Дмитрий Александрович Федосеев
Странник. Силы сопротивления
Тишину рассек какой-то звук, похожий на очень быстро летающего комара. К нему стали примыкать всё новые и новые. У меня возникло ощущение, что тёмным эльфам просто было лень таскать на себе кучу стрел, поэтому они спешили с ними расстаться.
– Вжух! – мимо моей шеи пролетела стрела и воткнулась дверь дома кузнеца.
– В дом! Бегите в… – закричал Доргес перед тем, как один из выпущенных луками тёмных снарядов не угодил в его голову, навсегда лишив деревню столь мудрого и храброго человека. Проклятая ирония. Один из самых подготовленных и закаленных людей нашей деревни пал в первом же бою от шальной стрелы.
– В дом! – повторила Сини, открыв нам дверь.
В шоке ввалившись в помещение, мы около минуты просто стояли и таращились друг на друга, пытаясь понять, что же сейчас случилось и осознавая в какой ситуации мы оказались.
– Что делать? Что же делать? – Хорид забегал по комнате, нервно грызя грязные ногти.
– Нам конец, – обреченно сказал Шен, опустившись в угол.
Я стоял столбом и не знал, как поступить и даже, что думать. И только Синида, до крови искусавшая губу, глубоко вздохнув, упёрто сказала:
– Надо их задержать.
– Ты с ума сошла?
– И что мы можем сделать? Мы в ловушке!
– Она права, – прошептал я и, подняв на неё глаза, спросил, – Но как?
Кажется, именно в этот момент её осенило. Ничего не объясняя, она кинулась во двор, окруженный высоким забором частокола. Мы в недоумении поплелись следом.
Посередине двора стояла внушительных размеров труба на каком-то лафете. Девушка насыпала туда чего-то, а потом подошла к ближайшей около неё металлической сфере и наклонилась:
– Помогите!
Мы вчетвером взялись за шар и с большим усилием опустили его в трубу. Но никто из нас так и не понимал, как это нам поможет.
– Принесите пару горящих угольков из камина. Нужно зажечь фитиль, –Шен тут же кинулся в дом.
– Это сработает? – в сомнении поинтересовался Хорид.
– Когда верёвочка догорит, раздастся взрыв, который доставит бомбу до реки. Та в свою очередь уничтожит мост. Нужно только всё правильно рассчитать.
На улице уже послышались шаги и иноземная ругань. Нужно было торопиться. Наконец прибежал Шен. Он протянул совок с углями Синиде, но резким движением их перехватил Рид.
– Что ты делаешь?
– Это штука и нас здесь похоронит. Я не хочу умирать!
– Предпочитаешь позорное поражение достойной смерти? – сквозь зубы прошипела девушка.
– Лучше плен, чем разбросанные молекулы по всей трясине!
– Айзек, Шен, сделайте что-нибудь! Они сейчас будут здесь!
Всё это время я стоял в смятении. Теперь же нужно было принимать решение. Я вздохнул и подумал, как бы на моём месте поступил отец. После чего с силой саданул по совку, выбив его из рук мятежника. Один уголёк упал прямо под ноги Сини. Мы схватили Рида под руки, дабы он не мог ей помешать.
– Как только я подожгу, у нас будет секунды 3 – 5, чтобы зайти в дом. Иначе… Ничего хорошего в общем не будет. Давайте, прячьтесь, короче, – девушка подпалила фитиль.
Но 3 секунд, чтобы спрятаться, у нас не оказалось. Невиданный монстр выплюнул снаряд почти сразу. От неожиданности оглушительного взрыва мы упали на землю. Через пару секунд раздался второй, настолько громкий, что и вовсе лишил меня слуха.
Кое-как придя в себя, я поднялся. В ушах стоял звон, который заменил мне все остальные звуки, голова гудела. Я оглянулся.
Результат сильно превысил все наши ожидания. Разрушительной силы взрыв уничтожил не только хиленький мост, но буквально снес под фундамент половину домов в деревне, оставив после себя огромных размеров воронку. Выжившие тёмные эльфы дрогнули и обратились в бегство. Они явно не ожидали такого сопротивления от такой маленькой деревушки. И таких потерь.
Впрочем, орудию тоже досталось. Трубу разворотило, от неё на лафете осталось разве что третья часть. В голову забралась чудовищная догадка.
– Сини!
Она лежала на спине и была-таки жива. По всему её телу виднелись порезы и ожоги, особенно на правой руке, которой она поджигала. Подскочили очухавшиеся парни.
– Передайте отцу… Его изобретение сработало… Оно…
– Надо уходить, каратели идут сюда, – оглядывая окрестности прошептал Шен.
Карателями называли элитные подразделения тёмных эльфов. Они отличались хорошими экипировкой, материальной базой, отличной выучкой и высоким моральным духом. Этих уже так просто обратить в бегство не получится. Да и нечем. Было только непонятно, какого чёрта они здесь забыли? Бедные болота, за которыми расстилались такие же далеко не самые богатые районы государства. Цель эльфов была покрыта тайной.
Тёмные тут же принялись переправляться через реку в надежде нас достать.
– Скажите отцу…
– Сама ему скажешь, – успокоил я её.
Мы взяли девушку на руки и устремились к мосту.
– Оставьте меня…
На этот раз её прервал Рид:
– Оставлять героев врагу на растерзанье? Ну уж нет!
* * *
После того, как мы утопили второй мост, прошло около часа. И, если бы не раненая девушка, возможно, мы уже нагнали обоз. Но никто из нас не мог бросить человека, спасшего наши жизни на произвол судьбы.
– Наступление сразу после праздника, – нарушил гнетущую тишину Хорид, – Это они хорошо придумали, ублюдки. Знают, что полстраны напьется до беспамятства. А пока похмелье пройдёт, можно успеть немалые территории отхапать.
– Довольно низкий ход с их стороны. Убивать людей в праздник в честь Нариэллы – богини природы и всего живого. Это кощунство, – изложил свою точку зрения Шен.
– Историю пишет победитель, – неоднозначно ответил я.
– Кстати, а никакой Болотной дриады то получается нету, – вспомнил Шенниос, – Иначе она бы наверняка пришла уже за нами. Из-за того, что мы устроили. И деревьев столько положили…
В этот же момент грязь прямо под нами зашевелилась. Мы в недоумении замерли. Куски земли начали быстро слипаться друг с другом, и уже через мгновение перед нами стояла дриада, схватившая Синиду за больную руку. На её голове всё так же находился дивный венок, вплетённый в волосы, которые постоянно носит их народ. Потертые и кое-где разорванные куски одежды по-прежнему сохраняли некий стиль. А лицо было каким-то даже печальным и симпатичным. По виду и нельзя было сказать, что женщина только что появилась из грязи и была уже несколько десятилетий мертвая. Мёртвая, но способная убить.
Мы просто стояли в оцепенении и смотрели, не в силах что-то сказать или сделать. Слева от нас зашевелились кусты, послышались шаги. И ещё через несколько секунд мы все были окружены тёмными эльфами.
– Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь, жалкие людишки.
Один нервный лучник отчего-то решил пальнуть в дриаду. Стрела пробила её насквозь, не причинив практически никакого вреда. Ведьма зашипела и… И осыпалась безмолвными комьями земли. А уже в следующую секунду она оказалась у стрелка за спиной. Удар! И его голова покатилась по дороге. Дриада ухмыльнулась, слизнув с руки капли крови. Её глаза тут же наполнили азарт хищника и жажда крови.
Ещё пара смельчаков в ярости накинулись на неё. Тело женщины тут же была изрублено. Но… Раз! И она снова сзади одного из них. Рукой с длинными ногтями (хотя точнее будет сказать когтями) она легким движением пробила его доспех и… Смотреть на это у меня уже не было желания.
Ещё один передовой отряд, забыв за нас, бросился наутек. А дриада, нашедшая более жирный кусок, пока переключилась на них. Надо было срочно сматывать удочки.
Даже не очнувшись от всего калейдоскопа событий, преодолевая большую часть пути бегом, к утру мы всё-таки добрались до города. Из-за усталости мы ни на что не обращали внимание, и поняли, как сильно сглупили, подойдя к населённому пункту так близко, только когда нас уже заметили.
Город пал.
Глава 2. Мысли о свободе
Чужие и безразличные к миру глупых существ, воюющих с подобными себе, но от того не менее привлекательные яркие звёзды заполонили всё ночное небо. Недавно показавшаяся из-за горизонта убывающая луна, тихий шелест листвы и травы лишь усиливали тоску о бесконечно далеких днях свободы и счастья.
Я всё никак не мог поверить в происходящее. Сначала пленения мне казалось, что я только наблюдаю за своим телом со стороны. Ещё несколько дней назад у каждого из нас был свой уголок с уютными кроватями и тёплыми каминами или печами, где успокаивающе потрескивали поленья, заполняя комнату мягким танцующим светом, на столе или в погребе всегда стояла простая, но вкусная и сытная деревенская еда: отварная крупа, овощное рагу или бульон с небольшими кусочками мяса или рыбы и специями, в большинстве собранными на болоте. У каждого был свой надел, свои занятия, которые порой доставляли немало хлопот, но тем не менее кормили, поили, одевали и которые, по большей части были любимы жителями. Ну а в свободное от работы время можно было собраться с друзьями, весело обсуждая всякую чепуху, зайти в крохотный трактирчик, где заправляла добрейшая бабка Фроська, которая пекла вкуснейшие в деревне пироги, почитать книжки, так обожаемые мной и изредка доставляемые торговцем в виду их большой стоимости и, в конце концов, просто прогуляться по деревне или в её окрестностях, вдыхая прохладный воздух со сладкими ароматами ягод, готовящейся еды и листьев и наслаждаясь прекрасными пейзажами, что каждый день и ночь показывались перед взором словно в первый раз.
Теперь прошлая жизнь казалась мороком. Каждый день колонна угнетённых, погруженных в свои нелёгкие думы, проходили десятки вёрст под палящим Кайроном. После пересечения небольшого горного хребта, перед нами неизменно простиралась пустынная земля, на которой изредка произрастали ущербные кустики и такая же чахлая трава. Практически не меняющийся пейзаж всё время напоминал о постоянно мучающей жажде.
Пополнить запас жидкости в организме можно было лишь на нечастных перевалочных пунктах, обладающих колодцами. Но и тут всё было не так-то просто.
В первую очередь пили наши конвоиры. Потом они поили своих лошадей, которые тащили обозы награбленного добра. И лишь потом, наполнив доверху свои емкости и желудки, темные эльфы брезгливо и нехотя подводили нашу колонну к живительному источнику. Вот здесь и начиналась самое страшное.
Дело в том, что после вражеских солдат оставалось всего ничего чистой воды, которую можно было употреблять, а дальше шла лишь мутная жижа. И за пару вёдер воды начиналась настоящая драка, от которой поднималась пыль. Без того обессиленные люди растрачивали последние резервы своего организма за пару глотков, разливая при этом на землю чуть ли не половину отведённого пленникам.
Противнее всех и чудовищные своими поступками были наёмники. В своё время присягнувшие нашему королю сражаться до последнего человека и стрелы, они при первой же возможности, не удосужившись сделать хоть один выстрел, побросали оружие и попытались сбежать, не понимая всей серьёзности проблемы. Как и нас, их повязали на подступах к городу.
Впрочем, они были не сильно то опечалены этим и почему-то были уверены, что смогут договориться с правительством тёмных, дабы продолжить войну уже на их стороне.
Кроме них среди пленных, в основном находились женщины и дети. По сему, зная, что сила на их стороне, наемники не гнушались практически ничего. Само понятие совести или гуманности для них была чуждо. Без церемоний, они просто могли подойти и отнять весь немногочисленный паёк у больных или совсем маленьких детей, который выдавали раз в день и то весьма наплевательски, кидая под ноги четверть булки сухого хлеба или подводя к большому котлу нашу колонну, из которого воняло так, словно там помыла ноги вся их рать. То немногое, что оставалось после наёмников, мы были вынуждены черпать из посудины грязными руками.
Следствием такого положения случилось то, что уже через 2-3 дня такого похода большинство раненых или одиночек, которые не могли за себя постоять несколько часов подряд плелись в самом хвосте. После удара плетью арьергарда тёмных, они ненадолго приходили в себя, продолжая путь. Но вскоре просто падали на землю, не в силах подняться. Окружающие полуживые люди не обращали или не хотели обращать на них никакого внимания. Лишь замыкающие конвоиры педантично останавливали своих лошадей и возле каждого тела и… И повседневными и кажущимися ленивыми движениями перерезали глотки.
– Зелёный… зелёный воздух, что стелется у земли. Не вдыхайте его, не… он нас всех погубит… Разорвёт… разорвет изнутри лёгкие, которые вы выплюнете через считанные мгновения…
Синиде, которая лежала сейчас рядом со мной, с каждым днём становилось всё хуже. Небольшое количество горных лечебных трав, что удалось собрать моей матери, уже кончились, да и они практически не помогли. Из них нужно было готовить отвары и мази, чтобы они отдавали все свои полезные вещества. Обтирать всем этим руку девушки, вовремя срезать отмершие участки кожи и постоянно промывать, и перевязывать поражённую ткань, чтобы упредить появление инфекции.
Всё что было в нашем распоряжении – пара-тройка рваных грязных тряпок и совсем небольшое количество чистой, но не кипяченой воды. Практически всю жидкость, даже частично нашу с приятелями Сини жадно вливала в себя: её всё время мучили озноб, лихорадка и жажда. А словно назло забивавшаяся под повязку девушки пыль, поднимаемая впереди идущими, требовала постоянного очищения. Приходилось ухищряться и пускать в дело методы, непривычные в принятой медицинской практике.
Но несмотря на все наши усилия, Синиде с каждым днём становилось только хуже, что, если разобраться, неудивительно. Сегодня утром девушка не смогла встать сама, и нам пришлось всё это время буквально тащить её на себе. На привале, при смене повязки мы заметили, что рука Сини посинела. Пока мать осматривала и ощупывала конечность, мы, затаив дыхание, услышали лёгкий хруст. На наши вопросительные взгляды мать ответила, что с таким звуком из плоти выделяются пузырьки газа. На мой вопрос, что же это значит, она не ответила, с задумчиво-грустным лицом заматывая руку. Я не сразу понял, что после этого события, рану мы так и не промыли, а повязку не сменили.
Распутав конечность под сиянием звёзд и ярким светом Луны, моя мать отвернулась в отвращении.
В ноздри тут же ударил сладковатый гнилостный запах. Придя в себя, я нашёл в себе силы посмотреть на руку девушки. Помимо серо-синюшного оттенка кожи, который легко угадывался даже в свете луны, на конечности появились странного вида волдыри. И по выражению лица моей матери становилось понятно, что это было очень плохим знаком.
– Если хотите её спасти, найдите хоть малую толику алкоголя и небольшой, но увесистый и камень. Ах да, и еще пригодится пара прутиков.
Я хотел было спросить, как это поможет Синиде, но понял, что сейчас не самое лучшее время для болтовни.
Угрюмые и уставшие пленники расстелились среди каменистой почвы. Кто-то кимарил, прислонившись спиной к большим валунами, кто-то забрался прямо на них, а некоторые решили соснуть рядом с ними. Большинство людей даже не отвечали на просьбы или мольбы, не то, что уж делиться чем-то, что они смогли утаить от обыска стражников. Изредка встречались и те, что готовы были помочь, только ничем не могли. А были и те, кто попросту посылали нас в Бездну.
Наконец, нам повстречался один из знакомых Хорида, который отрешенно сидел, наблюдая за луной, раннее он был одним из лучших сыроваров. Его жену и внучку убили у него на глазах и возможно, поэтому он без колебаний отдал свой небольшой бурдюк с крепким самогоном, сваренным из болотных кореньев.
– Надеюсь, хоть вам это поможет, – тихо прошептал он, не отрываясь смотря на серебристо-голубой, спутник.
Несколько грязных палок нам удалось найти у больших валунов. Ну а за камнем вообще охотиться не пришлось: под ногами их хватало вполне.
Когда мы вернулись, Синида всё так же бредила. Но, к нашему удивлению, уже не на людском просторечии. Из её горячих потрескавшихся губ словно шелест листвы сочились непонятные для нас слова.
– Что это за язык? – в недоумении спросил Рид.
Ответом были только взгляды замешательства.
– "Красиво льющаяся речь, словно ручеёк в чащобе леса, словно мягкий шелест травы под лёгким порывом ветра…" – вспомнил я цитату из трактата по культуре различных народов. Интересующая сейчас меня глава была самой маленькой из всех, потому что те существа были самыми скрытными и загадочными из всех населяющих этот мир. Они очень редко принимали гостей, а проникнуть к ним незаметно было вовсе немыслимо, – Я думаю, что это язык дриад.
– Но откуда она знает его? – произнёс Шен интересующий нас всех вопрос, но мать потрясла головой и сказала:
– Сейчас нет времени думать об этом.
Она обвязала одну тряпочку около руки, вставив палочку перекрутила, туго перетянув руку Синиды выше локтя. А второй зафиксировала положение прута.
– Что… Что что ты хочешь сделать? – смог всё-таки выдавить из себя я. Конечно, ответ был очевиден. Остальные лишь опустили глаза в пол.
– А сам что думаешь?
Мои конечности онемели, в районе живота появилась пропасть. Немногочисленная баланда, подданная на ужин, попросилась наружу.
– Нельзя… Нельзя этого делать, мам! Это же Синида. Что станет с её мечтой?! Нельзя просто так взять и, не спросив человека…
– Если этого не сделать, – спокойным голосом ответила она, – Девушка умрёт уже к утру. Самое большее – к обеду.
На это мне нечего было возразить. Я силился придумать в ответ хоть что-нибудь, готов был ухватиться за любую соломинку. Но всё же понимал и так, что мать была права и что это – единственный выход. И я, вперив взгляд в разгоряченное лицо Сини, обреченно сказал:
– Она не выдержит… Я бы не смог.
– Синида сильная. Она справится… Должна справится.
Кое-как приведя девушку в чувство, мать приложила к её губам бурдюк с крепким напитком и приказала:
– Пей.
Девушка, давясь, принялась вливать в себя огненную жидкость большими глотками. Наконец, она оторвалась от ёмкости и устало и легла на землю. Мы, затаив дыхание, выждали пару минут. После чего моя мать произнесла роковые слова, от которых по всему телу прошли мурашки:
– Держите её.
Женщина вставила между зубов ничего не понимающий Синиды обмотанную деревяшку и достала невесть откуда взявшийся небольшой, но остро отточенный нож, которым она собирала травы, грибы и коренья. А в следующий миг сталь впилась в плоть девушки. Сини закричала и стала пытаться вырваться.
Сантиметр за сантиметром нож рассекал ещё живые, двигающиеся мышцы. Кровь постоянно застилала дно раны и матери, за неимением воды или даже тряпок, приходилось слегка наклонять руку, чтобы большая часть красной жидкости пролилась на землю.
Я представил себе, что испытывает сейчас девушка. Но никак не мог себе представить, как она справляется с тем, что её руку отсекают практически на живую, дав всего лишь несколько глотков алкоголя.
Когда мать добралась до кости, Синида всё-таки потеряла сознание от боли, погрузившись спасительное небытие. А мы все вспотели до нитки ни то от физической нагрузки, ни то от моральной.
Нож в конце концов сломался, выполнив свою грязную и отвратительную работу до конца. Мать ещё более получаса сидела, аккуратно зашивая рану. Спустя долгие, полные боли, страданий и отвращения минуты всё было кончено. Мать полила остатки конечности спиртом и, едва удержавшись от глотка, спрятала бурдюк у себя за пазухой. Я заметил, как сильно тряслись её руки. Измученные донельзя, мы, наконец, уложились спать, пытаясь поскорее забыть увиденное.
* * *
Пленники все меньше разговаривали друг с другом, погружаясь в свои нелёгкие думы. Перед сном я постоянно представлял, что моя душа избавляется от несчастного бренного тела и отправляется в путешествие. Преодолевая огромное количество прекраснейших пейзажей, каждый из которых с высоты птичьего полёта был похож на произведение искусства именитых художников, я раз за разом возвращался в свои родные болота. Где, развернувшиеся своими громадными кронами в ярких лучах луны, стояли одинокие акации, словно величественные памятники природы. Где, разрушая тишину стрекотали сверчки. Где только на горизонте виднелся город, и жизнь кипела и суетилась лишь вдали. Где можно было присесть на мягкий мох, откинуться на ствол ореха и, вздохнуть полной грудью, дать себе время подумать и помечтать.
По утрам я вспоминал те нелёгкие деньки летней поры, когда забот у простых крестьян-землевладельцев и скотоводов было вдоволь. Иногда мы пасли многочисленных коров, уходя в сторону города – подальше от топей. Изредка мы вставали ещё раньше, до восхода солнца и ходили на рыбалку или даже охоту. Но, чаще всего, мы отправлялись на поля и пашни, что были полны хлеба, овощей и ягод. Несколько часов подряд мы с шутками и разговорами перекапывали и пололи грядки, давили вредителей и, конечно, собирали урожай. Обед мы пережидали в островках тени, созданные прославленными стальными деревьями. Пили парное молоко со свежеиспечёнными булочками и фруктами. Иногда кушали бульон из говядины или дичи, аль даже уху. Частенько – несколько куриных яиц на брата, сваренных вкрутую. И большое количество овощей, если они уже появились на грядках.
Но больше всего мне запомнились напряжённые дни покоса. Поля хлеба раскидывались на многие вёрсты аж за огородами и в целом идти до них было около пары часов. Посему в жаркую пору из деревни на ниву уходили почти все мужики. Это было сродни посвящением молодых людей – коль взяли с собой, значит, признают, что ты стал взрослым. Хотя почти все женщины оставались следить за хозяйством да возить клячей харчи, но в последний раз, уговорив всю деревню, на поля напросилась и Синида.
Разница между нетронутой нивой и убранным пустым полем, в жатве которого ты сам принимал участие, поражало всякое воображение. Но главным было не это. Великолепным был сам процесс. Остро оточенная коса каждым заученным движением клала прядь хлеба на землю. Мягкий отвод инструмента, во время которого отдыхаешь, и снова резкий замах. И снова прядь хлеба послушно ложится перед твоими ногами.
На краю поля, сколько себя помню, сидела на ветках сова, повадившаяся лопать лёгкую добычу в виде полевых мышек. Смотря на нашу работу, она всё время ухала, словно отбивала каждый час дела.
Лёгкий ветерок и Кайрон играли с нивой. Ну а ночью поле погружалось в приятный мрак. Зажигались несколько костров, и самые близкие люди, понимающие друг друга с полуслова, принимались делиться новостями, байками и страшилками, пели песни, отдыхая и набираясь сил, уминая сытный ужин и готовясь ко сну на мягком снопе золотистой соломы.
– Эти ублюдки с каждым днём ведут себя всё отвратительнее, – вырвал меня из грёз Шен, пихнув локтем и указав взглядом на наёмников.
От скуки, усталости и безнаказанности у них буквально срывало крыши. За несколько дней они успели заручиться поддержкой конвоиров и те повязали стыдные белые повязки на их плечи. Во время перехода они в прямом смысле пинками и угрозами гнали толпу, ускоряя темп колонны. Оружие им конечно не выдали, но я видел, как они голыми руками свернули шеи двум женщинам преклонного возраста, отставших от строя.
За это предательство ночные жаловали им объедки со своего стола и даже немного выпивки. При этом алкоголь, как оказалось, действовал на наёмников, что красная тряпка на быка: они свирепели и в запале творили ужасные поступки.
Сейчас подвыпившие придурки встали в полукруг перед милой девушкой. Спустя несколько весьма грубых и ублюдских комплиментов герои-любовники решили пустить в дело другие свои способности, пытаясь увести сопротивляющийся девицу за кусты. Их пыл охладил камушек, что огрел одну из пустых тыкв предателей.
– Старик, ты какого хрена творишь?!
Пожилой человек опустил оружие, и сказал:
– Отойдите от моей дочери, засранцы.
Но наёмники, которые были по массе в два раза больше старичка только загоготали. А очухавшийся бандит, перестав щупать рану, попёр на незадачливого нападающего:
– Ах ты ж мразь…
От первого удара старичок благополучно увернулся. Но уже второй стал для него фатальным. Сам кулак, зарядивший в бок пожилого мужчины, не мог нанести большого урона. Однако, инерция удара оказалась столь высока, что дедуля опрокинулся на землю, неудачно ударившись головой о камень. Мгновение отделило жизнь от смерти. Бедная девушка тут же бросилась к нему, а наблюдавшая за всем действием толпа пленных лишь развернула головы в обратном направлении, делая вид, что никто ничего не видел.
В этот день, после происшествия, наёмники больше практически ни до кого не докапывались, и наша компания, включая приходящую в себя Синиду, смогли мирно поужинать хлебушком и послушать рассказ Шенниоса. Из всех нас он сохранял самый высокий моральный дух или хотя бы делал вид оного и всячески пытался подбодрить нас. Мне это не сильно помогало и после отбоя я снова отправился в мир грёз.
Новое место ночлега мало чем отличалось от предыдущего. Открытое небо, пара небольших костров дежурных конвоиров, и огромное количество песка. Лишь камни валяющиеся то тут, то там стали поменьше, а грубой полусухой растительности немного больше. Всё так же светили рассыпанные по небосводу звёзды, убаюкивая разум.
Пленники пали перед усталостью, их одолели тяжёлые и тревожные кошмары. Небольшой прохладный ветерок доносил звуки тихого плача; кто-то, пребывая в мире сновидений, звал маму.
Несмотря на это, мой разум быстро погружался в забытие. Я уже практически спал, когда в голову пришла сегодняшняя, а затем и вчерашняя сцена. Больше суток я всеми силами отмахивался от них, но в этот раз они решили заявить своё право на место в памяти и никоим образом не желали отступать.
Покрутившись, я всё же не выдержал и с горечью поднялся. Сон отступил, а ведь завтра предстояло пройти ещё бездна знает сколько вёрст… Вздохнув, я встал и немного отошёл от группы отдыхающих людей. Сел под всё ещё тёплый камушек и, облокотившись, устремил свой взгляд на россыпь созвездий, что призывно подмигивали, вселяя в душу хотя бы частичку надежды.
– Тоже не спится? – прошептал рядом тихий красивый голосок.
Вздрогнув, я обернулся и смог рассмотреть в полумраке Синиду, которая аккуратненько устроилась рядышком.
– Ты никогда не думала, что звёзды – это крохотные дырочки, через которые льётся свет из реальности?
Девушка покачала головой:
– Мой рационализм отвергает такие осуждения. Да и что в таком случае есть небо? Неведомая материя? А почему Луна меняет фазы?
Словно в подтверждение её слов из-за горизонта начало появляться убывающее ночное светило. Выглядело оно ещё более грустно, чем полное.
В раздумьях я опустил руки в карманы куртки и с удивлением обнаружил шкатулку с калимбой. Со всеми этими грустными сценами и думами я совершенно запамятовал, как при обыске охранник, проверив мои карманы, обнаружил её. А после, поморщившись, вернул обратно. Что, если подумать, не было так уж удивительно. Музыкальный инструмент, насколько я знаю достался мне ещё от прабабушки и с её молодости знатно потрепался. Вид у него был далеко не самый презентабельный.
Вынув калимбу из футляра, я тихонечко заиграл:
На город опустилась тьма,
Людишки похавались кто куда.
И холодна проклятая зима,
Но все мольбы уходят в никуда.
К нам повернулся один из охранников, моя кожа похолодела, я уж решил, что он-то отберет у меня инструмент. Но тёмный только зевнул и повернулся обратно к костерку.
И каждый здесь только за себя:
Схватить побольше, укусить врага,
Забыть про всё, кроме брюшка,
Да тема смерти лишь им близка.
Уверовав, что это не исправить никогда,
Вся плоть человечества болезненно пуста,
«Разумные» уничтожали всё-всё дотла,
И так на город опустилась тьма.
Лишь несколько не отвернулись от добра,
Звезды увидев свет издалека,
Борьба со слом отчаянна и тяжела,
Но есть ли в ней хоть смысла толика?
– Бороться нужно всегда – печально сказала Сини, – Я тебе скажу вот что: никогда не сможет победить лишь тот, кто не пытается.
Я, грустно улыбнувшись, убрал музыкальный инструмент обратно в карман. Вздохнул:
– Какой же здесь воздух… другой.
– Твоя правда, Айзек. Всегда хотела уехать из нашей деревни в город. Но теперь понимаю, что без деревьев, их шелестящих листьев, прохлады и свежести леса, этого чудного аромата не прожила бы и недели. И даже болотные топи выглядят куда лучше, чем это…
Луна поднималась всё выше. Стали быстро проплывать низкие прозрачные облака. Из-за них казалось, что небо было так близко, как никогда раньше. Стало холодать, и я машинально приобнял девушку, опустив свою правую руку на её. Однако, конечности, конечно, там не было. К горлу снова подступил ком.
– Как ты? – дрожащим голосом спросил я.
– Не беспокойся, – на удивление жизнерадостным тоном ответила Синида, – Из лука стрелять я всё равно не любила. Да и гончарное ремесло никогда не находила столь привлекательным.
Я лишь на долю секунды улыбнулся, потом задал новый вопрос:
– Но твоя мечта…
– Не всем мечтам суждено сбыться. Может быть, из меня бы получился отвратительный кузнец. И изобретатель. Создала бы ещё какую-нибудь гадость, с помощью которой один народ стал бы думать, что лучше другого. Может, так даже лучше.
Я понимал, что она немного лукавила. И заметил, как дрожала её нижняя губа, в отчаянии сдерживая слёзы. Но меня столь сильно поразил тот факт, что вместо того, чтобы разрыдаться и выплеснуть на своего ближнего весь тот груз, что свалился на её хрупкие плечи, Синида наоборот пыталась поддержать меня, что я пустив скупую слезу, приобнял её покрепче и сказал:
– Бороться так бороться. Ради вас я готов на что угодно.
* * *
Если кто позже бы спросил, как мы пришли к тому чудовищному разговору, я едва ли бы ответил. Казалось, только Шенниос травил байки, а в паузах между ними мать рассказывала про полезные травы, которые встречались у нас под ногами… И вот мы уже готовим заговор.
– Вы что, сейчас на полном серьёзе обсуждаете как убить людей?! –возмущённо произнёс до этого не проронивший ни слова Хорид – Да и ещё так подло и цинично? Видит дочь морей, я был о вас лучшего мнения.
Мы с Шеном переглянулись и стыдливо уставились в землю. Синида после небольшой паузы тихо сказала:
– Ты думаешь, нам самим нравится эта мысль? Думаешь, мы хотим стать убийцами?.. Идти нам ещё неизвестно сколько и, даже если за это время они так и не доберутся до нас, представь, сколько людей может пострадать.
– Возможно ты права. Я говорю «возможно». Но убивать…
– Рид прав, разве мы имеем право лишать кого-то жизни? За вас я, конечно, горой, но…
– Мы можем их не убивать, – неожиданно вступила в спор мать, – В этих пустынях растёт одно интересное растение – рабскар-колючка. В её соке содержатся вещества, подавляющие волю. Некоторые несознательные работорговцы им пользовались ранее. Не так давно её запретили на вече архимагов. Она просто сделает так, что недруги будут витать в облаках в ближайшие три дня и никому не причинят вреда. Думаю, если вглядываться повнимательнее под ноги, она нам попадётся.
