Don Nigro
The Shadows / 2003, 2007
Перевел с английского Виктор Вебер
«Жизнь сама по себе – тень смерти, и души ушедших – тени живущих. Все укладывается в эту схему. Солнце само по себе – темное отображение, а свет – тень Бога».
Сэр Томас Браун, «Сад Кира», глава 4.
ХАННА РАТ
ЯКОБ РАТ
МАЙЯ РОУКС
СОФИ КЕЛЛЕР
ДЖЕЙМС КУИНН
Единая декорация представляет собой различные места в Лондоне 1932 г., в Мюнхене 1923 г., в Праге 1913 г. По ходу спектакля никаких изменений. Две скамьи, одна – справа у авансцены, сидя на которой КУИНН кормит голубей в парке, вторая – слева у авансцены, на ней РАТ сидит в своем саду. Справа письменный стол и стул для КУИННА, слева письменный стол и стул для РАТА. По центру диван и несколько деревянных стульев, если необходимо. Ступени от сцены справа, по центру, слева к платформе в глубине сцены, на которой справа кровать, по центру ванна, слева – круглый деревянный стол и стулья. За платформой лестницы между кроватью и ванной и между ванной и столом, а также с платформы выходы в правую и левую кулисы. Пространство и время очень подвижны, нет пауз и разрывов между картинами. Если картина разыгрывается в определенном времени и месте, другие персонажи могут быть видимы в других местах и временах, а иногда персонажи могут наблюдать за происходящим из другого пространства-времени. Иногда они что-то вспоминают, иногда просто думают о тех, кого видят. Все, что требуется персонажу, чтобы перейти в прошлое или будущее, так это повернуться и посмотреть на другого персонажа или заговорить с ним. Темнота и тени преобладают.
(Тикают часы. Свет падает на ХАННУ, ей девятнадцать лет, она в Лондоне в 1932 г. сидит на диване, смотрит на авансцену. В окружающих ее тенях мы можем различить РАТА на левой скамье у авансцены. КУИННА – на правой скамье у авансцены. МАЙЯ и СОФИ на платформе, МАЙЯ сидит на кровати справа, СОФИ – за столом слева, пишет).
ХАННА. Все всегда начинается и заканчивается в тенях. Люди в них прячутся, лица частично скрыты. Я даже не уверена, какой это город. Мюнхен, возможно, или Лондон. Но я думаю, это произошло раньше, в Праге, когда я была маленькой девочкой. Тикают часы и кто-то тихонько дышит рядом со мной. Но я не знаю, пришел этот человек, чтобы заняться со мной любовью или убить меня.
МАЙЯ. Я лежу в кровати и спрашиваю себя, о чем он сейчас думает? Именно сейчас? О чем он думает сейчас?
РАТ. Трагедия требует уровня культуры, достаточно высокого для того, чтобы создать ее, общества, члены которого способны верить. Когда бог умирает, с ним уходит и возможность появления трагедии.
КУИНН. Но потеря веры и есть сущность трагедии. Без Бога, на которого перекладывается ответственность, главный герой трагедии одинок, похож на воображаемого бога, который вроде бы и создал его, страдая от отчаянного одиночества, создатель-бог, который по факту создан человеком именно по этой причине.
СОФИ. В писательстве важно то, что ты можешь раствориться в нем, исчезнуть в тенях мира, который создаешь. Шаги у меня за спиной в лабиринте. Они смолкают, когда я останавливаюсь. Кто-то дышит в темноте.
МАЙЯ. Он сидит на стуле и смотрит в огонь. Что-то всегда бормочет у него в голове. О ком из нас он думает?
РАТ. Безумный отец выбрасывается из чердачного окна на вымощенный брусчаткой двор. Действие, полностью лишенное смысла.
ХАННА. Я чувствую, проведи я жизнь в тумане, ожидая чего-то, какое-то чудовищное существо пришло бы ко мне, обняло, вошло в меня.
КУИНН. Сенека писал о ритуальном поедании детей, как о форме мести. Богов в его мире не было – только демоны.
ХАННА. Я всегда была незваным свидетелем на ярмарке дикости.
СОФИ. Иногда я думаю, что эти люди не существовали, что я выдумала их, чтобы населить пустошь призраками.
РАТ. Некоторые лабиринты оставляют тебе только три выбора: идти дальше, вернуться, оставаться на месте. Но другие лабиринты разветвляются, и каждая ветвь предлагает тебе идти, как минимум в двух направлениях, и выбор, сделанный тобой, все дальше уводит по тропе, вернуться по которой ты уже не сможешь.
МАЙЯ. Но иногда тропы пересекаются.
ХАННА. Все это ложь.
КУИНН. Бог, как и театр, постоянно умирал. Бог – энтропия, жизненная сила вселенной, покидающая ее, как кровь покидала Агамемнона, убитого в ванне женщиной, плоть которой он желал, уходящего под красную воду.
РАТ. Отказ – последняя карта дурака.
СОФИ. Проснулась я голой, и ты смотрел на меня.
(Поют птицы. ХАННА встает и идет к РАТУ, в саду в Лондоне, 1932 г. Останавливается и смотрит на него).
ХАННА. Папа? Ты в порядке?
РАТ. Все у меня отлично.
ХАННА. Ты неважно выглядишь.
РАТ. Немного устал, ничего больше.
ХАННА. Что-то тебя тревожит.
РАТ. Я просто сижу в саду.
ХАННА. В Лондоне ты несчастлив?
РАТ. А ты в Лондоне счастлива?
ХАННА. Мне очень нравится Лондон. Только хочется, чтобы ты не был таким грустным. Если тебя что-то тревожит, ты можешь сказать мне. Я уже не тот ребенок, от которого ты должен что-то держать в секрете. Я взрослая. Ты можешь говорить со мной.
РАТ. И ты можешь говорить со мной.
ХАННА. Я говорю с тобой. Но ты всегда занят своими мыслями. И в последнее время ты такой тихий. Мама думает, что я слишком много волнуюсь. «Живи своей жизнью, Ханна, – говорит она. – Не волнуйся об отце. У него была своя жизнь. Вот и ты живи своей». Она говорит о тебе так, словно твоя жизнь закончилась, хотя ты все еще молодой человек. Я хочу, чтобы ты был счастливее.
РАТ. Ты не можешь дать другим людям счастье. Это не твоя работа.
ХАННА. Тогда чья это работа?
РАТ. Где ты бываешь, уходя из дома?
ХАННА. Где я бываю?
РАТ. Ты часто уходишь, после того, как мы перебрались в Лондон. Бродить по улицам этого города в одиночестве – идея не из лучших, знаешь ли, для такой молодой женщины, как ты.
ХАННА. Я исследую.
РАТ. И что ты исследуешь?
ХАННА. Я исследую истину. Есть так много того, что я хочу понять. И я не всегда одна.
РАТ. Когда ты не одна, то с кем?
ХАННА. Папа, я надеюсь, ты не ревнуешь.
РАТ. Ревную? Ханна, правда в том…
МАЙЯ (спускается из дома по ступеням справа). Вечером будешь есть мясо?
РАТ. Что?
МАЙЯ (идет к левой скамье в саду). Мясо. Ты хочешь мясо? Нет у тебя какого-то предпочтения по части мяса?
РАТ. Я не люблю мясо.
МАЙЯ. Ты всегда любил мясо. Не мог им наесться.
РАТ. Тогда я был моложе, и не особо интересовался вредом и пользой мяса. Теперь я стал старше, и мяса мне совершенно не хочется.
МАЙЯ. Но время от времени желание поесть мяса у тебя появляется, так?
ХАННА. Он вообще мало ест. Сильно похудел. И я думаю, он мало спит.
МАЙЯ. Твоему отцу снятся кошмары.
ХАННА. Тебе снятся кошмары, папа?
РАТ. Всем снятся кошмары.
ХАННА. А что тебе снится?
РАТ. Я не помню.
МАЙЯ. Когда мы поженились, ему снился его отец, который шел по длинному, узкому проходу принадлежащего ему склада в доках Данцига, потом поднимался по спиральной лестнице на чердак, смотрел вниз на корабли в бухте и на вымощенный брусчаткой двор у склада, как на каком-нибудь голландском холсте, и выходил из окна.
ХАННА. Вот что случилось с моим дедушкой? Он покончил с собой.
РАТ. Теперь это значения не имеет.
ХАННА. Но именно это я и хочу знать. Все, что вы скрывали от меня, когда я была ребенком. Я хочу знать, что произошло в прошлом, чтобы понимать, кто я и что значит моя жизнь.
РАТ. Мои сны не смогут научить тебя того, что следует знать.
МАЙЯ. Ханна, почему бы тебе не пойти в лавку, которая в конце улицы, и не купить твоему отцу мяса? Думаю, баранины. Он по-прежнему любит баранину.
РАТ. Не хочу я баранину.
МАЙЯ. Ты всегда набрасывался на баранину, как волк.
РАТ. Больше не набрасываюсь.
МАЙЯ. Ты должен что-то есть, а не то умрешь. Ты не хочешь умирать, так?
РАТ. Хорошо. Поедим баранину.
ХАННА. Я пойду и куплю баранину, если ты пообещаешь съесть все, что положат тебе на тарелку. Ты обещаешь?
РАТ. Обещания – всегда ошибка. Но я сделаю все, что смогу. Ради тебя.
ХАННА. Это хорошо, папа. Я надеюсь, скоро ты воспрянешь духом.
(Обнимает РАТА, целует его, уходит в левую кулису).
РАТ. Лучше бы ты ей такого не говорила.
МАЙЯ. Что? Насчет того, что иногда тебя тянет на мясо? Думаю, она и так это знает.
РАТ. Насчет моего отца. И моих снов. Не следовало тебе говорить ей о моих снах.
МАЙЯ. Тогда тебе не следовало рассказывать о них мне.
РАТ. Это было давно, когда я был глуп и доверял тебе, полагая, что ты можешь что-то держать при себе.
МАЙЯ. Ты по глупости доверял мне, я по глупости доверяла тебе. Видишь, куда нас это привело? Твоя дочь – взрослый человек и способна мыслить самостоятельно.
РАТ. Она – ребенок.
МАЙЯ. Я была на три года моложе ее, когда ты лишил меня невинности. Но тогда тебя это особо не волновало, так?
РАТ. Ты никогда не была невинной.
МАЙЯ. Это история, которую ты любишь себе рассказывать?
РАТ. Она с кем-то встречается. С кем?
МАЙЯ. Ни с кем она не встречается.
РАТ. Когда она приходит домой, от нее пахнет табаком.
МАЙЯ. Значит, она курит. Это не конец света. Если бы она с кем-то встречалась, она бы мне сказала.
РАТ. Ты совершенно не тревожишься о своей дочери?
МАЙЯ. А ты когда-нибудь тревожился о ней? Мыслями ты всегда витаешь где-то далеко-далеко.
РАТ. Может, не стоило нам приезжать в Лондон.
МАЙЯ. А куда еще мы могли поехать? В Мюнхене тебя уже с трудом терпели. Это счастье, что Куинн нашел тебе здесь работу.
РАТ. Неужели?
МАЙЯ. Как тебя понимать? Ты сомневаешься в его мотивах? Он – твой друг. Единственный друг, который остался у тебя во всем мире.
РАТ. Да.
КУИНН (сидя на скамье в парке у авансцены справа). Если искусство заменяет Бога, некоторые преимущества в этом есть, но не абсолютные ценности. Искусство заменяет абсолютное относительным. Это одновременно и освобождение, и смертный приговор.
МАЙЯ. Ханна тревожится о тебе. Я тоже тревожусь.
РАТ. Ты обо мне не тревожишься.
МАЙЯ. Думаешь, я уже не тревожусь о собственном муже?
РАТ. Тревожься о своей дочери.
МАЙЯ. У моей дочери все прекрасно.
РАТ. Вот и нет.
МАЙЯ. Если Ханна с кем-то встречается, что с того? Ты не сможешь навечно привязать ее к себе. Но тебя тревожит не это. Не это ест тебя поедом. (Пауза). Ты хочешь увидеться с ней?
РАТ. С кем?
МАЙЯ. Ты знаешь, о ком я говорю.
РАТ. Я понятия не имею, о ком ты говоришь.
МАЙЯ. Софи. Ты хочешь повидаться с Софи?
РАТ. С чего мне хотеть повидаться с Софи? Ты хочешь повидаться с Софи?
МАЙЯ. Вопрос не в том, чего я хочу.
РАТ. Чего ты хочешь – всегда вопрос.
МАЙЯ. Ты думаешь о ней, так?
СОФИ (за столом на платформе слева). Обнаженная на кровати.
РАТ. Откуда тебе знать, о чем я думаю?
СОФИ. Или в ванне. Вода очень теплая.
МАЙЯ. Сейчас ты думаешь о ней.
РАТ. Сейчас я, разумеется, думаю о ней. Как я могу не думать о ней, если ты продолжаешь о ней говорить? Софи была всего лишь…
МАЙЯ. Я знаю, кем была Софи.
РАТ. Чего ты от меня хочешь?
МАЙЯ. Я хочу тебе помочь.
РАТ. Почему ты хочешь мне помочь?
МАЙЯ. Ты совершенно меня не знаешь. Не имеешь ни малейшего представления, какая я.
РАТ. Забудь про Софи. Что-то не так с нашей дочерью. Почему ты этого не видишь?
МАЙЯ. Она тревожится о тебе. Вот что с ней не так.
РАТ. Нет, есть и что-то еще. Она изменилась.
МАЙЯ. Она выросла. Отсюда и перемены. Ты бы это видел, если бы обращал на нее внимание. Она жаждет твоего внимания.
РАТ. Не нравится мне это место. Слишком много тумана.
МАЙЯ. А чего ты ожидал? Это Лондон. Здесь туман.
РАТ. Просыпаясь утром, на мгновение я не могу вспомнить, в Мюнхене я, в Праге или где-то еще. Я чувствую, что, открыв калитку в стене, огораживающей сад, я выйду на улицу Алхимиков в Праге или на пристани Данцига, куда ребенком водил меня отец. Все эти большие города смешались у меня в голове в географию ада.
КУИНН. Город жестокой ночи[1].
МАЙЯ. Я уверена, ты сходишь с ума.
РАТ. Наконец-то.
(Пауза).
МАЙЯ. Так мне пойти и повидаться с Софи?
РАТ. Ради Бога, оставь ее в покое.
МАЙЯ. Но тебе действительно нужно к ней заглянуть. В свое время она была очень дружна с нашей семьей, ты помнишь?
РАТ. Майя, я серьезно, оставь бедную девушку в покое.
МАЙЯ. Жаль только, что тебе никогда не хватало ума следовать собственному совету.
СОФИ. Я пишу допоздна, в маленьком круге света, окруженного темнотой.
КУИНН. Без темноты как нам понять свет? Если мир – пьеса, в нем должно быть зло или не будет добра, борьбы, действия. Если есть время, должно быть зло. И появилось оно, когда часы начали свой бег.
СОФИ. Проснулась я голой, и ты смотрел на меня.
(МАЙЯ идет к дивану, смотрит вверх на СОФИ, которая встает из-за стола и спускается на левой лестнице. Они в лондонской квартире СОФИ, 1932 г.)
МАЙЯ. Хорошо выглядишь.
СОФИ. Ты тоже.
МАЙЯ. Похоже, ты удивлена моим приходом.
СОФИ. Да, я тебя не ждала.
МАЙЯ. А кого ты ждала?
СОФИ. Никого.
МАЙЯ. Мне в это трудно поверить. В свое время мы были очень дружны, в Мюнхене. Надеюсь, ты не забыла.
СОФИ. Я помню.
МАЙЯ. Я часто приглашала тебя в свой дом. Ты практически была членом семьи.
СОФИ. Ты относилась ко мне по-доброму.
МАЙЯ. Не собираешься что-нибудь мне предложить?
СОФИ. Вообще-то я как раз собиралась…
МАЙЯ. Да, я знаю, ты теперь такая занятая. Многого достигла. Я, во всяком случае, так слышала.
СОФИ. Майя, мне приятно тебя видеть, действительно приятно, но этим утром я ограничена во времени, поэтому, может, мы…
МАЙЯ. Мне нужно поговорить с тобой.
СОФИ. И я с удовольствием поговорю с тобой, просто сейчас…
МАЙЯ. Ты не хочешь спросить, как мой муж?
СОФИ. Да, конечно, просто, я хочу сказать, Джим Куинн говорил мне…
МАЙЯ. И что он тебе говорил?
СОФИ. Что вы благополучно прибыли в Лондон и устраиваетесь на новом месте. Как Ханна?
МАЙЯ. Ханна выросла. Стала красавицей.
СОФИ. Я всегда любила Ханну.
МАЙЯ. И она любила тебя. Мы все любили.
(Пауза).
СОФИ. Послушай, в десять у меня встреча с издателем. Потом деловой ланч. Но если ты хочешь поговорить, я уверена…
МАЙЯ. Мне это нелегко, знаешь ли. Разумеется, у меня и в мыслях не было, что тебе хочется облегчить мне жизнь.
СОФИ. У тебя… Что-то не так?
МАЙЯ. Что-то не так, да. Мне нужна твоя помощь. Точнее, моему мужу нужна твоя помощь. Я знаю, как близки вы были в Мюнхене.
СОФИ. Он был превосходным учителем и хорошим другом.
МАЙЯ. Да. Не составляло труда заметить, какой ты была дружелюбной.
РАТ. Разум рушится. Тени в моей голове, девушки шепчутся среди паутины и опавших листьев.
СОФИ. Майя, чего ты хочешь? Просто скажи мне, чего ты хочешь.
МАЙЯ. Я хочу, чтобы ты пришла и повидалась с ним.
СОФИ. Разумеется, я удовольствием загляну к вам как-нибудь, повидаюсь с Ханной.
МАЙЯ. Не с Ханной. С моим мужем. Я хочу, чтобы ты пришла и повидалась с моим мужем. Думаю, это ему поможет.
СОФИ. Поможет чем? Что с ним не так?
РАТ. В этом месте слишком много сов. Скажи мне, кто поступил с тобой несправедливо?
МАЙЯ. Он нездоров.
СОФИ. Болен?
МАЙЯ. Не физически. Во всяком случае, я так думаю.
СОФИ. Тогда что с ним? Ты говоришь, что он сходит с ума?
РАТ. Дежавю иногда воспоминание сна.
МАЙЯ. Не знаю. Он ведет себя так странно. Разумеется, он всегда был немного странным, будь уверена, но сейчас все гораздо хуже. Он сидит в своем кабинете и часами слушает Баха, глядя в огонь. И пишет в дневнике такое, что вызывает у меня серьезные опасения.
СОФИ. Он разрешает тебе читать его дневник?
МАЙЯ. Время от времени я его читаю.
СОФИ. С его разрешения?
МАЙЯ. Я заглядываю в дневник, когда он уходит. Сидит в саду и смотрит в стену. Я понятия не имею, о чем он думает.
РАТ. Это в Праге у нас было тутовое дерево? В Данциге была яблоня. Мой отец предупреждал, не ешь эти яблоки, в них полно червей. Черви в глазах старика.
СОФИ. Значит, ты прокрадывалась в его кабинет, тайком читала его дневник, а в прошлом он полагал такое тяжким преступлением, и пришла к выводу, основываясь на результатах этих подглядываний, что ему нужно, чтобы я пришла и повидалась с ним?
МАЙЯ. Я боюсь за него.
СОФИ. Боишься?
МАЙЯ. Я боюсь за его психику. Иногда и за жизнь.
РАТ. Что более ужасно? Перспектива потерять память или перспектива вечно помнить все?
СОФИ. Ты думаешь, он может покончить с собой?
МАЙЯ. Я не знаю. Просто от того, что все время думаешь, пользы нет.
РАПТ. Можно указать, что у мышления есть хотя бы одно преимущество над совокуплением: первое не ведет к появлению нового живого существа и в этом смысле не усложняет жизнь. Но в долгосрочной перспективе мышление ведет к убийству.
СОФИ. История – это череда ужасных бед, вызванных мышлением.
МАЙЯ. Что?
СОФИ. Как-то он это сказал. Часто он говорил такое, во что на самом деле не верил, чтобы услышать, как это звучит. Не могу представить себе, что он серьезно рассматривал самоубийство. Я любом случае, я не понимаю, почему ты думаешь, что я могу тебе помочь.
МАЙЯ. Его всегда тянуло к умным. Разумеется, потом мы начинаем сводить его с ума, и у него появляется желание видеть нас глупыми и кроткими, но глупые обычно не кроткие, да и не тянет его к глупым. Это его личная разновидность ада. Он никогда не отдает себя полностью, так?
КУИНН. Никогда не отдавай сердце целиком.
СОФИ. Может, тебе просто быть к нему добрее.
МАЙЯ. Думаешь, я злюсь на него? Думаешь, пытаюсь загнать моего мужа в отчаяние? Хочу, чтобы он наложил на себя руки? Так ты обо мне думаешь?
СОФИ. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
МАЙЯ. Я не хочу, чтобы мой муж перерезал себе горло опасной бритвой.
СОФИ. Не перережет он себе горло.
МАЙЯ. Откуда ты знаешь, что он может сделать?
СОФИ. Потому что я его знаю.
МАЙЯ. Ты не знала его, даже когда общалась с ним.
СОФИ. Я знала его лучше, чем ты.
МАЙЯ. Ты была слишком глупой, если так думаешь. Ты и сейчас глупая. Такие, как ты, невероятно глупы по части того, что действительно имеет значение.
СОФИ. Так чего ты пришла ко мне, если считаешь меня такой дурой?
МАЙЯ. Я не знаю, к кому еще пойти. Я подумала, что ему поможет, если он увидит тебя, поговорит с тобой. Меня он не слушает. Я не знаю, что еще можно сделать.
СОФИ. Не хочу я в это влезать.
МАЙЯ. Мне без разницы, чего ты хочешь. За тобой должок. Ты – девушка, которая отдает долги, так?
СОФИ. За мной должок? С чего ты решила, что я у тебя в долгу?
МАЙЯ. Софи, сделай это для меня. Умоляю.
СОФИ. Не умоляй. Я не хочу, чтобы ты умоляла меня.
МАЙЯ. Если хочешь, я встану на колени. Эта поза тебе знакома, так?
СОФИ. О чем ты, черт побери?
МАЙЯ. Просто приди и повидайся с моим мужем. Если не ради меня, то ради Ханны. Она так хочет ему помочь, но не может. Софи, если ты когда-нибудь любила его…
СОФИ. Если я когда-нибудь любила его? Если я когда-нибудь любила его? Это абсурд. Это полнейший абсурд.
(Пауза).
МАЙЯ. Это означает, что ты придешь?
(Пауза. СОФИ и МАЙЯ смотрят друг на дружку. Падающий на них свет меркнет).
КУИНН. Главное условие самопознания – принять, что самые темные аспекты человеческой мотивации присутствуют и реальны во всем, что мы говорим и делаем. За каждым мотивом таится другой мотив, по большей части несовместимый с первым. Вот почему действия, казалось бы, невозможного, совершенно невозможно избежать.
РАТ. Воды очищения ждут тебя.