– Я не могу вас разместить. Попроситесь в санаторий или в пионерлагерь, на завод – куда угодно.
– Но нам надо быть здесь! – из-за спины главы экспедиции показалась светлая голова стажера.
– Напротив: вам здесь быть не надо, – ответил Старорук. Понимая, что потребуются доводы, он сразу продолжил: – Станция пострадала от урагана. Произошёл пожар. Кроме того, вода непригодна для питья.
– Об этом нам известно, – мягко произнёс Усладников, как видно, старающийся в меру своих сил найти подход к несговорчивому начальнику станции. – Мы уже договорились на счёт воды. Комиссия приедет завтра. До конца года будет проведено водоснабжение из посёлка: ветка, идущая через дачный кооператив, согласована.
Поняв, что упрямствовать бесполезно, Иван махнул рукой и пошёл в «спасовку».
– А куда нам заехать? – донёсся до него чей-то вопрос.
– Куда угодно. Справа от ворот встаньте. Доски сами переложите.
Егора на станции не было. «И то ладно. Лишние объяснения», – подумал Иван, отпирая двери двух стоявших рядом домиков. Геологи производили впечатление совершенно городских, неудобных Ивану людей; они свалились на него в неудачное время и теперь требовали внимания.
Выгрузив из машины кучу ящиков, мешков, вёдра, лопаты, пару газовых баллонов, геологи отправили «буханку» с водителем в посёлок за водой.
– Под днищем устроен бак для технической воды. Питьевую возим в канистрах, это ещё 60 литров, – пояснил Усладников. Он поручил Голавлёву обойти вместе с Иваном станцию и записать в блокнот все замечания, предупреждения и так далее.
– Вы прямо указывайте: это не трогать, здесь не ходить, с этим помочь. Вы здесь начальник, так что… – торопливо говорил стажер, следуя за широкой фигурой.
– Начальник, – усмехнулся Иван. Настороженность и раздражение в нём как-то внезапно утихли: «Пускай себе занимаются. Геологи уедут – водопровод останется. Может, ещё что под это дело получим – нечего зря душу грызть».
– Вон, видишь? – Иван махнул рукой в сторону пепелища. – Одни угли остались.
– Я как раз угли изучаю! Правда каменные…
– Погоди, не перебивай. Я хочу вот что донести: вы, ребята, с газом осторожнее. И электрикой. Усёк?
Юноша торопливо зашуршал карандашом по бумаге.
Минут за двадцать Иван подробно рассказал о быте на станции, о Чаваче, озере. О Егоре он не упомянул, хотя понять, что в дальнем домике кто-то постоянно проживает, было не так трудно. День их первой встречи снова всплыл в голове бывшего водолаза: что если геологи приехали на Пайтым за золотом? «Правильно было бы сначала Егора предупредить, – думал Старорук. – Сболтнёт по наивности – что тогда будет? Да где ж его искать…»
Егор пришёл под вечер. Иван угадал его появление по поведению Чавача: тот стал прислушиваться, направляя уши в сторону дальней калитки. Иван погладил пса, встал и пошёл к забору.
С Егором была Настя.
«Этого ещё не хватало!» – чертыхнулся про себя Иван.
– Ну ты нашёл, когда её привести, – сказал он, показывая Егору вернуться к калитке. – Давайте не сегодня, а, молодёжь?
– Дядя Иван, я только хотел озеро показать. На лодке.
– Егор! Слушай, ко мне тут приехали… – начал было Иван. Затем он взглянул на девушку, стоявшую за спиной Егора: поза её была похожа на позу школьницы, чем-то провинившейся перед учителем. По всему выходило, что учитель этот – Старорук. Иван мотнул головой:
– Не сегодня. Отведёшь домой? Поздно уже, – смягчившимся голосом добавил он, чувствуя уже свою какую-то вину. Егор кивнул; калитка, скрипнув, закрылась. «Что ж они скрипят? Новые же», – Иван глянул строго на петли, повернулся и пошёл к освещённому тёплым электрическим светом домику, в котором собрались на ужин геологи: надо было поговорить.
На плитке закипал чайник, в алюминиевых мисках лежала уже картошка с сосисками – по паре на человека – Колесник сыпал на неё укроп из баночки с надписью «Витамин С». Спортивное телосложение тридцатидвухлетнего учёного, умело зачёсанные назад тёмные волосы, майка с номером на спине не вязались с его профессией. Впрочем, Иван видел геологов впервые.
Усладников пригласил начальника станции к общему столу, и тот, не долго размышляя, согласился.
Старорук рассказал, что в дальнем домике живёт у него паренёк, робкий и совсем не городской, помогает по хозяйству – все приняли это как должное, вопросов никто задавать не стал. По атмосфере за столом быстро стало понятно, что людей этих волновало только одно: цель экспедиции, научный поиск. Всё прочее было для них фоном, окружением, с которым надо взаимодействовать в таком ключе, чтобы оно не мешало (а желательно, помогало) их работе.
– Мы ищем отложения позднего эдиакария, – пояснял, наколов на вилку сосиску, Усладников. – Эдиакарий, или Венд (в нашей школе чаще используется Венд) – это последний геологический период докембрия, примерно с шестисот тридцати пяти и до пятисот тридцати восьми миллионов лет назад.
– Миллионов? Значит, будете бурить? – спросил Старорук, в представлении которого такие древности должны были располагаться где-то глубоко под землёй.
– Нет-нет, зачем же? Вы можете найти эдиакарские породы прямо здесь, по берегам озера, особенно в стороне реки.
– А для чего они нужны? Что в них ценного?
– Ценно всё! Ну а мы ищем следы животных той эпохи.
– Вы же сказали, что вы геологи. При чём здесь животные?
– А что, по вашему мнению, изучают геологи? Летопись Земли неразрывно связана с жизнью. Жизнь влияет на климат, формирует осадочные слои. Уголь, нефть, газ – это ведь жизнь! Мы лучше всех знаем, где именно искать. Следы организмов позволяют произвести датировку…
– Вообще-то с нами должен был ехать палеонтолог, – добавил Колесник, – но он заболел, так что начинаем без него.
– Я вам могу точно сказать, что возле озера ваших динозавров нет, – Старорук зачерпнул картошки. Комары вились вокруг лампы; пахло уютом; ночная свежесть пробиралась в дом, смешиваясь с нагретым людьми воздухом. Усладников удивлённо посмотрел на бывшего водолаза:
– Позвольте, но при чём здесь динозавры? Динозавры появятся только в триасе! Нет, нас интересуют вендобионты. Это… Как бы вам объяснить… Это мягкотелые животные, похожие на диски, листы или стёганые одеяла с трубочками и сегментами. Размером от миллиметра до полутора метров. И вот как раз потому, что они были мягкотелыми, вы не найдёте окаменелостей – только отпечатки. А где искать отпечатки? В глинах! Мы приехали для того, чтобы искать на Пайтыме эдиакарские глины!
Они проговорили ещё какое-то время. Точнее сказать, говорили геологи: они наперебой стали рассказывать Ивану про времена вендобионтов, но начстанции слушал их вполуха. Иван понял для себя главное: причиной появления геологов были не залежи ископаемых, не золото. Пайтыму ничто не угрожало. А следы древних животных Ивана интересовали мало. Для себя он определил так: «Ребята молодые, с энтузиазмом. Должно быть, то, что они ищут, приносит или деньги, или славу». В научный альтруизм Иван не верил.
– Ну, лады. Помогу вам с вашими моллюсками. За стол спасибо! – сказал Иван, когда пришло время заканчивать. – Сейчас принесу пластины от комаров и к ним пару нагревателей: вон как налетело – не поспишь.
В восьмом часу утра Старорук, склонившись над картой, объяснял Усладникову, как лучше организовать сообщение между станцией и теми местами, на которых хотели проводить изыскания учёные.
– Особенно интересен этот участок, – указывал геолог измерителем нужные квадраты. – Точнее, берег.
– Там высокий мыс. С западной стороны обрыв, – пояснил Старорук.
– Да, он-то нам и нужен. Значит, вот проблема: не вижу никакой дороги…
– Нет, через лес не проедете. Могу вас на катере забросить.
– А ведь хорошая мысль! Иван Иванович, буду очень вам признателен!
– Подальше чутка пристанем, там местечко есть хорошее. Все едут?
– Трое. Сергей Сергеевич занимается лагерем.
– Лады.
Сложив инструменты, верёвки, два деревянных ящика, рюкзак с едой, одеждой и аптечкой, и, наконец, канистру питьевой воды, разведочная партия погрузилась на катер и Старорук передвинул рычаг.
Тревожа поверхность спокойного с ночи Пайтыма, потяжелевший «Восток» шёл на Солнце. Геологи, передавая друг другу затёртый полевой бинокль, рассматривали берега, тихо шутили. На всех троих были высокие сапоги и камуфляжные армейские брюки, но верх различался: у командира экспедиции – болотного цвета рубашка с закатанными рукавами и панама, у Колесника – серая футболка, у стажёра – какой-то мудрёный, может быть самодельный, анорак21.
Обогнули рыбные густые камыши, по широкой дуге стали заходить на мыс. Старорук, низко надвинув козырёк выцветшей до неразборчиво-белесого, а некогда светло-голубой кепки, чуть слышно напевал мотив «В кейптаунском порту». Лёгкими движениями створок отклоняя струю водомёта22, он подвёл катер к обозначенному тремя брёвнами подобию причала:
– Ну-ка помаленьку. Сказал же, помаленьку! Вот так. Закрепи на столбике, – указывал он стажеру, который первым спрыгнул на глинисто-песчаное мелководье. – Ну ты полуштыков не можешь накидать что ли? Салага…
Голос Ивана был добрым – все это чувствовали. Геологи с самого утра между собой стали называть Ивана капитаном. Это слово – капитан – сразу снимало вопросы к Иванову характеру, речи, порядкам, заведённым на станции, на озере: «Так сказал капитан».
Место, где покачивался, закреплённый двумя концами, синий катер, находилось в основании мыса, с той стороны, которая смотрела на станцию. Берег был неудобным, неуютным: повсюду камни, поваленные ветром ветви и целые деревья. Лента ручья, намывшего по левому своему берегу небольшую каменистую косу, бежала к озеру прямо из горки, начинаясь ключом или точнее несколькими ключами метрах в трёхстах впереди. Здесь геологи сложили вещи и припасы. Им предстояло забраться на самый верх и оттуда идти к обрыву. Полосы шоколадно-каштановых аргиллитов23 со слоями загадочных голубовато-зелёных и фисташковых отложений влекли к себе группу Усладникова более других обнажений на мысе, но и добраться до них было сложнее всего.
– С воды пытаться толку нет: здесь резко уходит дно. Это только понтон привести, закрепить понадёжней… Да всё одно рискованно, – объяснял Старорук, когда они только подходили к нужному месту.
– Мы попробуем сверху. Кое-какой навык у нас имеется, снаряжение взяли, – Усладников похлопал мотки верёвок.
– Ну, Бог в помощь.
– Не волнуйтесь. Приплывайте в семь тридцать, как условились. Если что случится – есть ракетница.
Шарза уже ждал Ивана. Вместе с ним была симпатичная девушка лет двадцати пяти, сотрудник санэпидемстанции. Она стояла в воротах, не решаясь заходить внутрь. Чавач лаял на гостей от горки укрытых свежих досок, и девушка, словно отгораживаясь от него, держала перед собой большую белую сумку. Иван цыкнул на пса, подошёл к воротам.
– Софья Леонидовна, – представил, сияя, свою спутницу начальник ГИМС. Иван, прищурившись, посмотрел на него прямо и долго, так что Шарза заулыбался и задвигал руками, будто его поймали на чём-то.
– Иван Старорук, – ответил начстанции. – Водица у нас что-то испортилась…
– Мы возьмём пробы, – произнесла девушка таким мягким и чарующим голосом, что смутился уже Старорук.
– И уже взяли бы! Да твой цербер меня не признаёт, – добавил Шарза.
– Сейчас прицеплю на короткую.
– Будь любезен.
Шарза умел утомить с пары слов. Иногда он казался человеком понимающим, с которым можно обсудить то да это, но чаще хотелось побыстрее от него отделаться. «Помощи от него чуть: пообещает, да всё забудет», – думал Иван, наблюдая за тем, как Софья, присев, осматривает насос, а Степан показывает ей, что нужно повернуть и откуда потечёт вода. Шарза много говорил, много двигал руками и выглядел смешным. Не требовалось знать его хорошо, чтобы понять: Шарза не в себе, и причина этого – присутствие рядом хорошенькой девушки в узкой юбке. Софья наполнила две ёмкости водой и принялась заполнять бумаги.
– Когда вы заметили изменения? – спросила она, не отрываясь от картонного планшета.
– Да вот, как июль начался, – растерялся Иван. – Ну, после бури прошла, считайте, неделя. И как-то… Чувствую: горчит.
– Хорошо. Скважина временно опечатана. Пожалуйста, не пользуйтесь этой водой, – произнесла она, посмотрев на Ивана и моргнув. Длинные ресницы, украшавшие большие серо-зелёные глаза, опустились и поднялись; Иван сглотнул.
На берегу Ивана ждали заполненные образцами деревянные ящики. Отбитая или срезанная порода лежала в вёдрах, на брезенте. Колесник сообщил, что забирать надо всё, и Старорук, прикинув общий вес, решил сделать два рейса.
Становилось прохладно. Зверели комары, кричали чайки. В последние дни Ивана тревожил непривычно резкий запах цветущей воды, но сейчас и он поутих – так показалось начальнику станции, когда он выходил из бухты, когда причаливал к серым брёвнам у мыса.
Возвращаясь второй раз, Иван заметил Егора, сидевшего на краю пирса. Закрепив катер и нехотя оставив геологов одних на разгрузке, Иван направился к юноше. Они отошли к дальнему домику. Где-то на деревьях, за забором, раздался высокий посвист-поскрип совиного выводка. Кто-то пробежал через высокую некошеную траву под дом. От пирсов донёсся смех геологов и лай Чавача, не резкий, похожий на ворчание. Иван не знал, как начать разговор, но надо было начинать, и он, пожевав губу, показал за плечо большим пальцем сжатой руки:
– Это геологи. Ищут всякое. Камни со следами животных… Слушай, я вот о чём хотел: про золото им не говори, хорошо?
– Хорошо, дядя Иван, – ответил Егор.
– Штука в чём: я тебя не спрашиваю, откуда ты его взял. Но люди, и особенно геологи, захотят узнать всё. Ну дальше ты понял, – добавил Иван, не веря, что юноша вполне осознаёт грозящую ему опасность. – Так-то они люди хорошие, можешь не бояться. Со своими закидонами, конечно. Приходи на ужин. Придёшь?
– Приду.
Умело сваренная перловка, упругая, затянутая первоклассной тушёнкой с петрушкой и морковью, заняв большую кастрюлю, манила к себе миски и ложки уставших от долгого летнего дня людей. На полочках под крышей тлели, распугивая ароматным дымом комаров, две спирали. Шестеро мужчин сидели за столом на костровой полянке. Семён Голавлёв, стажер, в большом возбуждении пересказывал Егору находки сегодняшнего дня. Егор слушал с интересом, и Иван, не выпуская из левой руки большой ломоть свежего бородинского, с удивлением наблюдал за юношей. Он не строил догадок, не пытался ничего объяснить: вокруг него сложился снова какой-то порядок; жизнь шла, быть может, не совсем так, как того желал сам Иван, но по крайней мере не выглядела в эти минуты и часы неподвластной стихией, выбрасывающей на него одни только испытания.
– Я возле ручья нашёл великолепный халцедон! – рассказывал Семён. – Эх, жалко, что в ящике оставил. Завтра покажу. Ты ведь местный?
Егор молча кивнул, и Семён продолжил:
– Точнее, конкреция. Здесь вообще сложные минералы. Иван Иванович, не попадались вам халцедоны?
– Сердолик24 что-ли?
За столом раздался одобрительный гул: геологи оценили познания своего капитана.
– Сердолик есть. Бледный правда, – пояснил Иван. – Я-то не собираю, но есть он. На речке, у восточного берега, бывают любители. Это подальше от озера.
– Поня-я-ятно! – подняв брови, закивал Семён. – Так вот, конкреции… необъяснимый факт: здесь много камней, как бы пронизанных трубочками. Поры, каверны – дело обычное. А тут к каждой идёт трубочка из центра.
– И что там, в центре? – спросил Иван.
– Ничего! Так эти трубочки и сходятся.
Иван пожал плечами:
– Ну Бог с ними. Нашли своих моллюсков?
– Вендобионтов! Предположительно да!
– Во всяком случае, отложения нужного возраста присутствуют, – уточнил Колесник. – Это дело не одного дня. Мы в самом начале пути изучения здешнего моря.
– Моря? – удивлённо поднял бровь Иван.
– Ну да. Полмиллиарда лет назад здесь было море. Океан. Дно его покрывали бактериальные маты – толстые ковры водорослей. Вендобионты опускались на эти маты, питались. Некоторые из них свободно плавали, некоторые закреплялись на поверхности.
– Интересно, что же ограничивало их рост? – продолжил Семён.
– То же, что и у прочих организмов, – пожал плечами Усладников.
– Но почему мы находим очевидно завершённые, взрослые формы с различным числом сегментов?
– Очевидно кому? Мне это не очевидно. Домыслы, молодой человек, домыслы.
– Хорошо, как вам такая идея: вендобионты – это не отдельные организмы, а части единого существа, органы, выросшие на том, что мы считаем бактериальным матом.
– Для этого ваш ковёр из бактерий должен сам обрести дифференцированные ткани, сложное устройство, стать многоклеточным организмом.
– Но ведь из одной клетки получается целый человек! С руками, ногами, сердцем! Нужен лишь генетический материал, питательная среда и… импульс!
Диалог двух учёных ощетинился непонятными Ивану терминами, и начстанции окончательно потерял нить разговора. Иван хмуро жевал кашу, а жизнь-стихия, украшенная фантазией стажера, бурлила вокруг – он был её частью.