Дмитрий Силлов
Закон Черного сталкера
Издательство признательно Борису Натановичу Стругацкому за предоставленное разрешение использовать название серии «Сталкер», а также идеи и образы, воплощенные в произведении «Пикник на обочине» и сценарии к фильму А. Тарковского «Сталкер».
Братья Стругацкие – уникальное явление в нашей культуре. Это целый мир, оказавший влияние не только на литературу и искусство в целом, но и на повседневную жизнь. Мы говорим словами героев произведений Стругацких, придуманные ими неологизмы и понятия живут уже своей отдельной жизнью подобно фольклору или бродячим сюжетам.
* * *
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© Д. О. Силлов, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2020
Автор искренне благодарит
Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;
Алекса де Клемешье, писателя и редактора направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ;
Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ;
Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской зоне отчуждения за ценные советы;
Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;
Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;
Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова, Александра Елизарова, Алексея Загребельного, Татьяну «Джинни» Соколову, писательницу Ольгу Крамер, а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», состоящих в группе https://vk.com/worldsillov, за помощь вразвитии проектов «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ», «РОЗА МИРОВ» и «КРЕМЛЬ 2222».
* * *
Он обещал.
И он сдержал свое обещание.
Правда, уже успел пожалеть об этом…
Он ожидал, что что-то пойдет не так. В гильзы со смятым дульцем, внутри которых содержался биоматериал мертвых товарищей Снайпера, намертво въелась синяя пыль Монумента, которая наверняка частично проникла внутрь и повлияла на образцы тканей.
Но он не предполагал, что повлияла настолько сильно…
Академик Захаров с ужасом смотрел на существ, которые поднялись из автоклавов.
Созданные им безликие матрицы, куски аморфной биомассы, лишь отдаленно напоминающей человеческое тело, получив даже одну полноценную клетку, несущую информацию обо всем организме, тут же начинали меняться. И через некоторое время из автоклава вставало полноценное существо, фактически воссозданное из этой самой единственной клетки. Помнящее все, что было с ним до момента гибели…
Но только не в том случае, когда на процесс воскрешения повлияли крохотные частички Монумента – самой коварной аномалии Зоны, умеющей исполнять желания тех, кто имел несчастье до нее добраться. Правда, исполняла она их так, что пожелавший или умирал в страшных мучениях, или после мечтал о смерти как об избавлении.
Их было пятеро. Оживших существ, внушающих ужас одним лишь своим видом.
Над всеми возвышался гигант в изуродованном экзоскелете, намертво вросшем в его тело. Захаров даже не ожидал, что его автоклавы с искусственным интеллектом умеют такое. Однако поди ж ты, воссоздали погибшего вместе с броней, ставшей уже неотъемлемой частью его организма…
Правда, вряд ли гигант был рад этому.
Сквозь многочисленные дыры в ржавом экзоскелете буграми выпирала черная плоть, местами уже успевшая растрескаться и сочащаяся гноем. Но странно – гиганта, похоже, это не особо смущало. Вылезая из автоклава, он разломал его, словно тот был сделан из картона, а не из пуленепробиваемого стекла. Сила мутанта ужасала, как и его вид, вызывающий одновременно и страх, и отвращение.
Рядом с гигантом стояло существо среднего роста, с вполне человеческим телом, перевитым сухими, рельефными мышцами. Правда, это тело, полностью лишенное кожи, было красным, похожим на картинку из анатомического атласа. А довольно длинную шею существа венчал пронзительно-желтый глаз, заменяющий голову. Периодически глаз моргал – с затылка и откуда-то снизу на него наезжали кожистые веки, лишенные ресниц, после чего возвращались обратно.
На плечо кошмарного циклопа положила руку девушка, которую можно было бы наверно назвать красивой, если б не ее серебристо-белая кожа со слабым синевато-свинцовым оттенком, похожим на оксидную пленку, которая образовывается на лабораторной посуде, изготовленной из тантала.
Была в этой жуткой компании еще одна девушка, брюнетка воистину неземной красоты. Настолько яркой и вызывающей… что смотреть на нее не хотелось. Особенно – в глаза, настолько прекрасные и пронзительно-внимательные, что на ум сразу приходила легенда о Медузе Горгоне, способной одним своим взглядом превратить человека в камень.
И вишенкой на этом страшном торте являлась двуногая тварь ростом с академика Захарова, похожая на гибкого тренированного гимнаста, покрытого серой шерстью. У «гимнаста» на вполне человеческом лице неестественно выделялись большие, немигающие и очень злые глаза. Уши мутанта напоминали лемурьи – полукруглые, мохнатые, развернутые раковинами вперед. Два ряда длинных острых зубов полностью не помещались в широкой пасти этого существа и немного выдавались вперед, отчего казалось, что тварь нехорошо улыбается, показывая свои жуткие жвалы – мол, что не так, сразу горло перегрызу. Мутант, вольготно развалившись, сидел на бортике открытого автоклава и небрежно пощелкивал по нему мускулистым лысым хвостом толщиной с человеческую руку. Щелк-щелк-щелк…
Захарова слегка передернуло. Команда оживших монстров откровенно пугала академика, а хвостатый лемуро-человек еще и изрядно бесил своим красноречивым оскалом и особенно этим вот многозначительным пощелкиванием хвостом, больше похожим на живую удавку.
– Вы его оживите, господин ученый, – проговорил хозяин желтого глаза, заменяющего голову. Причем сделал он это своеобразно – на его длинной шее раскрылась черная дыра, из которой раздалась вполне себе членораздельная речь.
– Вы его оживите, – продолжил человек-глаз. – Иначе…
Академик почувствовал, как неведомая и непреодолимая сила приподняла его над полом, словно пушинку. Тут же возникла острая тянущая боль в суставах, словно конечности Захарова привязали к лошадям, которые одновременно потянули в разные стороны, грозя разорвать ученого на части.
– Не надо так с ним, милый, – произнесла металлическая дева. – Он вернул нас к жизни, поэтому нехорошо угрожать такому достойному человеку. Уверена, он и сам поймет, что ошибся, отказывая нам.
– Как скажешь, дорогая, – кивнул головоглаз, после чего боль немедленно отпустила Захарова, а подошвы его ботинок вновь оказались плотно стоящими на полу.
– Я…
Академик поперхнулся и закашлялся. Правда, кашель немедленно прошел, когда невидимая мощная рука участливо пару раз хлопнула его по спине.
– Я могу это сделать, – хрипло проговорил академик. – Но вы должны понять. У меня осталась последняя матрица, и она повреждена. К тому же Снайпер незадолго до смерти держал в руках те гильзы с вашим биоматериалом, в которые въелась пыль Монумента. И уверен, что для него это тоже не прошло бесследно. Думаю, вам уже очевидно, насколько сильно вы все изменились. И на мой взгляд, уж простите, – не в лучшую сторону…
– Не сказал бы, – ощерилась лемуроподобная тварь. – Лично меня вполне устраивает то, что я стал в два раза выше и, по ощущениям, раза в четыре сильнее. Зубы, конечно, большеваты, но думаю, что с этим я как-нибудь справлюсь.
– Насчет силы – соглашусь, – телекинетик кивнул своим гигантским глазом. – Я и раньше на нее не жаловался, но сейчас такое ощущение, что она меня просто переполняет. А что насчет внешности…
– Милый мой Фыф, – перебила его танталовая девица. – Ты и раньше был далеко не красавец, но ведь я полюбила тебя не за внешность. Поверь, в этом плане ничего не изменилось.
Дыра на шее урода по имени Фыф расплылась в некоем подобии улыбки. Зрелище не для слабонервных.
Захаров вздохнул и отвел взгляд в сторону.
Сейчас он даже самому себе не признался бы, насколько ему страшно. И дело вовсе не во внешности этих монстров и не в их угрозах. Просто от воскрешенных исходили волны настолько ирреальной, темной, жуткой силы, что у академика аж спина вспотела и руки непроизвольно начали трястись. Он никогда не боялся смерти, считая ее закономерным завершением биологического цикла любого организма. Глупо бояться неизбежного…
Но сейчас ему было страшно. Так же, как когда-то его первобытный предок боялся ночной холодной темноты, полной невидимых ужасов, которые ощущаешь кожей, подсознанием, отчего хочется придвинуться поближе к огню, дарующему свет и тепло.
– Лучше сделайте это, профессор, – жутко сверкнув глазами, проговорила брюнетка. – Уж постарайтесь оживить его. Мне все равно, что там с вашей матрицей и какой-то пылью, которой вы придаете слишком большое значение. Я приму Снайпера любым, но только не мертвым.
– Да-да, приложите все усилия, – ухмыльнулся хвостатый лемур-переросток, явно пародируя Захарова. – А не то…
Он легко завязал свой хвост в узел, отчего по автоклавной разнесся противный хруст и скрип кожи.
Академик невольно потер шею. У него было богатое воображение, и он очень наглядно представил себе, что будет, если эта тварь вознамерится его придушить своим хвостом. Медленно так, уставившись ему в глаза своими круглыми гляделками… Уффф, лучше уж пулю в лоб. Или, на худой конец, самому повеситься. Быстро и без таких вот предсмертных кошмаров…
– Хорошо, – кивнул Захаров. – Но помните, я вас предупредил о том, что понятия не имею, в кого превратится ваш друг.
– Вы, главное, постарайтесь, господин академик, чтобы он превратился в самого себя, – учтиво проговорил доселе молчавший гигант в полуразвалившемся экзоскелете. – А остальное уже не ваша забота.
* * *
Процесс шел медленно, и, похоже, пятерым наблюдателям надоело смотреть на то, как безликая матрица неторопливо обретает очертания человека, лежащего в стеклянном саркофаге.
– Кажется, все идет вполне успешно, – нарушила молчание танталовая девица.
– И, думаю, нам вовсе не обязательно дожидаться окончания процесса, – подхватила ее мысль красавица-брюнетка. – Мы ожили, значит, оживет и он.
После чего немного растерянно добавила:
– Странно. Минуту назад я была уверена, что до безумия люблю этого сталкера. А теперь смотрю на то, как он возрождается… и ничего. Что есть он, что нет его – все равно.
– Любовь – тяжелая ноша, – философски заметил Фыф. – И в некоторых случаях избавление от нее – это благо, а не горе.
И тут же поспешил добавить, повернув свой глаз-голову в сторону металлической девы:
– Разумеется, я не имел в виду нас, дорогая.
– Мне вообще кажется, что во время воскрешения та самая пыль Монумента исполнила наши затаенные желания, – подал голос лемуро-человек, потрогав лапой свои торчащие уши. – Я всегда мечтал стать большим и сильным человеком. Именно человеком, а не забавной разумной зверюшкой. Не скажу, конечно, что это желание исполнилось полностью, но, по крайней мере, я почти доволен тем, что получилось в итоге.
– Я тоже мечтал о безграничной силе, – задумчиво произнес Фыф.
– А я – о неуязвимости, – проговорила его подруга, машинально проводя пальцами правой руки по предплечью левой. – Особенно за мгновение до смерти, когда мое совершенное тело рвали пули.
– Наверно, я и правда хотела избавиться от этой любви к Снайперу, – негромко проговорила брюнетка. – Когда знаешь, что он на самом деле думает о другой, любовь превращается в пытку…
– А я мечтал возродить свою группировку, – проговорил гигант в ржавом экзоскелете. – И, думаю, нам и правда пора. Мы ожили благодаря Снайперу, и, благодаря нашим усилиям, скоро оживет он сам. Так что между нами нет Долга жизни, а значит, мы вполне можем заняться своими делами. Только оружие бы раздобыть где-нибудь.
– И снаряжение, – добавил человеко-лемур. – А то бегать без штанов по Зоне – то еще удовольствие.
И многозначительно посмотрел на академика.
– Комплекс разграблен бандитами, – развел руками Захаров. – Сейчас это полностью пустое здание, которое предстоит еще долго восстанавливать…
– Ой ли? – прищурилась брюнетка. – Помнится, я мечтала еще и о том, чтобы залезть в голову Снайпера и прочитать его истинные мысли в те моменты, когда он обнимал меня. Его голова меня больше не интересует, зато я ясно вижу, что творится в вашей, профессор. Так что, думаю, нас интересует ваш секретный склад 2А, в котором мы найдем все, что нам нужно. Конечно, я понимаю, вы сейчас жалеете о том, что оживили нас, но, тем не менее, не пытайтесь завести нас на склад 1А, где нет ничего интересного, кроме мгновенно убивающих ловушек, заготовленных как раз для такого случая.
– Вообще-то я предпочитаю, чтобы меня называли академиком, – немного растерянно пробормотал Захаров. – Поверьте, я даже не думал…
И осекся.
Потому что думал, не подозревая о новых способностях этой девицы… Как ее называл Снайпер в своих книгах? Кажется, Рут?
– Именно так, профессор, – со змеиной улыбкой на губах проговорила брюнетка. – А теперь ведите нас на склад. Конечно, мне нравится моя новая фигура, которая однозначно стала лучше прежней, но стоять тут в чем мать родила мне, признаться, уже порядком надоело.
* * *
Пули били в мою грудь, и я чувствовал, как они раздирают мышцы, ломают ребра, рвут в клочья легкие… Как на выдохе из горла рвется не перегоревший воздух, а горячая кровь, которой я еще не успел захлебнуться.
Однако все это было неважно. Потому что мне нужно было доделать начатое. А именно – добежать до человека, который стрелял в меня почти в упор, и вонзить сверкающий синевою штык ему в лицо.
Но пули толкали меня, тормозили, отбрасывали назад, с каждым толчком вышибая из меня силы и жизнь. До стрелка оставалась метра три, не больше, когда пришло понимание – не успею. Он убьет меня раньше, чем я добегу до него.
И тогда, с последним выдохом, от которого кровь рекой хлынула через рот, я метнул свой автомат на манер копья, мечтая лишь о том, чтобы умереть после того, как я увижу, что мой бросок достиг цели…
Но автомат, вырвавшись из моей руки, будто завис в воздухе, и словно кинжальный росчерк цвета чистого неба сияла на конце ствола моя «Бритва», острием направленная точно в цель, но так и не достигшая ее. И лишь вспышки на дульном срезе вражеского автомата продолжали мигать, а пули снова и снова рвали меня в клочья, вышибая фонтаны кровавых брызг, летящих мне прямо в глаза…
Мир исчез, залитый моей горячей кровью, которая, словно вязкая смола, плотно стянула веки, не давая открыть глаза…
Но я был настойчив. Мне было очень важно увидеть, достиг ли цели мой бросок. Поэтому я очень старался разлепить ресницы, которые казались неподъемными, словно были отлиты из свинца. И плевать, что пули продолжали толкать меня в грудь. Гораздо больше, чем остаться в живых, я хотел видеть смерть своего врага!
И у меня получилось!
Проклятые веки наконец разлепились, но яркий свет, ударивший по глазным яблокам, заставил меня зажмуриться… И осознать, что я не бегу по коридору навстречу смерти, а лежу на чем-то твердом. При этом не пули толкают меня в грудь, а ладони кого-то, кто, хрипло выдыхая при каждом движении, пытается сделать мне массаж сердца.
Значит, все увиденное только что было лишь сном. Обычным кошмаром, которые люди видели сотнями за свою такую длинную жизнь – так же, как видел их я, пока меня не убил профессор Кречетов в коридоре научного комплекса[1].
Однако я все равно жив.
Снова жив.
Зачем-то…
– Уфф, очнулся, – нервно проговорил надо мной знакомый голос. – А я уж думал, что ты снова умрешь, а потом твои друзья узнают об этом, вернутся и открутят мне голову. Слава Зоне, что они ушли, а то, боюсь, я бы уже был на том свете. У тебя сердце остановилось на четыре минуты, и за это время они б меня точно убили. Просто твоя матрица была сильно повреждена, практически не годна к использованию, но не мог же я им сказать об этом. Но я не терял надежды, проводя реанимацию…
Все мое тело страшно болело, будто каждая косточка была в нем раздроблена и острые края обломков впивались в мясо. Но слушать эти причитания над собой было еще более невыносимо. Поэтому я с усилием разжал челюсти, чтобы попросить своего спасителя наконец заткнуться, но вместо слов из моего горла вырвался хриплый стон.
– Отлично! – фальшиво обрадовался голос. – Можно сказать, что оживление прошло успешно! Сейчас все будет!
В мою руку вонзилась игла. По венам стремительно разлилось что-то горячее, отчего сердце сразу же стало биться быстрее. Жидкое пламя ударило в голову, я довольно легко снова открыл глаза… и увидел склонившееся надо мной лицо академика Захарова.
– Ну, как мы себя чувствуем? – поинтересовалось лицо, расплывшись в натянутой улыбке. – Что помним из прошлого?
Что помним?
Я помнил все, до последней детали.
И как моя «Бритва» пробила череп Кречетова, убившего меня, и пол, стремительно приближающийся к моим глазам, и холод вдоль позвоночника, который мог значить только одно – Сестра, отказавшаяся от меня, посетила своего незадачливого побратима в последний раз, чтобы навсегда забрать в свой мрачный мир, откуда нет возврата…
Пагубное заблуждение.
Меня снова вернул оттуда этот чертов старик, который сейчас столь наигранно пытался казаться любезным.
– Вы… обещали не оживлять меня, – прохрипел я. – Почему… вы не сдержали слова?
Захаров напряженно засмеялся и беспомощно развел руками.
– Меня вынудили ваши друзья. Сначала это был юноша по прозвищу Нокаут, который взял с меня слово вернуть вас к жизни, после чего ушел, пообещав вернуться и отрезать мне голову, если я его обману. Он очень спешил, как я понял, много дел у него накопилось на Большой земле… Очень надеюсь, что больше его никогда не увижу. Потом я оживил ваших друзей, как обещал вам ранее, и они потребовали того же, что и Нокаут. Поверьте, выбор у меня был небольшой. Или выполнить их приказ, или умереть в мучениях. Конечно, в подобных условиях сдержать слово, данное вам, было бы благородно, но, на мой взгляд, никакие слова не стоят человеческой жизни.
– Я бы… сдержал, – проговорил я.
Речь давалась мне все еще непросто, но огненное снадобье академика делало свое дело. Боль отступала, в мое тело стремительно возвращались силы. Я уже даже мог пошевелить пальцами. Еще немного, и можно будет рискнуть приподняться.
– Не сомневаюсь, что вы бы сдержали, – поджал губы Захаров. – Порой мне кажется, что вам нравится умирать, ибо вы делаете это с весьма странной настойчивостью. А вот мне хватило одного раза, дабы понять, что я не сторонник такого рода развлечений. Так что не обессудьте, друг мой, и примите бесплатно то, за что другие готовы были бы отвалить безумные деньги. Кстати, если вам так не нравится жить, вы всегда можете все исправить, собственноручно сведя счеты с жизнью, только я уже не буду иметь к этому отношения. Тем более что повод у вас для этого имеется, и весомый.
Я не совсем понял, о чем сейчас говорит ученый, да это было и не важно. Я пытался встать, и у меня это с грехом пополам получалось. Приподнявшись на локте, я окинул взглядом знакомое помещение и спросил:
– А где же мои ожившие друзья?
– Ушли, – раздраженно пожал плечами Захаров, который явно обиделся. – У них внезапно нашлись дела поважнее, и они предпочли заниматься ими, нежели лицезреть процесс вашей биореконструкции.
– Странно, – удивился я. Может, Харон и мог так поступить, но остальные – вряд ли. Особенно Рудик и Рут. – Может, вы их и не оживляли вовсе?
Захаров оскорбленно хмыкнул и повернулся ко мне спиной.
– Печально, что вы обо мне такого мнения. Однако я предвидел подобный вопрос, поэтому получите ваше доказательство. Грета, покажи.
Под потолком что-то зажужжало. На белой стене помещения, судя по всему, служащей одновременно и экраном лабораторного кинотеатра, появилось прямоугольное светлое пятно. Замелькали кадры – автоклав, в котором матрица медленно принимает форму человека, и столпившиеся возле стеклянного гроба существа… которые были лишь отдаленно похожи на моих друзей.
– Не удивляйтесь, – бросил через плечо академик. – Это последствия воздействия пыли Монумента, которая оказалась на ваших гильзах – заметьте, не по моей вине. Впрочем, ваши друзья не особенно горевали по поводу изменения своей внешности. Скорее наоборот. А вот с вами, уж простите, небольшая неувязка вышла. И, опять же, я здесь ни при чем. Я предупреждал этих красавцев, что моя последняя матрица повреждена, но для них было важнее вернуть вам Долг жизни, нежели подумать о вашем будущем…
Захаров запнулся и кашлянул, пытаясь скрыть смущение. Похоже, он жалел сейчас, что в запале брякнул лишнее. Но я его услышал и задал вполне закономерный вопрос:
– Говорите, матрица была повреждена? Господин ученый, скажите честно – что со мной?
Академик отвел глаза в сторону.
– Главное, что вы живы… наверное.
И запнулся.
– Не понял. Что значит «наверное»?
Захаров вздохнул.
– Понимаете… Я не знаю. Только что я не реанимировал вас. Вы просто очнулись – и все. Кровяное давление и пульс на нуле. Зрачки расширены. Температура тела двадцать один градус, такая же, как в помещении. К тому же сейчас я колю вашу руку острием скальпеля, а вы не реагируете. Все это признаки посмертных изменений организма. Но, тем не менее, вы живы!
Я посмотрел вниз.
Действительно. Академик держал скальпель, кончик которого был вонзен в мой указательный палец… который не реагировал на боль. Потому что ее не было.
Но поразил меня не вид блестящего хирургического инструмента, погруженного в мое мясо.
Моя рука была черной! Изуродованной, похожей на узловатую ветку горелого дерева с растрескавшейся корой вместо кожи. И из ранки, оставленной скальпелем Захарова, медленно стекала вниз тягучая капля гнойно-зеленоватой крови.
– Мне уже приходилось видеть кровь такого цвета, – медленно проговорил я.
Странно, но увиденное меня не шокировало. Возможно, за время своих многочисленных похождений в Зоне я привык ко всему и удивить меня чем-либо стало очень трудно.
– Увы, я ничего не мог сделать, – истерично воскликнул Захаров. – Я просто не хотел умирать, и поэтому…
– Поэтому оживили меня посредством бракованной матрицы, предназначенной для создания киба, – закончил я за него.
Академик поперхнулся криком, замер на мгновение – и тут плечи его поникли.
– Простите меня, – прошептал он. – Пожалуйста, простите. Судьба – злая штука. Я помню, как вы просили меня не делать из вас киба, и я обещал вам… Вы вернули мне мой комплекс, пожертвовали жизнью ради этого, выполняя данное мне слово, а я…
Не люблю я этих мелодрам. Поэтому я невольно поморщился – и услышал, как мое лицо слабо затрещало, словно рвущаяся тряпка. Но на это было уже наплевать. Сейчас я хотел лишь одного.
– Господин Захаров, сделанного не воротишь, – сказал я. – Поэтому прекратите истерику и дайте мне зеркало.
Академик стер рукавом набежавшую слезу и с испугом посмотрел на меня.
– Может, не надо…
– Надо, – жестко сказал я.
И попытался сесть.
Удалось это не сразу, тело пока что слушалось меня неважно. Но – удалось. Странно это, конечно, – двигаться, ничего не чувствуя, но я, наверно, смогу привыкнуть. Ибо альтернативы все равно нет.
Скрипя суставами, я, наконец, уселся на койке как раз в тот момент, когда Захаров принес небольшое квадратное зеркало на деревянной подставке, явно еще советского производства. Не удивительно. Люди его возраста должны ценить и любить вещи из той великой страны прошлого, которая однажды совершенно неожиданно разрушилась, подобно Четвертому энергоблоку, казавшемуся таким надежным и долговечным.
Я взял в руки зеркало, примерно представляя, что там увижу.
И потому не удивился, лишь скривился от омерзения…
На меня смотрела отвратительная харя, отдаленно похожая на человеческое лицо, хаотично облепленное черной, бугристой плотью, в которую несимметрично воткнули красные глаза, лишенные век и ресниц. Радужка тоже красная, как и белок – если эту массу цвета крови можно назвать белком. И зрачок крохотный, как булавочный укол, почти незаметный. Внизу, под неровной опухолью, заменяющей нос, вместо рта протянулась кривая черная щель. В общем, на редкость мерзкая физиономия.
– У киба, которого я видел недавно, рожа была красная, – заметил я, невольно проводя кривыми пальцами по тому, что очень условно можно было назвать лицом. – И глаза желтые.
– Нормальный… кхм… рабочий киб имеет температуру тела, близкую к человеческой, – вздохнул академик. – И сердце у него бьется, и кровяное давление присутствует. Если честно, я не знаю, что вы такое. Исходя из показаний приборов, вы труп, но…
– Это Зона, господин Захаров, – сказал я, кладя зеркало на койку. – Здесь возможно всякое. И да, у меня к вам просьба. Я понимаю, что боевой костюм киба стоит недешево, но не могли бы вы дать мне его в долг на время? Уверяю вас, я рассчитаюсь сполна. Просто не хочу пугать окружающих своей… как бы выразиться помягче… внешностью.
– Да-да, конечно, понимаю, – засуетился академик. – О чем вы говорите, берите насовсем и бесплатно. Пройдемте в мой спецсхрон, выберите тот, который понравится.
* * *
…Спецсхрон Захарова впечатлял.
Комната размером метров в тридцать квадратных была скрыта за раздвижной панелью в стене коридора. Вдоль двух стен, словно пустые рыцарские доспехи, стояли черные бронекостюмы, в которых по научному комплексу расхаживали кибы. Третья стена была сплошь увешана оружием. На полу стояли цинки с патронами и ящики с непонятной маркировкой.
– Энергетические капсулы для молниеметов и магазины для пушек Гаусса, – пояснил академик, заметив мой взгляд. – Кстати, оружие себе тоже подберите по вкусу.
– Благодарю, – с усилием кивнул я. Новое тело пока еще слушалось плохо. Хотя Зона его знает, временно это или навсегда.
– Бронекостюм является дополнением к телу киба, – словно прочитав мои мысли, пояснил академик. – Это самообучающийся модуль, который сглаживает ошибки… кхм…
– Бракованных матриц, что идут на производство кибов, – продолжил я за него. Хорошо хоть моя речь немного восстановилась, и можно говорить без жутких хрипов. – Кстати, а дыхание у меня – это необходимость или атавизм, типа аппендицита?
– Не знаю, – пожал плечами Захаров. – Вы не обычный киб, много несоответствий с базовыми моделями. Не исключаю, что…
Но я уже не слушал ученого. Когда я выбираю снаряжение и оружие, мне не до разговоров.
Бронекостюмы здесь были двух видов – тяжелые экзоскелеты с пневмоприводами, благодаря которым можно при желании приподнять кабину грузовика, и среднебронированные модули с ограниченной поддержкой двигательных функций. Прыгнуть подальше, чем обычно, получится, но вот от пулеметной очереди в упор такая броня точно не спасет.
Тем не менее я выбрал средний. Всегда предпочитал пожертвовать защитой ради маневренности. Бег в экзоскелете напоминает пробежку беременной самки носорога. Вроде бы и рад разогнаться, да масса не дает, несмотря на пневмоприводы, добавляющие силу конечностям. А в среднем модуле вполне получится и в перекат уйти, и с линии огня быстро сместиться, и оперативно самому начать стрелять раньше, чем противник соберется тебя прикончить.
Любая броня подразумевает основную одежду – если придется снять поврежденную бронезащиту, не в трусах же по Зоне рассекать. Поэтому для начала я подобрал себе стандартный легкий хлопковый комбез с капюшоном и надежные берцы. После чего приступил к облачению в кибовскую броню.
Покончив с этим, я попытался подвигаться. Получилось, но без удовольствия. Создатели модуля не заботились о комфорте уродов, которые будут в них запакованы. Там давит, здесь жмет. Но в целом жить можно, если не обращать внимания на мелкие неудобства. Хотя шлем, например, порадовал. Снаружи – сплошное черное яйцо, а внутри – стопроцентный обзор. Куда голову ни поверни, все видно. И зум продуманный. Прищурился – и через полсекунды получил шестикратное увеличение картинки. Очень удобно при стрельбе с открытого прицела.
Поскольку модуль повышал грузоподъемность, я позволил себе несколько превысить и огневую мощь, и носимый боезапас. На пояс, специально для этого интегрированный в бронекостюм, я повесил две кобуры с револьверами РШ-12. Ни у одного торговца в Зоне я эти громоздкие «слонобои» не видел, только у Захарова. Очень редкое оружие. Мощное, крайне надежное, но тяжелое и громоздкое. Хотя модульные мышечные усилители должны потянуть их неслабую отдачу.
Ради взаимозаменяемости под тот же патрон, что и для револьверов, взял я крупнокалиберный штурмовой автомат АШ-12. Ходил я уже с ним по Зоне, крутая машинка. Правда, магазин маловат, всего на двадцать патронов, зато на дистанции до трехсот метров противнику не поздоровится даже в бронежилете. Не пробьет, так запреградное действие пули кости переломает.
Во встроенные подсумки на модуле я рассовал магазины и укупорки с патронами. Хотел еще снайперскую винтовку «Выхлоп» взять под тот же патрон, но передумал. Решил, что даже с мышечными усилителями тяжеловато будет, а я еще рассчитывал гранат захватить. Плюс, само собой, мне рюкзак был нужен под жратву и воду, так что сунул я в подсумки еще по три Ф-1 и РГД-5 и на этом закрыл оружейный вопрос. После чего повернулся к Захарову и поинтересовался:
– А что кибы едят?
Ученый усмехнулся.
– Кибы едят любую органику. Желательно быстроусвояемую, но на крайний случай прошлогоднее сено и древесная кора сгодятся. Что подойдет именно вам – не знаю. Но есть одна особенность, которая и вас коснется наверняка. Еда для кибов не главное, они без нее трое-четверо суток могут обходиться. А вот без воды довольно быстро погибают. Так что рекомендую рюкзак не брать, а вместо него подвесить на пояс пару двухлитровых фляг – вон они стоят в углу.
Совету я внял, после чего сказал:
– Благодарю, господин Захаров.
– Это вам спасибо за то, что вернули мне мой научный комплекс, – отозвался ученый. – Кстати, чуть не забыл.
Он подошел к большому сейфу, стоящему в углу, отпер его, набрав код на замке, и достал прозрачный контейнер…
В котором лежала моя «Бритва», спрятанная в ножны.
– Сами понимаете, ваш нож хммм… имеет слишком уникальные свойства, потому я счел, что лучше его хранить в пуленепробиваемом боксе из многослойного бронестекла, – сказал Захаров. – Вот, держите. И открывайте сами.
Я принял от академика увесистый контейнер, щелкнул замком, откинул крышку и достал свой нож – верный спутник в моих путешествиях по разным вселенным, умеющий рассекать абсолютно все, в том числе и зыбкие границы между мирами.
