Дмитрий Чепиков
Ведьмы
Ведьмин дар
– О, смотрите, ведьмина внучка приехала, – донеслось до слуха Алёны, только что выгрузившей тяжёлую спортивную сумку из видавшего вида жёлтого автобуса. Она бросила недоумевающий взгляд на трёх бабок, сидевших в тени клёна на лавке возле сельсовета. Столкнулась с сердитыми взорами местных пожилых аборигенок, направленными на неё, хрупкую, восемнадцатилетнюю девушку, приехавшую в богом забытое место по просьбе бабушки Алевтины. Бабушка была одинокая, дед помер ещё пять лет назад.
– Это вы про меня? – Алёна решительно сделала шаг в направлении старых сплетниц, и те замолчали, не ожидая, что получат как минимум словесный отпор. Новоприбывшей так и не ответили, и девушка, презрительно фыркнув, взвалила сумку на плечо и отправилась к дому бабушки, который был совсем недалеко от сельсовета, откуда только что отъехал рейсовый автобус.
– И наглая, как и Алевтина. Тьфу, нехристь! – донеслось ей в спину.
Небольшая деревня Торбино, окружённая с трёх сторон лиственными лесами, а с четвертой – гиблыми болотами, по определению не могла быть большой и многолюдной. В ней и в лучшие времена проживало всего двести человек на единственной улице, растянутой на бывшей лесной вырубке. Лес рубить тут начали ещё после войны, тогда и построили деревню. Потом окрестные леса объявили заповедником, и из деревни народ изрядно разбежался, а уж после девяностых и вовсе осталось полсотни жителей. Две трети домов пришли в запустение, и в Торбино остались лишь те, кто уехать не мог или принципиально не хотел. К последним относилась и старая Алевтина, которая приехала сюда медработником в лесхоз, да так и прижилась.
Слухи про старушку ходили разные. Пока она работала в медпункте и лечила местных не только таблетками, но и собственноручно изготовленными травяными настоями, её буквально боготворили. Но когда на пенсии старушка ударилась в чёрную магию, заговоры и порчи, тут её и настигла народная нелюбовь. Между этими состояниями, как известно, один шаг.
С чего случился такой разительный переход? Весь торбинский люд поговаривал, что собирая травы в лесу, Алевтина наткнулась на заброшенный, ещё дореволюционный, скит староверов. Тот, окружённый кольцом мёртвых, почерневших рябин с ядовитым плодами, был притчей во языцех у жителей всего района.
Вот по легенде в ските и поселилось нечто тёмное и злое, которое и приняло бывшую медичку в свои сети, почуяв в ней способности к колдовству. Что стало источником слухов про скит и демона, засевшего в нём, неизвестно. Своими глазами деревенские не видели ни того, ни другого. Однако ходили упорные слухи даже в деревнях, расположенных в десятках километров, а загадочные смерти и болезни ненавистниц Алевтины не давали им утихнуть и наоборот распаляли воображение местных.Способности Алевтины вызывали страх у жителей, и они обходили её дом стороной. Дом, вопреки расхожему мнению, стоял прямо посреди деревни, а не на окраине. Раньше это был аккуратный кирпичный домишко, за которым Алевтина тщательно следила. Таким его запомнила Алёна, видевшая его больше десяти лет назад, когда, будучи совсем юной, бывала у бабули летом.
Теперь же дом был другим: мрачным, с грязными разводами на стенах и покосившимися окнами с пыльными стёклами, с позеленевшим и почерневшим шифером на крыше. Дом неприятно удивил Алёну, всю долгую дорогу из областного центра до самого Торбино предававшуюся ласковым воспоминаниям из детства.
Родители Алёны работали в столице, и когда от бабушки пришло письмо с просьбой срочно приехать, девушка взяла выходные и помчалась по первому зову. Ведь бабуля не часто радовала её последние годы общением, а значит сейчас дело действительно срочное. Она даже родителям ничего не сказала – стремилась выбраться из-под их опеки и решать взрослые вопросы самой.
С детства Алёна восхищалась бабушкиными рассказами о природной магии, но не понимала, насколько опасен этот дар. А пожилая женщина ей говорила, что один неверный шаг и всё – ты на стороне зла. Родители девушки над этим посмеивались и всерьез не воспринимали, считали, что старушка от возраста головой ослабела и занимается всякой ерундой, ну а слухи местных – лишь пустопорожние сплетни.
Однако Алевтина свои занятия ерундой не считала. Она уже давно говорила, что заметила в Алёне скрытый потенциальный талант к магии, и что решила передать ей свои знания, как только та достигнет совершеннолетия. Вот и сейчас совпало, что Алёне пару недель назад стукнуло восемнадцать, и бабушка срочно её вызывала.
Зайдя в палисадник, заросший колючками и репейником, Алёна пробралась к крыльцу и настойчиво постучала в некрашеную дверь веранды. Никто не отозвался. Она толкнула и дверь, и та нехотя, со скрипом открылась. Девушка, сняв сумку с гостинцами с плеча, открыла вторую дверь и вошла в дом. Про себя отметила, как и внутри всё поменялось. В воздухе витал запах незнакомых высушенных трав и воска, а на стенах поблёскивали старинные амулеты, вместо оставшихся в девичьей памяти развешенных по стенам небольших икон.
– Ба, – тихонько позвала Алёна, уже пройдя через кухню и с тревогой заглядывая в проём спальни. Там было сумрачно, тканевые плотные шторы на обоих окошках были наглухо задёрнуты. На кровати угадывалась лежащая Алевтина, натянувшая одеяло по самые глаза, несмотря на июльскую жаркую погоду.
– Ты в порядке, ба? – спросила гостья старушку и потянулась включить свет.
– Не надо, от яркого света глаза слезятся. Ты лампу зажги на столе, – послышался слабенький голос из-под одеяла. Когда внучка выполнила указание, Алевтина более твёрдым голосом попросила. – Присядь рядом, стульчик вон возьми в углу.
Девушке вдруг стало отчего-то не по себе, и она не понимала почему. Это же её любимая бабуля, но от пристального взгляда карих глаз мороз по коже. И этот запах, который здесь повсюду – вовсе не запах старости и запустения, а скорее что-то походившее на смрад от перебродивших ягод. Хотя в самой спальне, да и в кухоньке всё было относительно чисто, и не было ничего подобного.
– Я приболела, и мне недолго осталось, чувствую, – голос Алевтины снова сник и едва слышно шелестел. – Но мне нельзя помирать, не передав тебе свою силу. Больше никто не может принять. Оля, мать твоя, негодная к этому. А ты – кладезь и огонь во плоти.
– Да что ты такое говоришь, баба Аля. Тебе ещё жить и жить. Я гостинцы и таблетки привезла от твоих болячек. Не помогут, так завтра скорую вызовем и в больницу поедем. Тебе ещё правнучков когда-то нянчить, – поспешила утешить старушку Алёна, пропустив мимо ушей фразу про силу и прочее. Сочла за бред больной или хандрящей пожилой женщины. – Сейчас температуру померяем, давление и пульс. Всё отлично будет!
– Не будет! – вдруг резко выкрикнула бабушка, схватила внучку за руку и сжала до боли. Пока оторопевшая Алёна соображала, что к чему, Алевтина забормотала неразборчивое заклинание, которое и пробуждало в девушке тот самый тёмный дар.
Бытует мнение, что дар передается от ведьмы к ведьме, но Алевтина точно знала, что без способностей в человеке ничего не удастся передать. И против его желания тоже. По крайней мере ненадолго. А жест умирающего колдуна – это только импульс, толчок, приводящий в действие саму сверхъестественную суть.
– Прими! Согласись, не то они заберут тебя вместе с даром! – вопила старуха, резко сев на кровати и не выпуская руку внучки. Глаза её наполнились чернотой, белков совсем не стало видно, а лицо приобрело синюшный оттенок. В комнате задрожала, задвигалась, посыпалась с полок мелкая утварь, сама собой вспыхнула и погасла электрическая лампочка на потолке, а настольная лампа принялась мерцать, как стробоскоп, пока не лопнула. Одновременно со звуком посыпавшегося на пол стекла хватка Алевтины потеряла силу, старушка выпустила руку девушки и рухнула на кровать навзничь. Глаза её приобрели обычный вид и незряче уставились в одну точку на потолке, лицо просветлело до мертвецкой бледноты.
В ту же секунду Алёна почувствовала, как в ней закипает незнакомая сила, ей становится горячо-горячо, и сознание сжимается, готовясь раскрыть в себе могучий мистический цветок. Но радость этого ощущения быстро сменилась страхом, когда она поняла, что эта сила не принадлежит только ей одной – она лишь инструмент в руках мрачной судьбы, выбранной для неё Алевтиной.
– Бабуля, я не хочу! Я не буду ведьмой! – в голос заревела Алёна и принялась ощупывать безжизненное тело, прислушиваться, дышит ли Алевтина. Но и без отсутствия пульса и дыхания она знала, что старая ведьма умерла, всучив ей весьма неоднозначный подарок, с которым непонятно что делать. Преисполнившись ужасом от этого знания, она опрометью выскочила на улицу и побежала к соседям за помощью. Позвонить со своего смартфона она не смогла, поскольку после выплеска энергии в комнате Алевтины он категорически отказывался включаться.
Она хорошо помнила седого старичка Никифора, бывшего бухгалтера лесхоза, с ним единственным дружила бабуся до того, как открыла в себе тёмные силы. Он должен обязательно помочь. Больше некому…
Практически ворвавшись в дом к соседу-пенсионеру, она, едва сдерживая слёзы, рассказала ему всё, что произошло в доме Алевтины. С его древнего кнопочного мобильника попросила позвонить родителям. Однако оказалось, что тех, служащих важной государственной лаборатории, отправили в заграничную командировку в Африку. Таким образом вся тяжесть организации похорон легла на бедную Алёну.
«Что же, хотела самостоятельно решать взрослые вопросы – держи подачу судьбы и не ной!» – печально думала Алёна, обзванивая ритуальные агентства из райцентра с телефона Никифора Вадимовича.
Старик же тем временем шушукался с мужиками, столпившимися у палисадника ведьминого дома. Те нервничали, курили, топтались на месте, с нескрываемым страхом поглядывали то на дом Никифора, то на дом Алевтины. Девушка видела это сборище в окно, и ей не понравилось их настроение. Складывалось впечатление, что всё ужасное для них только начиналось, хотя умерла ведьма, которую все ненавидели.
Через десять минут толпа разошлась, и Никифор вернулся в дом ещё с одним седым мужиком и двумя старушками. Бабки были как раз из тех, что охаяли Алёну по приезду. Девушка внутренне напряглась – только этих тут не хватало.
Но её озабоченность оказалась излишней. Одна из старушек, та, что была самой морщинистой, улыбнулась заплаканной девушке и сказала:
– Ты уж нас извини за те слова. Допекла нас за последние годы Алевтина, девятерых в могилу свела. И знахарку нашу жуткой смерти предала, даже из дому не выходя. Нашли ту в лесу всю скукоженную, без кровиночки. Зачем в лес пошла, то неведомо. Как по приказу.
– Рассказал нам Вадимыч про последние слова твоей бабки. Дело плохо, что в тебе Алевтина наследницу учуяла и пробудила тьму. В третьем поколении ты дел-то куда больше натворишь, – поддержала её вторая старуха.
– И что же мне теперь делать? Я не хочу быть, такой как она! – всхлипнула как ребёнок Алёна.
– Не хнычь! – строго сказал седой мужик, по-хозяйски наливая Алёне стакан воды из закопчённого чайника. – Дело плохо, но не непоправимо. Можно дар не принять.
– Но ведь тогда они меня заберут. Она сказала, что если не приму, то они меня обязательно заберут! Боже, да я даже не знаю, кто они такие! Кто? Вы знаете? – Алёна изо всех сил пыталась не сорваться в истерику, но для этого ей нужно было хотя бы знать, что к чему. Она сызмальства справлялась с трудными задачами и не отступала, но ей нужна вся информация.
– Бесы, черти, лесные духи и демоны; все придут, кто её подпитывал силой и помогал. На тебя придут посмотреть, принять в свои ряды, если можно так выразиться. Но ты можешь воспротивиться и отвергнуть их, прогнать. У тебя сила теперь, пока не определённая, но могучая. Как пользоваться – сама поймёшь. Мы такому не обучены. Вот только если ты не справишься, то они на всей деревне отыграются. К умирающей ведьме нельзя было тебя подпускать, а чужим людям надо было крышу разобрать, чтоб душа её вылетела, а не попала частица в тебя. Да кто же знал, что она при смерти, только неделю назад на почту бегала, письмо отправить. Думали, в гости ты просто приехала, наоборот подобреет, утихомирится. Такой расклад, девонька, – заключил Никифор Вадимович.
– И когда они за мной придут? – уже с тихой уверенностью спросила Алёна.
– На третью ночь. И ты должна быть в своем доме. Не бойся. Мы схороним её завтра сами. Дом будет пустой. Никому с тобой нельзя, и так рискуем все сгинуть, если не выйдет у тебя, – сказала старушка, та, что помладше. – Про всё это нам знахарка покойная рассказала. Предвидела она, а мы ей не поверили. Дурни.
– А если я просто уеду, чтобы никого не подставлять? – совсем уж набралась храбрости и самопожертвования девушка.
– Не выйдет, – обреченно махнул рукой седой мужик. – Везде достанут. А нас – по-любому. На тебя одна надежда. Мёртвая ведьма куда опасней живой, как и те, кому она принадлежала. Очень уж она деревенских ненавидела, одного Никифора по молодости любила, ещё до знакомства с твоим дедом…
– Ты язык прикуси, Егор, – рассердился Никифор, оборвав седого мужика. – То мимолетное увлечение было, пятьдесят годов прошло, а всё припоминаете мне. Всё, довольно! Измучили девчушку, ей отдохнуть надо. Идите домой, готовьте похороны назавтра, а я за Алёнкой присмотрю и покормлю.
Выпроводив всю честную компанию, Никифор усадил обессилевшую девушку за стол и быстренько разогрел ей домашние котлеты с вермишелью. Заварил крепкого травяного чая, который взбодрил гостью и даже немного отогнал мысли об одиноком теле бабушки Алевтины, лежащем на кровати в соседнем доме.
Остаток дня у Алёны прошёл как во сне. Никифор старался не оставлять её одну надолго, болтал с ней о чем-то бытовом, совершенно не относящемся к чёрной магии и страшной участи, грозящей им в скором времени. Алёна же впала в задумчивость, прислушивалась к своим ощущениям: к лёгкому покалыванию в кончиках пальцев, к внезапно обострившемуся зрению и абсолютно пропавшей аллергии на кошек, к великолепной реакции. Толстый рыжий кот нырнул в оконную форточку в комнате, выделенной Никифором для ночлега гостье, и тут же был пойман и затискан до довольного урчания повеселевшей девушкой.
– А может, не так всё и плохо, – сказала вслух Алёна и обрадовалась, но тут же приуныла, вспомнив, что когда явится нечисть, то местным несдобровать. Нет, она должна разобраться со всеми проблемами. Вот только научил бы кто-нибудь.
Она попробовала сбросить одной только мыслью баночку с водой с подоконника. Но почти ничего не вышло, стеклянная тара сдвинулась всего на пару сантиметров, и вода в ней забулькала. Голова разболелась. Это был явно не тот результат, которого она ждала.
– Как же я справлюсь с демонами, если банку сбросить не могу, – опечалилась она, но тут же подбодрила себя. – Ещё есть время!
На следующий день она из окна наблюдала скорбную процессию, медленно идущую в сторону деревенского кладбища. Десятка три мужчин и несколько старушек шли за телегой, которая везла чёрный, закрытый гроб.
Алёна помнила наставления, что ей надо поберечь силы и необязательно присутствовать в печальной процедуре, но она решила, что пусть Алевтина и ведьмой была, пусть и зла многим причинила, а какая ни на есть родственница, и она обязательно должна быть там. Преодолев зачатки зарождающегося страха, она почесала живот коту и отправилась догонять мёртвую Алевтину.
На кладбище всё прошло на удивление пристойно, за исключением того, что не приехал священник из райцентра, узнав, кого нужно сопроводить в последний путь. Вдобавок, когда засыпали могилу, слетелось вороньё и начало кружить над ними, хрипло каркая, но быстро убралось, как только в изголовье установили деревянный крест.
Возвращаясь с кладбища, Алёна решила пройтись по опушке леса, как в детстве. Она обожала лес, он её умиротворял. Но спокойной прогулки не вышло; она начала слышать шепоты с верхушек деревьев, заметила дымчатые тени, пробивающиеся сквозь кусты. Молодая ведьма, как она себя уже с сарказмом начала называть, поспешила домой, нужно было помочь Никифору по хозяйству. Также она собралась, наконец, позвонить родителям со своего телефона (Егор привез ей из райцентра новый аккумулятор на смартфон взамен вздувшегося). Ну и нужно было продолжить магические практики со стеклянной банкой. В общем, дел хватало.
Ночью второго дня ей снились жуткие кошмары: зловещие существа, многолапые, многоголовые и многозубые, преследовали её по пятам, требовали принять дар и не сопротивляться. Кто-то необычайно жуткий, прячущийся в сером клубящемся тумане, нарисовал ей в воздухе несколько огненных символов и пролаял неразборчиво об их силе, предлагая ей авансом подарок, лишь бы она согласилась.
Алёна прогнала бесов одним движением руки, но понимала, что это сон, а основное испытание впереди. О ночёвке в доме Алевтины девушка весь третий день думала с содроганием, как ни пыталась собрать волю в кулак. Там не будет спокойного и рассудительного Никифора Вадимовича, суровых мужиков и даже сварливых бабок. Всё повисло на ней одной, и она была готова встретить свою долю.
Наступил судьбоносный вечер, и Алёна, выпив кружечку домашнего вина для храбрости, отправилась в дом мёртвой ведьмы. Никифор и пришедший к нему ночевать Егор пообещали, что будут настороже, но толку от них в схватке со сверхъестественными тварями будет немного. Они – на самый крайний случай. Остальные жители Торбино закрылись в своих домах на все замки и засовы, обложились иконами и молитвенниками. Решающий час неотвратимо приближался.
Опустевший дом встретил Алёну неприветливо. Казалось, что из каждого угла смотрят на неё незримые недобрые взгляды, готовые причинить ей вред. Однако она знала, что до полуночи ей ничего не угрожает. Девушка расставила по подоконникам чёрные свечи в определенном порядке, нарисовала на стенах виденные во сне символы, идя ва-банк. Она решила максимально усилить свои возможности, чтобы противостоять мраку. При этом уже чувствовала, как капелька тьмы в её душе начинает шевелиться, отравляя разум. Но иного выхода не было. План был единственным, и нужно было ему следовать.
Когда часовая и минутная стрелки застыли на двенадцати часах, вся деревня погрузилась в тишину. Дворовые собаки, скуля, забились в будки и не показывали оттуда морды. Редкие фонари светили тускло и рассеяно, даже срывавшийся ночной ветерок затих, подчиняясь общему напряженному ожиданию.
Одна минута первого. Алёна облегченно вздохнула. Может, и не будет ничего?
Но протяжный вой, сообщивший всей округе о прибытии адских полчищ, быстро развеял все её сомнения. Ближайший прилесок мгновенно окутал серый, поблескивающий серебром, туман, в котором тут и там зажигались пары, а то и тройки демонических глаз самых невероятных расцветок. Застонала земля, разверзаясь и выпуская сотни давно отживших настоящую жизнь, а теперь прислуживающих силам тьмы покойников. Ночные небеса чертили, спускаясь кругами всё ниже и ниже, клыкастые нетопыри. Выглянувший на секундочку в окно любопытный селянин был тут же утащен через разбитую раму, разорван на клочки и поглощён жаждущими человечины сверхъестественными монстрами.
Армия тьмы обступила плотным кольцом дом Алевтины, плотными рядами расселась на крышах заскрипевших от их тяжести близлежащих домов, и общий хор омерзительных, кричащих на разные лады голосов, назвал её имя. Той, что пыталась унять колотящееся сердце в доме старой ведьмы.
Но одним сидением в кругу защитных свечей врага не одолеть, и Алёна, собрав всю свою волю и храбрость, закричала: «Нет! Я не стану злой ведьмой! Я сама по себе!».
Этот тоненький крик, полный ярости и новой зарождающейся в ней силы, разорвал какофонию бесовских голосов и многократно отразился, разлетаясь по деревне. Он проник дальше земного мира, достигнув мрачных глубин, где хоронились хозяева присланной по её душу нечистой челяди. Она словно посылала вызов тёмным силам, которые пытались завладеть её разумом и свободой.
Зароптала, затопталась на месте кошмарная масса чудовищ, будто волна при отливе, пятясь от вышедшей из дома Алёны. Её глаза сверкали зелёными жемчужинами, и каждая тварь, на которую падал взгляд молодой ведьмы, сочла за лучшее спрятаться в рваных клочьях серого тумана, из которого появилась.
Но это был не последний шаг злобной бездны. Пронзительное шипение и возникший сильный запах гниющих ягод оповестили о прибытии монстра более опасного, чем вся собравшая в деревне нежить. Вскоре показался он сам, неторопливо шагая к уже собравшейся торжествовать победу девушке.
Новый антропоморфный демон не отличался гигантскими размерами, но Алёна чувствовала его невероятную силу, накопленную тысячелетиями, перед которой она была лишь пылинкой.
Он не носил рогов. Его кожа, тёмная и морщинистая, казалось, была сделана из затвердевшей тьмы, которая поглощает скудный свет от ближайших фонарей. Лицо демона исказилось злобой, вместо глаз зияли глубокие впадины. Чудовищу не нужны были глаза, оно видело по-другому. Видело душу молодой ведьмы насквозь, все её малейшие слабости и грехи, прошлые и настоящие. Его открытый рот был вращающейся воронкой из острых зубов, не предназначенных для плоти. Из кошмарной пасти вырывался при каждом шаге туман, который неприятно пах серой и гнилью одновременно. Серый туман был колыбелью чудовищ.
Алёна с ужасом смотрела на худое и вытянутое тело безрогого демона, на его костлявые руки с тонкими, как у пианиста, пальчиками, в которых он держал бирюзовую матовую сферу. В этой сфере билось нечто неуловимо знакомое ей, близкое, родное. Когда к внутренней стенке сферы на секунду прильнуло знакомое лицо и пересеклось с ней взглядами она поняла – да это же Алевтина! Её бабушка, совершившая множество ошибок, теперь принадлежала своему повелителю, которые ей дарил силы десятки лет и теперь собрал за это плату.
Алёна чувствовала, как стремительно слабеет, как всё больше ей хочется подчиниться сладкому призыву, обещаниям власти и могущества. Но она упиралась как могла, даже понимая, что безнадежно проигрывает и вот-вот скажет «Я согласна!»
Она опустилась на колени, мысленно прося о помощи всех, кто мог её услышать, кто не подчинялся тёмному слуге ада, пришедшему лично за ней. Просила даже свою любимую бабулю, которую обожала, несмотря ни на что.
Безрогий демон издал довольный шипящий звук и поманил когтистым пальцем девушку к себе, что сопровождалось лёгким дрожанием земли. И в этот миг по сфере-тюрьме пробежала трещина, расползлась молниеносной жгучей сеткой, разрушая темницу старой ведьмы.
Бирюзовое свечение полыхнуло во все стороны, сжигая завизжавшую и заоравшую нежить, охватило синим пламенем фигуру одного из генералов ада, заставляя того выть от неизведанной доселе боли. Чудовищной силы взрыв чистой созидающей энергии разорвал тьму, снося остатки мистических монстров и прогоняя клубы грязно-серого тумана. Когда победное сияние погасло, и деревня погрузилась в обычную ночь, на месте великой битвы осталось лежать только бесчувственное тело Алёны. Из соседского дома выбежали Никифор и Егор, подхватили девушку и занесли её в дом.
Страшная опасность пропала, но всё равно ни один житель Торбино не рискнул высунуться из дома до рассвета.
***********************
– Говорю тебе, это старая Алевтина пожертвовала свой душой ради внучки, – услышала проснувшаяся рано утром Алёна разговор мужчин на кухне. Кажется, голос принадлежал Никифору Вадимовичу и был вполне довольным.
– И с чего бы это? – сомневался голос Егора.
– А с того, что любовь – сила похлеще любой другой! – торжествовал Никифор над своим собеседником. – Тише, она проснулась.
Алёна, перестав подслушивать их диалог, поднялась с кровати и вышла на кухню, где ей тут же предложили вкусный завтрак. Она поблагодарила за помощь Егора и Никифора и заявила, что хочет немедленно уехать домой. Решила тут же вызвать такси и не ждать рейсового автобуса. Ей хотелось как можно скорее покинуть место, где столько всего произошло, и прежде всего разобраться в самой себе.
Никифор тут же засуетился, собирая ей в дорогу какие-то свёртки с едой, а Егор сбегал за сумкой Алёны в дом Алевтины. Туда она не хотела и шагу ступать, несмотря на то, что в решающий миг старая ведьма помогла ей. Однако, по её мнению, те стены видели слишком много зла, и должно пройти немало времени, пока этот эффект исчезнет.
Через полчаса приехала машина такси, и водитель нетерпеливо просигналил, подгоняя пассажирку. Проводить Алёну пришли почти все жители Торбино, за исключением семьи несчастного любопытного, выглянувшего в окно во время наступления армии тьмы. Он так и исчез бесследно.
Уезжая, Алёна бросила последний взгляд на толпу людей, и кому-то показалось на секунду, что в глазах девушки за стеклом автомобиля блеснули зелёные огоньки. Возможно, это был только обман зрения взбудораженных ночными событиями людей.
А у Алёны начиналась новая глава в её жизни, полная надежды. Она поклялась, что использует свои дарования, если они снова в ней проявятся, для созидания, а не для разрушения. В её душе сегодняшней ночью зажглась искра, которая оказалась гораздо сильнее импульса мрачной силы, переданного ей бабушкой…
