Доменика де Роза
Секрет виллы «Серена»

Полная версия

Глава 7

Мысли из Тосканы

Эмили Робертсон

Очень сложно описать английскую приморскую жизнь итальянцу. «Почему, – спросил меня недавно знакомый итальянец, – англичане берут фляжки на пляж?» «Чтобы можно было выпить чего-нибудь горячего (предпочтительно боврил^[54]) после плавания», – объяснила я. «É vero?^[55] Почему им хочется горячего в жаркий день?» Я довольно мягко открыла ему истину. Английское море совсем нежаркое. Чтобы залезть в ледяную воду, нужен олимпийский уровень выносливости. Чтобы ковылять по крошечным острым камням, нужны сверхчеловеческие медитативные способности индийского факира. А после, когда сидишь на гальке с мокрым полотенцем на плечах, нужно влить какую-нибудь горячую жидкость меж дрожащих губ. «Что такое боврил?» – спросил он. «Даже не спрашивай», – сказала я.

Дневник Пэрис

Я пишу это в Англии. В Брайтоне, если быть точной. Я сижу в спальне Петры, наблюдаю, как мужчина в мансардной спальне напротив упражняется в жонглировании. Так ПОТРЯСАЮЩЕ быть здесь! Когда самолет пролетал над Англией, я заплакала. Честно. Я правда заплакала. Просто она выглядела такой красивой, такой невероятно зеленой, с маленькими домиками и полями вокруг – нормальными, плоскими полями, не дурацкими террасами на склоне горы. Ладно, ладно, я знаю, что она зеленая, потому что дождь идет все время, – Сиена мне сказала это как минимум миллион раз. Но мне нравится дождь. Мне больше нравится носить флис и чувствовать себя уютно, чем постоянно плавиться от жары. Мне нравится, что не нужен крем от загара. Мне нравится обнимать теплое одеяло всю ночь, когда уши замерзли, а тело согрето. Мне нравится утро, когда все выглядит начисто вымытым дождем. Мне нравится всегда говорить по-английски.

А Сиене все это не нравится. Она безумно мрачная из-за того, что оставила Джан-проклятого-карло. Она плакала всю дорогу в аэропорт. Такая жалкая! В конце концов, она увидит его снова через неделю. Но она не переставала твердить, что осталось всего две недели каникул, что Джи собирался взять ее с собой в квартиру в Форте-деи-Марми. Мама довольно быстро заткнула ее. «Я бы все равно ни за что тебя не отпустила», – сказала она. Я заметила, что маме, кажется, немного разонравился Джанкарло. А еще она стала раздражительнее со всеми. Даже с Дорогим Маленьким Чарли. Ура!

Петра встретила нас в Гатвике, и мама прямо упала ей в руки и плакала, плакала, плакала. Мы с Сиеной здорово смутились. Петра (она мне правда нравится) успокоила маму и разобралась с нашими сумками и вещами. С ней были ее дети. Джейк, которого я вроде как помню, и Гарри, одногодка Дорогого Маленького Чарли. Мама говорила, что Гарри и ДМЧ смогут играть вместе, и это будет так хорошо и т. д. и т. п. Но первое, что сделал Гарри, – пнул Чарли, второе – укусил его за ногу. Думаю, мне понравится Гарри.

В первый вечер мама и Петра просто разговаривали и разговаривали. Мы с Сиеной спросили, можем ли мы пойти на пирс, и, к нашему удивлению, мама разрешила. Это было невероятно. Столько огней, и шум от аттракционов. Сотни людей повсюду, таких разных. Стиляги, рокеры, панки, геи, натуралы. Не то что в Италии, где все выглядят одинаково. Все загорелые, аккуратные, в белых рубашках и лоферах без носков. Здесь все выглядели небрежно, а в конце пирса пьяные распевали караоке. Я так люблю Брайтон.

На быстрое решение Эмили съездить в Англию повлияли несколько вещей. Во-первых, после жуткой паники в ночь Феррагосто она просто чувствовала, что ей нужно выбраться из Тосканы на какое-то время. Вспоминая, как бежала по площади со спящим Чарли на руках (который в ее воображении буквально превратился в безжизненный труп) в отчаянных поисках Пэрис, она все еще леденела от ужаса. Бег в темноте, с фейерверками, что взрывались вокруг, представлялся ей настоящим кошмаром, несмотря на то что в конце она обнаружила Пэрис в безопасности, под присмотром Бэзила Фолти. А еще отвратительный Джанкарло крутился вокруг Сиены даже больше, чем обычно, и теперь она требовала отпустить ее пожить в его квартире в курортной зоне (кажется, даже у самых бедных итальянцев есть эти квартиры, обычно у моря или в горах). Эмили быстро раздавила эту идею. Она не доверяла Джанкарло в Монте-Альбано и еще меньше доверяла бы в квартире где-то далеко, за много километров от ее бдительного ока. Лучше Сиене недолго побыть от него подальше.

Во-вторых, ей нужно было увидеться со своим бухгалтером и адвокатом, и оба они были в Лондоне. В-третьих, она очень хотела снова встретиться с Петрой. А в-четвертых… в-четвертых, был кусочек смятой газеты, отправленный Петрой, с нацарапанной подписью: «Это фотография М. Все еще милый, а? Иззи и Рут устраивают встречу выпускников 22-го. Сможешь приехать?» Так что утром 16 августа Эмили сидела за компьютером с чашкой черного кофе на столе и бронировала билеты в Гатвик.

Было чудесно снова увидеть Петру. Она выглядела так же, а может, даже худее; стояла, словно аист, в выцветшей джинсе, выглядывая над головами толпы. Джейк, выросший в мальчика серьезного вида, с длинными, как у Петры, ногами и светлыми волосами, толкал багажную тележку. Гарри, темноволосый и голубоглазый (как Эд), стоял рядом с Петрой, двумя руками закрывая уши.

– Пит! – Эмили обняла подругу. Жесткая и несгибаемая Петра не привыкла к объятиям, но поцеловала Эмили в щеку и сказала с искренней нежностью:

– Эм! Как я рада тебя видеть.

Эмили залилась слезами.

Пока Петра и Джейк разбирались с багажом, Эмили познакомила детей.

– Вы, конечно, помните Сиену и Пэрис? А это Чарли.

Гарри сделал шаг вперед, убрал руки от ушей и пнул Чарли, притом очень сильно, по ногам.

Чарли был слишком шокирован, чтобы даже закричать.

– Гарри, – сказала Петра устало, но без настоящей злости или даже удивления. Эмили инстинктивно придвинула Чарли поближе к себе. Гарри бесстрастно посмотрел на них, прежде чем опять закрыть уши.

– Понимаете, он не любит шум, – объяснила Петра, идя с ними быстрой рысью к автостоянке.

– Я понимаю, – слабо сказала Эмили.

– Он ненавидит самолеты, – сообщил Джейк, все еще толкавший тележку. – Он любит только Томаса.

– Томаса?

– Паровозик.

– Понятно.

В обшарпанном минивэне Эмили устроилась в среднем ряду, взяв на колени Чарли. Петра наградила Сиену местом на переднем сиденье, а Пэрис устроилась сзади с Джейком. Страшный Гарри был в детском кресле рядом с Эмили. Чарли вытянул загорелую ножку, чтоб коснуться сиденья впереди. Гарри наклонился вперед и укусил его.

На этот раз Чарли все-таки закричал. Петра обернулась.

– Гарри, – произнесла она тем же тоном, что и в прошлый раз. – Извини, – сказала она Эмили.

– Все в порядке, – сухо ответила Эмили. Она была в ярости оттого, что Сиена и Пэрис смеялись. У Чарли на ноге остались следы от зубов.

Дом Петры находится в Кемптауне, нужно только немного пройти вдоль прибрежной дороги от их прежней квартиры (которая сейчас, по словам Петры, превратилась в «представительские апартаменты»). Это узкое четырехэтажное строение, с покатым деревянным полом, как на борту корабля. Сиена и Пэрис были счастливы заполучить верхний этаж, где с кроватей можно видеть облачное небо. Крик чаек заставил Эмили вздрогнуть от чего-то похожего на страх.

Эмили и Чарли поселились этажом ниже. Им придется делить двуспальную кровать, и Эмили немного стыдно за то, с каким нетерпением она ждет возможности обнимать теплое тело Чарли по ночам и вдыхать его детский запах. Почему-то она никогда не жаждала так же обнимать Пола ночью. Она помнила только его раздражающие привычки: забирать все одеяло и включать верхний свет в пять тридцать, когда ему нужно было успеть на ранний самолет. И определенно не могла припомнить той животной радости от близости другого человеческого тела рядом; эти чувства были теперь ограничены ее детьми, воспоминаниями о том, как она обвивалась вокруг них по ночам, словно кошка со своими котятами. Но только в те ночи, когда Пола не было: он никогда не разрешал детям спать в их постели.

Мальчики Петры разместились на одном этаже с Эмили, где также есть сад на крыше.

– Нам приходится держать его запертым, – буднично сказала Петра, – из-за Гарри.

Сама Петра устроилась в кабинете ниже, рядом с гостиной.

– Я не могу занять твою кровать, – в ужасе запротестовала Эмили.

– Ой, все в порядке, – успокоила ее Петра. – Я мало сплю.

Эмили смотрела на подругу, пока та передвигалась по кухне: делала чай, готовила пиццу, кормила кота, аккуратно убирала острые предметы подальше от Гарри. Она выглядела не столько уставшей, сколько вымотанной, почти прозрачной, с бесцветными волосами, с кожей, сквозь которую видны кости. Когда она повернулась, чтобы накрыть стол, рассеянный свет из низкого окна, казалось, почти светил сквозь нее, словно она была из стекла.

– Помочь? – спросила Эмили, сидя с Чарли на руках (он боялся даже близко подходить к Гарри).

– Да, – сказала Петра. – Ты можешь открыть вино.

После ужина девочки захотели пойти на пирс; Эмили слишком устала, чтобы им запрещать.

– Все хорошо, – успокоила ее Петра. – Это удивительно безопасное место – Брайтон. Все его недостатки, если можно так сказать, на поверхности.

– Не разговаривайте со странными людьми! – крикнула Эмили, когда дочери направились к двери.

– Это Брайтон, помнишь? – сказала Петра. – Тут все странные.

Петра и Эмили сидели у открытого окна, пили вино и слушали, как город оживает к вечеру: безжалостный ритм музыки с пирса, крики людей, гуляющих по набережной, вой машин и за этим всем – бесконечный шум моря.

– Я скучала по морю.

Петра сделала глоток вина.

– Я думала, в Тоскане все просто чудесно, – сказала она. – И солнце, и еда, и обаятельные провинциалы.

Эмили подумала о вилле «Серена», фиговых деревьях и террасе. Она подумала о доне Анджело, разрезающем персик, и о Джанкарло на его «веспе». О черноволосой женщине, которая готовила сэндвичи с поркеттой, не перекинувшись с ней и словом; и о пустых лицах соседей, когда она спрашивала, не видели ли они Пэрис. Она подумала об Олимпии с Чарли на руках и о Пэрис, спящей на каменном полу.

– Не все так, – сказала она наконец. – Это то, о чем людям хочется читать. Это Тоскана, которую они хотят. Но если копнуть глубже, все не так.

– Если копнуть глубже – все как?

– Я не знаю. Я недостаточно долго там живу.

Внезапно в голове возник образ женщин с Феррагосто, которые шептались о таинственном Рафаэле: «Он дьявол».

– Есть вещи, которые я не возьму в толк, – продолжила она. – Подводные течения. Мой итальянский не настолько хорош, чтоб понимать, что происходит.

– Я уж думала, ты достаточно хорошо подтянула итальянский.

– Нормально. Сиена и Пэрис справляются лучше. Особенно Пэрис. Но даже если бы я владела итальянским в совершенстве, я бы все равно была аутсайдером. Ты не знаешь, каково это. Даже люди из деревни за два километра уже аутсайдеры. Stranieri, как они говорят. Чужаки.

– А девочки? Они тоже чувствуют себя аутсайдерами?

– Сиена нет, скорее всего, потому, что у нее парень-итальянец. А Пэрис да. Потому что она ненавидит Италию. Я беспокоюсь за нее. Она никогда ничего не говорит, только пишет что-то в дневнике. И она такая худенькая.

– Может, она просто из тех людей, которые не толстеют, – сказала Петра, протягивая за стаканом свою похожую на палочку руку.

– Да, может. Как ты. И не как я. Я за последние недели, должно быть, килограммов пять набрала. Все это заедание горя. И алкоголь. Жизнь в раю. Если б они только знали!

– Тебе нужно написать настоящую историю, – посоветовала Петра. – Не эту чушь про закаты и росу ранним утром.

Эмили вздохнула.

– Я не могу. Люди перестанут читать колонку, а сейчас это мой единственный источник дохода.

– Но Пол же богатый, разве нет? Он не оставит тебя без средств к существованию.

– Я не знаю. Поэтому я хочу встретиться со своим бухгалтером. Ты знаешь Пола. Это все показуха: занял здесь, занял там. Он кажется успешным бизнесменом, но я не знаю, так ли это на самом деле.

Петра признала, что Пол был именно таким, припомнив его в былые времена, с его спортивными машинами и дизайнерскими костюмами.

– Его манжеты, – вспомнила она, – всегда были белоснежными.

– С запонками, – добавила Эмили.

– Да, с запонками, – согласилась Петра. Наклонившись, она подняла Гарри, который спал на диване. Эмили недоумевала, почему Петра не уложила Гарри спать, когда она унесла Чарли наверх. Джейк, довольно счастливый, ушел спать один, сказав, что будет читать до самого отбоя, но Гарри разрешили играть внизу, что он и делал, пока не уснул, сжимая в ладошке игрушку – «Паровозик Томас». На щеках остались крошечные ямки от колес.

Когда Петра спустилась вниз, Эмили задала вопрос. Тактично, как она надеялась.

Прежде чем ответить, Петра налила себе еще вина.

– Гарри особый ребенок. Ты, должно быть, заметила.

Эмили, которая думала о Гарри только как об угрозе для Чарли, смогла лишь слабо повторить:

– Особый?

– Аутизм, – кратко сказала Петра.

– Не может быть!

– Да.

Петра опустилась на колени и начала убирать железную дорогу. Когда она заговорила, голос звучал устало, словно она это повторяла уже тысячу раз.

– Видимо, одержимость паровозиком – уже почти диагноз аутизма. Говорят, дело в больших пустых лицах. Детям с аутизмом их легче воспринимать. Легче, чем человеческие, во всяком случае.

Эмили не знала, что сказать, поэтому она опустилась к Петре и помогла разобрать дорогу и разложить вагоны по коробкам.

– Смотри, чтобы все лежало в определенной коробке, – предупредила Петра. – Он с ума сходит, если это не так. Это тоже из мультика про Томаса. Все на своем месте, у всего есть имя и номер. Аутистам это нравится.

– Как давно ты узнала об этом? – спросила Эмили, спешно вытаскивая вагончики Энни и Кларабель из коробки.

– Около шести месяцев.

– Почему не сказала мне?

– Ну, это не то, о чем говорят по телефону, не думаешь? Или по почте.

– Я рассказала тебе о разводе.

– Это другое. Люди разводятся постоянно. Я развелась. Не то чтобы это был именно развод, но все равно. Дети – это другое. Все хотят, чтобы их отпрыски были идеальными. Лучшими, умнейшими, милейшими. Я помню, как гордилась Джейком, когда он научился читать в четыре. Гарри даже не знает, с какой буквы начинается его имя.

– Но дети с аутизмом иногда… – Эмили остановилась, не зная, как продолжить, чтобы успокоить ее и не читать нотации.

– Умные? – мрачно улыбнулась Петра. – Хороши в математике? Только, пожалуйста, бога ради, не говори ничего про «Человека дождя»^[56].

– Я не собиралась.

– Хорошо, – сказала Петра уже более дружелюбным тоном. – Кстати, Гарри правда хорошо разбирается с числами. И он довольно нежный, со мной, во всяком случае. Так что могло быть хуже.

Эмили, сидящая на полу в окружении аккуратно подписанных коробок, промолчала.

– Это просто… о, Эм… это просто трудности. Когда я думаю обо всех трудностях, что ждут Гарри, что ждут меня, я готова рыдать. Я правда готова рыдать.

Эмили встала и, взяв бутылку вина, наполнила бокал Петры. Впервые за три недели ей самой рыдать не хотелось.