Достоевский понял, что в Петербурге Россия дошла до какой-то «окончательной точки» и теперь «вся колеблется над бездной».
…над бездной…
Россию вздернул на дыбы.
Но нельзя же вечно стоять на дыбах. И ужас в том, что «опустить копыта» – значит рухнуть в бездну.
И тут же дерзновенный вопрос переходит в дерзновеннейший ответ, в безумный вызов:
Добро, строитель чудотворный!
Ужо тебе!..
Это и есть первая точка нашего безумия, нашего бреда, нашего ужаса: «Петербургу быть пусту».
…И вдруг стремглав
Бежать пустился. Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
Лицо бога обращается в лицо демона. И все мы, как этот «Безумец бледный», бежим и слышим за собой,
Как будто грома грохотанье,
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой…
Бежим, как мыши от кота. Но сначала кот ловит мышей, а потом кота мыши хоронят. «Мыши кота хоронят» – лубочная картинка на кончину Петра I, а может быть, и на конец «всего петербургского периода русской истории».
«По Петербургу пронеслись вдруг слухи, что у Калинкина моста стал показываться по ночам мертвец в виде чиновника, ищущего какой-то утащенной шинели и сдирающий со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели».