Погоня летела на полных рысях. Иван Павлыч издали узнал плетенку Степана Никитича и про себя обругал «старую кочерыжку», которая шляется в такую погоду по промыслам. По пути Иван Павлыч сообразил, что старикашка едет именно есть пельмени к Анне Сергеевне. «Вот лукавый старичонка!» – обругал он его про себя. Увидав сидевшего на козлах мужика, Иван Павлыч только улыбнулся: «Эге, Степан Никитич все хвастался, что не боится Арсютки, а сам теперь с обережным ездит… Вот так храбрец!.. Ах, ты, старая кочерга… Вот тебе и король черв. Смеется, видно, последний. Х-ха!..»
Догнав Степана Никитича, Иван Павлыч сделал вид, что не узнал его, и даже отвернулся: «Э, пусть чувствует, старый колдун»…
– Ишь, как гордится Иван-то Павлыч, – заметил мужик на козлах, передвигая свою шапку с уха на ухо. – И тебя не хочет узнавать, Степан Никитич.
– Бог с ним, – смиренно ответил Степан Никитич и угнетенно вздохнул.
Плетенка до прииска Говорливого тащилась уже часа три, и Степан Никитич даже пожалел, что поехал в такую даль за семь верст киселя хлебать.
Когда вдали показалась приисковая стройка, сидевший на козлах мужик остановил самовольно лошадей.
– Ну, Степан Никитич, спасибо тебе, что подвез, да и от погони укрыл…
Степан Никитич ничего не понимал и молча смотрел, как мужик спустился с облучка, поправил свою котомку и снял шапку.
– Спасибо, говорю, – продолжал мужик. – А встретишь Ивана Павлыча, так скажи, что, мол, Арсютка тебе поклончик прислал…
– Что-о?.. Да ты…
– Я и есть самый Арсютка… Аль не узнал, Степан Никитич?.. Ну, а теперь прощай…
Арсютка повернулся, перепрыгнул дорожную канаву и быстро зашагал к ближайшему леску. Степан Никитич выскочил из экипажа и неистово закричал:
– Держи его, разбойника!!. Арсютка, стой!!. Кучер, держи его!..
– Да, ступай-ка сам и подержи его, – спокойно ответил кучер, почесывая в затылке. – Он тебе покажет…
– Караул!!. Батюшки, держите!.. – орал Степан Никитич, бегая около экипажа. – Арсютка, стой!..
Когда Арсютка скрылся в лесу, Степан Никитич накинулся на кучера.
– Ты… ты ведь его узнал?.. А?..
– Конечно, узнал…
– Так что же ты все время молчал, негодяй… а?
– У меня не две головы… Рядом сидели, – ну, как пырнет ножом в бок. Ты его сам посадил, Степан Никитич, твой и ответ…
– Я?! Ах, ты… Да я… я…
На Говорливый прииск Степан Никитич приехал в страшном волнении. Как на грех, Иван Павлыч сидел в приисковой конторе и пил чай. Все страшно переполошились, когда Степан Никитич рассказал о случившемся, кроме Ивана Павлыча, который довольно ядовито заметил:
– У страха глаза велики, Степан Никитич… Тебе просто поблазнило от древности твоих лет.
– Мне?!. А кучер?
– А твой кучер – просто дурак… Если он будет болтать глупости, так я его велю выдрать.
Это приключение сильно подействовало на Степана Никитича. Старик как-то сразу опустился, начал всего бояться, прислушивался по ночам к малейшему шороху и по секрету всем сообщал: