Дмитрий Дашко
Мент. Оперативный простор
© Дашко Д., 2021
© ИК «Крылов», 2021
Автор выражает свою благодарность всем, кто помогал в работе над книгой, и особенно:
Евгению (Oigene) из группы «Исторический роман» – https://vk.com/ translators_historicalnovel
Пользователям сайта «Автор. Тудей» под никами readerlord и Nikolite Михаилу Анатольевичу Унакафову
Буду рад видеть своих читателей у меня в гостях на https://author. today/u/dashkobooks и https:// vk.com/dashko_books
Глава 1
Чужое прошлое может напомнить о себе весьма удивительным способом. Я знать не знал эту женщину, которая назвалась моей сестрой и была готова упасть передо мной… ну, хорошо, перед тем, кого она считала братом, на колени.
А это было то, что я ненавижу больше всего.
– Даже не вздумай! – крикнул я в ответ на её реплику. – Никто и никогда не должен так унижаться! Ты меня слышишь?
Она кивнула.
– Прости, брат! Отчаяние повергает любую гордыню. Мне уйти?
Я чуть не застонал.
– Ты сказала, что тебе нужна помощь.
– Да.
– И какой я буду брат, если отвечу тебе отказом?!
Я посторонился, пропуская женщину.
– Проходи. Думаю, нам есть о чём поговорить.
Она достала из сумочки платок, вытерла им выступившие слёзы и сделала осторожный шаг через порог моей комнаты.
Войдя, посмотрела по сторонам.
– Ты один?
– Как перст. Не беспокойся, нам не помешают.
Сначала хотел предложить ей снять с себя что – то вроде жакета, но потом понял, что она ещё не успела согреться.
– Я могу сесть? – спросила гостья.
– Что за дурацкий вопрос! – возмутился я. – Ты у меня в гостях. Извини, из меня плохой хозяин, мне нечего тебе предложить… Если только немного кипятка.
– Я замёрзла, – призналась она. – Горячая вода будет кстати.
– Тогда сиди и жди! Я скоро.
Я вернулся с двумя кружками, доверху наполненными горячей водой. Слава богу, хотя бы с кипятком проблем нет.
В прошлой жизни я был весьма непритязателен.
Да и много ли нужно обычному менту? Жена умерла, дочка вышла замуж… Если не считать работы, по сути, больше ничего у меня и не было. Приходил один в пустую квартиру, падал без сознания на диван, утром просыпался, завтракал и на службу.
А потом вдруг случился сердечный приступ, и вот я из двадцать первого века оказался отброшенным на сто лет назад, аккурат в самое начало НЭПа.
И теперь вдруг выяснилось, что у меня вроде как есть родня…
Настоящий Георгий Быстров тоже от сибаритства не страдал. Но в этот момент меня накрыло чувство страшной неловкости – это было всё, что я мог ей предложить.
– Бери, только не обожгись, – всучил я кружку гостье.
Она обхватила её обеими руками и сделала маленький глоток. Только сейчас она заметила повязку на моей руке.
– Тебя ранили, братик?
– Пустяки! – отмахнулся я. – Просто зацепило. Иначе тебе пришлось бы меня искать по больницам.
Мои слова её успокоили.
Она снова продолжила пить кипяток, аккуратно дуя на него, прежде чем сделать глоток.
Я тем временем пытался вспомнить, что знаю о сестре. Ларчик с памятью Быстрова открываться не хотел, в голове остались лишь скудные крохи информации, которую когда-то сообщил мне предатель Баштанов, настоящую личность которого мы пока не установили.
Итак, что мне известно: мы в страшной ссоре (это подтверждается словами самой сестры), она вроде как живёт в Петрограде и давно со мной не общалась.
Стоп! В Петрограде? Получается, она приехала. Вахтёр Степановна сказала, что сестра спрашивала обо мне ещё вчера, то есть она уже второй день как в городе.
– Где ты остановилась? – спросил я.
Она слабо улыбнулась.
– Я приехала на поезде ещё вчера. Хорошо, что остался твой адрес. Сразу приехала сюда, а тебя нет. Пришлось заночевать на вокзале.
– Ты бы сказала на вахте, что моя сестра. Тебя бы обязательно впустили…
– Я даже не была уверена, что меня впустишь ты, – опустила она глаза.
– Почему?
– Что – «почему»? – удивилась она.
– Почему мы поссорились? Хотя, прости, я задам тебе другой вопрос. Он покажется тебе странным, но я чуть погодя всё объясню.
– Задавай, – с напряжением в голосе сказала она.
– Как тебя зовут?
– Екатерина… Катя, – машинально ответила гостья и сразу спохватилась: – Георгий, что с тобой? Ты был так зол на меня, что забыл моё имя?
– Брат не должен злиться на сестру, – сказал я. – Пожалуйста, ничему не удивляйся, но… Пару недель назад меня контузило. Ранение было куда серьёзнее, чем это, – я показал на руку. – Валялся без сознания несколько дней. А когда очнулся понял, что у меня провалы в памяти.
– Жора, это не шутка? – нахмурилась сестра.
– Да какие тут могут быть шутки! В общем, сестрёнка, нам с тобой придётся знакомиться заново, потому что я не очень уверен, что прежняя память вернётся ко мне. И да – хочу сразу предупредить: не смотри на меня с жалостью – в остальном я в полном порядке.
– Тогда мне лучше быть с тобой полностью откровенной. Это будет честно с моей стороны. Если потом передумаешь помогать… Что ж, ты в своём праве, – вздохнула она.
– Не делай скоропалительных выводов, – попросил я. – Быть может, новый Георгий Быстров окажется не таким плохим, как ты о нём думаешь.
– Ты спросил, из-за чего мы поссорились… Я полюбила человека, которого ты считаешь врагом. Он… – Катя запнулась, – он был кадровым офицером, воевал с австрийцами, участвовал в Брусиловском прорыве. Тогда его дивизией командовал Корнилов. Когда власть захватил Керенский, муж участвовал в мятеже на стороне бывшего командира – он всегда высоко отзывался о нём, даже входил в исполком союза офицеров. Тогда моего Сашу и арестовали впервые в жизни, – Катя всхлипнула. – Потом пришёл Ленин – Корнилова и Сашу освободили. Они подались на Дон, Саша снова служил под командованием Корнилова в его Добровольческой армии и был с ним до самого конца, пока Лавр Георгиевич не погиб в Екатеринодаре. А ты уже воевал в конармии Будённого. Когда узнал, кем стал мой муж – как с ума сошёл! Накричал на меня и сказал, что порываешь со мной навсегда.
Я невольно присвистнул. Да… гражданская война на то и гражданская, что проходит водоразделом по каждой семье. Брат идёт на брата, сын на отца. Трещит не только страна, разлом проходит и по семьям.
Как бы я себя повёл, окажись на месте Быстрова? Он был молод и горяч, а мне уже пятьдесят, возраст не мальчика, но мужа. Я научился и прощать, и ненавидеть.
Семья всю жизнь была для меня чем-то святым. И как бы ни оступился кто-то из моих родных, я всё равно бы не стал рвать с ним отношения и всегда бы пришёл на помощь.
– Что теперь с твоим Александром?
– Он был в плену у красных, потом его амнистировали. Чтобы не было лишних проблем, он даже взял мою… то есть нашу фамилию Быстров, и мы теперь живём как семья Быстровых.
– Как с работой?
– Ему повезло. У Александра большой опыт в военном деле, причём далеко не кабинетный. Саше дали должность в школе комсостава в Петрограде, он получал и жалованье, и продовольственный паёк. Я думала, что теперь у нас всё будет хорошо, мы заживём… ну не как прежде, но всё равно вместе, заведём детей. Потом, – она всхлипнула.
– Что – потом? – напрягся я.
– Потом случилось то, из-за чего я к тебе приехала, – она вскинула подбородок и посмотрела на меня взглядом раненого оленёнка. – Саша дружил со многими другими преподавателями школы, большинство из них тоже в прошлом были офицерами. Саша называл их фронтовыми товарищами – видишь, он не чурался ваших большевистских словечек.
– Хорошо. Это я уже понял. Говори, что произошло.
– Один из его новых друзей – Хвылин – начал откровенно ухлёстывать за мной. Саше это не понравилось, у них случился конфликт. А потом Хвылина нашли мёртвым: его застрелили. Подробностей я не знаю, мне их просто не сказали, но твои петроградские коллеги посчитали, что это Саша убил Хвылина и сделал это из-за меня.
Я кивнул. В принципе логика питерских оперов понятна – я бы сам в первую очередь стал пробивать окружение на предмет конфликтных ситуаций. Но и другие версии не стал бы сбрасывать со счетов.
– Сашу арестовали, – продолжила Катя.
Я понимал, что ещё немного и эмоции нахлынут на неё, она разрыдается.
– Ты уверена, что сможешь продолжать?
– Смогу. Мне надо выговориться! – почти прошептала она.
– Хорошо. Но если почувствуешь, что тебе плохо – прервись. Поговорим, когда успокоишься и тебе станет легче, – попросил я.
– Да, – кивнула она. – Но мне надо рассказать тебе всё и сразу. Я была у следователя. Тот абсолютно уверен, что Саша убийца. И никого другого искать не собирается. Я умоляла, унижалась, просила, обещала, что буду жаловаться – надо мной только смеялись и называли истеричкой и дурой. Это было очень больно и обидно, но я не думала тогда о себе, я думала о Саше – как он, что его ждёт? Нам даже не разрешили свидания.
– Я понял тебя, Катя. К сожалению, среди следствия и уголовного розыска есть всякие люди. Скажи – Хвылин действительно домогался тебя?
– К несчастью. Он был абсолютно бестактен, не давал мне прохода в отсутствие мужа, дерзил, хотел распустить руки… Я долго скрывала это от Александра, но однажды правда всплыла. Они даже подрались. Саша набил Хвылину морду. Только это не помогло. Хвылин словно с цепи сорвался и удвоил свои приставания.
Чувствовалось, что тема сильно тяготила сестру. Каждая фраза доставалась ей буквально с трудом.
– А почему ты считаешь, что Саша не убивал его? – задал главный вопрос я. – Он что – не смог бы из-за тебя убить? Катя встряхнулась, словно обиделась моим словам.
– Он воевал и не боится смерти. Но Саша – офицер, у него есть то, что он называет честью офицера. Сейчас так не принято говорить, это считают отголосками старого режима. Но для мужа слово «честь» многое значило. Саша не стал бы стрелять в спину, а вызвал бы Хвылина на дуэль. Поэтому я точно знаю: убийца кто-то другой, не мой муж. Именно это я и сказала следователю, а он расхохотался мне в лицо, – Катя всхлипнула.
– Ну же! – Я сел рядом, приобнял её. – Всё будет хорошо!
Мне безумно хотелось её утешить. Женские слёзы – страшное оружие. Особенно если учесть, что плачет моя сестра.
– Тогда я бросила всё, купила билет на поезд и приехала к тебе.
– Ты правильно сделала, сестрёнка! – улыбнулся я. – Я рад, что мы с тобой встретились и заново обрели друг друга! Ближе тебя у меня никого больше нет.
– Жора, ты ведь по-прежнему работаешь в уголовном розыске? – вдруг спросила она.
– Да.
– Тогда ты знаешь, что нужно делать. Мне очень нужна твоя помощь. Я хочу, я умоляю тебя, чтобы ты нашёл настоящего убийцу и спас моего мужа от тюрьмы! – сказала сестра.
Глава 2
Я ожидал чего угодно, но только не этого.
– Катя, ты понимаешь о чём просишь?
– Иначе меня бы здесь не было, – сказала она.
– Почему ты думаешь, что мужа посадят?
– Я не знаю: посадят или расстреляют. Я не знаю новых законов. Я ничего не знаю, кроме того, что никого другого милиция не ищет! – запальчиво выкрикнула она.
– У тебя просто могло сложиться такое мнение, – вкрадчиво заговорил я. – Понимаешь, есть такое понятие – тайна следствия. Ни милиция, ни следователи – никто не имеет права выдавать служебные сведения посторонним.
– Боже мой! Ну как мне сделать, чтобы до тебя дошло! – Катя схватилась за виски руками и принялась качать головой. – Мне прямым текстом сказали, что убийца найден и что это мой муж!
Она остановилась, посмотрела на меня с тревогой и надеждой:
– Ты поможешь мне, брат?
У меня во рту стало сухо. Я мог бы сейчас наобещать всё, что угодно, вплоть до того, что достану звёздочку с небес. Но это было бы ложью.
– Давай сделаем так, – я включил деловой тон, обычно он хорошо действует на взвинченных людей и успокаивает, – мы вместе поедем в Петроград. Я схожу к следователю, к оперативникам, которые занимались убийством, поговорю с ними. Если, как и они, приду к выводу, что Александр – убийца, прости, Катя, но покрывать преступника я не стану. Даже если это твой муж.
– Хорошо, – кивнула она. – Только Саша не убивал. Я в это верю!
– Веры здесь мало. Нужны факты, – так же сухо продолжил я. – И вот если факты будут таковы, что у меня возникнет хоть вот столечко сомнений насчёт виновности Александра, – я слегка развёл большой и указательный пальцы, – то я приложу все усилия, чтобы разыскать настоящего преступника.
Её лицо просветлело, она кинулась ко мне с поцелуями, я на секунду деликатно приобнял её, но потом отстранил от себя.
– Подожди, Катя. Для начала мне бы хотелось бы развеять некоторые иллюзии.
– А ты стал начитанным, братишка. Вон какие слова употребляешь, – улыбнулась сестра. – Не о том речь, Катя, – я поморщился. – Я не хочу давать напрасных надежд. Это здесь, в городе, моё слово что-то да значит, и ко мне бы прислушались. Для товарищей в Петрограде я никто, допуск к делу мне не оформят. Значит, придётся действовать неофициально. Как понимаешь, Натов Пинкертонов и иже с ними любят только читатели бульварной литературы – органы следствия же их на дух не переносят. Поверь, никому не понравится, когда у тебя под ногами начнут путаться посторонние люди. Ребятам из петроградского угро – тем более.
– Я понимаю, – вздохнула сестра.
– И ещё один важный момент. Кем бы ты меня ни считала, но я обычный оперативник, не Шерлок Холмс. И я не умею по кучке табачного пепла вычислять убийцу. К тому же я буду действовать один – а раскрытие преступлений, как правило, результат слаженных действий целой команды.
– Но у тебя же есть я! – в сердцах воскликнула Катя.
– Есть. И, поверь, мне бы меньше всего хотелось, чтобы ты влезла в это дело, – заключил я.
– Тогда что мы будем делать? – растерянно спросила она.
– Для начала сходим поедим в столовую. У меня есть талоны на завтрак, я с тобой поделюсь. Потом ты останешься здесь, а я пойду к своему начальнику.
– Он тебя отпустит?
– Попробую уговорить, – без особой уверенности сказал я. – Если не отпустит – напишу заявление о собственном уходе. Семейные дела для меня намного важнее службы.
Катя снова прильнула ко мне, и я вдруг ощутил, как во мне зарождается настоящая братская нежность. Быть может, это заговорила частичка души настоящего Быстрова. Я понял, что не смогу подвести Катю, что из кожи вон вылезу ради неё и порву всех врагов на британский флаг.
И пусть я видел её первый раз в жизни, но уже любил как сестру, которой у меня никогда не было в той жизни.
Я обнял девушку, сквозь одежду почувствовал заострившиеся лопатки у неё на спине.
– Ты сильно похудела, сестричка! Наверное, голодала там у себя, в Питере.
– Ты тоже не похож на Гаргантюа, – улыбнулась она. – Выглядишь совсем как Паташон: такой же высокий, худой и задумчивый.
– Тогда пойдём, исправим это.
Мы отправились в столовую. К моему удивлению, сестра не столько ела, сколько любовалась мною, тем, как я уплетаю кашу, сваренную на чём-то вроде технического масла или какой-то другой гадости, способной вызвать приступ дикой изжоги, как пью несладкий компот, как вытираю рот за неимением салфеток и полотенец тыльной стороной руки.
– Ты очень изменился, братишка, – вдруг проговорила она. – Возмужал, повзрослел. Ты сейчас так похож на папу.
– Извини, я его тоже не помню.
– Понимаю, – закивала она. – Это всё проклятая контузия.
Катя спохватилась:
– А эта твоя амнезия… Она не помешает тебе?
– Знаешь, у неё какой-то избирательный характер. Всё личное из памяти стёрто, как грифель с аспидной доски, а вот то, что касается работы – зафиксировалось намертво. Так что не переживай, сестрёнка: на моих профессиональных качествах амнезия не сказалась.
После завтрака я оставил её у себя в комнате. Потом пришёл к Степановне, предупредил, что ко мне приехала сестра и что она какое-то время поживёт со мной.
– Я сразу поняла, что это ваша родственница, – сказала вахтёрша. – Не волнуйтесь, никто вашу сестрицу не побеспокоит.
– Спасибо, Степановна! – Я чмокнул пожилую женщину в щёчку, и та просто расцвела от удовольствия.
Дальше мне предстоял визит к Смушко, но сначала полагалось доложиться непосредственному начальнику – Гиберу.
Выслушав меня, он кивнул:
– Пиши заявление, я согласую. Если Борисыч заупрямится – хотя это вряд ли, скажешь мне, я его уломаю. Удачи, Быстров!
Начальник губрозыска Смушко сидел в кабинете и говорил по телефону. Увидев меня, он кивнул и показал взглядом, чтобы я присаживался, подождал, пока он не закончит беседу.
Я не слышал, о чём говорит невидимый собеседник Смушко, но с каждой фразой лицо начальника мрачнело всё сильнее и сильнее. Кажется, ему сообщали плохие вести.
Закончив, он положил трубку и повернулся ко мне.
– Здравствуй, Быстров!
– Здравствуйте, товарищ Смушко.
Я положил своё заявление перед ним.
– Это что такое? – с подозрением спросил он.
– Заявление на отпуск по ранению.
– Какому ранению?
– Этому, – я осторожно опустил ладонь на повязку.
– Ты же сам отказался от госпиталя! – удивился Смушко.
– Товарищ начальник губрозыска, скажу честно: ранение – это всего лишь повод. У моей сестры большие неприятности в Петрограде, по обвинению в убийстве арестован её муж. Хочу попросить у вас две недельки, чтобы съездить и во всём разобраться.
– Значит, так просто – съездить в другой город и разобраться? – хмыкнул Смушко.
– Ну да, – повёл плечом я. – Кроме сестры, у меня больше не осталось родных. Кто ей поможет, если не я?
Смушко приподнялся, с грохотом отодвигая стул. Подошёл к окну, зачем-то посмотрел в него, а потом принялся ходить по кабинету, заложив руки за спину.
– Отпуск, говоришь? – спросил он, остановившись.
– Так точно: отпуск по ранению, две недели, – подтвердил я.
– Три! – вдруг сказал он.
– Что – «три»? – не сообразил я.
– Три недели! – объявил Смушко. – И чтобы все эти три недели тебя не было в городе.
– Это как прикажете понимать, товарищ Смушко? – обалдело спросил я, не ожидая такой щедрости от начальства. Если честно, я и на две недели особенно не рассчитывал, учитывая тот объём работы, который свалился на губрозыск за последние дни.
– Понимай, как сказано: сегодня же чтобы купил билет и ноги твоей в городе все эти три недели не было! – прорычал начальник.
Я слегка оцепенел от услышанного. Ну не укладывались никак эти слова в ту картину разговора, которую я мысленно прокручивал в голове, когда шёл сюда. Ждал чего угодно, но только не этого!
– Товарищ начальник, – встал я. – Если вы полагаете, что я веду себя как последняя сволочь и предатель, которая бросает своих товарищей в трудную минуту, то это не так! Вы прекрасно знаете, что я готов дневать и ночевать на службе, что я всегда с душой радею за дело!
– Дурак ты, Быстров! – резко оборвал меня Смушко. – Вернее, дважды дурак! Как ты мог такое подумать о нас, твоих товарищах!
– Виноват, – смутился я. – Только объясните, что происходит. Вы ведь не случайно хотите, чтобы я уехал из города.
– Именно, что неслучайно! – сказал Смушко. – И это будет самый лучший выход для тебя, Быстров.
– Я что-то натворил? – насупился я и стал лихорадочно вспоминать список собственных грехов. Если быть точным, то только те вещи, которые произошли на моей памяти.
Вроде ничего криминального не натворил. Конечно, даже к столбу докопаться можно, а уж тем более к оперу, однако чего-то стоящего на меня вряд бы нарыли, где мог – я обставился.
Понятно, что у нас такая профессия – чаще пистон вставляют, чем награждают. Это было и в моём времени. Уверен, что и на заре советской власти ничуть не лучше.
Тогда что?
Кто знает, может, настоящий Георгий Быстров успел как-то накуролесить, а мне предстояло расхлёбывать последствия? Но я-то о них был ни сном ни духом!
И это самое хреновое в моём положении.
– Не мучайся, Быстров! – произнёс Смушко. – Вижу, что весь озадаченный, даже взгляд какой-то стеклянный стал. Ты как раз наоборот – молодчина! Действуешь как положено. Жаль, не все у меня такие, – вздохнул он. – И потому, что ты хороший работник, у тебя большие проблемы. Есть человек, который хочет твоей крови. К несчастью, это не рядовой обыватель или мелкий бандит. Я хочу вывести тебя из-под удара, Быстров!
Глава 3
Я присвистнул:
– Что, всё настолько серьёзно?
– Более чем, – подтвердил Смушко.
– Можете поделиться раскладом, чтобы я понял – откуда ветер дует?
– А ты не догадался? – удивился Смушко.
– Догадываться – одно, знать – другое.
– Вчера Симкин попросил в камеру бумагу и чернила, сказал, что напишет признательное письмо.
– И что – обманул? – нахмурился я.
Учитывая, что Симкин – зам начальника губотдела ГПУ, я бы ничему не удивился. Дураков туда не берут, тем более на такую должность. И то, что мы его взяли с поличным, ещё ничего не означало. Могли и отмазать.
– Нет, не обманул. Накатал текста на рулон обоев. Вот только все грехи взял на себя, о своём начальнике, товарище Кравченко, ни слова плохого. Дескать, скрытно действовал за спиной начальника, постоянно боялся разоблачения и всё такое.
– Другими словами: Кравченко у нас теперь розовый и пушистый?
Смушко вряд ли мог знать эту идиому (для подстраховки я даже заменил слово «белый» на другую окраску), но моментально уловил смысл и кивнул в ответ.
– Да, по этой линии Кравченко не зацепило.
– А если попробовать забрать Симкина к нам – поколоть его здесь? – во мне разыгрался охотничий азарт.
– Его сейчас архангел Гавриил колет, – грустно сказал Смушко.
– Хотите сказать…
– После того, как Симкин в письменном виде дал признательные показания, он повесился у себя в камере. Дескать, чувствую глубокие угрызения совести, страдаю за то, что подвёл товарищей, больше не могу жить… Его нашли уже холодным.
– Кравченко… сука! – вырвалось у меня.
– Я тоже думаю, что его повесили, – подтвердил Смушко. – Заставили написать письмо, а потом отправили на тот свет.
– А что комиссия?
– Комиссия – ничего. Признания Симкина их вполне удовлетворили. Конечно, Кравченко влепили строгий выговор, но с должности не сняли.
– Думаете, помогают высокие покровители из Москвы? – предположил я.
– Похоже на то. Любой другой уже турманом бы вылетел с поста.
– А почему не зашли с другой стороны… Этот Батыр, который в меня стрелял… Говорили, что он работает в ГПУ.
– Работал, – поправил Смушко. – Кравченко предъявил приказ, по которому этого Батыра уволили ещё две недели назад как не внушающего доверия. Более того, по нему велась разработка со стороны ГПУ. Причём всё официально, с печатями и подписями.
– Красиво обставился товарищ Кравченко, – невольно восхитился я.
– Это ещё не самое плохое, товарищ Быстров. Комиссия уезжает в Москву, а Кравченко теперь жаждет твоей крови.
– Ну, ему ко мне не подкопаться, – слегка легкомысленно произнёс я.
– Ошибаешься, – с горечью сказал Смушко. – Тебя хотят обвинить в применении пыток.
– Небось со слов бандита Трубки? – хмыкнул я. – Ну-ну, и что этому бандиту веры больше, чем мне?
– Кроме показаний Трубки есть ещё и показания Баштанова… Ну, то есть того, кого все по-прежнему считают Михаилом Баштановым.
– Так он же мёртв! – вырвалось у меня.
– Эта сволочь успела заранее написать на тебя жалобу чекистам.
– Вот же сволочь, этот Миша! – вырвалось у меня. – Даже после смерти пакостит!
– Ну, а поскольку никто не знает, что Баштанов – не тот, за кого он себя выдавал, и все считают, что это наш товарищ, который героически погиб в схватке с опасным преступником, его слова в глазах ГПУ и особенно товарища Кравченко имеют большой вес. Как понимаешь, посадить тебя вряд ли посадят, но вот из губрозыска уволить могут.
– Да… закрутилось колесо, – озадаченно протянул я.
– У Кравченко на тебя зуб, он тянуть не собирается. Поэтому я даже рад, что есть формальный повод, чтобы ты уехал из города. В Петрограде Кравченко до тебя не дотянется – руки коротки. Ну, а за три недели мы попробуем доказать истинную сущность Баштанова и выяснить, кто он такой. Этим делом будет заниматься Чалый, а он сейчас ради тебя в лепёшку разобьётся, но сделает.
– Спасибо, товарищ Смушко! – растроганно произнёс я.
– Не торопись с благодарностями, Быстров. Это ещё не всё. Надо ещё парочку дел сделать.
Он подвинул к себе несколько листов бумаги и принялся старательно писать. Когда просох первый лист, протянул его мне.
– Держи.
– Что это такое? – спросил я.
– Это письмо к товарищу Ветрову, инспектору третьей бригады Петроградского уголовного розыска. Он меня хорошо знает, на курсах познакомились. Третья бригада как раз занимается раскрытием грабежей и убийств, – пояснил он.
– Здорово, – обрадовался я. – Спасибо за рекомендательное письмо.
– Само по себе письмо ещё ничего не значит. Ветров – мужик в целом нормальный, но должность накладывает свой отпечаток. Как понимаешь, в свою кухню посторонних пускать никто не любит, тем более в таких вопросах, как дело об убийстве. Так что есть вероятность, что он просто пожмёт тебе руку и на этом вся помощь закончится, – вернул меня с небес на землю Смушко.
– И всё равно глупо не попытаться использовать этот шанс, – сказал я.
– Поэтому я и написал это письмо, но опять же – никакой гарантии, что от него будет польза нет.
– Ещё раз огромное спасибо, товарищ Смушко. Я могу идти?
– Экий ты прыткий! – заулыбался начальник. – Раз уж пришёл – потерпи ещё чуток.
Он помахал в воздухе другими исписанными листами.
– Так, кажись высохли. Пошли, Быстров.
– Куда, товарищ Смушко?
– В финчасть. Или хочешь сказать, что тебе не нужны деньги? – заулыбался он.
– Ещё как нужны, – подтвердил я.
В карманах и в кошельке было откровенно пусто, и вряд ли потому, что настоящий Быстров сорил бабками направо и налево.
В финансовой части за столами сидели трое: худенький и незаметный мужчина в очках и нарукавниках поверх потертого пиджака и две женщины, одна в возрасте, другая – совсем молоденькая в светлой кофточке. Перед мужчиной на столе лежали счёты, он периодически щёлкал костяшками и что-то заносил в толстую прошнурованную книгу.
– Привет, Афиногеныч! Здравствуйте, девушки! – подмигнул барышням Смушко.
Я тоже поздоровался. Судя по всему, это были бухгалтера и табельщики – без которых невозможно существование ни одной конторы, даже уголовного розыска.
– Товарищ начальник… Здравствуйте, – с паузой ответил Афиногеныч.
Он был слишком погружён в свои цифры и не сразу вернулся к реальности.
– Значит так, Афиногеныч. Товарища Быстрова из первой бригады тебе представлять не нужно. Выдай ему всю задолженность по зарплате, отпускные за три недели и премию за вклад в поимке особо опасных преступников. Вот, у меня тут всё расписано. – Смушко подал бухгалтеру бумаги, которые писал в моём присутствии.
– Товарищ Смушко! – взмолился мужчина.
– Вы же сами знаете – касса пуста, денег нет!
– Афиногеныч! – с нажимом сказал Смушко. – Ты что – не понял, что тебе сказано? Я не знаю, откуда ты достанешь деньги, но чтобы вся сумма товарищу Быстрову была выдана без проволочек. И без пустых разговоров!
– Слушаюсь, товарищ начальник, – бухгалтер громко вздохнул, как больная корова. – Только вы ведь меня без ножа режете!
– Если продолжишь препираться – зарежу ножом! – улыбнулся Смушко.
– Товарищ Быстров, подойдите к окошку кассы. Там вам выдадут всю сумму, – мгновенно среагировал Афиногеныч.
– Товарищ Смушко… – Я даже запнулся от волнения. – Даже не знаю, как вас благодарить!
– Не знаю, как у тебя всё сложится в Петрограде, но ты у нас парень пробивной, своего добьёшься. Давай, Быстров, разбирайся с делами и через три недели назад! Желаю удачи!
Мы пожали друг другу руки, и начальник ушёл.
Я проводил его грустным взглядом. Не всякий начальник способен настолько заботиться о подчинённых. В прошлой жизни мне далеко не всегда везло на таких, как Смушко. Порой попадались откровенные сволочи, которых заботила только собственная карьера.
В кассе мне выдали пухлую стопку дензнаков. Не знаю, какова была их реальная стоимость, но в тот миг я почувствовал себя богачом.
Когда вернулся в общагу, то обнаружил, что Катя спит на кровати, укрывшись моей шинелью. Она даже щеколду за мной не заперла.
«Намаялась, бедолага». – с нежностью подумал я.
Будить сестру не хотелось, однако та почувствовала, что в комнате кто-то есть, и открыла заспанные глаза.
– Братишка?
– Это я, сестрёнка.
– Как всё прошло? Тебя отпустили?
– Конечно, – улыбнулся я. – Собирайся, поедем на вокзал покупать билеты на ближайший поезд до Петрограда.
– Я быстро, – пообещала она.
В дверь постучали.
– Входите, – сказал я.
Появилась Степановна, в руках у неё был какой-то свёрток.
– Жора, – она слегка помялась, – примерь, пожалуйста. Это тебе.
Она развернула свёрток, и я понял, что в руках у женщины был мужской костюм.
– Вроде твой размер, – сказала Степановна. – Хватит тебе всё тряпьё какое-то носить! Штаны уже скоро просвечивать будут. А пиджак твой завтра будет готов, сейчас покуда сохнет.
– Спасибо, Степановна, – поблагодарил я.
– Сколько с меня?
– Нисколько, – женщина всхлипнула. – Это от моего сыночка Ванюшки осталось, царствие ему небесное… На гражданской, будь она неладна, сгинул. Мне оно не к надобности, а продавать – рука не подымается. Так что носи на здоровье.
У меня после её слов сжалось сердце. Никому не пожелаешь такого… Никакой матери!
Сдавило дыхание, к горлу подступил ком. Будь проклята эта война, из-за которой так страдают наши матери!
– Спасибо тебе, Степановна! – дрогнувшим голосом сказал я.
У меня не находилось слов утешения для неё. Их просто невозможно найти.
– Да чего уж… – тихо вымолвила она. – Ты, главное, себя береги, Жора! Я ведь знаю какая у тебя служба. Как на фронте – кажный день под пулями ходишь.
Мне снова стало не по себе. Сколько же нерастраченной материнской ласки, сколько добра было в этой женщине, с которой так сурово обошлась жизнь!
– Я обязательно буду беречь себя, Степановна. Особенно после того, что ты мне сказала! И ещё – я уезжаю вместе с сестрой в Петроград недельки на три. Ты уж пригляди за комнатой, а?
Через полчаса мы с Катей покидали общежитие. Степановна вышла на крыльцо, чтобы проводить нас и помахать рукой на прощанье.
И ещё долго я чувствовал на себе её ласковый материнский взгляд.
