже, придется добавить к колье еще и браслет с бриллиантами.
Вконец измученный, граф погрузился в блаженный сон, но откуда-то из самой глубины сознания доносились слова, тревожащие душу: «Я не знаю, какое у меня лицо… не знаю… не знаю».
Стивен открыл глаза и увидел, что она лежит спиной к нему, прикрывая рукой рот, чтобы заглушить рыдания. Сквозь смеженные веки с длинных ресниц на бледные щеки капали слезы. Она плакала навзрыд, но была в полном сознании, и облегчение, которое он испытал, перевесило чувство вины.
– Извините, но со сна я не совсем понял ваш вопрос, – быстро проговорил он.
На какое-то мгновение девушка замерла, и он видел, каких огромных усилий стоило ей овладеть собой. Наконец она повернулась и посмотрела на него.
– Что случилось? – спросил он как мог мягко и ласково.
Шеридан сглотнула, поразившись тому, что он заметно повеселел, хотя все еще выглядел усталым. Какая же она дура! Он ужасно волнуется за нее и, должно быть, не один день, а она, неблагодарная, ревет, как малое дитя, из-за каких-то временных трудностей. Все это, конечно, неприятно, даже внушает беспокойство, но ведь она, слава Богу, не парализована, не изувечена, не умирает. И чтобы как-то выйти из этого неловкого положения, она коротко вздохнула и вновь улыбнулась.
– Я… может быть, это звучит нелепо, я не знаю, какое у меня лицо, и… – Она умолкла, не желая объяснять, как она напугана. – Конечно, это пустяки, но раз уж вы проснулись, не сочтите за труд, опишите мое лицо. Пожалуйста!
Стивен был тронут до глубины души. Сколько в ней мужества! Она старается побороть страх, чтобы успокоить его.
– Ваше лицо? – переспросил он, стараясь выиграть время. Он не знал, какого цвета у нее волосы, и, опасаясь, как бы она не попросила зеркало, попытался обратить все в шутку. – В данный момент ваши глаза опухли и покраснели, – улыбнулся он, мельком взглянув на нее, чтобы иметь дополнительную информацию, и не без удивления заключил: – но они… очень большие и серые.
Только сейчас он заметил, что глаза у нее поразительные, серебристо-серые, с тонким черным обрамлением, опушенные роскошными длинными ресницами.
– Серые? – разочарованно протянула Шеридан. – Я не в восторге.
– В данный момент они напоминают расплавленное серебро, потому что влажные.
– Что же, пожалуй, это не так уж плохо. Дальше!
– Щеки у вас бледные и мокрые от слез, но несмотря на это, личико довольно милое.
Самые противоречивые чувства обуревали Шеридан, ей хотелось и смеяться, и плакать. Неожиданно она улыбнулась. У Стивена отлегло от сердца, и в то же время он удивился.
– Сейчас, – уклонился он от прямого ответа, – ваши волосы скрыты под большим белым… гм… тюрбаном. Надевать на ночь тюрбан, как вам известно, крик моды. – В ту ужасную ночь на пирсе было почти темно, к тому же на голове у нее был капюшон, а потом волосы залило кровью из раны. Но судя по ресницам, волосы у нее были каштановые. И он решительно заявил: – Вы – шатенка. Темная шатенка.
– Что-то вы задержались с ответом.
Она внимательно и с любопытством наблюдала за ним, однако подозрений его поведение у нее не вызвало.
– Я порой бываю очень рассеян и многого не замечаю, – парировал он.
– Можно мне посмотреть в зеркало?
Мысль Стивена лихорадочно заработала. Какова будет ее реакция, когда она не узнает себя в зеркале. Не запаникует ли, увидев свою забинтованную голову и кровоподтек у виска. Лучше, чтобы в этом случае здесь находился доктор, который может прийти на помощь.
– В другой раз, – сказал он. – Возможно, завтра. Или когда снимут бинты.
Шеридан догадалась, что он боится, как бы она снова не стала рыдать от страха, и заговорила о тюрбанах:
– Думаю, тюрбаны весьма практичны. Они позволяют обходиться без щеток для волос, гребенок и прочего.
– Совершенно верно, – согласился Стивен, поражаясь ее благородству и мужеству в столь непростых обстоятельствах. Он был так рад, что она в состоянии разговаривать, и так тронут ее отношением к нему, что счел совершенно естественным и абсолютно правильным взять ее за руку, и, с улыбкой глядя в ее потрясающие серебристые глаза, ласково спросил:
– Как вы себя чувствуете? Вам очень больно?
– Немного побаливает голова, вот и все, – призналась она, улыбнувшись в ответ, что было вполне естественно и абсолютно правильно. – Не волнуйтесь, я чувствую себя гораздо лучше, чем выгляжу.
У нее был приятный нежный голос, прямой, открытый взгляд. Сначала она чисто по-женски забеспокоилась о своей внешности, но сообщение о том, что выглядит не лучшим образом, восприняла как должное и даже стала шутить по этому поводу. И Стивен пришел к выводу, что ей чужды притворство и претенциозность, и в этом, а возможно, и во многом другом она как женщина уникальна.
К несчастью, вслед за этой мыслью пришла другая, изрядно испортившая ему настроение и заставившая выпустить ее руку. В его отношении к ней нет ничего естественного и правильного. Он не только не ее жених, но виновник гибели ее настоящего жениха. Правила приличия, уважение к памяти погибшего из-за него молодого человека, наконец, элементарная порядочность требуют, чтобы он держался подальше от этой девушки. И уж конечно, он не имеет ни малейшего права дотрагиваться до нее, даже думать о ней.
Чтобы завершить свидание с ней на оптимистической ноте, он встал, размял затекшие плечи и изрек:
– Итак, если охарактеризовать вашу внешность на данный момент, я бы сказал, что вы похожи на стильную мумию.
Шеридан улыбнулась, но вид у нее был совершенно измученный.
– Горничная принесет вам завтрак. Обещайте хоть немного поесть.
Она кивнула и, когда он собрался уходить, тихо произнесла:
– Благодарю вас.
– За что? – обернувшись, удивленно спросил он.
Она испытующе на него посмотрела, и он подумал, что со временем ей удастся заглянуть в его порочную душу. Но пока, видимо, она еще не разобралась в нем до конца, потому что на ее губах заиграла теплая улыбка.
– За то, что вы всю ночь оставались у моей постели.
От этих слов он еще острее почувствовал свою вину за все случившееся, за гнусный обман, за то, что она приняла его, заурядного негодяя, за отважного рыцаря.
Склонив голову в шутливом поклоне, он ободряюще улыбнулся ей и, чтобы она поняла, с кем имеет дело, сказал:
– Впервые в жизни красивая женщина благодарит меня за проведенную с ней ночь.
Она скорее смутилась, чем ужаснулась, но несмотря на это он испытал облегчение. Он не нуждался ни в отпущении грехов, ни в покаянии. Главное, что он поступил с этой девушкой честно и больше не чувствовал себя лжецом и обманщиком.
Направляясь по длинному коридору к своим покоям, Стивен впервые за долгое время ощутил подъем духа. Чариз Ланкастер идет на поправку. В этом нет никаких сомнений. Теперь наконец появилась возможность уведомить ее отца о несчастном случае и заверить его в том, что скоро его дочь будет на ногах. Прежде всего необходимо узнать его адрес. Это он поручит Мэтью Беннету и его людям. Они же и вручат послание.
