Дмитрий Манасыпов
Чистильщики пустошей-1
INTRO
Фонарщик Сивый неторопливо шел по Второй улице. Осень в этом году подобралась к городу намного раньше, чем обычно. Ночью резко понижалась температура, и изо рта небольшими клубами постоянно вырывался пар. Было холодно и неуютно, слегка моросило. А ведь днем жарило иногда так, что куда как некоторым летним дням…
Сбитые каблуки старых башмаков постоянно задевали за выбоины и становящиеся все более широкими трещины асфальта. На спину давила фляга с маслом, пригибая к земле. Прокуренные пальцы крепко сжимали отполированную деревяшку шеста, с помощью которого Сивый вот уже несколько лет зажигал огни в своем районе. Иногда он глубоко закашливался, сотрясаясь всем телом, и тогда к пару добавлялись вылетающие из легких маленькие капли крови. В такие мгновения Сивый останавливался, прислоняясь к ближайшей обшарпанной стене, шумно дышал и вытирал холодный пот, градом катившийся по лбу.
Туберкулез скоро доконает его, это фонарщик знал точно. Если раньше, конечно, не случится чего похуже. А при такой работе ожидать можно чего угодно. В последнее время, по ночам, улицы города не то место, в котором стоит не опасаться за свою жизнь. Это знали все его обитатели и старались лишний раз не высовываться из домов после последнего удара колокола. Хотя это спасало далеко не всегда, ох не всегда…
Сивый сплюнул под ноги густой и вязкой от табака слюной. Будь он моложе и здоровее, так давно бы ушел куда-нибудь на Запад, нанявшись в один из наемных отрядов. Там хоть не так страшно помирать. Уж что-что, а это он знал не понаслышке. Если бы не то ранение, после которого доктора еле смогли спасти ему жизнь, то разве стал бы фонарщиком в этом занюханном городишке, да еще и у самого Фронтира? То-то и оно, что хоть завали его золотом, так не согласился бы. А тут умудрился еще и чахотку подхватить. Старость не радость, что и говорить.
Сивый остановился возле очередного металлического столба, увенчанного стеклянным граненым грибком. Крючком на шесте откинул в сторону окошко. Поджег паклю на его конце и поднес к фитилю. Тот затрещал, брызгаясь искрами, чуть зачадил, но вспыхнул. Пламя заметалось из стороны в сторону, становясь то больше, то меньше, но выровнялось и разгорелось, наконец, ярко-желтым. Фонарщик облегченно вздохнул, поправил легкую, оставшуюся еще от старых времен, драгоценную раскладную лестницу. Лезть вверх ему вообще не хотелось. Да и опасно это по нынешним-то временам, торчать на ней над землей. Впереди, там, где улица погружена в темноту, раздались какие-то звуки. Сивый чуть дернулся, рука метнулась в карман затертого пальто, стиснув в ладони револьвер. Он замер, совсем по-стариковски вытянув вперед худую шею и медленно отступая назад.
Жужжание приближалось, становясь все более узнаваемым. Из-за угла старой двухэтажки выбился на асфальт скромный луч света. С приближением странных звуков он становился все более широким и ярким. Фонарщик еле слышно и очень облегченно вздохнул. Он понял, что его так напугало. И виновата в этом только скаредность администрации, экономящей даже на патрулях городской стражи. В отличие от рудничной, на содержание которой денег старались не жалеть. Оно, конечно, понятно. Шахты приносили те самые деньги, за счет которых город до сих пор жил. И охраняли их не в пример лучше, чем большинство городских кварталов. Городским патрульным на ночь выдавались механические фонари-жучки, которые работали от встроенной «динамки», приводимой в действие сжатием ладони. Шумели они не очень сильно, но ночью хватало и этого постоянного жужжания, чтобы заставить поволноваться тех, кто привык быть настороженным. И выдавали идущих по маршруту патрульных с головой. Как сейчас, например.
Луч света окончательно вырулил на улицу и запрыгал вперед, направляясь к нему. Три силуэта дружно топали в сторону Сивого. Большие и угловатые фигуры, и почему-то без обычно торчащих вверх или в сторону длинных стволов. В городе патрули ходили с магазинными винтовками, очень мощными и надежными, несмотря на старость. Правда, при всем при этом – тяжелыми, неудобными и медленно перезаряжающимися.
– Здравствуй, Сивый. – Держащий фонарь сипловатый мужчина перестал нажимать на динамо. Торчащие как у таракана усы воинственно топорщились. И фонарщик знал, что они густого медно-рыжего цвета.
– И тебе не хворать, Ред. А это что у вас, ребят, такое, а?
Фонарщик удивленно посмотрел на висевшие у патрульных поперек груди довольно короткие «машинки» из дерева и стали. Солидный деревянный приклад и ложе, все еще лакированные, ребристый кожух толстого ствола, рожковый магазин, торчавший вниз.
– Да вот, аж сам не верится… – Ред чуть смущенно улыбнулся. –Выдали вот. Пистолеты-пулеметы из закромов мэра, да… чтобы, значит, сподручнее было жителей города защищать. А то сам знаешь, чего здесь творится то.
– Да уж… – Фонарщик снова отхаркнул тягучую слюну. – Ишь, как всполошился наш головастый, благослови его отцы-великомученики до самых печенок. Как машинки?
– Ну, вроде ничего. – Патрульный почесал широкой пятерней в затылке. – Только у некоторых клинит затворы, значитца, вот.
– Клинит? Ну, это ни беда. Давай с утра зайду, мож чего подскажу. Пиво проставите старику, если помогу. Договорились, Ред?
– Договорились, Сивый. – Собеседник расплылся в улыбке, также, как и двое его напарников. Фонарщик тайны из прошлого не делал, и если бы не проблемы со здоровьем – быть ему давно в патруле. Раз уж сказал, что поможет, то, значит, сможет помочь с капризничающей механикой. В Вольных отрядах, что воевали на всех последних войнах, техника и вооружение были подчас куда лучше, чем у некоторых маленьких армий. И обращаться с ними в отрядах учили на совесть.
– Ну ладно, потопали мы дальше. Следующий заход через полчаса, так что ты здесь давай уж поаккуратнее.
– За прошлую ночь вроде как все спокойно было? – Сивый с хрустом почесал щетину на подбородке. – Или просто все спрятать успели?
– Спокойно вроде было, тьфу-тьфу. – Ред быстренько сплюнул через плечо. – Бывай, Сивый, с утра ждем.
Он покачал головой, глядя на то, как они действительно… потопали дальше. Три крепких неуклюжих медведя. Хорошие ребята, даже странно для патрульных.
…Не без греха, конечно, но намного лучше, чем во всех больших городах, которые он посетил в своей прошлой жизни. То, что половина из них неумехи… так это точно. Для поддержания порядка сойдут, недаром же их отбирали по росту с массой, но не больше того. Всерьез биться не смогут, никто не учил. Оружие новое повесили так, как лоточники на себя свои разносы с пирожками натягивают. Случится что – сразу и не смогут ничего сделать, в ремнях запутаются. Да что говорить, городская стража, это не пограничники, которым постоянно приходится стрелять или резаться с противником. Да еще с каким, ага…
Сивый двинулся дальше, стараясь хоть немного ускориться. И совсем не замечая, как все это бормочет себе под нос ворчливым стариковским шепотом. Впереди у него еще полторы улицы, которые он не успел обойти до темноты. Врать самому себе было бесполезно, сам виноват. Нечего было торчать в кабаке у Йода, давясь дешевым и кислым привозным пивом. Просто разболелся когда-то в дребезги разможенный сустав, который ему тогда по крупицам собрал отрядный хирург. И именно он, вместе с теми пятью дырками, что наделали в нем гвардейцы Альянса, привел к тому, что сейчас есть. Эхех, старость не радость…
Фонарщик, ворча и вороша былое, добрался до того самого угла, откуда вынырнул патруль. Поджег первый из двух фонарей, что торчали здесь. Постоял-подумал и подпалил фитиль и у второго. Тот задергался, задрожал, но, в конце концов, разгорелся. Это очень хорошо, потому что на последнем отрезке у него оставалось всего десять штук. И все совсем недавно собственноручно заправлены маслом под завязку, и шнуры в них новые. А значит – проблем с ними быть не должно.
И на сегодня практически все и можно спокойно дождаться возвращения стражи и вернуться с ними. Наверняка ребята Реда помогут с лестницей, что тоже неплохо. Добраться бы до своей маленькой квартирки, что под самой крышей добротного каменного дома Йода, залезть под клетчатое шерстяное одеяло. И намазать бедро той мазью, что сделал аптекарский подмастерье в «Линдвурме» на прошлой неделе. Тогда его как раз прихватило, да так, что даже встать на ногу было больно. А после мази – как рукой сняло. Хорошая аптека, хоть и называется глупо и непонятно. Сивый кривовато улыбнулся, поймав себя на постоянно возникающих мыслях о том, что он неумолимо стареет. И глаза даже стали хуже видеть. Вон, между домами, еще вчера свет фонарей давал возможность увидеть раскрошившиеся кирпичи, а сейчас только тень. Тень?!!
Сивый рванул с плеча драгоценную лесенку, метнув ее в сторону темного пятна, ринувшегося к нему. Она ударилась обо что-то мягкое и тут же полетела в сторону, отброшенная мощным ударом. А за первым пятном выскочило еще два, бросившихся в сторону фонарщика.
«Врешь, сука, не возьмешь!!!» – Сивый оскалился как загнанный в угол старый, но еще крепкий дворовый пес. Одним рывком выхватил револьвер, взвел курок, рванул пальцем спуск. Мощное оружие не подвело, и первая тень, уже подобравшаяся почти вплотную, с ревом ушла в сторону, покатилась по земле.
Второй и третий выстрелы тоже легли хорошо, успев отбросить следующую, пригнувшуюся к земле длиннорукую фигуру. Последняя тень метнулась в сторону и сразу обратно, хитрым зигзагом мешая ему прицеливаться. Он отступал, боясь потерять ее из вида. Видел, что подстреленные уже начали шевелиться. В голове лихорадочно билась мысль о том, что Ред с патрулем еще не должны были уйти далеко и должны успеть на выстрелы. Но последняя фигура метнулась совсем близко, так близко, что даже в слабом свете фонарей стали видны темные провалы глаз, бледную морщинистую кожу на морде, шрамы, повсюду испестрившие ее и бешеный оскал торчащих вперед частоколом острых, покрытых блестящей слюной зубов.
Сивый не выдержал, и выпалил в нее оставшимися патронами. Чуть зажмурился, когда в лицо брызнуло горячим и липким. Трясущейся рукой выхватил из-за плеча длинный патрубок, по которому заливал масло в фонари. Мелькнула испуганная мыслишка про то, что мог забыть накачать воздуха в емкость, и ничего не выйдет. Но пальцы второй руки уже торопливо нашарили на поясе старую зажигалку с колесиком, чиркнули им, заставив маленький огонек затрепыхаться на ветру. Двое, что он подстрелил, покачиваясь и порыкивая, уже шли к нему. Неуверенно, но неумолимо. Третья тварь не двигалась, раскинувшись на потрескавшемся асфальте. А Реда и парней не то, что не видно – их даже не было слышно. Фонарщик вскинул длинную металлическую трубку вперед, быстро открутил краник подачи жидкости и поднес зажигалку к соплу.
Тьма озарилась буйным рыжим светом бьющего из трубки горящего масла. Твари отшатнулись. Сивый успел разглядеть первого: сутулая костлявая тварь, еще одетая в остатки полусгнившей рабочей робы, длинные лапы с суставчатыми пальцами, украшенными когтями. Лицо, которое показалось почему-то знакомым, лицо, ставшее страшной мордой подземного хищника. Сердце в груди забилось еще быстрее, хотя, казалось бы – куда быстрее? Ох, и не врали старики-старатели, говоря про Подземное лихо, ох не врали.
Он шагнул вперед, стеганув огненной плетью ту самую тварь, в которой заметил что-то знакомое. Та истошно завизжала, превратившись в движущийся факел. Вторая метнулась в сторону, уходя от поражения импровизированного огнемета. Это было плохо, потому что и масло в металлической фляге может загореться. Да и воздух, который он в нее дома накачивал ручным насосом, скоро должен закончиться. И тогда все – конечный конец.
Сивый торопливо сделал еще шаг, стараясь уловить тот момент, в который можно поймать этого ночного охотника. Ему было очень страшно, но старик, еще три года назад бывший крепким и совсем еще молодым мужчиной, хотел достать тварь. Это бой, его, возможно, последний бой. И он не собирался его проиграть. А значит – вперед Вольный боец, вперед!!! Ты один на один с врагом и помощи нет! «Одни против всех» – вышито на знамени каждого из отрядов, и этот девиз Сивый запомнил навсегда.
Правый бок и руку обожгло горячим, но сначала фонарщик даже не понял случившегося. Перестал бить факел, тварь дернулась к нему, целая и невредимая. Правой рукой он хотел достать с поясных ножен старый верный тесак, но руки не был. Из плеча прямо ему в лицо с удивленно выпученными глазами ударило несколько струек крови, и все. А потом Сивого снесло в сторону мощным ударом, шмякнуло о потрескавшуюся стену и выбило, казалось, дух.
Он проморгал других, зашедших со спины, совсем забыл про тыл… и сейчас уже угасающим взглядом видел их, брезгливо отшвырнувших в сторону оторванную трубку со шлангом, жадно принюхивающихся к запаху крови. Твари подходили все ближе настороженно и опасливо. Сивый видел их странно выгнутые в коленях ноги, жадно вбирающие воздух широко вывернутые ноздри и нетерпеливо подергивающиеся узкие губы, за которыми прятались частоколы зубов. Наверное, что именно перед смертью и в почти полной тьме можно вот так четко видеть то, что убьет тебя. Наверное… а ему хотелось провалиться в забытье, очень хотелось. А вместо этого – пришла только страшная боль…
Когда задержавшийся в подвальном кабачке группа Реда добралась до переулка, то один из патрульных, не выдержав, ушел в дальний угол переулка. Там его долго и мучительно трясло от рвоты. Ред, всхлипнув, присел на корточки рядом с тем, что осталось от неплохого парня, которого все знали как Сивого, и никогда не задумывались над тем – как же его зовут на самом дел? Посмотрел на два тела, лежащих рядом: одно с разможженной головой и второе, почти полностью обугленное, и заплакал. От чего? Может от стыда, а может от страха. Кто же знает?
Глава первая: город, Енот и чистильщики
«…И есть люди, стадо пастыря Небесного
А среди них есть Воины, стоящие наособицу.
Но если кто изрекет: бо возвышаются они над людьми,
То тот да неправ будет, ибо и Воины есть люди,
Но стоящие особо. И не каждый с оружием – есть Воин»
Книга св. Мэдмакса (апокриф)
Енот маялся в карауле, стоя на вышке у городских ворот. Именно маялся, потому что ненавидел торчать здесь, на верхотуре, продуваемой со всех сторон. Если на любом другом из постов ему было относительно неплохо и уютно, то здесь он изнывал каждую минуту. Да что там – каждую секунду. Ну, скажите, пожалуйста, неужели пограничники пропустят кого к городу, и не предупредят? Так что за смысл торчать на этой треклятой вышке, а… Когда на соседней еще один караульный? Другое дело, что в его смену там неизменно был Рыжий, который сразу засыпал, и которого никто за это не дергал. Ну, конечно, по сроку службы положено. А ему теперь и не вздумай присесть на давно продавленную седушку, что стояла на какой-то пластиковой емкости в углу насеста. Не приведи Мэдмакс, господин старший капрал Штырь увидят это отклонение от устава гарнизонной службы. Тогда пиши-пропало, наряды обеспечены. Эх, гребаная жизнь!
Никто не заставлял идти и наниматься на службу в патруль, ведь так? Ну да, никто не заставлял, кроме нужды и пятерых младших, сидевших на мамкиной шее. Енот тоскливо вздохнул. Подумал еще немного про них и вздохнул еще сильнее. Громко, протяжно и надрывно, с всхлипом, что пробился наружу. Разом вспотевшие ладони вцепились в дерево цевья винтовки, заходившей в них ходуном. Парень скрипнул зубами, заставляя себя не плакать, возвращаясь в тот, оставшийся позади летний день. Всего три месяца назад, всего три месяца…
За холмом у поворота дороги что-то заворчало. И еще, и еще. Не веря собственному слуху Енот схватил старый потерханный бинокль, висевший на кожаном ремешке, зацепленным за вбитый в бортик гвоздь. Поднес к глазам, пытаясь понять то, что только что услышал. Тяжеловозы с углем обычно проходили торговым трактом, не заезжая в город. Фермеры пользовались тягловым транспортом, отправляясь на рынок. Редко-редко, стараясь экономить драгоценное топливо, пригоняли на тракторах громадные телеги с урожаем. Но это должно было случиться только через месяц. Пограничники всегда извещали о собственном приезде, и каждый караульный знал про это. И тогда оставалось только несколько вариантов.
При самом лучшем – неожиданные визитеры из метрополии. В таких случаях всегда начиналась бешеная суета и растерянность, с последующими раздачами звездюлей различным стрелочникам, попавшим под горячую руку мэра и его заместителей. Караульные в них тоже, бывало, попадали. Как будто заори на пару секунд раньше в эбонитовую трубку телефонного переносного аппарата про «ленточку», едущую по тракту, что-то бы изменилось, ага.
При среднем по паршивости исходе – просто торговый караван, или переселенцы. Караван торговцев мог сулить как нечаянный барыш, так и серьезное наказание за пропущенные грузы из списка запрещенных. Переселенцев же вообще стояло опасаться. Неприятностей они обычно притаскивали целую кучу. От обычных при долгом путешествии вшей до серьезных заболеваний и инфекций. Самыми лучшими из них были триппер или педикулез, если при караване обретался переездной бордель.
Ну а самым поганым вариантом из всех возможных, несомненно, случались либо мародеры, собравшиеся в большую банду, либо… либо Вольные отряды, что почти тоже самое. Во всяком случае, в последнее время. Как говорили, этих наемников потихоньку начали сживать со свету становящиеся все большими новые государства. Так что, мародеры ли, или наемники… как известно всем – хрен редьки не слаще. Ну, или что в лоб, что… понятно, короче.
Енот торопливо навел поцарапанные окуляры на поворот, схватив свободной ладонью красный рычаг ревуна. Костяшки побелели от усилия, вложенного в моментальную готовность дернуть его вниз, оглашая всю площадь у ворот сиреной. Лучше уж дернуть, чем валяться потом с пробитой пулей головой. Это точно. Бинокль чуть трясся, не давая возможности увидеть хоть что-то. Рыжий, дрыхнувший на соседней вышке не пошевелился, не смотря на то, что рокот из-за холма доносился серьезный. Енот подумал и поднял трубку телефона, нажал на кнопку вызова. Гудок пошел, через пару секунд динамик ожил недовольным голосом господина старшего капрала:
– Ты чего, очумел там от безделья? Сортир давно не чистил?
– Штырь…
– Чего?!! Какой я те Штырь, хорек ты драный!
– Тут за холмом техника какая-то. Правда, господин старший капрал, я не вру.
– …тебе не поглючило, Енот?
– Нет. Пока не вижу ничего, но слышал. Двигатели там ревели.
– Понял. – Голос Штыря, обычно ленивый и недовольный, стал жестким. Собранным. – Наблюдай. Караул, в ружье!!!
Последнее Енот услышал уже случайно, так как Штырь просто не успел положить трубку. Спустя секунд тридцать лестница заходила ходуном. Юркий и плотно сбитый капрал живо вскарабакался на вышку. Поднял собственный, совсем не старый монокуляр, прищурился, глядя в него, хмыкнул. Покосился на караульного, затихшего рядом, хмыкнул снова. Как показалось Еноту – с уважением.
– Рыжий, паскуда, дрыхнет?
– Угу. – Тот проглотил слюну, поняв, что только что сдал как бы своего напарника.
– Не переживай. – Желваки на скулах Штыря заходили ходуном. – Если что, а видно так и будет, лично ему морду разобью. Совсем зарвался. Не трогай ревун, сам нажму, если понадобится. Опаньки, Енот, а вот и наши гости.
Капрал перегнулся через борт «насеста» вышки, рявкнул вниз, где немедленно забегали остальные караульные. Енот, не обращая на это внимания, прилип глазами к биноклю, понимая, что сейчас решается многое. Из-за холма, вздымая клубы пыли, вынырнула какая-то машина, рванулась к воротам.
Низки и угловатый, кажущийся смазанным корпус. Четыре моста с широкими колесами. Обтекаемая башня с торчащими из нее в небо двумя черными стволами. Енот пока слабо разбирался в оружии, но понял, что это как минимум пулеметы. И не такие как те старые развалины, что стояли по углам городской стены. Скорее, что как стоявшие у мэрии и здания патруля, длинные крупнокалиберные машины на треногах. Их холили и лелеяли оружейники, а начснаб всегда держал про запас боеприпасы для них. Очень старые и очень серьезные аппараты, которые стоили городу кучу денег. А раз на машине точно такие же, то что? А то, что люди там явно серьезные. Караульный тоскливо вздохнул, попытавшись представить те неприятности, что могут возникнуть у города.
Машина подкатила к мосту, перекинутому через ров. Остановилась, подняв кучу гравия и пыли. Асфальта, неумолимо разрушаемого временем, здесь уже почти не было. Енот, позабыв про опасность, во все глаза пялился на чудной агрегат. Действительно – с восемью широкими дисками рубчатых покрышек, корпусом, покрытым странной, неуловимой взглядом ассиметричной раскраской камуфляжа. Торчащие стволы были разными по внешнему виду, но внушали сильное уважение. Сейчас они неожиданно дрогнули, чуть опустились, развернувшись в сторону ворот. Откуда-то сбоку этого механического монстра с металлическим лязгом откинулся люк, развалившийся на две части. Одна половина поднялась наверх, вторая упала подножкой на землю. Енот, покосившись на капрала, понял, что тот тоже напряжен и ждет того, кто должен появиться из машины.
В придорожную пыль аккуратно опустился, сверкая нестерпимым блеском, ботинок с высокой шнуровкой. Тут же две руки, появившиеся следом, вытолкнули наружу владельца прекрасной обуви. Енот и Штырь дружно и разочарованно выдохнули. Пассажир агрегата оказался невысок, довольно щупл и не выглядел страшным чудовищем, которыми представлялись солдаты Вольных отрядов.
Свободная куртка-штормовка с капюшоном, из грубой материи типа брезента, утянутая в талии шнурами. Такого же, как и куртка, светло-зеленого цвета, брюки, заправленные в те самые, начищенные до состояния зеркала, ботинки. Лицо, весьма немолодое, с седой щетиной по впалым щекам. Крючковатый и хищный, с горбинкой, нос. Правда взгляд из-под нахмуренных бровей даже в бинокль казался пристально-оценивающим и опасным. А из оружия в глаза бросался лишь пистолет в набедренной кобуре. Зато размеры его, пистолета, были просто монструозно большими.
Человек внимательно пробежался глазами по стене, когда-то давно сложенной из солидных блоков армированного бетона. На ров, растянутые стальные плети «колючки» и матовые плоские нити «мясорезки», две караульные вышки у ворот. Сами ворота, высокие и добротные, из аккуратно подогнанных друг к другу стальных плит. Грубо выглядевший по сравнению с ними треугольник кустарно сделанного барбакана, идущего поверху. Сейчас вход в город был уже закрыт товарищами Енота, которых вовремя заставил пошевелиться капрал. Мужчина чему-то легко улыбнулся и пошел вперед.
Штырь высунулся над бортиком, облокотившись на него. Быстро глянул влево-вправо, стараясь заметить хотя бы что-то подозрительное. Потом чуть перегнулся пониже:
– Кто такой?
Мужчина остановился. Поднял голову, глянув на капрала. Левая бровь чуть нахмурилась в отличие от правой, которая как-то по особенно издевательски приподнялась:
– Это у вас тут так здороваются?
– Чего? – Капрал начал ощутимо злиться. – Я говорю – ты кто такой?
Тот внизу глянул еще более саркастично:
– Я Капитан.
– Какой, за ногу тебя, капитан?
– Это уже следующий вопрос. А кто ты то такой, военный?
Штырь хмыкнул. То ли удивленно, то ли одобрительно, этого Енот так и не понял:
– Я капрал городской стражи. Так что имею право поинтересоваться, кто ты, и нахрена к нам приперся. За холмом сколько машин?
– Молодец капрал. – Мужчина наклонил голову набок. – Еще шесть. Только не стоит нас опасаться. Мы не воевать с вами приехали, а скорее наоборот.
– Это как так?
– Да вот так. Мне надо к вашему мэру, голове, бургомистру или как там еще. Может, впустишь? Броневик останется здесь. Я не гордый, пешком пройдусь.
Капрал хохотнул:
– Так тебя наш мэр и ждет. Наверное, с самого утра сидит у окошка, глядит, не наглядится: и где там мой капитан, да? Ну, развеселил, честное слово, ну…
– Весело тебе? – Мужчина косо осклабился. – А ты позвони, скажи, чистильщики приехали. Главный – Капитан. Тогда вдвоем поржем. Ну, капрал, давай звони уже.
Штырь нахмурился, отошел от бортика. По телефону позвонил вниз, коротко бросил несколько фраз для своего помощника. Потом вернулся, и снова перегнулся вниз. Седой все также стоял на одном месте, только достал из металлического портсигара длинную коричневую сигарку и закурил, деловито попыхивая ею и окутываясь сизым дымком. Енот, про которого капрал давно забыл, а мужик внизу вообще не обращал внимания, про себя подумал о том, что такая сигара наверняка совсем нехило стоит. Он видел такие на витрине лавки Фунта, славящейся своей дороговизной и недоступностью для большинства жителей. Фунт торговал в основном товарами, возимыми через моря, доставляемые через Мурман, или с дальнего Юга, и стоили они очень и очень недешево.
– Эй, капитан! – Капрал, судя по всему, решил основательно докопаться до незнакомца. Тот перестал вызывать стопроцентное опасение, а его бронированная машина стояла как памятник. Пулеметы не шевелились и никто больше из нее не выкарабкался. Так что Штырь, может и напрасно, но позволил себе немного расслабиться. – А что вы за чистильщики? Вон теми пылесосами, что из башни твоего тазика с болтами торчат, чего чистите то?
Капитан абсолютно невозмутимо пропустил мимо ушей явное оскорбление, и чуть помедлив, ответил капралу:
– Тараканов, мокриц, многоножек, к примеру. А у вас, скорее всего, займемся ночными хулиганами. Есть ведь здесь такие, которые по ночам спать вам не дают, да?
Штырь замолчал. Енот с удивлением посмотрел на него, застывшего столбом, с кадыком, лихорадочно ходившим вверх-вниз. Таким своего командира он ни разу не видел. Господин старший капрал был… испуган? Вот этим худым мужиком, дымившим своей выпендрежной самокруткой?!! Ну, дела… и тут до него потихоньку начало доходить.
Чистильщики, санитары, ассенизаторы поселений и пустошей чуть не погибшего и свихнувшегося мира. Люди, которые очищали города от мутантов и чудовищ, порожденных Полночной Войной. Те, про которых в кабаках, напоровшись, рассказывали сказки ветераны конфликтов, многое повидавшее на своем веку. Наемники, никогда не воевавшие против людей. Официально, во всяком случае. Исследователи заброшенных земель, таскавшие в города-государства, образовавшиеся после заключения Союза, разные диковины и технику. Из тех, что остались со времен, которые были ДО. Про них Еноту доводилось слышать. Ему, также, как и Штырю, стало ясно, что этого седого горлопана, стоявшего под стеной, наверняка и правда могут ждать в мэрии. Потому что, всего три месяца назад…
…Енот шел домой после окончания недели службы, рассчитывая на целых два дня выходных. В руках куча свертков из вощеной бумаги: кольцо деревенской колбасы, всученное на воротах (пожалела пожилая хуторянка молодого дохлого патрульного, а господин старший капрал своротил свой породистый нос в сторону, дескать много чеснока), с зеленью и яблоками, купленными на рынке (на первую зарплату в патруле, как же он ею гордился), с десятком яиц (настоящих, от собственных кур ефрейтора Чуба, проданных Еноту совсем по дешевке), с двумя свежими кирпичами хлеба (только из печи пекарни патруля). И отдельно несколько мятных пряников с изюмом для двух самых младших, близнецов. Поворот, дом старого коновала Горбача, хибара алкоголиков-дворников Рыжих и…
Группа Реда, выбитая дверь, свертки падают в пыль под ноги, но он этого не заметил. Медленно-медленно прошел вперед, люди расступились, пропуская. Глядели искоса, грустно и жалостливо. Енот зашел, пригнувшись под низкой притолокой, споткнулся обо что-то (деревянный конь близняшек), присмотрелся к дальнему углу, вытянув длинную шею. Мамина тонкая и бледная рука, темно-каштановые пряди, лежащие в засохшей луже. Потом… перед его глазами мелькнул потолок, и сгустилась темнота.
В одну ночь лишиться всех, как же это больно. Как же это страшно. Почему те, кто приходят ночью выбрали именно их дом, который всегда был таким крепким, почему дверь была выбита, но засов цел и стоял сбоку, прислоненный к стене? Кто знает, кто знает…
Он справился. Отплакал свое, переехал в казарму после быстрых огненных похорон шести закрытых гробов. И теперь стоял на вышке, пытаясь цепляться за то, что у него было, и надеясь когда-нибудь отомстить. Кому? Чему? Енот не знал. Было ясно только одно – тем, кто приходит по ночам. И вот оно, сама судьба решила хотя бы заплатить тем, кто лишил его семьи…
Телефон затрещал, вызывая капрала. Штырь снял трубку, выслушал и приказал открыть калитку у ворот и заводить джип, стоявший возле караулки. Потом перегнулся вниз и, чуть замешкавшись, крикнул командиру чистильщиков:
– Заходите, я тоже спускаюсь. – Повернулся к Еноту. – Я уехал с ними, а ты тут смотри. В оба глаза смотри. Ждать-то их, конечно, ждут, но бдительности – не терять. Понял?
– Так точно, господин старший капрал. – Молодой стражник подтянулся, старательно поедая начальство глазами. – А можно вопрос?
– Потом. И, как сменишься, сходи в лавку. Выпишу записку, получишь бутылку казенной, за наблюдательность. Все, неси службу бодро, и ничем не отвлекаясь, солдат.
Капрал быстро скатился вниз, стараясь успеть раньше, чем седой. Не получилось. Когда Штырь оказался на утоптанной до каменной твердости земле внизу, Капитан уже стоял возле автомобиля. Загрохотав, ворота задвинулись назад. Коротко кивнув, начальник караула ткнул рукой на сиденье возле водителя, а сам запрыгнул сзади. Толстый и усатый Таракан, бывший за водителя, нажал на газ, и машина дернулась в сторону одной из основных городских улиц, ведущей как раз на площадь, к зданию мэрии. Штырь смотрел прямо перед собой, не забывая украдкой контролировать седого. Тот сидел спокойно и расслабленно, внимательно посматривая по сторонам.
Капитану было много лет. Не настолько, чтобы чувствовать себя развалиной, но ровно столько, чтобы волосы стали наполовину седыми. То, что оставшаяся половина головы также «соль с перцем», его виной не было. Виной были обстоятельства самой его жизни. Ему довелось увидеть и прочувствовать очень многое из того, что предлагал своим детям свихнувшийся мир, в котором они рождались. Но Кэп никогда не жаловался на это, так как это же его мир. Со всеми своими странностями, особенностями, страхами и маленькой долей хорошего и доброго. Во всяком случае, именно так он и считал, предпочитая не забивать себе голову ненужными рассуждениями и досужими домыслами. Капитан жил так, как ему выпало, и старался лишь так изменить собственную судьбу, чтобы она не была чересчур жесткой.
