Дмитрий Корсак
Смайлик на асфальте
– Ну, что там?
Ирина вытягивала шею, норовя заглянуть на экран.
– По-моему, опасность вполне реальна, – Артем тщательно подбирал слова. – Вам бы поберечься. Сейчас я попробую подобрать безопасное место. Вернее, совсем проблем избежать не удастся, но можно снизить риски, переведя проблемы восьмого дома на какой-то другой – седьмой или, если получится, даже шестой. Это можно сделать, уехав на время из города. Восьмой дом связан с угрозой жизни и здоровью, именно по нему сейчас проходит негативный транзит Плутона. Шестой – работа, седьмой – брак. Нужно только подобрать правильные географические координаты.
Он вопросительно посмотрел на девушек.
– Звучит как какая-то тарабарщина, но я за, – решительно тряхнула челкой Ирина. – Мужа у Ольки нет, работы тоже, так что подбирай.
В комнате надолго повисла тишина.
– Вот. – Артем оторвал взгляд от экрана. – Кипр и Анталья вполне подойдут.
– Не подойдут, – очнувшись, заупрямилась Ольга. До этого момента она сидела, задумавшись, лишь изредка крутила простенькое колечко с синим камушком на безымянном пальце. – Денег нет, загранпаспорт просрочен. И вообще я никуда не собираюсь.
– Но тогда хотя бы уезжайте из Петербурга куда-нибудь за город, измените свои привычки. И никаких людных мест. Вокзалы, площади, стадионы, концертные площадки – все, что связано с Плутоном, исключить. На неделю как минимум… Что такое?
Ольга категорично мотала головой.
– Не получится. Мне сегодня выступать на Дворцовой. Я с таким трудом нашла подработку, а теперь все бросить? Чтобы больше меня никуда не взяли? И переехать мне некуда.
– Ой, действительно, у тебя же сегодня вечером представление на Дворцовой, – всполошилась Ирина.
– На Дворцовую вечером точно не стоит, – поддержал Артем.
Ольга вновь покачала головой.
– Если не хотите слушать советы, зачем было приходить? – в сердцах бросил Артем.
Он поднялся и подошел к окну. Поморщился с досадой – не удалось ему убедить Ольгу, что положение серьезно. А в том, что оно серьезно, он не сомневался.
2
Звонок мобильного не разбудил его, Брагин не спал, просто лежал с открытыми глазами, думая, чем занять нынешний день. Уже больше месяца на пенсии, а привычка просыпаться в одно и то же время никуда не делась. Солнечный свет, проникая сквозь неплотно сходящиеся портьеры, прочертил на паркете косую линию. Каждое утро весь последний месяц он наблюдал за этим солнечным зайчиком и теперь безошибочно мог назвать время. Сейчас было начало восьмого. Брагин протянул руку и нащупал на тумбочке вибрирующий аппарат.
– Слушаю.
– Подъем, Сергеич. – Голос участкового в трубке прерывался шумом проснувшегося мегаполиса. – Ты просил позвонить, если что случится. Вот, случилось.
– Когда?
– Похоже, ночью. Давай быстрее, может, успеешь до приезда следователя.
– А кто у нас следователь?
Участковый назвал фамилию.
– Кравченко? Не знаю такого.
– Из молодых да ранних. Эффективно-дефективных. Пришел сразу после твоей отставки.
Брагин поморщился – не любил, когда ему напоминали об отставке. Сейчас, спустя месяц, он уже жалел, что пошел на принцип. Уступил бы, как ему советовали, – может, и работал бы до сих пор в Следкоме. И сегодняшнее убийство расследовал бы сам, а не этот «эффективный». Но нет, уперся как осел: «Если закроете дело, уволюсь». Глупо, по-мальчишески вышло, совсем несолидно для подполковника за пятьдесят. От расследования его тогда отстранили, сказав: «Незаменимых нет. Сам виноват». Потом, при закрытых дверях, кулуарно, начальство сетовало: «Вот зачем ты так, Сергеич? Зачем на принцип? Ты же нам не оставил другого выхода. Дело резонансное, результат нужен быстро. Что тебе мешало закрыть его, а потом потихоньку дорасследовать, если уж душа требовала? Оказался бы прав, привел бы убедительные доказательства, открыли бы дело заново, какие проблемы?»
Да, много он совершал глупостей, и эта была из самых-самых. Только он и тогда был уверен в своей правоте, и потом, когда нашли второй труп, – аккурат на следующий день после увольнения. Он тогда вновь попытался поговорить с начальством – убедить объединить дела, – да только его вежливо выпроводили: «Ушел на пенсию? Вот и отдыхай, без тебя разберемся». А теперь, получается, уже третье убийство… Так что же он сидит?
Брагин засуетился. Тапок у кровати, как всегда, не оказалось… К черту тапки! Босыми ногами он зашлепал по паркету. Наскоро умылся, пригладил редеющие на макушке волосы. Кофе?.. Нет времени. Брюки и свежая рубашка, приготовленные с вечера по заведенной издавна привычке, висели на створке шкафа – так быстрее. Он завертелся в поисках пиджака. И только когда обнаружил пропажу на вешалке в шкафу, сообразил, что уже месяц не надевал его. Это когда каждый день ходишь на службу в Следственный комитет, без пиджака никак, а когда в ближайшую «Пятерочку» да просто прогуляться – то и обычная рубашка сойдет. Без галстука. Брагин схватил со стола телефон и ключи от старенькой «шевроле» и, ругая себя за медлительность, бросился к двери.
И все-таки он опоздал…
Александровский сад выглядел по-утреннему безлюдным, лишь возле одной скамейки собралась целая делегация. Светлые рубашки полицейских были заметны издалека. Рядом с ними опирался на метлу дворник в ярко-оранжевой жилетке до колен.
Полицейский постарше, заметив подполковника, приветливо кивнул, а затем извиняюще развел руками и качнул подбородком в сторону молодого человека в сером костюме, бодро наговаривающего отчет на диктофон: дескать, я тебя предупреждал, чтобы поторопился.
– Здорово, Васильич. Где? – спросил Брагин, подходя к пожилому участковому.
– Ты про что? Знак – на фонтане, а труп – на скамейке, – хмыкнул участковый.
Брагин оглянулся. На гранитной чаше фонтана действительно чья-то варварская рука оставила смайлик необычной формы. И этот смайлик нагло ухмылялся прямо в лицо мертвой девушке на скамейке.
Старинное платье с пышной юбкой и открытыми плечами. Руки в длинных шелковых перчатках сложены на коленях. Голова с громоздким белым париком, украшенным стразами, наклонена вниз. Поза спокойная, словно барышня эпохи императрицы Екатерины в перерыве между мазуркой и кадрилью присела на скамейку передохнуть и неожиданно сомлела.
– Почему она так странно одета?
– Вечером на Дворцовой давали представление. Устраивают в угоду иностранцам, всё белые ночи отмечают, никак не наотмечаются, – проворчал участковый.
– Когда обнаружили труп?
– Да вот когда я тебе звонил, примерно тогда и обнаружили. Смотри сам: дворник вышел на работу в семь, а она тут – сидит, ручки сложила. Он меня сразу и набрал. Я сначала хотел молодого отправить, – участковый кивнул на своего напарника, – но потом решил сам посмотреть. Минут через десять был у фонтана, сразу тебя и набрал. Позвать дворника?
– Потом.
Брагин окинул сидящую фигурку жадным взглядом, натянул перчатки и двинулся к скамейке. Аккуратно прикоснулся к холодному плечу. Была у него такая фишка – начиная расследование, непременно дотронуться до покойника. Вроде как поздороваться.
– Почему здесь посторонние? Немедленно покиньте площадку! – прозвучал окрик за спиной.
С лицом, не предвещавшим ничего хорошего, к подполковнику направлялся молодой «эффективный» следователь.
– Какой же это посторонний, товарищ капитан, – вступился за старого приятеля полицейский. – Это же Викентий Сергеевич, подполковник, он в Следкоме еще тогда работал, когда…
Участковый, не договорив, проглотил конец фразы – не стоило конфликтовать с тем, кто здесь главный.
Красивое лицо следователя исказила гримаса недовольства.
– Если вы не в состоянии обеспечить порядок, я буду вынужден доложить о препятствии следствию, – отчеканил он.
– Сергеич, ты… пожалуйста… – В голосе участкового послышались просительные нотки.
Брагин с неохотой отошел в сторону.
Увидеть удалось немного. Поза расслабленная, девушка будто заснула, рядом на скамейке шприц. На открытых частях тела – шее и руках – никаких следов насилия, значит, она не сопротивлялась. Выражение лица спокойное, даже сквозь толстый слой грима это было заметно. Получается, она сама пришла сюда с Дворцовой, сделала себе укол, отложила шприц и отдала Богу душу. Самоубийство, намеренное или случайное. Именно такая картина возникала перед глазами. И именно ее хотел создать убийца. Да, убийца, ведь пришла она сюда, к фонтану, не одна. Брагин был уверен в этом, потому что преступник оставил знак.
Так. Убийца привел ее к фонтану. Усадил на скамейку и… Да, что «и»? Кстати, когда они пришли? Наверняка когда представление закончилось. А когда оно закончилось, около фонтана еще прогуливались люди. Лето, отличная погода, зачем сразу расходиться? Вон, банки пивные на газоне, обертки, фантики. И никто не заметил, что девушка мертва? Впрочем, могли и не заметить. Хоть и лето, но белые ночи позади, все-таки уже сумрачно. А, может, они сидели рядышком на скамейке до тех пор, пока сад не опустел? Зачем же она с ним столько времени сидела? Или это был ее знакомый? Или втерся в доверие так, что она ничего не заподозрила? Одни вопросы без ответов.
Подполковник отошел к томившемуся бездельем дворнику. Тот щурил на солнце и без того узкие глаза, с тоской поглядывая на мусор на газонах.
– Это надолго. – Брагин протянул мужчине початую пачку сигарет.
От сигарет дворник отказался, и подполковник убрал пачку в карман. Врачи давно намекали, что пора завязывать. «Сердце у вас одно, второе не вырастет», – говорили ему. Врачам он доверял и старался следовать советам. Курил лишь в таких случаях, как сегодня, когда нужно расположить к себе свидетеля. А это вроде и не курение, а профессиональная необходимость.
– Когда же убирать-то? Начальство придет, а у меня тут мусор. Премия тю-тю, – жалобно проблеял дворник.
– А ты начальство к участковому посылай или еще дальше – к следователю, капитану Кравченко. Вон он со смартфоном стоит, красивый такой, – хмыкнул Брагин. – Скажи, следователь ни в какую не разрешал метлой трудиться, велел стоять при нем по стойке «смирно». И при этом строго так сказал: если будут лишать премии, то сразу звони в прокуратуру или лично ему.
– А он точно такое говорил? – недоверчиво спросил дворник.
– Точно-точно, не сомневайся. Ты лучше расскажи, что утром было. Необычного ничего не заметил?
Надежда была слабенькая, ничтожная и, конечно же, не оправдалась. Ничего странного дворник не углядел. Обычное субботнее утро, ничем не отличающееся от вчерашнего, разве что презервативов под кустами больше.
– И часто на Дворцовой такие представления? – поинтересовался подполковник.
– Часто. Летом почти каждые выходные. Я ходил. Красиво. Музыка хорошая. Потом плохо. Пьют, дерутся, мусорят.
– Вчера тоже ходил?
– Нет, вчера нет. Надоело.
Брагин посмотрел на часы и направился к участковому, перебравшемуся в тенек поближе к деревьям.
– Хоть Питер и северный город, а летом здесь жарко как в бане, – пробормотал Васильич, промокая платком вспотевшее лицо.
– Влажность высокая, – заметил Брагин, оглядываясь. – Что-то трупологи задерживаются.
– Да, должны уже быть здесь, – подтвердил участковый, обмахиваясь папкой с протоколами, но вдруг сделал испуганное лицо и отскочил в сторону.
– Шайтан!
Кусты сирени заколыхались, затрещали сломанные ветки, и из зеленой листвы выглянуло круглое очкастое лицо. Затем кусты раздвинулись, и навстречу Брагину шагнул большой, грузный, но довольно подвижный мужчина лет пятидесяти с чемоданчиком в руках.
– Тьфу ты! – выругался участковый. – Так ведь и заикой стать можно. Фишман, ты когда-нибудь научишься по-человечески появляться?
Судмедэксперт, по своему обыкновению срезавший путь через газон, удивленно уставился на Брагина. Улыбка стала еще шире.
– Сергеич, здорово, старый! Вернулся, значит? Сейчас в лучшем виде оприходуем твой труп!
– Это не мой труп, – хмыкнул Брагин, пожимая протянутую руку.
– Я в том смысле, что дело твое в лучшем виде…
– И дело не мое, – вновь усмехнулся Брагин, – а вот того молодого человека со смартфоном.
– А ты, значит, энтузиаст-тимуровец Не-Могу-Спать-Когда-Другие-Работают?
– Можно и так сказать.
– Не сидится на пенсии? Или, думаешь, это как-то связано… – уже серьезнее спросил Фишман.
– Вот ты мне и скажешь, связано или нет.
Брагин подхватил судмедэксперта под руку и потянул к нарисованному на фонтане смайлику.
– Михаил Натанович, – послышалось сзади укоризненное. – Я вас жду-жду, а вы со старым приятелем беседуете.
Кравченко возмущенно постукивал пальцем по экрану смартфона.
Фишман не стал спорить, молча накинул одноразовый халат и поманил за собой Брагина, несмотря на протесты следователя.
– Идем-идем, все равно потом придется тебе пересказывать.
Спустя час судмедэксперт разрешил унести тело. Предварительные выводы были довольно скромными. Смерть наступила от полуночи до двух ночи, точнее Фишман обещал сказать после вскрытия. Следов насилия на открытых частях тела не заметно, ни ссадин, ни гематом. На локтевом сгибе левой руки след от укола. Сама она его сделала или кто помог, до вскрытия судмедэксперт сказать затруднялся. Ни документов, ни телефона, ни каких-либо других вещей, по которым можно было опознать девушку, у нее не нашлось. Единственная зацепка – бирка на платье, из которой следовало, что оно принадлежит ООО «Карнавал-студия».
– Основная версия – передозировка, – заявил Кравченко, дослушав доклад. – Ее и будем придерживаться. – Он повернулся к Фишману: – Сегодня успеете с заключением?
– Надеюсь, – вздохнул судмедэксперт. – Мне затягивать никакого резона нет, у меня завтра выходной.
– Отлично. Значит, завтра можно закрыть дело.
– А граффити? – не вытерпев, Брагин кивнул в сторону ухмыляющегося с чаши фонтана смайлика.
– А что граффити? – неприязненно скривился капитан. – Каждую писульку прикажете прикладывать к делу? В моем детстве все стены в городе были исписаны «Цой жив». И что? Жив? – Он махнул топтавшимся неподалеку санитарам: – Можете забирать тело.
– Ничего себе, – удивленно протянул Фишман, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Кравченко. – Теперь так принято?
Брагин грустно улыбнулся.
Судмедэксперт собрал чемоданчик, стянул с плеч халат, скатал из него шар и только потом поинтересовался:
– Ты действительно уверен, что это серия?
– Да.
Фишман покорно вздохнул.
– Передам криминалистам фото смайлика и соскоб краски, скажу, что для тебя, все равно же не отстанешь. Пусть поднимут результаты предыдущих дел и сравнят. Посмотрим, что скажут. Подъезжай ко мне часиков в девять, думаю, управимся.
– Спасибо.
Брагин сел на освободившуюся скамейку. Светило солнце, чирикали пронырливые воробьи, аллеи заполнялись беззаботно прогуливающейся публикой. Продавец катил в сторону Исаакиевского собора громыхающий лоток с мороженым. Ничто не говорило о том, что вчера здесь было совершено убийство, разве что смайлик на сером граните нахально усмехался бывшему следователю в лицо.
Когда стрелки часов показали начало одиннадцатого, телефон «Карнавал-студии» наконец-то ответил.
«Карнавал» оказался конторой, занимающейся организацией театрализованных праздников. Его офис-склад располагался неподалеку, где-то во дворах между набережной Мойки и Большой Конюшенной. Брагин поднялся, размял ноги и двинулся через Дворцовую к Мойке.
Ему повезло. Во-первых, потому что, несмотря на выходной, ему открыли дверь. А во-вторых, потому что за дверью оказалась женщина, которая занималась вчерашними костюмами.
– Да, одно платье не вернули, – сказала она, сверившись с журналом.
– И вы совсем не беспокоитесь?
– О чем?
– Ну… мало ли что могло произойти. Да и платье наверняка недешевое.
– А что могло произойти? – ответила она вопросом, посмотрев на Брагина поверх очков. – Каждый раз кто-то не возвращает. Загул – обычное дело летом. Познакомились, выпили, покурили, пошли спать. Когда любовно-наркотический угар прошел, явились с виноватой рожей. Обычно раньше полудня не приходят.
– И что, всегда приходят?
– Как же за паспортом-то не прийти? Мы же костюмы под залог выдаем.
– Голубое атласное платье, по вороту кружева, рукава узкие, до локтя, оторочены кружевами. На груди белый бант с брошью, лиф расшит жемчугом. Ничего не напоминает?
– Да, именно его и не вернули. А вы?..
– А я его сегодня утром видел на скамейке возле Адмиралтейства.
– Что оно там делает? – глупо спросила кладовщица.
– Сейчас уже ничего. Сейчас оно в морге на Екатерининском. Там его и заберете.
– Ой…
Женщина в ужасе прикрыла рот рукой, и Брагин решил действовать, пока она не пришла в себя.
– Сейчас я просто перепишу паспортные данные девушки, а сам паспорт у вас попозже заберет человек из Следкома.
Кладовщица была настолько ошеломлена, что больше ничего не спрашивала. Она ушла куда-то внутрь помещения, а когда вернулась, держала в руках паспорт.
Ольга Владимировна Молчанова, 1994 года рождения, не замужем, проживающая по адресу… Брагин быстро переписал данные в блокнот. С фотографии на него смотрела миловидная большеглазая блондинка с тонкими чертами лица.
– Вы давно ее знаете?
– Олю? Нет, не очень, месяца три у нас работает. Хорошая девочка, аккуратная, исполнительная. Правда, жаловались тут на нее давеча из санатория – опоздала на детский утренник. Но оказалось, это железная дорога виновата – одну электричку отменили, следующую пустили позже расписания. Закончила театральный год назад, а работы нет. У нас почти все такие, непристроенные. Но и те, кто в театрах, тоже, считай, не лучше. Разве это работа, когда раз в неделю на пять минут на сцену выпускают? Вот и подвизаются у нас да на «Ленфильме». А что случилось-то?
– Случилось. Вы ее вчера видели?
– Да, видела. Наверное… – Голос женщины потерял уверенность. – Раз она платье брала, значит, видела.
– Ничего необычного не заметили?
– Ой, не помню. У нас тут суматоха не приведи господь – в представлении много людей задействовано, только успевай поворачиваться.
– А где ее вещи?
– Пойдемте, – поманила Брагина кладовщица куда-то в сумрачное нутро здания.
Ничего интересного подполковник не обнаружил. Джинсы, блузка, сумка. Смартфон запаролен отпечатком пальца. Кошелек с мелочью, помада, пудреница, какие-то пластиковые карты – то ли банковские, то ли скидочные от магазинов, он в этом плохо разбирался. Пока рылся в вещах, сотрудница «Карнавала» за ним бдительно наблюдала, будто он мог что-то украсть.
Подполковник с сожалением отложил вещи и повернулся к кладовщице.
– Молчанова вчера одна пришла?
Женщина только развела руками.
– Не знаете, она ничего не употребляла?
– Наркоманы?! У нас? – ужаснулась та. – Нет, с такими мы не связываемся. Как только начинаем подозревать, сразу расторгаем контракт. У нас ведь и детская анимация есть. Разве можно к детям наркоманов?
– Во сколько вчера представление закончилось?
– В десять, как всегда. Но обычно ребята еще час отрабатывают на набережной – многие с ними фотографируются. К двенадцати, как правило, все расходятся… А что все-таки случилось?
В глазах женщины любопытство мешалось с испугом.
– Следователь все объяснит, – туманно буркнул Брагин, прощаясь. Больше ему здесь делать было нечего.
Дворами он вышел к Мойке и двинулся через Дворцовую к Адмиралтейскому проспекту, где припарковал свою машину. Площадь постепенно заполнялась людьми. Туристы фотографировались у Александровской колонны, кто-то пытался сторговаться с кучером кареты, неприкаянно слонялись обвешанные рекламными плакатами продавцы экскурсий. Брагин внимательно посматривал по сторонам: не исключено, что среди толпы сейчас бродит преступник. Такая бравада частенько встречалась среди серийных убийц. Возвращаясь на место преступления на следующий день после убийства, они наслаждались чувством превосходства: опять удалось переиграть «легавых»!
Сделав крюк, подполковник вернулся к фонтану. Заградительные ленты уже сняли, на той скамейке сидела семья с двумя детьми. Смайлик еле-еле проглядывал на сером граните фонтана – наверняка дворник постарался. Если не знать, что там есть рисунок, ни за что не разглядишь.
Брагин остановился, еще раз огляделся по сторонам – нет, никого подозрительного. Он достал телефон и набрал участкового.
– Васильич, ты не мог бы разузнать, кто из ваших дежурил на Дворцовой вчера вечером и ночью? Вдруг заметили что?
– Сделаю, – пообещали на другом конце. – Только ребята сейчас отсыпаются. Я попозже позвоню.
– Конечно, пусть спят.
В разговоре возникла пауза, а потом участковый осторожно заметил:
– Бросил бы ты это дело. Хочешь доказать, что тогда был прав ты, а не начальство? Но даже если докажешь, все равно тебя не вернут. Место уже занято молодыми и эффективными. Такие динозавры, как мы, которым не все равно, больше не нужны.
– Спасибо за заботу, только я не вернусь, даже если позовут.
– А зачем тогда… – начал участковый, но Брагин уже закончил разговор.
«Действительно – зачем? Зачем я лезу в это дело? – думал он, направляясь к машине. – Из самолюбия? Из выработавшейся за четверть века привычки идти по следу? Или просто потому, что невмоготу сидеть в пустой квартире? А еще потому, что на свободе бродит убийца, маньяк, и убивать он будет все чаще и чаще».
Дома Брагин нашел страничку Ольги в соцсетях. Обычная девчачья страничка с котиками, шмотками и косметикой, слегка разбавленная театрально-киношной жизнью. Однако в глаза бросалась одна странность – девушка заходила в соцсети сегодня утром. Впрочем, мало ли кто мог знать пароль. Лучшей подругой Ольги была помечена некая Ирина Ефремова – еще одна миловидная блондинка. По всей видимости, девушка общительная, раз не боялась открыто писать номер телефона. В соцсети она в последний раз заходила вчера днем. Брагин набрал номер Ирины, но ему никто не ответил.
Подполковник вскипятил чайник, заварил пакетик чая и попробовал дозвониться до Ирины еще раз. На этот раз телефон оказался выключен.
До поездки в морг оставалась уйма времени, и дабы как-то убить его, Брагин решил приготовить что-нибудь на обед. Кроме того, ему всегда хорошо думалось, когда руки были заняты. Однако в холодильнике кроме куска лосося нашелся лишь засохший пармезан и упаковка сливок для кофе. Брагин с удивлением повертел сливки. Откуда они тут взялись? Он не помнил, чтобы покупал их, кофе он любил черный. В морозилке сиротливо покрывалась инеем початая пачка пельменей. Зато в буфете нашлись аж две пачки макарон – пенне, в просторечье «перья», и спагетти, которые он называл просто макаронами. Значит, на обед сегодня будет паста с лососем.
Брагин порезал рыбу на кусочки, обжарил на сковородке с лучком до золотистой корочки, затем залил сливками и оставил тушиться на небольшом огне. Поставил на плиту кастрюльку с водой. После некоторого колебания выбрал спагетти – они варятся быстрее. От рыбы уже тянул аппетитный запашок, и подполковник, сглотнув слюну, сообразил, что сегодня еще не ел. Он натер сыр и всыпал его в рыбу. Спагетти к этому времени как раз разварились до нужного состояния.
Есть решил прямо со сковородки – так вкуснее. Не хватало только завершающего штриха. Брагин вновь открыл дверцу буфета, но потом вспомнил, что «штрих» вполне мог расти на соседском балконе. Мысленно извинившись перед соседями, он выдрал из крайнего ящика веточку петрушки. Вот теперь все было как надо.
Но паста оправдала лишь половину возложенных на нее надежд – утолила голод. С умными мыслями оказалось сложнее.
Кофе и мытье посуды съели остаток дня. Пора было помаленьку выдвигаться к Фишману.
* * *
Фишман встретил Брагина в секционном зале. В помещении витал резкий запах формалина, к которому примешивался сладковатый удушливый запах разлагающейся плоти. Аккуратно зашитый труп Молчановой лежал на металлическом столе, рядом возился санитар. Мельком взглянув на тело, Брагин тут же отвернулся. За два с лишним десятка лет работы ему часто доводилось бывать во владениях судмедэксперта, он привык и к запаху, и к телам, но разве можно привыкнуть, когда смерть забирает молодую красивую девушку, которой жить и жить?
– Только что ушел, – сказал Фишман, снимая халат. Подполковник не сразу понял, что тот имел в виду Кравченко. – Он намерен закрыть дело, для него все «кристально ясно». Пойдем ко мне в кабинет, там и поговорим.
Предложив Брагину стул, хозяин кабинета развалился в кресле, вытянул ноги и чуть не застонал от наслаждения:
– На ногах весь день. Стал уставать.
Не вставая с кресла, он нагнулся и включил чайник на тумбочке, хлопнув дверцей, подцепил две кружки.
– Будешь?
Брагин покачал головой.
– Ну, как пожелаешь.
Брагин не торопил друга, понимал, что Михаилу нужно время прийти в себя. А тот, отфыркиваясь и обжигаясь, шумно выхлебал полную кружку чая и тут же заварил вторую.
– Ух, полегчало, – выдохнул он. – Теперь можно и к делу. Бумаги я пока не писал, но тебе ведь они и не нужны. Итак, по существу.
Судя по всему, девушка вела нормальный образ жизни. Для своих двадцати пяти плюс-минус пара лет была абсолютно здоровой, питалась правильно, следила за собой. В желудке нашлись остатки легкого ужина – зелень, овощи, рыба. Где-то около полуночи она выпила полстакана пива, в котором нашлись следы препарата, который обладал седативным и легким снотворным эффектом – Фишман произнес длинное название, ничего не сказавшее подполковнику. Через полчаса был сделан укол. Героин. Смертельная доза. След от укола остался на локтевом сгибе.
– Единственный след, заметь! – Михаил многозначительно поднял брови.
– То есть наркоманкой она не была?
Фишман уверенно покачал головой.
– Никоим образом. И, кстати, никаких следов в организме другой дряни. Даже никотина. Правильное питание и героин? Сомнительное сочетание.
– Решила попробовать… – пожал плечами Брагин.
– И начала с героина? И сразу передоз? И никого рядом из опытных?
Умные глаза Фишмана смотрели скептически.
– Да, странно.
– Это нам с тобой странно, а ему все «кристально ясно», – вздохнув, передразнил следователя судмедэксперт.
Следов насилия на теле девушки Фишман не обнаружил, если, конечно, не считать насилием над организмом туго затянутый корсет. Сексуального контакта тоже не было. Все выглядело так, будто она внезапно решила покончить с собой.
– Только, поверь мне, такие ухоженные девицы не кончают с собой. Не для этого они холят свое тело, чтобы вскорости с ним расстаться. На ногтях свежий маникюр. Я достаточно насмотрелся на суицидников после длительной депрессии или тех, кто сидел на «колесах», какой там маникюр – все ногти обкусаны до мяса. Тебе бы поговорить с кем-то, кто ее хорошо знал, – закончил судмедэксперт.
– А если это не самоубийство… – начал Брагин.
– Тогда ее убил тот, кого она знала, либо кто-то, кто не вызвал у нее подозрений, – подхватил мысль подполковника Фишман. – Он угостил ее пивом, подмешав туда препарат. Она стала заторможенной, невнимательной, сонливой, и он повел ее на скамейку. Если кто спрашивал, что с девушкой, говорил, что хлебнула лишку. Затем дождался, когда люди начнут расходиться, и сделал укол. Да, на шприце только ее отпечатки, но ведь он мог надеть перчатки. Да и отпечатки такие, что ей самой было бы трудно удержать шприц. Сама бы она держала его иначе. И направление прокола тоже странное. Возможное, но странное. Делала бы сама, игла, скорее всего, вошла бы под другим углом.
Фишман снял очки и начал протирать стекла полой рубашки.
– Впрочем, может, все это – мои старческие фантазии, – заметил он, вновь водрузив очки на массивную переносицу, – и прав как раз молодой да эффективный, а мы с тобой ни черта не понимаем в современной молодежи.
