Дмитрий Ра
Имперский вор. Том 1
Глава 2
В доме не совсем темно. В коридорах то там, то тут тускло горят светильники самых разных форм, демонстрируя мне явно дорогие детали интерьера. То картину на стене, то напольную вазу с пучком сухоцветов, то нишу с изящным диваном…
Обследовать дом, конечно, необходимо, но этим решаю заняться с утра. По простой причине: опасаюсь кого-нибудь разбудить. Пока не знаю, кто я такой, общения с жильцами лучше избегать. Передвигаюсь я почти бесшумно – но именно что почти. Навыки, понятно, никуда не деть, но приспособлены они совсем под другое тело – гибкое, пружинистое, сильное. Этот же пацан словно разболтанный ветряк, так и норовит за что-нибудь зацепиться.
Однако особо опасаться нечего. Люди тут живут беззаботные, даже двери не запирают. И ночных гуляк, кроме меня, нет.
Выхожу во двор. Тепло. Дом снаружи выглядит очень внушительно, хотя до моего замка ему – как ящерице до дракона. Огромный, монументальный двухэтажный особняк, окружённый парком. И парк тоже немаленький. Всё это находится за высокой кованой оградой. И, судя по всему, принадлежит кому-то очень влиятельному и богатому.
Кроме самого дома обнаруживаю ещё несколько построек. В основном хозяйственных, но одна из них – небольшой флигель вполне жилого вида. В такие обычно селят обслугу.
И вот с какой-нибудь служаночкой я пообщаюсь с удовольствием. Ввести обычного человека, не одарённого, в гипнотический транс и вынудить отвечать на твои вопросы – это несложно, эфир практически не нужен. Достаточно отыскать на голове нужные точки и потом говорить с определённой интонацией.
Не уверен, что смогу сейчас проделать это с каким-нибудь мужиком, даже спящим, но со спящей женщиной точно получится, они более эмоциональны, иначе реагируют на интонацию. А мне очень нужно выяснить, кто я такой и на каких правах здесь живу.
Входная дверь флигеля тоже не заперта. Как и двери комнат.
В первой храпит мужик. Тихо закрываю дверь – храпи себе дальше, приятель. Две следующие пусты. В четвёртой мне наконец улыбается удача в виде сладко спящей девчули лет двадцати.
На спинке стула висит аккуратно расправленный кружевной фартук. Ага, значит, горничная. Видимо, во всех мирах горничные носят одинаковые фартучки.
С удивлением замечаю здесь же, на стуле, штаны… И у кровати – ботинки, очень похожие на мои.
С другой стороны, у нас кто только как ни одевается. Про орчанок вообще молчу. Там весь наряд может состоять исключительно из чужих зубов. Собственноручно выбитых, конечно.
Девчонка едва слышно посапывает, устроив под пухлой щекой ладонь. Светлая коса трогательно свешивается чуть не до пола. Чистый ангелок.
Ну извини, милая. Ангелов, в прямом понимании этого слова, не существует – это я тебе как божественный инквизитор говорю. А те, которые существуют, – не белые и пушистые. Одному я даже когда-то пообрывал крылья. И на вкус и цвет они как куриные, только побольше.
Да уж, были времена, приходилось идти на крайности…
Присаживаюсь на краешек мягкого матраса, кладу руку девчуле на голову, осторожно нажимаю на нужные точки.
– Мм… – бормочет она, не просыпаясь, но уже улыбается.
– Как тебя зовут, милая? – спрашиваю шёпотом, поглаживая второй рукой её мягкие волосы.
– Та-аня… – отвечает она и зевает.
А красотка, однако!
– Таня, Та-анечка, солнышко… Расскажи мне, а чей это дом?
– Гра-афа Хатурова, – тут же отвечает она. – Александра Васильевича-а…
– А кто ещё из его родни тут живет?
– Его жена, Мария Александровна. Она классная… и красивая очень, а граф…
– Танечка, Танечка… – останавливаю её. – Это потом расскажешь. Кто ещё живёт?
– Их дети. Трое. Старший – Анатолий… дурак противный, – охотно делится Танечка, – проходу мне не даёт…
– Сколько ему лет? – перебиваю.
– Семнадцать. Ну такой дебил…
– Та-анечка…
– Ага-а…
Девчонка опять улыбается, подставляет мне под руку маленькое ушко. А в ушке аж четыре серьги, ишь ты…
– А Петька ничего так, – продолжает она. – Ему четырнадцать, но он всё за Толькой повторяет, прям попугай. А ещё Ярик, он младший, ему двенадцать, что ли. Этот мимимишный такой, как куколка, а Петька с Толькой…
– Да-да, я понял, – опять перебиваю. И с интересом ощупываю её серьги. Какой странный материал! Не металл, не фаянс… – А больше никто не живёт?
– Только Никита. – В голосе горничной появляются мечтательные нотки. – Он такой… Глаза такие красивые, све-е-етлые, будто прозрачные… Он на год Тольки старше, но стройный, а Толька кабан натуральный. Никита с мальчишками Хатурова не дружит из-за Тольки, я знаю! Александр Васильевич не знает, а у них прямо война! Только тихая…
Война, значит. И глаза светлые. Я вспоминаю своё отражение в зеркале и с интересом уточняю:
– Никита – это черноволосый такой?
– Ну да-а-а…
Ну вот я и выяснил, как меня зовут. Почти тёзка. Что ж, это удобно.
– А графу этот Никита кем приходится, Танечка?
– Нике-ем… – Она опять зевает. – Никита – покойного князя Каменского сын, он Хатуровым вообще никто, прикинь?!
То есть пацан даже не родственник. Но тогда какого хрена он тут делает?
А Танечка, продолжая сладко дрыхнуть, выдаёт мне желанную инфу.
Князь Станислав Каменский умер года два назад. И его жена – то есть мать Никиты – очень быстро выскочила замуж второй раз, за какого-то барончика.
Дальше даже стало интересно: новоявленный отчим Никиты обанкротился со скоростью ошпаренного страуса. Потом влез в крупные долги. Никитина мамаша нашла выход из положения: упала в ноги Хатурову, другу почившего князя. Хатуров денег дал, но затребовал в залог Никиту – единственного наследника рода Каменских.
Больше года юный князь Каменский безвылазно торчит в поместье Хатурова. Парню даже школу закончить толком не дали: посадили на домашнее обучение. Но аттестат он получил. То ли граф боится, что пацан сбежит, то ли есть другая причина? Знать бы, зачем мальчишка этому Хатурову вообще понадобился. Вряд ли из человеколюбия. Видел я таких человеколюбивых в гробу в белых тапках.
Наконец у горничной начинают подрагивать ресницы. Верный признак, что внушение ослабло. Я машинально плету заклятие: несколько движений пальцами, дополнительное усиление магического приказа чистой силой и лёгкое движение кистью, чтобы заклинание впиталось в чистый лоб девушки.
И… обламываюсь, потому вместо привычного плетения в сторону Танечки выплёскивается протуберанец вязкой тьмы. Едва успеваю остановиться и втянуть его в себя.
Это простое вроде бы действие заставляет меня покрыться холодным потом. Кружится голова. Тошнит так, будто я неделю нюхал носки Гамены.
Но хуже всего то, что я не могу понять: мне плохо из-за того, что я чуть не выплеснул часть тьмы, или наоборот, потому что был вынужден втянуть её обратно? Бесит и то, что придётся проверять. Обязательно придётся! Знание своих сил и возможностей – вот то, что спасает магу жизнь. Иногда не так важна сила, как это знание.
Вот только заново испытывать все эти ощущения не хочется совсем.
Зато я знаю, как немного подпитаться силой. Сплошная наука, никакой магии!
Убираю ладони с Танечкиной головы, склоняюсь и легко целую девчулю в аппетитные губки. А она вскидывает руки, обнимает меня за шею и охотно отвечает. Гипнотический транс, сработанный магом, – он такой, да. Даёт дофаминовую связь. Горничная хорошо выспится и сна наутро не вспомнит. А дофамин усилит кровоток, что быстрее приведёт меня в порядок.
– Спокойной тебе ночи, милая… – ласково говорю, поднимаясь.
– Мм… – сладко вздыхает она.
Возвращаюсь в особняк, низко надвинув капюшон и держась раскидистых деревьев – в саду Хатуровых довольно много фонарей.
Нетрудно выяснить, где именно спят сынишки графа. И да, со спящим человеком много чего можно сделать, умеючи, и без всякой магии. Но вот сил почти не осталось, что было – ушло на попытку плетения. Придётся мне потерпеть с воспитанием сожителей Никиты Каменского. Но не забывая кредо инквизиции: долг платежом красен.
Пора спать и набраться сил. Слишком много приключений на задницу в первый день перерождения – вредно для здоровья.
Однако приключения этой долгой ночи никак не хотят заканчиваться.
Когда я почти дохожу до каменной лестницы в дом, аллею пересекает… нечто.
Больше всего оно похоже на полосу тумана высотой метра в полтора. Холод… тьма… влага. Но за туманом на стене особняка вырисовывается тень: реальная форма твари. Гибкое тело, длинный хвост. Присевший в прыжке хищник. Если бы не странные, явно шипастые лапы – был бы похож на кота. И шипит! Больше того – меня обдаёт вполне себе реальной слюной.
Уж не на него ли так истошно лаяла местная псина?
Выпестованное веками чувство опасности почему-то молчит. А вот тёмный эфир Карха во мне вдруг с силой тянется вперёд, к непонятной туманной хрени. Это… какое-то странное притяжение. Оно не позволяет остановиться и подумать, не позволяет даже испугаться. Ноги словно сами шагают вплотную к туману.
Острая морда тычется в мою – но вовсе не с поцелуями. Обнюхивает.
– Накормиш-шь? – спрашивает странный кот. Голос нечеловеческий, гулкий, и я не сразу понимаю, что он звучит только у меня в голове.
Не могу сопротивляться зову и кладу беззащитную ладонь на клок тумана.
На стене особняка тень открывает змеиную пасть с клыками длиной в палец.
* * *
Наблюдаю за тем, как зубы зверя вонзаются в предплечье.
– Аргх! – Пришедшая боль немного отрезвляет, но тело всё равно будто не моё. Наблюдаю за ним словно со стороны.
Если не смотреть на тень, выглядит так, словно клок тумана просто окутал мою руку почти до плеча.
Боль исчезает, но появляется неприятное сосущее ощущение. Похоже, зверь откровенно вампирит, вытягивая эфир напрямую из каналов. Вот же наглая дрянь!
В голове наконец проясняется, хотя разорвать связь я всё ещё не могу.
Такой твари, как эта, в бестиарии инквизиторов нет, а повидал я немало. Спасибо божкам рукожопым. Этих амброзией не корми, а дай сотворить и выпустить в мир какую-нибудь крокозябру. Потом инквизиция охреневает, сражаясь с тварями, народ тащит к алтарям дары – задабривать божков, а те обжираются маной и весело творят новую гнусь.
Зато все счастливы и все при деле.
Зверь урчит, и клок тумана постепенно приобретает те же очертания, что и тень на стене. Чёрная чешуя на морде, заострённый варановый хвост – два метра мрака. Жуткая тварь, но почему-то ладонь сама тянется коснуться вздыбленной шерсти на холке.
– Погладиш-ш-шь? – внезапно спрашивает кот, поднимая морду от моей руки.
Неожиданно в голове появляется телепатическая картинка: пушистый чёрный котёнок трётся об мои ноги.
Зверь-телепат? Таким нельзя показывать страх. Поэтому я хмыкаю и интересуюсь:
– Это ты-то котёнок? Ты себя в зеркало видел?
Пробую послать мысленный ответ: жуткий монстр, капающая с клыков слюна и откушенная человеческая голова у лап. Я ни разу не телепат, а вот кот в телепатию точно умеет, потому что тут же даёт ответ.
– Хор-р-рош-ш-ший, – не соглашается он и обвивает мои ноги шипастым хвостом. – Твой. Хоч-чешь?
– И зачем ты мне?
– Защищ-щ-щать? Сим… С-сим… Симбиоз, – с трудом выговаривает кот с третьего раза.
Любопытно. Я бы от такого защитника не отказался. Правда, надо сначала разобраться, что это за симбиоз такой. И вообще, что это за зверь и как он здесь оказался? Не похоже, что это графский питомец.
– А если хочу… то что надо делать, чтобы ты – мой? – уточняю, поневоле копируя его манеру говорить. Чем проще – тем лучше. Вряд ли зверь способен осмысливать сложные фразы.
– Пр-рийти. С-спасти. Накор-рмить?
– Выражайся понятнее. Куда прийти, кого спасти и чем накормить. Что-то такое подойдёт?
Посылаю зверю мыслеобраз: тушка кролика.
– Ашч! – Кот чихает от отвращения. Прилетает картинка: чёрный котёнок блюёт на мои ботинки. – Гадос-с-сть. С-сам такое еш-ш-шь.
– Другими словами, мясо ты не жрёшь. Но тогда что?..
Сказать что-то ещё не успеваю: кот снова вцепляется зубами мне в руку. И до меня наконец доходит: тьма Карха – вот что пришлось зверю по вкусу.
Ну уж нет, прости, парень. Себя я жрать больше не дам.
Внезапно в голове будто взрывается мозг. Боль адская. Перед глазами радужные искры, словно внутри черепа обгадился единорог.
– Да ёпт! – сиплю я, падая на колени.
Кот вздрагивает всем телом, выплёвывает мою руку и молнией скрывается в темноте парка.
Проходит несколько минут, прежде чем я наконец соображаю, что произошло.
Печать от ментального воздействия, которую Высший поставил на мою душу. При перерождении душа не изменилась. А значит, и печать с неё не стёрлась и сейчас сработала.
Скорее всего, у зверя есть умение очарования или ментального подавления. Я отказался стать его едой, в ответ он попытался меня очаровать, чтобы полакомиться тёмным эфиром. И вот результат – магический откат у обоих.
Будучи инквизитором, при ментальном воздействии я ощущал лишь лёгкую щекотку в голове. Такое вот предупреждение, что в мозг лезут чужие лапы. Но Ник Каменский ни разу не менталист и не маг высокого уровня. Поэтому то, что должно было стать щекоткой, в его мозгу трансформировалось в натуральный взрыв.
Меня подавлять-очаровывать? Меня?! Догоню и хвост на унитазный ёршик пущу!
Зверя я всё ещё чувствую: слабый ментальный отклик где-то в темноте парка. Теперь я точно отыщу его. Там и посмотрим, кто, с кем и в какой симбиоз войдёт. Понятно, что в теле юного князя лучше в гнездо тварей не соваться, но если не пойти сейчас, думаю, к утру связь пропадёт.
Придётся идти.
Приняв решение, осторожно крадусь по парку особняка от дерева к дереву, играю сам с собой в ассасина. Парк здоровенный, дорожки ухоженные. На фонарях граф Хатуров точно не экономит: местами светло как днём, и фонари непривычные. Не огонь, не магия… Что?
«Электричество», – сам собой приходит ответ.
К тому же тут есть собаки. И наверняка – охрана.
Зато если кот не соврал и за кормёжку согласен защищать такого слабака, как я сейчас, – мне это очень пригодится. К тому же он вряд ли он оставит меня в покое. Судя по всему, без моего эфира воплотиться в свой реальный облик зверь не может. Надолго ли ему хватит выпитого? И могу ли я вообще делиться с ним тьмой в обмен на тот самый «симбиоз»?
След зверя тянется за пределы территории поместья. Но чем ближе кованая ограда, тем сильнее сопротивление магии. Понимаю это не сразу, только когда неожиданно для себя падаю и утыкаюсь лицом в траву, внезапно чуть не блеванув.
Ясно. Граф не только на фонари не жлобился, а и на охранную магию вокруг имения денег отвалил. С моими нынешними силёнками я отсюда не выберусь – скорее заработаю магический удар и сдохну под каким-нибудь розовым кустом.
С трудом поднимаюсь. Магический удар охранки настолько силён, что я едва стою. Точнее не я, Никита Каменский. Никак не привыкну к тому, что настолько слаб.
Надо вернуться в дом. Встречать новый день желательно отдохнувшим и выспавшимся. Кто знает, что ждёт меня утром.
Глава 3
Я просыпаюсь от вопящей где-то под ухом музыки. Дикий голос, едва ли не речитатив, варварские барабаны, неразборчивые слова.
Рефлекторно хватаю какую-то плоскую коробку на тумбе у кровати, провожу по ней пальцем.
Нет, не так.
Хватаю смартфон и выключаю будильник, рингтон которого – песня группы Crappy cockroaches. «Дерьмовые тараканы» в переводе с британского языка.
Открываю глаза. Пялюсь на потолочную плитку. Позволяю себе скрипнуть зубами.
Ну здравствуй, память Никиты Каменского! Единственного наследника рода, слабого мага иллюзий, обожающего рэп и музыкальную группу с таким потрясающе подходящим названием. И этот самый рэп – наименьшая из моих неприятностей.
Потому что я тут же вспоминаю, что есть и кое-что ещё. Князь Каменский не просто умер, как сказала горничная. Поместье Каменских сгорело дотла вместе со своим хозяином. А вместо наследства он оставил жене и сыну лишь кучу долгов. Всё имущество оказалось либо проданным, либо заложенным. И барон, который женился на вдове князя, честно пытался расплатиться с кредиторами.
Да вот… не потянул масштабов.
Но проблема не в смерти князя. Какое мне, собственно, дело до чужого человека? Проблема в том, что под гипнотическим воздействием не лгут. А человек – животное стадное. Слухи в стаде распространяются быстро. Но Танечка про пожар в поместье князя Каменского просто не знает. Значит, информация как минимум недоступна простым смертным, а как максимум – засекречена. Почему?
Но есть и кое-что ещё. На разуме парня стоит какой-то блок. Есть что-то, о чём Никита Каменский знал, но под воздействием чужой магии забыл. Я ощущаю дыры в его разуме. Словно кто-то конкретно стирал определённую информацию. И чего она касается – я понять не могу.
Вот же гарпячий навоз!
Скрипит дверь, я кошусь на неё, и в комнату заходит коренастый мужик с тёмным ёжиком волос. Одет в странного цвета костюм. Ткань в коричнево-зелёных разводах, будто на неё стошнило тиной бегемота. Зато рядом пройдёшь – и не заметишь.
Он останавливается за несколько шагов до кровати и привычно наглым тоном интересуется:
– Проснулся? Неужто изволите дотащить зад до спортзала без пререканий, ваше сиятельство?
Тут же вспоминаю имя гостя: Матвей Соболев, мой камердинер. Маг-защитник рода Каменских, приставленный к Никите отцом ещё в детстве. И вместе с Никитой приехавший полтора года назад к графу Хатурову.
– Пять минут, – отвечаю. – И пойдём поиграем.
– Поиграем?!
Я специально подобрал словцо не из лексикона Ника – был уверен, что оно шокирует Матвея, и теперь наслаждаюсь его удивлением.
А что? Ждал, что откажусь? Никита любил спортзал, как девственница – драконов. Ну так я не он. А доказать это ни у кого ума не хватит.
Тренировки моему телу действительно необходимы. Да и любопытно мне, чего уж скрывать. Не каждый день получаешь возможность понаблюдать за иномирными боевыми навыками.
Матвей наконец-то отмирает и рывком стаскивает с меня одеяло. Пинаю его в живот – нечего тянуть ко мне лапы.
Точнее, хочу пнуть. Реакция у этого камердинера не хуже воинской: отскакивает задолго до того, как я успеваю толком выпутаться из одеяла.
А потом он делает резкий рывок, и я оказываюсь на полу в полном захвате: тело выгнуто, голова запрокинута, под челюстью – чужой локоть, перед глазами – майка, которую Матвей ловко натянул мне на морду со спины.
– Твою ж мать… Ваше сиятельство, куда вы опять влезли? – слышу вздох камердинера.
Потом меня отпускают.
Не сразу понимаю, что, задрав мою майку, он разглядел последствия ночной экзекуции. Наверняка на спине остались следы от ремня, которым меня охаживали.
– Не переживай, Матвей, дважды я туда не влезу, – хмыкаю я, одёргивая футболку и игнорируя его острый взгляд.
С этой ночной мелочью разберусь сам. Чтобы поставить на место зарвавшихся пацанов, мне помощь не нужна.
Натягиваю было вчерашнюю одежду, но Матвей останавливает меня строгим рявком:
– Спортивку, будь добр!
– Угу.
Теперь у меня штаны в обтяг. Ничего не скажешь: удобные, не сковывающие движений. Обувь для тренировок здесь, правда, совершенно бессмысленная. Кеды. Стереть их о мощённый камнем двор можно на раз-два. Да и булаву на них ронять я бы не советовал… Но тут память подкидывает воспоминание: аккуратный зал и на полу что-то типа матрасов. «Татами» – так называется эта фигня.
Высший, куда я попал? Что за тепличные условия на хрен? Мы собираемся спать или тренироваться?
Из-за проснувшейся памяти мальчишки в голове хаос – слишком много всего и сразу. Но узнаю всё, что вижу вокруг. Прекрасно знаю, что мой камердинер – неслабый маг огня со специализацией на плетении щитов. Даже ловлю лёгкое чувство зависти – скорее всего, тоже от мальчишки, хотя и я от аспекта огня не отказался бы. Особенно сейчас.
Зависть к его дару – вот что общего у меня и Никиты Каменского. Но только она.
Проходим несколько коридоров. Мне нравится этот дом: он не вычурный, как принято у аристократов в моём мире. Мягкий минимализм. Даже картины на стенах без привычных тяжёлых рам.
И камеры видеонаблюдения – много. Понимаю, что они наверняка зафиксировали все мои вчерашние передвижения. Ругаюсь себе под нос: ночью я даже не знал, что подобные механизмы существуют, и мог где-то проколоться.
Спускаемся в цокольный этаж особняка.
В это время огромный тренажёрный зал всегда пуст. Окидываю его взглядом и присвистываю про себя: кардио, несколько силовых комплексов, верёвочный комплекс, полоса препятствий и даже арена – тут можно тренировать небольшую армию. Названия знакомые, знания есть, но по факту ведь вижу всё это впервые!
Ну что ж… С этого дня я тут пропишусь. Хотя полосу препятствий я бы изменил: пара настоящих ловушек на этом детском полигоне с сеточками и стенками лишней не будет.
Со временем… обязательно поставлю. С топорами и дротиками. Пусть здешние тренировальщики клювами не щёлкают.
Кладу на лавку прихваченный с собой смартфон, бездумно врубаю на полную громкость то самое тараканье дерьмо. Матвей закатывает глаза, но молчит. Он явно рад, что его подопечный наконец-то согласился заняться собой.
Мне тоже очень надо заняться Никитой. Так что тут наши с Матвеем хотелки совпадают. Кстати, вовремя парня отлупили – будет чем объяснять своё рвение.
Тело у мальчишки жёсткое, как бревно. Потому начинаю с разогрева. Сначала – бег и лёгкая разминка. Потом делаю несколько упражнений на растяжку. Раздражаюсь. На шпагат не сесть и «бабочку» не сделать. Но и порвать мышцы в первый же день тренировок – не вариант. Потому через полчаса заканчиваю с растяжкой и иду на турники.
– Кручёные сиськи Теи! – бурчу себе под нос через пару минут. Три раза! Это хилое тельце сумело подтянуться целых три раза!!!
В жопу такие приключения. Болит уже всё. Нет сил даже разжать сведённые судорогой пальцы.
Наверное, я так и болтался бы в злости на турнике, если бы Матвей не сжалился и не сдёрнул меня оттуда.
– Слышь, пацан! – кипятится он. – Какая тварь в тебя вселилась? Откуда такая неуёмная жажда сдохнуть в тренажёрке? Из-за этого? – доходит до него, и он кивает на мою спину.
Охотно киваю. Теперь он мне поверит.
Подхожу к скамейке, подхватываю свой смартфон и наконец-то вырубаю адский музон. Гаджет вибрирует в ладони, и я открываю пришедшее сообщение.
– Тогда пока будешь работать по вот этому комплексу, – говорит Матвей. – Через пару месяцев сменим на что-то более серьёзное.
Рассматриваю картинки в присланном сообщении. Хмыкаю. Комплекс неплохой, но мне точно не подходят сроки. Два месяца ковырять детский набор упражнений? К тому же многое из этого у меня и так доведено до автоматизма.
– Уменьши количество подходов и добавь сюда спарринги. Лучше на шестах. Встанешь в пару? – интересуюсь у Матвея, в который раз за утро ловя на его лице изумление.
Ответить он не успевает. Раздаётся приличный такой топот, и по ступенькам спускается кабанистый Толик.
Магия Никиты вырывается из меня сама, практически рефлекторно. С удивлением наблюдаю за тем, как мои пальцы на автомате плетут сложный рисунок. Очень быстро, почти мгновенно. Затем – лёгкий толчок кистью… Из перил лестницы высовывается огромная паучья лапа и кидается наперерез старшему сынку графа Хатурова.
Кабан вопит, отшатывается и… пересчитывает оставшиеся пять ступенек задницей.
Паучьей лапы как не бывало.
– Сука! – орёт он, вскакивая. – Гадёныш долбаный! Мало тебе?! Ну, сука, подожди до вечера! Ты у меня получишь!
Он орёт дальше, я ухмыляюсь, а мой камердинер стоит со скучающей рожей и делает вид, что его тут вообще нет.
– Матвей Евгеньич! Вы чего за ним, козлом, не следите! – обращается к нему кабан. – Он же опять со своими иллюзиями, вы же видели этого паука! И…
Он осекается, потому что мы оба знаем, что ни черта Матвей не видел. Нет у Никиты сил напитать свои иллюзии жизнью и сделать их осязаемыми. И потому страшную паучью лапу видели только я и этот хрячок.
– Я отцу расскажу! – срывается на визг Толик.
Матвей степенно кивает.
– Обязательно расскажите, Анатолий. Обязательно! Александр Васильевич – человек справедливый. Вот как только увидит этих пауков – так сразу и накажет… того козла, за которым вы предлагаете следить. А пока не видел же? И я вот не видел, – спокойно отвечает он, игнорируя злобное шипение кабана.
– За все вечерком поплатишься, сука! – кидает мне Толик, проходя к турнику.
Я делаю приветственный жест рукой, только что в реверансе не приседаю. Ага. Приходи. Устрою тебе сортир с пропеллером.
– Доиграешься ты, ваше сиятельство, – говорит камердинер, когда мы уже поднялись в холл первого этажа.
О, поверьте: так, как доигрался инквизитор Никрас Борх, Никита Каменский доиграется нескоро.
Возвращаюсь в комнату и первым делом иду в душ – спортивка насквозь пропиталась потом.
Пока на голову льётся тёплая вода, нахожусь в лёгком когнитивном диссонансе. С одной стороны, я помню всё, что помнит хозяин этого тела. С другой – не могу не удивляться увиденному. Здешняя сантехника разве что зад тебе не вылизывает. И то есть сомнения.
Ага, нет сомнений. Хорошая местная штука это биде!
Обмотавшись полотенцем, протягиваю пальцы к дверной ручке и… застываю.
– Бумц! – раздаётся из-за двери. – Фтз-з-з-з-з…
В комнате явно кто-то есть. За деревянной преградой слышатся тихие поскрипывания и постукивания. Они прерываются то скрипом створок шкафа, то осторожными прыжками и скрежетом.
В звуке есть что-то знакомое. Не сразу понимаю что. Потом меня озаряет: стук когтей. Какая-то увесистая тварь бегает по комнате, оскальзываясь когтями на скользких гладких полах.
* * *
Оглядываюсь по сторонам. В ванной комнате вооружиться можно разве что туалетным ёршиком или банкой жидкого мыла с дозатором. Глаз падает на блестящую сушилку для полотенец.
Отлично!
Выдираю её из стены и рывком открываю дверь, чтобы… совершенно охренеть от увиденного.
Я знал, что в комнате – не вчерашний кот. Тот весил не меньше полуцентнера, и для него звуки были слишком тихими. Но и тварь, что сейчас растопырила пальцы на полу, увидеть не ожидал. Хотя в душе даже шевельнулось что-то родное. Приятно отыскать в незнакомом мире нечто знакомое.
Передо мной стоит одна из оторванных мной рук Шанкры и явно таращится прямо мне в лицо.
Шанкра – бог войны, и длани у него… Накачанные, короче, такие длани. Но та, что стоит передо мной, не тянет даже на взрослую конечность. Так, нечто длиной в семьдесят сантиметров максимум. Та самая, одна из росших у божка на пузе. Как раз должна была дотягиваться до…
Пфу. Что за мысли в голову полезли. Не хочу я знать, что Шанкра делает своими руками!
– Цыпа-цыпа…
Делаю осторожный шаг к Шанкровой конечности. Мыслей в голове – миллион. Божки послали доделать начатое и придушить Ника в кроватке? Или я сам её украл? Дар экстрактора Высшему в печёнки!..
В принципе, могла и сама прицепиться. Не зря я, подыхая, чувствовал, как в душу впиваются костлявые пальцы.
Делаю ещё один шаг, и тварь резвым тараканом ныкается под кровать.
Я не идиот, да? Лезть мордой прямо в лапы… лапу.
– Иди сюда, не обижу. Цыпа?
Недоверчивое шебуршание в темноте под кроватью. Не спрашивайте, как я понял, что оно недоверчивое. Понял – и всё тут.
– Как ты вообще сюда попала?
Нет, всё же я идиот. Представляю, как выгляжу сейчас со стороны, пытаясь поговорить с… рукой. Даже для Никраса Борха, знакомого с божественными созданиями, перебор, что уж говорить о Никите Каменском. Я серьёзно жду ответа от божественной конечности?
В этот момент дверь в комнату со стуком распахивается, и в неё влетает давешний кабан. На прыщавой морде – желание убивать, в руках – узкий кожаный ремень. Похоже, за отбитый на лестнице спортзала зад мне будут мстить прямо сейчас.
– Су-ука! Ща я тебя! – брызжет слюной Толик, но сегодня явно не его день.
Быстро вскочить на ноги. Перехватить ошалевшего от такой моей наглости кабанчика за шкирку, стукнуть по шее в правильном месте – тут и Никита справится, силы не надо – и уложить в бессознанке мордой в пол. Потом тихо прикрыть дверь и подпереть ручку спинкой стула.
Хорошенько подёргав, убеждаюсь, что открыть теперь невозможно.
Шибздец, карапузы. Теперь вы сюда зайдёте, только снеся дверь с петель. Силёнок-то хватит?
Соображаю, что в суматохе полотенце с меня соскользнуло и я стою совершенно голый. Иду к шкафу и выбираю что-то очень похожее на одежду Матвея – с кучей карманов и будто в зеленовато-грязевых разводах. Не знаю почему, но у меня ощущение, будто именно таких тряпок мне не хватало всю прежнюю жизнь.
Одевшись и повернувшись к Толику, вижу интересную картину: двумя пальцами схватив парня за лодыжку, на остальных четырёх (да, их шесть) рука Шанкры пытается упереть тушу под кровать. Туша не прётся, несмотря на напряжённые мышцы руки, и в голове появляется картинка из памяти Ника «Бурлаки на Волге». Ржу в голос и всё же говорю:
– Брось гадость!
Перепрыгнув через кабана, хватаю наконец упрямую конечность. Она тут же притворяется дохлой и обвисает в руке тухлой крысой. Кстати, про тухлую я не зря, пахнет рука очень даже специфически. Хотя на месте бывшего сращения с телом бога – просто ровная такая молодая кожа.
Ничего удивительного в живой конечности, собственно, нет. Несмотря на специализацию в виде тьмы, торговли или там закона, основной божественной силой всегда являлось созидание. Так что если какой божок собирается справить недалеко от вас малую или большую нужду – лучше держаться от этого места подальше. Неизвестно, что там потом вырастет. Или кто.
На руке, которую я верчу, все ещё сохранилась пара татуировок. Видно их плохо, конечность не то чтобы мумифицировалась, но как-то… съёжилась. Зато на волосатом запястье – широкий золотой браслет, а на двух пальцах из шести – кольца. Одно золотое, второе – совершенно чёрное, будто сотканное из мрака. Неужели повезло и в моих руках наконец-то окажется какая-нибудь божественная хреновина?!
Пытаюсь стянуть с пальца кольцо под вялое трепыхание руки, но не тут-то было: оно словно сжимается, никак не желая покидать палец. Трясу лапу, наверное, минут пять, сдабривая действо грязными ругательствами – как собственными, так и из этого мира. Бесполезно.
Второе кольцо снять тоже не удаётся. Более того: при попытке открутить палец руку Шанкры начинает откровенно плющить и корёжить. Впервые вижу конечность, которая так старательно пытается подохнуть. То же происходит, когда я пробую стянуть с кисти браслет.
Наконец сдаюсь. Видимо, пока мне до Шанкровых примочек всё же не добраться. Жаль. Я было представил, как обвешаюсь артефактами и получу хотя бы парочку божественных орудий.
Кстати, о силе…
Закрыв глаза, медленно выдыхаю и обращаюсь к источнику.
Каналы до сих пор заполнены тьмой Карха. Заставить её двигаться по каналам силой слабого источника не получается. Пытаюсь повторить знакомые заклинания, используя в качестве базы тьму, – тоже глухо.
