Дон Нигро
Сова раньше была дочкой пекаря / The Owl was a Baker’s Daughter
«Говорят, сова раньше была дочкой пекаря[1]. Государь, мы знаем, кто мы теперь, но не знаем, чем можем стать».
Офелия в «Гамлете», акт 4, сцена 5.
«Наша любовь – пытка наших жизней».
Мэри Лэм.
«За всю жизнь я встретил только одну женщину, благоразумную до мозга костей, и эта женщина – Мэри Лэм».
Уильям Хэзлитт.
Действующие лица:
МЭРИ ЛЭМ
ЧАРЛЬЗ ЛЭМ
ОТЕЦ
МАТЬ
ТЕТЯ ХЕТТИ
ДЖЕЙН
КОЛЬРИДЖ
1. Тетя-Ведьма
(Тикают часы. Свет падает на ЧАРЛЬЗА ЛЭМА и его сестру МЭРИ, сидящих вечером у камина. ЧАРЛЬЗ читает, МЭРИ шьет. В глубине сцены в тенях видны силуэты ОТЦА, МАТЕРИ, ТЕТИ ХЕТТИ и ДЖЕЙН, сидящих в других частях гостиной).
МЭРИ. Ты когда-нибудь хотел, чтобы я умерла?
ЛЭМ. Нет. Иногда мне хочется умереть, но это приходит и уходит, как желание полакомиться моллюсками.
МЭРИ. Ты хорошо лжешь только когда пишешь.
ЛЭМ. Кольридж уверен, что жена пытается его убить. Он говорит, что она бросила в него кастрюльку с кипящим молоком, когда заподозрила, что он флиртовал с кем-то из гостей.
МЭРИ. Это неправда. У миссис Кольридж нет воображения. В любом случае, Кольридж флиртует со всеми. Он флиртует с собакой. Да и как она могла убить его кипящим молоком?
ЛЭМ. Она сильно обожгла ему ступню. Но Кольридж настаивает, что целилась она несколько выше.
МЭРИ. Но зачем ей его смерть?
ЛЭМ. Моя версия: она чувствует, что убийство – единственный способ заставить его замолчать, но я не думаю, что это сработает. По моему разумению, Кольридж вернется очень болтливым призраком.
МЭРИ. Это нормально, Чарльз, время от времени желать мне смерти. Однажды я пожелала одному человеку смерти, и он умер, так что мне расплачиваться за это до конца жизни. Но тебе расплачиваться не обязательно. Я знаю, какое ужасное я для тебя бремя.
ЛЭМ. Любовь – единственное бремя, которое должно вынести. Как-то так поется в старой песни.
МЭРИ. Думаешь, Кольридж приглашал нас в гости в надежде, что я убью его жену?
ЛЭМ. Такая мысль могла прийти ему в голову. Но в последнее время ты гораздо лучше.
МЭРИ. Это правда, какое-то время я никого не убивала, но меня постоянно бросает из меланхолии в манию и обратно. Я не знаю, как ты это выдерживаешь. Наш брат Джон отправил бы меня в Бедлам, а не в то сравнительно пристойное заведение, куда поместил меня ты.
ЛЭМ. Бедлам бесплатный.
МЭРИ. Бедлам не бесплатный. Человеку приходится платить и за Бедлам. Там я бы сошла с ума. Ладно, я и так была сумасшедшей, но в Бедламе осталась бы такой навсегда. Ты меня от этого спас, но ты потратил все свои деньги, а у тебя и так их было немного. Я порушила твою жизнь.
ЛЭМ. Чтобы порушить свою жизнь помощь сестры мне не нужна. Я вполне способен на это сам. Если жизнь не порушена, значит, она не прожита.
МЭРИ. Но кто выйдет замуж за человека, у которого сестра-убийца всегда рядом, как сиамский близнец?
ЛЭМ. Я надеюсь, ты не желаешь мне того, что выпало на долю Кольриджа?
МЭРИ. Кольриджу очень повезло в том, что он кого-то нашел.
ЛЭМ. В последний раз, когда я его видел, он сказал мне: «Чарльз, если моя жена умрет, а я, в приступе помутнения рассудка попрошу другую женщину выйти за меня, пожалуйста, прострели мне голову».
МЭРИ. С его стороны сказать такое – совершеннейшая глупость. Мистер Кольридж прекрасно знает, что нет у тебя опыта в обращении с огнестрельным оружием. (Пауза). Чарльз. В гостиной кто-то есть.
ЛЭМ. Мы в гостиной.
МЭРИ. Нет. Не мы. Кроме нас.
ЛЭМ. Больше в гостиной никого нет.
МЭРИ. Есть. Ведьма. В гостиной ведьма.
ЛЭМ. Нет в гостиной никакой ведьмы.
МЭРИ. Она в углу, со своей кошкой. Разве ты ее не видишь?
ЛЭМ. Кошка в углу, но никакой ведьмы.
МЭРИ. Она сидит там, читает молитвенник с заду наперед.
ЛЭМ. Ты вспоминаешь детство, но тогда в углу сидела тетя Хетти, в кресле-каталке, с кошкой на коленях.
МЭРИ. Она появляется поздним вечером и смотрит, смотрит. Намерение ее – свести нас с ума, но снова с ума я не сойду.
ЛЭМ. Разумеется, не сойдешь. Какая чушь.
МЭРИ. Иногда мне снится бабушка, одна в большом старом особняке, принадлежавшем не ей, она только присматривала за ним по просьбе богатой мертвой старухи, которая говорила с ней по ночам. Полли, говорила она мне… Называла меня Полли, потому что я напоминала ей попугаиху, которую она очень любила. Полли, о чем сейчас думают твои бедные, безумные мозги?
ЛЭМ. И о чем ты думала?
МЭРИ. Я думала, и как же глупы старики.
ЛЭМ. Молодые такие же глупые, но мы находим глупость юных очаровательной, потому что они прекрасны.
МЭРИ. Иногда я вновь вижу их, сидящих в гостиной, маму, папу, тетю Хетти и Джейн. Сидят здесь, как будто ничего не произошло. Это великая положительная сторона безумия. Удивительно яркая форма путешествий во времени. Их здесь нет, так?
ЛЭМ (встает, подходит к ней, берет ее руку в свои). Дорогая моя, в гостиной нет никого, кроме тебя, меня и кошки. Больше никого.
МЭРИ. Да. Ты прав. Разумеется, ты прав.
(ЛЭМ целует Мэри в маковку и уходит, тогда как свет, медленно разгораясь, падает на остальных обитателей гостиной).
2. В гостиной никого нет
(Тикают часы. ОТЕЦ на своем стуле. ДЖЕЙН и МЭРИ шьют. МАТЬ на своем стуле. ТЕТЯ ХЕТТИ на своем стуле).
ОТЕЦ. Я был дворецким у мистера Солта.
МЭРИ. Мы знаем, что был, папа.
ОТЕЦ. Он доверял мне во всем.
МЭРИ. Ты был его правым яйцом, папа.
ОТЕЦ. У него было только одно, знаете ли. Второе потерял в результате несчастного случая, когда охотился на лис.
МАТЬ. Мэри, дай мне кошку.
МЭРИ. Сама возьми кошку, мама.
МАТЬ. Я не могу взять кошку. Если бы могла, не стала бы тебя просить. Я калека.
МЭРИ. А кто нет?
ТЕТЯ ХЕТТИ. Мэри, почему ты больше не играешь на пианино?
МЭРИ. Потому что нет у нас пианино, тетя Хетти.
ТЕТЯ ХЕТТИ. А что случилось с пианино? Раньше у нас было пианино, так?
МЭРИ. Давным-давно.
ОТЕЦ. Я выливал его ночной горшок.
МАТЬ. Дай мне кошку. Кошку. Дай мне кошку.
ТЕТЯ ХЕТТИ. У твоей бабушки был попугай.
МЭРИ. Это был попугай миссис Плумер. Бабушка чистила клетку.
ТЕТЯ ХЕТТИ. И как звали попугая? Билли?
ОТЕЦ. Большие какашки плавали в ароматном коричневом соусе.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Фредди? Его звали Фредди?
МЭРИ. Полли.
МАТЬ. Что за Полли?
МЭРИ. Попугая звали Полли.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Нет, я так не думаю. Его кличка прямо на кончике моего… Прямо на кончике моего…
МЭРИ. Языка.
МАТЬ. Что?
МЭРИ. Языка. На кончике ее языка.
Мать. И что там?
МЭРИ. Попугай.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Я думаю, попугая звали Молли.
МАТЬ. У нее на кончике языка попугай?
МЭРИ. Не Молли. Полли.
ДЖЕЙН. Дома у нас были утки.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Правда, Джейн? Как мило. Обожаю красивых уток. Как вы их называли?
ДЖЕЙН. Мы называли их утками.
МАТЬ. Не хочу я уток. Я хочу кошку. Мэри, дай мне кошку.
МЭРИ. Ох, в черту кошку. К черту старого мистера Солта. К черту старую миссис Плумер и ее паршивого попугая. К черту уток Джейн.
МАТЬ. Мэри, не будь вульгарной.
ДЖЕЙН. Они были очень милые утки.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Ричард. Вот как звали попугая.
МЭРИ. Не Ричард. Ее звали Полли. Это была попугаиха, и звали ее Полли. Почему это так сложно запомнить? Она всегда хотела этот чертов крекер.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Тогда кто был Ричардом?
ОТЕЦ. Довольно тщедушный, старый мистер Солт всякий раз наполнял горшок невероятно большим количеством экскрементов.
МАТЬ (плачет). Мне недостает кошки. И мне холодно. Мне так холодно.
МЭРИ. Это Англия. Здесь всем холодно.
МАТЬ. Кошке не холодно. Кошка всегда теплая. Я хочу кошку.
МЭРИ. Нет здесь кошки.
ОТЕЦ. Иногда они были зелеными.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Попугай был зеленым.
МАТЬ. Руки у меня болят так, словно их кусают демоны, а кошка теплая. Это существо согревает меня. Неужели я не могу получить эту последнюю толику радости? Это международный заговор.
ОТЕЦ. В выгребной яме ползали черви. Извивались, извивались.
МАТЬ. Этого достаточно, чтобы свести человека с ума.
МЭРИ. Ты так думаешь?
ТЕТЯ ХЕТТИ. Я часто думаю о твоей бабушке, все эти годы приглядывавшей за особняком, который ей не принадлежал. Полировала мебель, снова и снова. По вечерам сидела одна. Под тиканье часов. В том большом старом доме было много часов. Вечером и ночью тишину нарушало только тиканье часов. Ей наверняка было очень-очень-очень одиноко.
МАТЬ. Эй, киска. Кис-кис. Кис-кис-кис.
ОТЕЦ. Старый Солт любил булочки, которые пекла твоя мать. Он часто говорил: «Лэм, я готов убить за булочки, которые печет твоя жена».
ТЕТЯ ХЕТТИ. Попугай любил булочки.
ДЖЕЙН. Мы кормили уток кукурузой.
МЭРИ. Джейн, перестань балаболить про уток и сосредоточься на своей работе.
ДЖЕЙН. Я делаю все, что могу, мисс.
МАТЬ. Мэри, оставь это несчастное существо в покое. Она делает все, что может.
МЭРИ. Она тупа, как фонарный столб.
МАТЬ. Когда миссис Кольридж должна рожать?
МЭРИ. Она уже родила, мама.
МАТЬ. Когда?
МЭРИ. Не знаю. Думаю, тремя днями раньше.
МАТЬ. Почему мне никто не сказал?
МЭРИ. Я тебе говорила.
МАТЬ. Я жалею этого ребенка.
МЭРИ. Почему ты жалеешь ребенка миссис Кольридж?
МАТЬ. Потому что его мать вышла за дурака.
МЭРИ. Мистер Кольридж не дурак.
МАТЬ. Он – болтливый идиот.
МЭРИ. Сэмюэль Тейлор Кольридж – не болтливый идиот. Он – гений, и великий поэт.
МАТЬ. Поэт зада моей матери.
ОТЕЦ. Я помню зад твоей матери.
МАТЬ. Приглашать тебя в гости, когда его жена ждала ребенка от другого мужчины.
МЭРИ. Этот ребенок не от другого мужчины.
МАТЬ. Откуда ты знаешь?
МЭРИ. А почему ты думаешь, что от другого?
ОТЕЦ. У мистера Солта был необычный зад.
МАТЬ. Не мог Кольридж быть отцом.
РИЕЦ. Одна ягодица была больше другой.
МЭРИ. Почему Кольридж не мог быть отцом?
МАТЬ. Потому что он постоянно говорит, и не нашлось бы у него времени сделать свое дело.
ОТЕЦ. Из-за этого он всегда сидел под углом.
МЭРИ. Мама…
ОТЕЦ. Совсем как Пизанская башня.
МАТЬ. Когда он приезжал сюда, его рот не закрывался ни на секунду. Даже во время еды.
МЭРИ. Пожалуйста, можем мы перестать говорить о мистере Кольридже.
ОТЕЦ. Иногда он даже падал со стула.
МАТЬ. А кроме того, этот мужчина похотлив, как гиена.
МЭРИ. Он – не гиена.
МАТЬ. Не мог оторвать рук от моего зада.
МЭРИ. Кольридж никогда не прикасался к твоему заду.
МАТЬ. Кто-то прикасался.
ТЕТЯ ХЕТТИ. Это так хорошо, иметь ребенка.
ОТЕЦ. Я предпочитаю кроликов.
