Дмитрий Артёмов
Неядерная весна
Как это – «медик, взявший в руки оружие, перестаёт быть неприкосновенным». А кто позволил стрелять в нас, ещё и добивая? В каком-то мраке сознания ведь добиваю двоих раненых немцев их же оружием.
Затащить погибших ребят из моей медгруппы на броню «трофейных колёс» уже нет сил. Собираю личные номера, остатки медикаментов и фляги с водой. Рация на нашей машине разбита, пробит радиатор. Потому осталась последняя надежда – на трофейном, «двести двадцать втором» броневике, гнать к своим.
В каком-то тумане добираюсь до ближайшего «опорника» на дороге. Я не услышала, как стреляют по колёсам – остановив машину, при виде своих, меня била истерика…
Так страшно не было даже в Дьеппе, в 1942-м31, когда догорали на рейде десантные баржи, на берегу виднелись безмолвные и бесполезные громады брошенных танков «черчилль». Прибой швырял серые бугры трупов канадских солдат, а по берегу, под пулемётным огнём, ползала уже штаб-сержант медслужбы коммандос, со свежей дыркой над ключицей, оттаскивая раненых на катер…
Как по мне, очевидный оскал смерти виден тогда, когда враг стреляет в упор, и ты видишь его лицо. А так, в основном, это игра в лотерею на выбывание – не бомбой, так снарядом. Прогресс же двигает традиции воинских поединков и добивания безоружных. И сейчас мне, видимо, повезло…
Меня разбудил утром этот лысоватый француз по имени Анри. При осмотре головы чувствовался опытный полевой хирург – проверял наличие повреждения тканей и костей, проверял рефлекторные реакции. Он вводит обезболивающее шприцем в вену и даёт мне упаковку уже таблетированных анальгетиков.
– Сильно не балуйтесь, пейте по инструкции. Старайтесь больше спать при вашей травме, но, как я вижу, вам не привыкать.
Ох ты галл лукавый – потрясти бы тебя за жабры, где воевал, а! То ли в армии Франции до разгрома в 1940-м, то ли у этого любителя мемуаров де Голля, то ли вообще у Петена. А может вообще у немцев? Потрясти бы тебя…
– И ещё – строго-официальным тоном обратился он – через десять минут к вам пожалует гость. Он не от этих бандитов, и не из полиции, но именно он спас вас вчера.
Это уже становилось интересным. Козырный туз с везением, да в такой глуши и с такой оперативной обстановкой просто так тут бы не объявился. Либо по душу этих «часовых», либо насчёт Вацлава. Последнее меня не устраивает – не люблю оправдываться. Придётся вешать лапшу на уши и задействовать всё своё обаяние, хотя какое оно у старого солдата, да женского пола?
ГЛАВА ШЕСТАЯ. НА БОЛЬШУЮ ДОРОГУ.
Капитан снова проснулся за двадцать минут до намеченного времени. Привычки старого солдата прочно въелись в него. Он оглядел комнату, заправил кровать, обшарил тумбочки и шкафы. Всё было в порядке, обнаружились даже чистое мужское исподнее и полотенца. Перебора нет. Тишина, нарушаемая криками утренних петухов за окном, давила на осознание вчерашних событий.
Переодевшись в «новый» костюм он спустился вниз, в ванную комнату. Душ освежил сознание, но никуда не делось чувство неопределённости.
В коридоре он встретил Конрада.
– Хорошо отдохнул?
– Спасибо, замечательно.
– Пойдем на кухню, завтрак уже ждёт.
Забота и впрямь удивила. На широком столе стояли свежесваренный кофе в кофейнике, варёный картофель и тушёнка из вчерашних трофеев.
За завтраком начались заходы расспросами издалека.
– Парень, я догадываюсь, что ты сюда не просто так пожаловал. Тебе явно нужен был не «Капитан».
– И что?
– Я закрою глаза на твои дела, но тут в героя-одиночку ты сыграть не сможешь. Нужны будут оружие, деньги, документы.
– Вместе пойдем грабить кого или я один? У меня и так на примете два ствола тебе продать. «Товар-деньги-товар», как говорил один известный бородач.
– Правильно смекаешь. Грабить пойдешь один, но не советую так. Бабу эту возьми, что у Анри отлёживается – из разговоров боевиков явно шли намёки, что там фронтовик с опытом.
– Ого. А сам, кстати, где был?
– В Киле служил, в подводном флоте. Как Дёниц на войну резолюцию наложил в мае 1945-го , будучи «картонным рейхспрезидентом»32, спасая себя, так я сюда к тещё и уехал. Дом наш в Киле англичане разбомбили, вдовствую. А теперь приходится промышлять противозаконным. Оккупационные власти запретили держать людям оружие здесь. Ну а ты уже успел заметить, как здешние мужики его расхватали – только дай возможность. В общем торгую оружием, скупаю, ремонтирую. И люди довольны – каналы поступлений устойчивые и солидные. И расчёт в долларах организовать не проблема. Но просьбы к тебе – не залезай в мои ящики в гараже. У тебя своя жизнь, у меня своя. Да тёщу мою, фрау Марту, не беспокой сильно. Эту псевдоказарму с санузлом на втором этаже полностью забирай под своих людей, если ещё кого найдешь. Кормёжка – на трофеях, овощи только наши, с нашими мужиками поторгуйся – свежее мясо и молоко будут. Я освобожу гостиную после этих девок, ты видел кто тут был – мерзости в гостиной в избытке, подели девок на количество мужиков «капитана» и додумывать не надо, что их не только за хорошую стрельбу «капитан» тут держал… А то нормальным людям ни посидеть, ни поговорить, ни патефон послушать. Лишь бы тут тихо было.
– А с тёщей-то что?
– Болеет она – как давление шарахнет в голову, так хуже ведьмы делается, на людей кидается. А так женщина хорошая и талантливая. Раньше во Франкфурте полиграфистом она работала – почти любой документ подделать не проблема для неё.
Полноценная база разведгруппы, да с устраненными проблемами быта, подготовилась сама собой. Осталось только найти людей. Михалыч будто бы гадал на удачу. Но Вацлав…
– Замечательно. Давай к делу – кого потрясти надо? Кто тут ещё на большую дорогу вышел?
– Тут километрах в двенадцати на северо-запад есть хутор лесорубов. Окопался там с бандой один искалеченный, по имени Зигмунд. Мужики у него то ли из СС, то ли из фольксштурма, возможно что «вервольфы». Живут вырубками леса на частный заказ – кто-то их прикрывает, но без оружия на работы не ходят. Вооружены крепко, периодически грабят американские автоколонны на дорогах, грабят железнодорожные составы, а потом торгуют награбленным. Этот калечный мне крепко задолжал за стволы, да ещё здесь цены сбивать вздумал. Лучше всего, чтобы их вообще больше не было. Да и Гюнтера, этого выродка, бы надо придавить с его дружками.
– А это кто?
– Предводитель местной банды уголовников. Кроме как сдирать деньги за работу своих вышибал в пивных и таскать из квартир всё, что не заперто, они не способны. Этот же Гюнтер – фраер в белом – меня всё пугает убийством за то, что я им серьёзные стволы не продаю. Они нарушают баланс жизни здесь. Ты их узнаешь сразу – одеваются как глупые нищие, во что красивее, но крыса и та честнее их. Хотя…в лесу есть люди, которые с этими отбросами нашли друг дружку. Будь осмотрительнее. Ну…пойдём – покажешь, что хочешь спихнуть, да есть подарок для тебя – задаток на большое дело. Тем более мне надо разжиться взрывчаткой – просили хорошие люди. Найдёшь – ещё кое-что будет от меня.
Капитан «спихнул» Конраду «ли-энфилд» и «стэн» без патронов за четыреста долларов. «Неплохие ценники при таком изобилии лихих людей в лесу» – усмехнулся капитан. Конрад же неожиданно вручил комплект нужных мелочей – сапёрный щуп, отмычки, комплект шомполов и отвёрток для ремонта оружия.
– А щуп зачем?
– По лесам полно мин. Кто минировал – и боги не в курсе. Вермахт, СС, «вервольфы», а может и американцы или эта чернота без лиц. А то уходят люди по грибы и находят через месяцы после них то, что осталось рядом с воронкой. Весёлые леса у нас. Буди свою даму. И на кофе пригласить не забудь, кавалер.
***
Анри широко улыбнулся и закартавил на немецком:
– Герр, там всё почти замечательно – касательные ранения и контузия не нарушили функции мозга и нервной системы фрау. Но она нуждается в отдыхе. И хорошем отдыхе – и телом, и душой. Мне показалось, что она меня убить даже хочет. Нет там веры в хорошее совсем. Можете забирать её.
– Хорошо, предложу остаться здесь – Конрад радушно согласен, а там посмотрим, как всё будет.
Открылась дверь медпункта и капитану предстала дисциплинированно сидящая на кровати, как школьница на уроке, сложив не по-женски крепкие руки на коленях, жгучая, отлично сложенная брюнетка, при явной стати военной выправки и с подбинтованной головой.
Капитан обратился к женщине на немецком.
– Доброе утро, фрау. Как себя чувствуете?
Фрау начала облаивать на повышенных тонах на немецком, причём с акцентом:
– Замечательнее некуда! Ты откуда выпрыгнул такой? Если ты не с Вацлавом был, то кто ты? Если из этих тварей, то кончай и не тяни!.. – она схватилась за затылок, поморщившись.
– Не пыли и не дёргайся – с контузией не шутят. А поговорить нам надо. Судя по разговорам «Капитана» и его людей ты в планы казни не входила. И на полтона ниже, пожалуйста.
– Хорошо – тон разговора приобрёл спокойно-ехидные оттенки. Скажите – кто вы, что вам здесь нужно и почему меня не расстреляли?
– Слишком много вопросов. Но пока буду спрашивать я, учитывая, что я тебя сюда притащил и Анри весьма любезно согласился оказать тебе помощь. К тому же не советую бунтовать – я с оружием, а ты нет. Имя?
– Элизабет Джеймс Сандерс.
– Американка?
– Да.
– Что делала у Вацлава?
– Я на него…– последовала короткая пауза – работала. Ранее проходила службу командиром взвода в 82-й воздушно-десантной дивизии и во 2-м батальоне рейнджеров Армии США, лейтенант.
– Уволена в запас?
– Нет. Три недели назад бежала из-под стражи военной полиции. Перед учениями была арестована за избиение полковника из штаба 5-го корпуса, а в тюрьме забила насмерть капитана военной полиции – приставали ко мне, козлы. Ну и пришлось в бега, без денег и документов… Вацлав меня нашёл сам – помимо ремонта электрооборудования они искали какие-то тайники в городах, в канализации – знаешь, прячут всякое в пустотах под слабыми кирпичными кладками… И вот теперь работодателя нет… Слушай, а тебе не нужен напарник?
– Тебе прямо без разницы на кого работать?
– Мне нужны деньги. И много денег. А затем поддельный паспорт, билет на теплоход… Я же вижу, что ты не из военной полиции или контрразведки. Не американец, не англичанин. Русский, немец, австриец, поляк, чех – вполне вероятно.
– Угадала. Я русский, капитан разведки. Будешь работать на меня?
– Ого. Один капитан сменился другим. У меня, знаешь ли, выбора нет. Мне нужны деньги и много денег, чтобы перебраться в Мексику. Триста долларов в неделю устроит? Хорошо, двести… И будешь ты Капитаном с большой буквы – с оттенком флирта заговорила женщина.
– Для начала сто пятьдесят. И так тут у нас кормят задаром, есть место и поспать, и помыться. Анри только денег просит, стервец. Как покажешь себя в деле – будет и двести.
– Деньги вперёд!
– Держи свои тридцать сребреников, чёртов наёмник капитализма! – капитан протянул деньги – А теперь пошли работать – тут меня хозяин дома поднанял. Сплошной криминал…
– Надеюсь на панель меня не поведёшь, как сутенёр, а?
– Не мечтай даже, дорогуля – работаем по специальности.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ГНОМЫ-УРОДЦЫ.
В лес проще и надёжнее было уходить «своими ногами». Не изжитая привычка со службы в погранвойсках и «забросок» в партизанские отряды – изучать на своих двоих район своей тяжёлой и неблагодарной работы, весьма не терпящей неосновательности и непоследовательности, для капитана здесь возводилась в способ реализации задач.
Рядом кряхтела, но шла Лиза, навьючив на себя «стэн» с четырьмя магазинами, пару ножей, три гранаты и аптечки в рюкзаке. Капитан же взял с собой «плевательницу» с глушителем, «люгер», обнаруженный в барахле «Часовых» американский стилет М1917 и всё тот же сапёрный щуп. Уход в шелестящую неизвестность при трёпе заказчика не внушал хороших мыслей.
Хорошо разъезженный просёлок через семь километров от Кугельдорфа двузубой вилкой разветвлялся под придорожным белым указателем со стрелками дорогой на егерский кордон и Хаазебург. С дороги открывалась уютная картинка – в метрах пятидесяти от просёлка стоял аккуратный каменный колодец на фоне солидно чернеющих, на фоне набирающего цвет весеннего леса, кордона и построек рядом с ним. Рядом же с аккуратным и ухоженным кордоном не было внешних признаков присутствия хозяина.
«Основательный призрак тут живёт. По лесам тенью ходит. Быть бы нам живу – подумал капитан».
Дальше в лес дорога упиралась в тупик вырубки, вправо от которого уходила на северо- запад извилистая тропа, пугая падающим на дорогу предвечерним солнечным светом, в конце которого, посреди чернеющего леса, белела перспектива спуска по тропе – дорога на тот свет, не иначе.
Назидание же Конрада о воронках и мёртвых грибниках через четыре километра тропы, уходящей вглубь леса сужающейся лентой, получило воплощение – в полусотне шагов от тропы виднелась воронка и разбросанные вокруг ошмётки штатского тряпья. Через двести шагов подобное повторилось уже на противоположной стороне тропы.
Тропа хоть и была сравнительно натоптанной и позволяла проехать в одну сторону даже машине, но чувствовалась рука опытного войскового разведчика, упрямо не желающего посвящать тихих и работящих бауэров в свои маленькие секреты. Отход от тропы означал смерть – засевшим в лесу было здесь закономерно выследить любого чужака, не опасаясь флангового обхода или засады. Опять же это напускало на обывателя флёр запретности леса, порождало тему для разговоров за семейным ужином и в пивной в узком кругу.
В конце тропы виднелась поляна, и по лёгкому поветрию капитан ощутил запах пиленого леса с примесью прели, костра и готовящейся пищи.
За изгибом подъёма капитан остановил Лизу. Та скабрёзно ответила.
– На ласки при людях я и не рассчитывала от тебя, чертов негодяй. Да и коллектив на этой полянке сидит явно грубоватый – того и гляди палить начнут.
– А ты всё напрашиваешься? Я-то в штатском – сойду за заблудившегося. А тебя ведь пристрелят бауэры в таком-то барахле.
– И то верно. А вот и тихие бауэры с орудиями труда – она кивнула в сторону бородатого мужчика с МР-40 на плече, дымившего сигаретой на тропе и лениво шедшего к поляне – очень пасторальный хуторок здесь, оглядеться бы.
Пригнувшись, они рывком отбежали от тропы влево и залегли на травянистом пригорке.
Открывшийся вид действительно напоминал нечто из романов про средневековье. Стояло два больших дома из выдержанного и обработанного пропиткой соснового бруса, с высокими крышами из каменной черепицы, при каменном колодце, и здоровенном сарае – явно под большое оборудование – и банальной клозетной будке у крепкого, в пять поперечин, ограждения хутора. В стороне темнели круглыми спилами штабеля из брёвен. За сараем идиллия разбавлялась современностью – стояла механическая пилорама с нагромождением щепы и сгнивших горбылей. Каменные трубы на домах основательно дымили – хозяева готовились коротать здесь вечер в тепле и при горячей пище, ибо влажный лес весенним вечером здесь пробирал до костей.
Но по периметру, прихрамывая, топтались возрастные мужички в бестолковом гибриде одежды из немецких полевых кепи, ССовских камуфляжных курток и американских форменных полевых брюк с ботинками, вцепившись в оружейные ремни пресловутых МР-40 и маузеровских карабинов Кар98 на плече.
– Лесные гномы какие-то. Только не мирные, ни на цент – зло прошептала Лиза.
Капитан без лишних колебаний отстранил от себя пистолет-пулемёт и «люгер», и вытряхнул из карманов пиджака всё содержимое, спрятав стилет под него.
– Ты совсем чокнулся! – чуть не в сдавленный крик отреагировала Лиза – в одиночку идти к этим дуракам…а, впрочем, дурак дурака…
– Да что-то крутит этот Конрад. Нас послал белым днём под стволы, а сам отсидеться хочет. Пойду-ка поговорю с этими гномиками.
Капитан отполз к дороге, к началу подъёма, встав и отряхнувшись, пошёл к хутору. Дрожи в ногах он не ощутил – обволакивающая пустота равнодушия к привычной работе и неизвестности не давала повода для волнения.
– А ну стоять! – бородач у ограждения скинул с плеча МР-40. Ты зачём припёрся сюда, бауэрская харя?
В ответ капитан разразился отборной руганью:
– Ты на себя посмотри, солдафон. Тоже мне порядок и пруссачество – распустил вас Зигмунд здесь. А ещё солдаты германской армии!
– Ты мне зубы не заговаривай! – огрызнулся бородач – Германской армии четыре года как нет. Что от Зигмунда нужно?
– Так, кое-что есть – предложить дельце хочу, чтоб вы не спились тут к чёрту – с напускным весельем ответил капитан.
Бородач откашлялся.
– Иди уже, меценат хренов. Только оружие оставь, а то…
– А ты будто и не видишь, что я пустой пришёл. Где ваш герой войны?
‑ В доме слева.
Капитан спокойно пошёл к средневековому приюту нынешних бродяг-лесовиков. В дверях его чуть не сшиб высокий белобрысый парнишка с винтовкой.
– Полегче, медведь! Хозяин здесь?
– В соседней комнате…
В комнате, на кровати сидел в поношенном СС- овском камуфляже мужчина средних лет с перерубленными глубоким шрамом напополам носом и правой щекой, и будто прилепленной к этому шраму по всему лицу изрубцованной кожей. Плетью свисала левая рука без двух пальцев.
Он поднял глаза на внезапного гостя.
– Что? Испугался?
– Знаешь, и не такое видел – война на всех одна. А ты никак танкист? Курск, Украина, Арденны?
– Почти угадал – шрам на правой щеке пополз вверх – у Балатона, в сорок пятом, новые русские «самоходки» – «сотки» подпалили. Командирский прицел вбило в лицо, да так, что резина пригорела к рылу, да из экипажа один я выжил.
– Ты, стало быть, Зигмунд?
– Да пойди, да поищи красавца такого по всем здешним хуторам. С чем пришёл?
– Да один лысенький на тебя жалуется – ехидно, с тенью презрения об объекте разговора, начал капитан – мол цены ему сбиваешь, работать не даёшь, угрожаешь.
– А-а, тебя Конрад сюда прислал? Передай этому раку глубоководному, что я никогда никому не угрожаю, я только предупреждаю, либо убиваю без обсуждений. Так ему и передай – был сделан явный акцент на повторе смысла, для пущего понимания – да и к тебе это тоже относится.
– Полегче, танкист. Или тебе Балатон напомнить? Тише будь!
– Ох ты, матерь божья! Неужто русский? Ещё ведь та у тебя, неарийская, рожа. Да и на власовца или отребье непонятной нации из «ост-батальона» ты явно не похож. А тут их в такой глуши пару лет назад тьма была – ещё та весёлая братия. Подонки и хапуги промеж себя. Сколько их тут в лесу лежит, уже и не знает никто.
– Так уж и заметно, что русский? Хочешь продолжить обсуждение моего рыла или что-то ещё есть на уме?
– Нет. Я же вижу, что ты парень бойкий. Припёрся один с голыми руками, без оружия, ещё и угрожаешь. Не боишься моих парней – вмиг голову свернут!
– Мне хватит. Да и ты в Вальхалле окажешься раньше, чем они добегут. Распустил ты их тут – по лесу близ хутора с оружием в открытую ходят и окурки швыряют – лес бы не спалили.
–Да не пугай, парень. Давай поговорим как солдат с солдатом. Чего ты связался с этим морячком придурковатым? Он злится, что я увёл у него часть покупателей – так он сам виноват, нечего заламывать ценники за барахло, которое и не отлажено, и не пристреляно. Не уважает рынок, да и дурная голова его мне ни живой, ни мёртвой не особо нужна. Работать надо за покупателя, да побочных людей привлекать с руками и мозгами, чтобы делали товар лучше. И люди есть в лесу, с нами работают над товаром.
– Мыслишь прямо как директор завода Круппа.
– Жить надо уметь. А этот дурак даже с бандитами Гюнтера договориться не в состоянии. Догадался ещё поселить у себя каких-то ублюдков в чёрном – наверняка для защиты себя приберёг. А тут утром мой человек пришёл – так в городке была стрельба, на кладбище четыре новые могилы, а в лесу пара общих со свежими холмиками. И эта чернота вообще исчезла, а то там охранение они выставляли. Мужики городские сплошь пьяные как свиньи и не говорят ничего. Чертовщина какая-то! А тут ты ещё, лихой.
– Так я теперь у Конрада живу.
– Ну…крутоват ты. А Конрада не слушай – ему за себя, да за полоумную тёщу страшно до жути, он как силу почувствует, так сразу готов продаться, тряпка он. Хочешь заработать? Да и оружие перепадёт.
– Уболтал ты меня, танкист. Предлагай дело!
– Есть у меня заказчик. Ему позарез нужно «печенье» в хорошо спрессованной упаковке…ну ты понял… А тут мне дали информацию, что мимо Хаазебурга, на трассу к Хольцбургу повезут как раз эту кондитерскую продукцию и надо бы потрясти эту «радость детям».
– А сам чего не возьмёшься? Конрад говорил, что ты американцев трясёшь на дорогах периодически.
– То да, но тут что-то неочевидное с охраной, будто «на живца» ловят кого. Сам конвой слабенький, но в прикрытии, арьергардом, какие-то отморозки до зубов вооружённые поедут, со стороны Франкфурта. Что-то там не то. Ты парень лихой – и перехватить груз успеешь, и исчезнуть. А нам тут жить ещё. Перехватишь – заплачу разом три тысячи долларов. Как ты понял, не оккупационными фантиками.
– Согласен. Намётки есть на маршрут?
– Смотри – Зигмунд развернул карту , повёл карандашом – по маршруту вам будет фора – заглохнет мотор на одном из грузовиков. Чистого времени до выхода к дороге у вас – шесть часов, тем более в сумерках ломанёте груз наверняка. Иначе груз уйдет с концами в леса и не найдешь его.
– Охрана?
– Учитывая головную и замыкающую машину охраны, водителей, старших машин – человек двенадцать-четырнадцать, может быть немногим больше. Но ребята подготовленные, поэтому место засады тебе наметил – карандаш снова заскользил по карте – вот здесь, у поворота через мост. Мост минируете и подрываете голову колонны на пикапах. Два последних грузовика не трогать – взлетите на воздух к чёрту. Возьми, чтобы голова не болела от вводных – Зигмунд свернул и протянул карту.
– Силы не равны, да подопечные не новобранцы. Да груз и впрямь «веселье детям».
– Да не бойся. Дам я тебе своего парнишку для верности. Дорог как сын, стервец, но минёр от бога, не подведёт… Ларри! – калека крикнул в коридор.
На пороге появился тот же белобрысый высокий парнишка с набитым ношей рюкзаком и американским «энфилдом» 1917 года.
– Да, фатер!
– Пойдешь с этим мужиком на мост на дороге от франкфуртской трассы, засаду на колонну делать будете. Слушай его беспрекословно, минируй мост капитально, чтобы я тебя живым видел. Ступай!
Капитан и юноша вышли во двор.
– Ну что, герой, пойдем воевать?
– Да было бы с кем, мой фюрер.
– Зови меня просто – Капитан. Всё выполнять беспрекословно и не обсуждать.
– Класс! Как раньше, в гитлерюгенде!
– Что-то не нравится?
– Да всё нравится – давно не стрелял, да и надоело тут, на хуторе. Я в вашем распоряжении, Капитан!
***
Новый боец в подчинении Капитана даже обрадовался неожиданному появлению Лизы, вышедшей к лесной тропе.
– Фюрер, да вы с эскортом! Я начинаю ревновать…
– Ревновалку отрасти сначала – отпустила реплику Лиза.
– Ой, да какие мы, а… Нормальный человек в этот лес не пойдет.
– Ну да, тряпьё с кровью через дерево висит – вмешался Капитан – будто маньяк какой-то минировал.
Ларри в ответ только лукаво хмыкнул, будто заткнувшись по команде.
Через сорок минут на тропе их встретили явно тревожные мужчины в гражданских костюмах. Их было шестеро. Предводитель явно выделялся идиотско выглядящим белым костюмом посреди леса.
«Ну да, фраер в белом и на выданье» – подумал Капитан.
Из-за спины зашептал новобранец Ларри, нащупывая в кармане «Вальтер PPК» .
– Капитан, это Гюнтер пришёл – грохаем их не раздумывая и уходим. Они за оружием к нам пустые приходят, а тут свора до зубов…
– Вижу. Посмотрим на ребятишек для начала.
– Не валяй дурака, Капитан – подала голос Сандерс, поправив на плече «стэн» – Я с Вацлавом пару таких задавила в Хаазебурге – может и по мою душу припёрлись…
«Фраер» в белом начал разговор, нарочито растягивая слова. Капитан даже улыбнулся –уличная шпана из подворотни, с которой он дрался ещё в Ярославле, не отличалась нравами. Разница лишь была в месте, вещах и другом языке.
– Здравствуйте, молодые люди. Неожиданно видеть в столь поздний час такую компанию.
– И вам добрый вечер. Извините за краткость, но нам некогда – ответил Капитан «женишку» медленно подходя к нему навстречу.
–Некогда? Хотя бы представьтесь и не хамите присутствующим. Я Гюнтер Цвишен, хозяин этих прекрасных угодий.
– Да ради бога. Я – Пауль Зауэр из охотничьего управления земли. А это мои проводники.
– Проводники? А вы в курсе, что здесь деньги платят за вход в лес?
Капитан, понимая, что надо выиграть время и внести оторопь, сказал по-русски.
– Я в курсе. Вход-рубль, выход-два… И был ты никем, и звать тебя «никто».
Нож с противным хлюпанием аккуратно вошёл в живот Гюнтера. Последовал второй удар и сдавленный крик главаря…
Спутники «хозяина лесов» запоздало защёлкали проворачиваемыми из пазов-предохранителей затворами МР-40…
Ларри одним ударом пистолетной рукоятки по голове вырубил рядом стоящего с ним бандита, второму, без колебаний, дважды выстрелил в лицо, прицельно добивая первого «ушибленного»…
Сандерс дала длинную очередь из «стэна» по ногам второй пары бандитов. Те с криками упали. Лиза буднично подбежала и добила кричащих о пощаде одиночными в голову…
Шестой из своры даже не пытался стрелять и побежал. Он и не понял, как правую ногу будто прижгли раскалённым ломом…
Капитан склонился с ножом к бандиту, закричав по-немецки.
– Говори, собака – кто навёл и зачем? Говори, тварь!
– Это нас американский офицер контрразведки из комендатуры сектора «Е» послал за бабой. Заплатил тысячу задатком, сказал, что её увезли в лес к Зигмунду. Мы её зацепить хотели и уйти…
– Где и кому должны были отдать её! Говори!
– В Хаазебурге. Его зовут Смит…
Красный свет в сознании бандита сменился чёрным. Потом ничего не стало…
…Капитан повернулся к Сандерс, оттащив трупы в кусты.
– Знаешь такого офицера?
– А вот представь себе – Вацлав получил на него информацию от местного торгаша, как раз перед нашим похищением, что у этого Смита какие-то важные документы на квартире в Хаазебурге будут. Срок появления таковых не известен – с учётом наших пыток «Часовыми», ориентировочно через три дня. И что-то готовится серьёзное.
– Чёрт с ними. Работаем по заказам. До утра бы дожить в этом дурдоме. Держи вторую пачку «баксов» – Капитан достал из-за пазухи доллары с убитого Гюнтера.
***
Перебрали снаряжение – образовалось несколько дополнительных пистолетов-пулемётов, гранат и ножей. Особенно внушал неожиданно оказавшийся здесь финский «Суоми-34», который достался Лизе. Ларри повёл ребят окольной тропой, к дороге, выходящей на автобан на Франкфурт. Лес он знал, как свою старую детскую комнату во Франкфурте – сам же минировал «противопехотками» этот район, сам же после подрывов растаскивал по болотам и чащам трупы заблудившихся бауэров, полицейских, да и русских «дважды дезертиров» из вермахта, прятавшихся в этих лесах с мая 1945 года.
Но горячий жеребец снова навострил глаз на Сандерс, но получил жёсткую отповедь.
– Что, мальчик, «пробочка» не сорвана? Я её тебе вместе с яйцами оторву – бегать и ловить их будешь потом.
– А ты сама-то, что за Капитаном плетёшься? Небось тоже голодная, как сто кошек?
–Заткнись, засранец!
–Эй, вы оба – обоих грохну за трёп! – осадил Капитан.
К сумеркам Ларри вывел Капитана и Лизу к дороге у моста. На противоположном берегу осушённой реки, упиравшейся когда-то в болото, стояли развалины двухэтажного дома. Ларри, осмотрев мост, грубо окликнул, размахивая винтовкой.
– Прикройте мою задницу, да от греха подальше – тут работа слишком тонкая.
Капитан и Лиза заняли позиции справа и слева, навстречу направлению движения колонны.
Ларри неторопливо, подсвечивая фонариком и работая малой лопатой, ставил на мост две мощные противотанковые «теллермины», привязывая их за самодельные колья и ограждение моста, для устойчивости, маскируя эту конструкцию кучей песка в выбоины настила. Он знал, что мост готовился к взрыву ещё во время войны, но озадачивал риск несрабатывания старого заряда под настилом. Через десять минут он подошёл к Капитану.
– Мой фюрер, я всё сделал! Чувствительность взрывателей подкрутил до срабатывания на вторую машину.
– Занимай позицию в доме. Как рванёт – кончай их всех, кто выскочит.
Уходя через мост, Ларри услышал.
– Лиз, отдохни пока – ждать долго.
«Лучше бы ты её трахнул. А я бы полюбовался» – подумал Ларри.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЛАРРИ (ГЕРХАРД ШТОГЕЛЬ).
Я оставил эту парочку ворковать и мне плевать, что они там думают и каким местом. Моё дело здесь – устроить крошево по приказу, насладиться войной в полную силу. Иной раз я ощущаю себя маньяком, потому что за последние шесть лет я не видел почти ничего запоминающегося, кроме периодических убийств. Постоянно наблюдаемая смерть от пуль, гранат, снарядов и бомб, где грабежи, кражи, вымогательства всего лишь разбавляют сюжет этой затяжной пьески. А сейчас это всё посреди вроде как мирной Европы, где, судя по трёпу по радио, вот-вот опять полыхнёт. Только бы приткнуться куда – после этого чёртова «тысячелетнего рейха», которому было отпущено всего ничего даже по человеческим меркам и всего маршево-лозунгового мотива существования, что оказался блефом кучки кретинов, я потерял всё. Нет ни родного отца, ни матери, ни сестры – остался названый, покалеченный отец и тот в «лесниках» с автоматом. Вот и рыскаю как крысёнок по бандитским «малинам», хуторам, лесам, болотам и делаю то, чему научили в этом клятом рейхе.
До войны мы жили весьма неплохо в центре старого Франкфурта-на-Майне, близ ратуши Рёмер. У папы был заурядный аптечный бизнес и химлаборатория. Мама, не желая укладываться в примитивную схему своего бытия – «дети, кухня, церковь», работала вместе с ним.
Откуда мне помнить начало этого бесовства нацистов – в 1933-м мне было всего ничего? Но я уже помнил 1936 год. Бизнес отца потихоньку давили крупные «киты», подконтрольные «ИГ Фарбениндустри», хотя он и не был евреем или социалистом, и отец денно и нощно искал поставщиков и продавцов, дабы сохранить фирму, хотя семья не бедствовала. Были и праздники, и горести, и скандалы – мама вымещала свою злость на битье посуды. Из светлого от детства осталось только Рождество, когда мы собирались семьёй дома, несмотря любые обстоятельства, да я и сестра ждали таинства чудес. И верили, что чудеса будут, когда пожелаем мы сами.
В 1939-м я уже ходил в «пимфах»33, горланя строевые песни и размахивая кинжалом. Нравилась эта мальчишеская лихость, замешанная на загоне нашей энергии в русло дисциплины. После польской кампании мы верили, что Германия будет лучше кайзеровской и что рукотворные чудеса случаются и нам есть в сотворении их место.
Сотворили, вашу мать! В 1940-м отец по мобилизации, как гауптман медслужбы резерва, убывает помощником начальника медслужбы армейского корпуса, оставив дело на маме. Такое положение устраивало родителей – они были при своём деле и кипучей энергии всегда на месте. Мне уже было не до забот моих «предков» – карнавальные практики гитлерюгенда и пропаганда застили нам глаза. Мы считали, что весь мир должен Германии за поражение и унижение войной. И что избиение поляков, кампания в Скандинавии, расправа над галлами танковым ударом через Арденны, позор эвакуации из Дюнкерка и марш немецких войск в Париже выглядели закономерным итогом отряхивания от «праха» опозоренной Германии.