Дмитрий Буров
Простой советский спасатель 4
М-да, Лёха развели тебя, как пионера, не зря ты про медовую ловушку подумал. Вот она во всей красе! Но зачем? И кому это было нужно? Кузьмичу или… Нине? Я опешил от такой внезапной мысли: что если за всем стоит не Сидор Кузьмич, а его невестка?
Да ну на фиг! Не может такого быть! Я решительно отмахнулся от глупых мыслей, спустился с милицейского крыльца и потопал в сторону вышки. Женька, поди, уже заждался и проголодался.
Ёлы-палы, а пирожков-то нет! Я оглянулся: пирожковый лоток так и торчал без хозяйки, украшенный картонной запиской. До столовки идти далеко, да и в это время там очередь из желающих пообедать тремя блюдами, десертом и компотом. Значит, обойдёмся без пирогов. Моей голове есть что переваривать, а напарник, если захочет, пусть топает в столовую, я подежурю один.
До спасательной вышки я добрался почти бегом, взбудораженный внезапностью собственных мыслей. Жека поворчал, но радостно согласился на моё предложение пойти пообедать. Сдал мне бинокль и рупор, и шустрым дельфинчиком скатился с лестницы.
По дороге неунывающий ловелас перекинулся шутками с парой девчонок, едва не свалился на загорающую даму бальзаковского возраста. Дама явно была не против, но шустрый Женька задал такого стрекача, что даже пятки перестали сверкать, слившись в одно размытое пятно.
Счастливо избежав опасности быть ангажированным на беседу с девушкой не первой молодости, Жека едва не растянулся во весь свой немаленький рост на серой плитке, заглядевшись на очередную красотку. Наконец, с трудом удержавшись на кромке бордюра, сохранив в целости и сохранности шею, руки и ноги, выбрался на тротуар и, весело насвистывая, зашагал в сторону знаменитого кафе «Ветерок».
Это злачное место, известное многим поколениям местных жителей, располагалось в самом начале косы, по левую сторону от «Патриота», если смотреть со стороны рыбного завода. В моём столетии кафешка обрела итальянское название и новых хозяев. Точнее, хозяйку, известную на весь Энск девушку-ресторатора, отличного администратора и прекрасного человека с неудержимой фантазией в сфере питания.
На моей памяти «Ветерок» стал третьим питейным заведением в городе, которое Марьяна, с присущей только ей энергией, энтузиазмом и профессионализмом, превратила в прекрасное место отдыха, в котором не стыдно отметить любое торжество, устроить романтический ужин и просто отдохнуть, потягивая терпкое южное вино, любуясь видом на закат.
Я проводил напарника-торопыгу взглядом, улыбнулся, вспомнив, как мы отрывались по молодости в кабаке на берегу, и хотел вернуться к службе, когда заметил знакомую фигуру. «Да ладно, что, опять?» – мелькнула шальная мысль, и я сорвался с вышки навстречу очередной проблеме.
Глава 5
– Ты что здесь делаешь? Снова-здорова? – зашипел я, хватая за плечо младшего Рыжова.
– Пусти! – дёрнулся пацан, но я, радостно скалясь окружающим, крепко перехватил мальчишку за локоть и потащил за собой. – Фёдор где?
– Да пусти ты меня, гад! – зашипел Ванька. – Ща как закричу! – зыркнул на меня юный шантажист, набирая побольше воздуха.
– Я те щаз так закричу! Ремнём по заднице! Брат где, спрашиваю? Вы опять на промысел вышли? Мало вам жизнь потрепала, в тюрьму захотели?
– Он и так в тюрьме… – вдруг всхлипнул пацаненок и сжал кулаки, пытаясь сдержать слёзы.
– Кто? – растерялся я.
– Ф-федор! – судорожно выдохнул Ваня и часто-часто задышал, чтобы не зареветь.
– Да за что же? – я ни черта не понимал: с Сидором Кузьмичом мы вроде же договорились за Рыжовых, он обещал помочь. Обманул? Или что-то другое случилось.
– Это всё он, доктор! – мальчишка не сдержался и всё-таки зарыдал. Ну как зарыдал. Из широко распахнутых карих глаз сами собой по щекам потекли слёзы. Сам же Рыжов младший по-пацански грозно сопел носом, стиснув зубы и сжав кулаки до белых костяшек.
– Так, хорош, разберёмся. Дуй наверх, там поговорим, – мы подошли к вышке, я выпустил мальца из захвата, кивая на лестницу.
– Чё я там забыл? Сами разберёмся, – ещё сильнее засопел Ванька. – Этот ты во всём виноват! – вдруг выкрикнул, отступая на шаг.
Точнее, он попытался от меня отодвинуться, чтобы дать дёру.
– Стоять – бояться, упасть – отжаться! – рыкнул я по-прежнему улыбаясь, чтобы граждане отдыхающие случайно не встряли в нашу интересную беседу. – А, ну, бегом на вышку! Иначе… – угрожающе процедил я, нахмурив брови.
– А то что? Ментам сдашь? Как брата? Да пошли вы всё! – душераздирающий всхлип вырвался из глубины детской души, что пробегающая мимо маленькая девчушка в панамке остановилась и протянула Ваньке ладошку, в которой лежала карамелька.
– Майчик, не плячь, – малышка склонила голову набок. – Кушай кафетку!
– Отстань! – Рыжов дёрнул плечом. – Не надо мне ничего.
– Остань, остань! – засмеялась девчонка. – Няда, няда! – девочка подошла ближе и подсунула перепачканную песком ладошку прямо под нос мальчишке.
– Спасибо, – после секундного колебания Ванька одной рукой сгрёб конфету, а второй утёр щёки и нос. – Беги уже, вон тебя мамка ищет.
– Катя, Катя! Ты куда убежала! Ну что за ребёнок!
Я оглянулся: от прогулочной зоны бежала молодая женщина в соломенной шляпке с пляжной сумкой наперевес.
– Спасибо, товарищ спасатель! – задыхаясь от бега, шумно поблагодарила мамочка, хватая дочку за пухлую ладошку. – Катя, сколько раз тебе говорить не отходи от мамы! Потеряешься! Ну вот! Очередь упустила! – расстроенно вздохнула родительница, оглядываясь.
Я глянул в ту же сторону и увидел очередь возле лотка с пирожками. Ага, Евдокия вернулась на рабочее место! Осталось дождаться Женьку и пойти поговорить с подручной Пруткова. Отчего-то я не сомневался, что тётя Дуся очень плотно работала с Кузьмичом, другой вопрос: по доброй воле или через шантаж? Если муж у неё – мошенник, то, как говорится, возможны варианты.
– Так, Иван, – я перевёл взгляд на пацана. – Забирайся на вышку, расскажешь всё по порядку. И тогда решим, что делать, и кто виноват.
– Чего? – нахмурился пацан.
– Ничего, давай наверх, кому сказал, – я развернул парнишку за плечи и подтолкнул в сторону лестницы. Рыжов сердито засопел, потоптался на первой ступеньке, но всё-таки зашагал на обозревательный пятачок.
– Ну и чего ты от меня хотел? – засунув руки в карманы, набычившись, угрюмо буркнул Иван, сердито зыркая глазами.
– Рассказывай давай, что случилось с Фёдором? И где твоя сестра с мамой.
– Тебе зачем?
– Помочь хочу, чё ты как маленький, честное слово, – я присел на корточки, чтобы быть вровень с мальчишкой.
– Я взрослый! – тут же вскинулся пацан.
– Ну вот и вели себя как взрослый! Я знаю, что Фёдор поддержал доктора Блохинцева, и они вместе написали заявление на мошенника. Знаю, что Николай Николаевич взялся лечить твою маму. Уверен… – тут я запнулся: теперь уже не уверен, пока Кузьмичу не отыщу, особой уверенности в том, что Фёдора не посадят, уже не было. – Точнее, брата твоего обещали не трогать ха сотрудничество. Максимум условка за ваши шаловливые ручки, – я пристально смотрел на пацана.
Ванька залился краской, сжал кулаки в карманах штанов и отвёл глаза.
– Ну, тут брат, извини, закон, как говорится, превыше… Вор должен сидеть в тюрьме и всё такое. Хотя стоп, что-то меня не в ту степь понесло, – я резко оборвал свои шуточки, когда Ванька закусил губу, едва сдерживаясь, чтобы не нахамить взрослому. Но не срослось.
– Мы не воры! – выкрикнул он и метнулся к лестнице. Но я перехватил его за руку и вернул обратно.
– Стоим-боимся, не орём. Или ты хочешь, чтобы сюда ментов вызвали?
– Нет, – отчаянно замотал головой пацан.
– То, что вы не воры, я знаю. Но факт кражи часов у порядочного советского гражданина налицо, – отчеканил я.
– Докажи! – выплюнул мальчишка.
– Да мне и доказывать не нужно, сам всё видел. Да и… – я вздохнул и уселся на стул. – Садись давай, в ногах правды нет.
– Спасибо, мне и тут хорошо, – буркнул Рыжов младший.
– Как знаешь, – я помолчал и продолжил. – Я не буду тебя лечить по поводу воровства и всего прочего. Но твёрдо знаю: всегда модно найти выход без кражи, даже в самой отчаянной ситуации. Даже когда отчаянные времена требуют отчаянных мер, – чёрт, что-то меня переклинило, я остановился, почесал подбородок и продолжил. – Короче, что было, то было. Сейчас главное – вылечить вашу маму и помочь товарищам милиционерам закрыть чудо-доктора далеко и надолго, понимаешь?
– А Фёдор? – Ванька вскинул на меня растерянный взгляд.
– А Фёдор взрослый, он знает, что делает. Ты-то что на пляже делал? – резко смени я тему.
– Я… – мальчишка захлопал глазами, пытаясь переключиться с одного на другое. – Тебя искал.
– О, как, – тут уже я удивился. – А зачем?
– Морду тебе набить, – залившись краской от шеи до самых ушей, помявшись, признался Иван Рыжов.
Я не выдержал и заржал, но тут же постарался взять себя в руки, видя, как пацан яростно кусает губы и отчаянно сжимает кулаки.
– Прости, Вань, прости, я не хотел! – замотал я головой, сползая со стула и снова садясь на корточки, чтобы иметь возможность заглянуть мальчишке в глаза напрямую. – Просто я представил, как ты меня лупишь и не сдержался. Мир? – я протянул парню руку.
– Не веришь? – процедил сквозь зубы пацан.
– Верю, – со всей серьёзностью кивнул я. – Я бы за брата и убить смог. Вань, ты дурак? – в следующую секунду вырвалось у меня, когда очередная волна крови окатила мальчишку с ног до головы. – Что в карманах-то? Нож?
– Д-да, – Ванька всхлипнул и вдруг неожиданно разревелся в голос.
Я осторожно притянул его к себе, вытащил руку из кармана вместе с зажатым в ней складным походным ножом, разжал судорожно сжатые пальцы, отобрал предполагаемое оружие убийства и засунул к себе в карман. Потом притянул пацана к себе, крепко обнял и дал ему выплакаться.
Ванька сначала подёргался, но потом смирился и дал волю своему отчаянью. Моя рубашка моментально намокла от слёз и соплей, но было плевать. Я очень надеялся, что Женька не припрётся прямо сейчас. Во-первых, не хотелось объяснять, что у нас тут за вселенский потоп: меньше знает, лучше спит. Во-вторых, ни к чему смущать и без того несчастного пацана, который стесняется собственных слёз и винит себя в том числе, что брата забрали.
Минут через пять мальчишеская истерика начала стихать. Ванька дёрнул плечом. Я разжал руки, и мальчишка тут же отпрянул от меня, забился в дальний угол небольшой площадки, отвернулся спиной ко мне и принялся яростно утирать руками слезы с лица.
Я же поднялся на затёкшие ноги, сделал пару наклонов, разгоняя кровь, и огляделся по сторонам, сканируя пляж и заодно ища глазами напарника. Жека, как всегда, застрял на границе между песком и тротуарной плиткой, развлекая девчонок.
– Ты как? =– негромко окликнул я мальчишку, заметив, что худенькие плечи перестали вздрагивать.
– Нормально, – осипшим от слёз голосом откликнулся Иван.
– Ты вот что, Вань, беги домой, а про Фёдора я постараюсь всё выяснить и вечером к вам загляну, расскажу, что узнал, хорошо? – договорить я не успел, Ванька вдруг вскинулся, перевесился через перила и неожиданно метнулся к лестнице. Кубарем скатился со ступенек и куда-то помчался, не разбирая дороги и не обращая внимания на сердитые вопли загорающих, на которых дождём осыпался песок из-под сверкающих пяток.
– Вот чёрт! Вань! Стой! – крикнул я, дёрнулся было за ним, но резко остановился, увидев, куда, а, точнее, к кому побежал мальчишка. В пешеходной зоне стоял Фёдор и оглядывался по сторонам, разыскивая непутёвого брата. Увидев несущегося к нему брата, старший Рыжов чуть расставил ноги, готовясь принять таран, при этом лицо у него бы не очень довольное.
Я ухмыльнулся: кажется, у младшего Рыжова бурная фантазия и сейчас кто-то получит нагоняй по первое число за то, что самовольно ушёл из дома. Фёдор увидел меня, помахал рукой, и в тот же миг Ванька со всего размаха вписался в корпус брата, обхватил его обеими руками и замер, не веря своему счастью.
Я кивнул в ответ и продолжил наблюдать за окрестностями. Складной ножик оттягивал карман и требовал принять решение: рассказывать или нет старшему брату о Ванькиных глупостях. Решил поступить как взрослый, наплевав на пацанский кодекс: уж лучше буду в глазах мальчишки стукачом, но зато Фёдор промоет ему мозги и популярно объяснит, чем могло все закончиться. Я-то для него не авторитет, а враг народа.
Отчего-то я был уверен, что старший Рыжов поднимется ко мне на вышку, вот тогда и поговорим, спровадив Ивана за лимонадом. Но Федя, отцепив от себя братишку, что-то ему велел. Пацан кивнул и помчался по прямой к бочке с квасом, а Рыжов решительно двинулся в мою сторону.
Глава 6
– Здорова, – сумрачно поприветствовал меня Фёдор.
– И тебе не хворать, – откликнулся я. – Что, как?
– Да так, – Рыжов пожал плечами. – Я… спасибо зашёл сказать, за всё.
– Спасибо? – я удивился, благодарность звучала искренне, без иронии и скрытой обиды.
– За Блохинцева, если бы не ты, мама бы… В общем, спасибо, что свёл с доктором. И прости за проблемы и неприятности от нашей семьи.
– Да, собственно, не за что, – я протянул Фёдору ладонь, и мы пожали друг другу руки. – Была возможность – познакомил, а если б не знал, познакомился бы и всё равно свёл бы. Безвыходных ситуаций в природе не существует, просто иногда выход там же, где и вход.
– Это как? – Фёдор, нахмурив брови, смотрел на меня в упор, пытаясь понять, что я имею в виду.
– Как, как… лобешником об косяк… Прости, – извинился я. – Неделя выдалась замороченной. Элементарно, Ватсон: не помогает один доктор, ищем другого. Чудеса, Федя, случаются, но не за большие деньги, добытые криминальным путём. Такие дела, товарищ.
Мы помолчали, думая каждый о своём. Не знаю, какие мысли бродили в голове у Рыжова, я же, чуть щурясь от яркого солнца, разглядывал пляж и прикидывал, как раскрутить Евдокию на разговор, чтобы не соскочила, и хотя бы намёками выдала какую-нибудь информацию по Кузьмичу.
Не верил я, что Сидор Кузьмич вот так просто дал себя грохнуть мужику в бейсболке. Да с его профессией у него чуйка должна быть просто за гранью возможного! Получше, чем у простого спасателя. С другой стороны, мы почти каждый день сталкиваемся если не со смертью, то со стихией, и привыкли балансировать между молотом и наковальней, чувствовать настроение моря. Потому чуйка у нас, как и интуиция, всегда при деле.
Если Прутков обычный «пиджак», кабинетный работник, то с «внутренним голосом» у него точно проблемы. Но такие, как мичман, работающие под прикрытием, да ещё под таким, что местные старожилы не в курсе, кем он является на самом деле, спинным мозгом чуют проблемы за пару суток до их появления. Не мог он позволить убить себя так банально. Тут что-то другое.
В голове мелькнула какая-то мысль, я попытался вытащить её на свет божий, но идея пугливо скрылась в недрах мозга, стоило Фёдору задать какой-то вопрос.
– Что? Извини, отвлёкся.
– Говорю, у тебя проблем из-за меня нет?
– У меня? Из-за тебя? С чего бы?
– Ну… – Рыжов пожал плечами. – Менты сильно прессуют. Если бы не Блохинцев, посадили бы. Он мне какого-то адвоката нанял, чтобы защиту вёл. Я даже не знал, что такое бывает, только в детективах про заграницу читал. Думаю, и до тебя доберутся.
– С чего бы? – хмыкнул я. – Мелкого никто не видел, наш разговор с Оксаной на аллее после погони тоже. А если и видели, ну мало ли, девушка мне понравилась, пристал к ней познакомиться. Проблема, если и возникнет, только из-за Бородатова. Он, кстати, как, ходит к вам по-прежнему? – полюбопытствовал я, вспомнив, как массажист смотрел на Ксюшу.
– Давно не было. Думаешь, проблемный?
– Да чёрт его знает. Проблемы у него с головой, это точно. Сильно борзый, быкует не по теме. Да и у доктора он не просто так, не по своей воле, – я вдруг вспомнил неожиданный откровенный разговор на кухне. – Брат у него, можно сказать, в заложниках. Кто его знает, как он себя поведёт в критической ситуации.
– Как это в заложниках? – опешил Фёдор.
Ну да, нынче то благословенное время, когда понятие терроризм, захват заложников и прочие ужасы моего времени присутствуют только на загнивающем западе. В Советском Союзе ни проституции, ни маньяков, ни прочей грязи капиталистического мира нет. Во всяком случае, так уверяет коммунистическая партия, не желая нервировать советских граждан.
Я коротко рассказал Фёдору историю Серёги Бородатова, и неожиданно задумался, чем могу помочь парню. Семья – это самый надёжный крючок, на котором человека можно держать за жабры бесконечно, заставлять делать все, что угодно до тех пор, пока у жертвы не падает планка терпения, а вместе с ней не вырастает отчаянье. Если долго давить на пружину, пружина рано или поздно вырвется из рук и долбанёт нехилой такой отдачей.
– А ты не в курсе, менты про Бородатова знают? – поинтересовался я.
– Не в курсе, – Рыжов пожал плечами и махнул рукой, призывай Ваньку, который нарисовался с двумя стеклянными бутылками в руках. Странно, вроде за квасом бегал. Через секунду я сообразил: квас-то принести пацану не в чем, разве только стаканчик в себя опрокинуть возле бочки.
Младший Рыжов нас увидел, насупился и, загребая ногами песок, медленно побрёл к вышке. Я хмыкнул, ясно-понятно, желания видеть брата рядом со мной у мальчишки нет, идёт, небось, и прикидывает: рассказал или нет нехороший дядя спасатель про историю с ножом.
Я вздохнул и сунул руку в карман: как бы ни хотелось замолчать, но такие истории лучше не замалчивать. Если ему в десять (или сколько Ваньке лет?) пришла в голову такая убийственная идея, что будет дальше? Карты, деньги, хулиганка с нападением и в результате тюрьма? Да ну к лешему.
– Держи, – я протянул Фёдору ладонь, в которой лежал складной нож.
Сталь тускло блеснула, чёрные линии жар-птицы, изображённой на плашке, обожгло жаром июльского солнца. Сувенирный ножичек знаменитого московского завода стальных изделий. В современной России коллекционеры за такой большую сумму отстёгнут.
– Откуда у тебя отцовский нож? – после короткого молчания спросил Фёдор, поднимая на меня глаза.
Я молча кивнул в сторону Ваньки, с остановками бредущего в нашу сторону.
– Не понял? – Рыжов-старший глянул на брата, потом перевёл взгляд на меня.
– Всё ты понял Федор, – вздохнул я. – Иван приходил морду мне бить. За брата.
– А нож здесь причём?
– Для смелости, наверное, – я пожал плечами. – Сам спросишь. Держи, – я всунул орудие в руку ошарашенному Рыжову. – Только не убей в воспитательных целях, ему и так несладко. Хотя нож в кармане это и не оправдывает, но попробуй с ним поговорить, как со взрослым. Дети не любят, когда их за дураков держат, врут или недоговаривают.
Фёдор стоял, стиснув зубы. Желваки играли, а на щеках уродливыми пятнами расцветал тёмно-красный румянец.
– Разберусь, – процедил Фёдор сквозь зубы. – Спасибо, что не сдал брата… ментам.
– Рыжов, ты точно дурак, – я закатил глаза. – Поговори с братом, расскажи, чего ждать в дальнейшем. Он не дурак, успокоится и поймёт. Ему ж страшно до жопы. Не тупи.
Фёдор глянул на меня, полыхая гневом.
– Я ему так объясню! Неделю сидеть на этой самой жопе не сможет! – процедил Рыжов.
Ванька в этот момент снова посмотрел на вышку и вздрогнул, увидев лицо брата. Голова мальчишки тут же поникла, а шаг стал ещё медленней.
– Сюда иди, бегом! – едва сдерживаясь, крикнул Фёдор.
Мальчишка вздрогнул, но скорость не увеличилась.
– Федь, менты что говорят? С тобой что будет? – я попробовал отвлечь старшего брата от младшего.
– Что? – Рыжов вздрогнул, приходя в себя. – А… Ничего не обещают. Ну, там смягчение приговора за сотрудничество…
– Подожди, ты им во всём признался, что ли? – ошарашенно уточнил я. – Вы что, не первый раз воровали?
– Первый… – Фёдор поморщился, как от зубной боли. – Ничего я не признавался… Только заявление написал на доктора, мошенник который, с помощью Блохинцева, – тяжёлый вздох и хмурый взгляд в мою сторону. – Николаю Николаевичу я всё рассказал, вот он и нанял адвоката. А тот молчать велел. Но, думаю, когда козла возьмут в оборот, он всех сдаст, чтобы себя спасти. Да и Борода добавит от себя. Он-то в курсе был. Это ж они с этим… – Фёдор мотнул головой куда-то в сторону. – Дрыщом-недобитком, рассказали схему, как купальщиков обносить. Точнее, дрыщ поделился опытом.
– Дрыщ? – тут меня осенило. – Худой такой, дёрганный? Игорь?
– Наверное, – Рыжов дёрнул плечом. – Не знаю я его имени, Борода его кличкой какой-то называл, дурацкая такая, – парень на секунду завис. – Не помню.
– Ясно, – теперь завис я, размышляя над ситуацией.
Однако, молодец Николай Николаевич, не ожидал от него такого подарка. Не каждый сможет после таких признаний к чужому несчастью и глупости по-человечески отнестись, да ещё и продолжить помогать. Хотя чего я мог ожидать, если знал соседа только малым ребёнком?
– Адвокат что говорит?
– Молчать велено. Если всплывёт, всё отрицать. Факт воровства доказать сложно, вещи я не продавал, выкинул тогда и всё. Если подельники… – Фёдор изменился в лице, прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул и продолжил. – Если будут сдавать, адвокат будет настаивать на оговоре, как-то так.
– Будем надеяться на лучшее, – я дружески толкнул скукоженного Рыжова в плечо. – Соберись, Фёдор, тебе в тюрьму точно нельзя, тебе мать лечить надо, и пацана поднимать. Оксане одной тяжело будет.
– Да знаю я, – вскинулся парень. – Ты думаешь, не знаю? Исправить-то ничего нельзя. Я как в тумане был, не соображал, что делаю. Или соображал, но всё равно делал. Вот и получаю теперь, что заслуживаю!
Рыжов стукнул кулаком по деревянному столу вышки и замолчал, тяжело дыша.
– Если меня посадят, это же позор на всю семью… Оксанку отчислят, Ваньку затравят…
– Оксана-то здесь при чём? – удивился я.
– Брат-сиделец, думаешь, с таким пятном в биографии в институтах оставляют?
– Дык времена сейчас другие. Разговоры, понятное дело, будут, и за спиной, и в глаза, но Оксана – девушка сильная, сдюжит. Да и выбор невелик: или доучиться и получить хорошую профессию, или в уборщицы. Не дрейфь, Фёдор, прорвёмся! А вот и наш герой! – не давая Рыжову ответить, с улыбкой оповестил я, глядя на выгоревший вихор, мелькнувший на ступенях. – Поднимайся давай. Мы тебя заждались.
Ванька шмыгнул носом и продолжил свой путь на голгофу, то бишь на спасательную вышку. Фёдор развернулся лицом к брату с суровым лицом, держа в открытой ладони отцовский ножик.
Младший Рыжов глянул на меня, презрительно оттопырив нижнюю губу, всем своим видом показывая, что он думает о предателе. Я едва сдерживался, чтобы не заржать, если честно. Уж больно сцена напоминала картину какого-то художника «Опять двойка»: осуждающие мы вокруг стула и «двоечник» Иван, осознающий свою вину, но уверенный в своей правоте.
– Ну? – сурово спросил старший Рыжов у несостоявшегося героя-мстителя-за-честь-брата.
– Я больше не буду, – покаянно промычал Иван, не поднимая глаз.
– Не будешь? – прошипел Фёдор. – Ах, не будешь? – ножик скрылся в кармане, а рассерженный парень принялся расстёгивать ремень на штанах.
– Федь, ты чего? Мы ж на пляже! – я просто офонарел от происходящего.
– Ничего, – вытягивая ремень из петелек, складывая его пополам, процедил Рыжов. – В следующий раз неповадно будет. Пробежит через весь город, начнёт думать, что делает. Причём думать не жопой, а головой! Тебе мозги для чего даны? Чтобы думать или чтобы сопли жевать? – рявкнул Фёдор.
– Федь… Прости-и-и… – на Ваньку жалко было смотреть: огромные глаза, налитые слезами, бледное лицо, закушенная нижняя губа. Честно говоря, я не мог понять, осознал или нет пацан, какую глупость едва не совершил.
Любая детская шалость, глупость почти всегда начинается с игры, потому что никто и никогда не объясняет детям, что смерть – это не шутки. Отчего-то мы старательно скрываем факт человеческой смертности, уверяем, что родственники уехали или ушли в лучший мир, оставляя в детское сознание факт иллюзии жизни. И детское бесстрашие ведёт к экспериментам, которые порой оборачиваются страшными последствиями.
Игрушечные ножи, пистолеты, автоматы не воспринимаются орудием убийства, наверное, поэтому и настоящий маленький ножик показался Ваньке вполне себе хорошим способом противостоять взрослому парню, эдаким угрожающим подспорьем, уравнивающим шансы в драке. Уверен, ему и в голову не пришло, что любая драка с орудием всегда приводит к убийству.
Но кто думает о таком в детском возрасте? Любое действие всего лишь игра. А взрослые не объясняют, считая, что и так всё должно быть понятно, пока не становится слишком поздно. Мальчишка берёт отцовский нож или ружьё, или пистолет и выносит во двор похвастаться сверстникам, наказать обидчиков. Убивать он не хочет, только напугать, но ружьё из первого акта всегда выстреливает в последнем.
Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока Рыжов старший, из последних сил сдерживая гнев, сжимал в кулаке угрожающе покачивающийся ремень и отчитывал младшего брата. Видно было, каких усилий стоит Фёдору прямо здесь и сейчас не сорваться и не отлупить сглупившего Ваньку на глазах у всех.
Пацанёнок же, преданно глядя на старшего, крепко сжимал в руках две бутылки, и покаянно молчал, всем своим видом выражая глубокое раскаянье. И очень хотелось верить в то, что вместе с раскаяньем в детской голове рождалось осознание. Но это неточно.
Я прекрасно помнил себя, когда отец или мама ругали меня, с моей точки зрения, несправедливо. Стоишь себе такой, о своём думаешь, главное, сильно в собственные мысли не углубляться, чтобы не спалиться перед родителями, иначе разговор по душам может затянуться.
В разговор братьев, точнее, в монолог Фёдора, я не встревал, старался не отсвечивать, чтобы ещё больше не смущать малого.
Ванька сначала пытался объясниться, но чем больше распалялся старший брат, тем печальнее и молчаливей становился младший.
– Погоди, я ещё Оксане скажу! – Фёдор потряс ремнём, и мальчишка не выдержал:
– Федя, не на-а-адо! – всхлипнул несчастный.
– Думать надо было головой, а не задницей! – рявкнул Рыжов-старший. – Извиняйся перед Алексеем и домой. Ты у меня до конца лета из дома больше не выйдешь, понял?
– Понял, – обречённо кивнул Иван, поднимая на меня зарёванное лицо. – Из-з-вините, я не хотел…
– Принято, – кивнул я и протянул Ване ладонь. – Мир?
Рыжов-младший сначала покосился на брата и только после этого, осторожно поставив на деревянный настил бутылки и обтерев ладошку о шорты, робко подал свою руку.
Я осторожно, но крепко пожал детские пальцы, улыбнулся и подмигнул пацану, разрушая воспитательный момент. Ванька широко распахнул от удивления глаза и несмело улыбнулся в ответ.
– Алексей, извини меня за брата, – разворачиваясь ко мне, отчеканил Фёдор. – Такого больше не повторится. Будем… признательны, если ты не дашь истории ход. Но я пойму.
– Фёдор, идите уже домой, а? – я закатил глаза, показывая своё отношение к его глупостям. – Иван, надеюсь, ты, правда, понял, насколько глупо иди драться с оружием, не имея опыта. Лучше запишись на борьбу, там научат применять свою силу на пользу, ну и защищать близких, самом собой. Да вот хотя бы в секцию греко-римской борьбы запишись. Будешь как твой тёзка, Иван Поддубный, сильным и смелым, справедливым.
У Ваньки загорелись глаза, но он промолчал. Ну и ладно, главное, что семена, кажется, упали в подготовленную почву, а уж мелкий своего не упустит, уговорит брата отвести его на борьбу.
– Спасибо, – Рыжов протянул мне руку, мы обменялись рукопожатиями, и ребята двинули на выход. – Шевели ластами, – прикрикнул на младшего старший. – А, это тебе, – кивнул на бутылки с водой Рыжов.
– Спасибо.
– Увидимся. И это… Поосторожней со своим начальником, – кинул на прощанье Фёдор и почти кубарем скатился с лестницы, я даже не успел удивиться.
– Фёдор! – свесившись с перил, крикнул я. – Ты о чём?
Но Рыжов, не оглядываясь, махнул рукой, ухватил брата за плечо и потащил с пляжа, оставив меня в недоумение. Догнать я его не мог, иначе на вышке никого не останется, а кричать на весь пляж «вернись, я всё прощу» ну такая себе идея. Интересно, что он имел в виду? Неужто Сидор Кузьмич и перед Фёдором засветился в своём истинном образе – в роли сотрудника органов Комитета государственной безопасности. Если да, то за каким чёртом? Что ему нужно от Рыжова?
– Ну, чего тут у тебя? Тишина? О, водичка! – Женькина трескотня вырвала меня из размышлений. – Кто принёс? Фу, тёплая, – скривился напарник, сбивая о перила железную крышку и присасываясь к горлышку. – Фу-у-х, ну и жара! К вечеру сдохнем! Пирожки будешь? – Друг протянул мне пакет. – С мясом не стал брать, капуста и сладкие.
– Спасибо, – машинально поблагодарил я, вытаскивая пирожок позажаристей и впиваясь в него зубами. Желудок благодарно заурчал. – Тётя Дуся в себя пришла?
– Фух, – отрываясь от бутылки, выдохнул Жека, утираясь рукой. – А? А-а-а, да не знаю, наверное, не спрашивал. Чё за пацан у тебя тут был? Про Кузьмича не слыхать? – Женька строчил вопросы и ответы как из пулемёта.
– Приятель с братом в гости заходили. Про Кузьмича не слыхать. Сам ничего по пляжу не собрал?
– Неа, – Женька покачал головой. – Никто ничего не знает, не слышал, не видел. Так, мусолят слухи, перевирают почём зря. Ты прикинь, оказывается, мы с тобой труп вытащили. Во я удивился, когда услышал! – напарник покачал головой. – Вот у людей фантазия, и откуда такое берут, прям не знаю. Прям сплошные свидетели, а как до дела, так никто и ничего, – Женька плюхнулся на свой стул. – Фу-у-ух! До вечера отсюда больше не слезу. И тебе не советую. На улице просто Сахара какая-то, а не Кубань! – пожаловался друг. – Что тут у нас, тихо?
– Тихо, – я кивнул, оторвался от второго пирожка, отхлебнул воды и зажмурился от удовольствия.
Как-то сразу ушли за горизонт мысли и о пропавшем Сидоре Кузьмиче, и проблемы семейства Рыжовых, и мои собственные странности в жизни. Еда – великая сила, а вкусные пирожки – абсолютное оружие по уничтожению времени: куснул один, когда очнулся, полкастрюльки выпечки съедено, и час жизни куда-то делся под литр молока.
– Я тут к коту заходил, интересовался, что как, всё думаю, говорить мне ментам про лодку или подождать.
– К кому заходил? – я чуть не подавился, представив, как Жека советуется с котом насчёт показаний.
– Ну, к Котову Василь Василичу, заму опорника.
Так и хотелось сказать Женьке: ни черта не понял, но было очень интересно. Потом до меня дошло: кот – это, видимо, прозвище кого-то из милиционеров, из опорника, назвали так из-за фамилии, да и имя оказалось «кошачьим», прямо под стать.
– И что Котов?
– Что, что… – Жека взъерошил пятернёй шевелюру, – выставил меня, велел не мешать и под ногами не путаться, мол, без сопливых разберутся. Как за помощью, так к нам бегут, ребята, помогите, на дежурство надо усиление, в рейд сходить, баб голых впоймать, – передразнил кого-то напарник. – А как информацией поделиться, так шиш с маслом. Ну, погоди ещё у меня, наведу порчу, будешь у меня плясать с полными штанами без бумаги.
