Дарья Донцова
Дама с коготками
Никогда не открывайте чужих шкафов, потому что оттуда может выпасть скелет.
Английская пословица
Глава 1
Вот уже три дня, как над Москвой бушевала настоящая буря. Старожилы говорили, что не помнят подобного декабря. Дождь с липким снегом летел на ветровое стекло, дорога обледенела. Пытаясь обуздать буквально рвущийся из рук «Пежо», я, чертыхаясь, вглядывалась в шоссе. «Дворники» не справлялись с работой, и стекло было залеплено грязью.
Вдруг перед капотом в желтоватом свете фар возникла нелепая высокая фигура. От ужаса я зажмурилась и буквально прыгнула на тормоз. «Пежо» занесло. Несколько минут автомобильчик мотался из стороны в сторону, потом заглох. На деревянных ногах я выбралась наружу и прямо под правым колесом увидела мужской ботинок. Боже, задавила пешехода! И попробуй теперь объяснить гаишникам, что этот идиот внезапно выскочил на мосту в полной темноте. Как он вообще оказался здесь? В двух шагах такой уютный, светлый и относительно теплый подземный переход. Все, сейчас заметут в кутузку!
Ботинок пошевелился. Быстрее кошки я обежала капот. Жив! Может, ничего страшного? Открывшаяся перед глазами картина впечатляла. В довольно глубокой луже лежал мужчина, одетый почему-то в светлый плащ. Точнее, когда-то светлый, а сейчас потемневший от грязи. Я наклонилась.
– Вы живы?
Пострадавший слабо пошевелился и разлепил веки. На меня глянули абсолютно бессмысленные глаза. Через секунду оживший мертвец сел, похлопал вокруг рукой, выудил из лужи бифокальные очки, обтер их полой и нацепил на нос. Взгляд сфокусировался, в нем появилась жизнь. Мужик посмотрел на меня из лужи, снизу вверх, робко улыбнулся и хорошо поставленным голосом произнес:
– Разрешите представиться, профессор психологии Серж Радов.
Ошеломленная, я протянула ему руку и пролепетала:
– Очень приятно, Даша Васильева.
– Очарован знакомством, – без тени сарказма заявила жертва и, опершись на капот, встала на длинные, как у журавля, ноги. – Прошу простить, поленился спуститься в переход и не заметил машину. Понимаете, плохо вижу.
– Ничего, ничего, – промямлила я, пытаясь унять дрожь в теле и испытывая невероятное облегчение от того, что он жив и, кажется, вполне здоров.
– У меня никаких претензий, – продолжал профессор, – наоборот, обязуюсь возместить ущерб, который нанес машине, – и он указал пальцем на небольшую вмятину с левой стороны.
– Ни в коем случае, такая ерунда, – запротестовала я.
Еще пару минут мы расшаркивались, раскланивались и приседали друг перед другом, как китайские мандарины на свадьбе. Наконец несостоявшийся труп сообщил:
– Что ж, пора домой, а то Изабелла станет волноваться!
Я оглядела его повнимательней. Струи грязи стекали по плащу, раскрасив одежду в немыслимый серо-буро-малиновый цвет. Брюки промокли внизу насквозь и облепили худые ноги. Кудрявые, скорей всего русые волосы тоже были заляпаны грязью, как и лицо. В таком виде просто невозможно отпустить человека.
– Господин Радов, садитесь в машину, подвезу вас до дому.
Профессор замахал руками:
– Ни в коем случае, вы уже и так потеряли из-за меня пропасть времени.
– Не спорьте, – обозлилась я, – давайте лучше продолжим разговор в машине, а не на ветру. Вы можете простудиться, да и я сильно продрогла.
– Простите, – сказал профессор, снял плащ и залез в машину.
Я выяснила, что он живет на Садовом кольце, и тихо поехала в сторону Центра. По дороге Серж попросил меня остановиться и выбросить плащ в мусорный бачок.
– Все равно вещь безнадежно испорчена, – пояснил мужчина.
По дороге он развлекал меня милым разговором, и, когда мы наконец подъехали к трехэтажному зданию, я была совершенно очарована. Профессор оказался приятным собеседником и обаятельным мужчиной.
– Даша! – торжественно произнес он, стоя у подъезда. – Убедительно прошу подняться к нам, выпить чашечку кофе. Изабелла будет рада знакомству.
Я посмотрела на часы: в гости опоздала, дома раньше десяти не ждут. Пожалуй, неплохо сейчас выпить горячего кофе и немного успокоиться, а то ноги до сих пор противно дрожат.
Мы поднялись на второй этаж. Серж открыл дверь и с порога закричал:
– Дорогая, ты где?
В квартире стояла тишина. Где-то слышался звук то ли радио, то ли телевизора, диктор читал сводку погоды.
– Наверное, она в кухне, – пробормотал Серж, – снимайте куртку, мойте руки и проходите сюда, в гостиную, а я поищу Беллу.
С этими словами он ушел в глубь квартиры. Я прошла в ванную, затем двинулась в гостиную. Большая, уютная комната освещалась только торшером. В углу работал телевизор, новости закончились, и РТР передавало какой-то боевик. В кресле, развернутом к экрану, сидела женщина. Вернее, я от двери видела только рыжеволосую голову, откинутую на спинку. Изабелла смотрела фильм.
Странно, что женщина не откликнулась на зов мужа. Может, глуховата или телевизор заглушил его голос. Во всяком случае, следовало поздороваться с хозяйкой. И я довольно громко произнесла:
– Добрый вечер!
Женщина даже не пошевельнулась, не повернула головы. Я обогнула кресло и увидела лицо мертвенно-синего цвета, аккуратную дырочку в правом виске, струйку крови, сползающую на щеку, шею и терявшуюся на ослепительно красной блузке. Рука безвольно болталась у подлокотника, внизу валялся маленький, словно игрушечный, перламутровый пистолетик. Госпожа Изабелла Радова была окончательно и бесповоротно мертва.
Я тупо уставилась на убитую. Ноги снова стали дрожать. Еле-еле двигая онемевшими конечностями, я, проклиная час, когда согласилась выпить кофе, выползла в холл. Из коридора донесся взволнованный голос Сержа:
– Дорогая, ты где?
Через секунду профессор вошел в холл и растерянно произнес:
– Не понимаю, куда могла подеваться Белла? В гостиной ее тоже нет? – спросил он у меня.
– Она в кресле, – деревянным голосом произнесла я, – но, пожалуй, лучше туда не ходить, а вызвать милицию.
– Зачем? – изумился Радов и решительным шагом двинулся к двери.
– Не надо, – слабо запротестовала я, – там…
Но психолог уже исчез за створками. Через секунду послышался сдавленный крик и звук упавшего тела. Скорей всего Серж потерял сознание. Но никакие силы на свете не могли заставить меня войти в гостиную. Подождав несколько минут, я взяла телефон, набрала хорошо знакомый номер и попросила соединить меня с полковником Александровым.
Объяснив Александру Михайловичу суть дела, я села в холле на стул и стала ждать приезда специальной бригады. Минуты текли томительно долго, в гнетущей тишине слышалось только тиканье старинных часов. Из гостиной не доносилось ни звука, казалось, там уже два трупа.
Наконец я услышала отдаленный звук сирены и немного приободрилась.
С полковником я познакомилась несколько лет тому назад. Поставила ему незачет по французскому языку. Александр Михайлович учился тогда в Академии МВД и безуспешно пытался прорваться сквозь колючие кустарники французской грамматики. Ну не давался ему язык Золя и Бальзака! Промучившись два семестра, я наградила полковника незаслуженной четверкой, только с одной целью: чтобы не видеть больше ужасающие сочинения на тему «Моя комната» или «Москва – столица России», что было выше моих сил. В благодарность несчастный слушатель приволок букет роз и пригласил меня в ресторан. Так началась наша дружба.
Через некоторое время моя жизнь бедной преподавательницы, да к тому же еще матери-одиночки с двумя детьми, резко изменилась. Лучшая подруга Наташка выскочила замуж за безумно богатого француза и поселилась в Париже. Естественно, что вся моя семья, состоявшая к тому времени из дочери Маши, сына Аркадия и его жены Оли, получила приглашение приехать в гости. Не успели мы оказаться в самом красивом городе Европы, как попали в центр невероятной истории. Жана Макмайера, мужа Натальи, убили, и завертелось расследование.
Родственников у бедного Жана, кроме жены, не было. И Наташка в одночасье стала единоличной обладательницей хорошо налаженного бизнеса, трехэтажного дома в предместье Парижа, коллекции картин и солидного счета в банке.
Подруга предложила нам уехать из Москвы и поселиться вместе с ней во Франции. Но у нас как-то не получилось окончательно покинуть Россию. Так и существуем на два дома – полгода тут, полгода там, и совершенно неожиданно для себя превратились в «новых русских», хотя и со старыми привычками. Купили большой дом в пяти километрах от Москвы и живем в нем все вместе. Денег теперь хватает на любые прихоти, но у нас не очень получается швырять ими направо и налево. Очевидно, сказываются годы, проведенные в бедности. Правда, теперь я работаю всего три часа в неделю и не ради заработка, а просто для того, чтобы не киснуть дома, а за Машей каждое утро приезжает автобус из дорогого колледжа. Аркадий учится на адвоката, невестка, имеющая дома кличку Зайка, храбро сражается сразу с тремя языками: английским, французским и арабским. Глядя на ее мучения и развешанные по всему дому таблицы со спряжением неправильных глаголов, Маруся спросила:
– Зайка, может, лучше выучить один язык как следует, а не три кое-как?
Ольга оторвалась от Виктора Гюго и сообщила:
– Вот придут опять коммунисты к власти, деньги все отнимут, я пойду в репетиторы и стану всех кормить. Знание языка – кусок хлеба с маслом, а то и с сыром!
Маруся захихикала:
– Коммунисты придут, а мы убежим во Францию! Кому там арабский нужен?
В огромном доме вместе с нами живут три собаки и две кошки. Питбуль Банди, ротвейлер Снап и карликовая пуделиха Черри. Пита и ротвейлера мы привезли с собой из Парижа, пуделиха – московское приобретение. Первых двух псов завели для охраны, но ничего не вышло. Эти, с позволения сказать, стражники больше всего на свете обожают пожрать. Их пасти вечно заняты какой-нибудь вкуснятиной. Домработница Ирка поит мальчиков кофе со сгущенкой и угощает блинчиками; гости засовывают в разверстые пасти сдобное печенье и куски сыра; почтальон, завидя пита, тут же начинает разворачивать шоколадку, а молочница никогда не забывает угостить творогом. Результат налицо: страшные охранные псы обожают всех без исключения. Их мокрые носы нежно тычутся в руки, а карие глаза словно спрашивают: «Чем угостишь меня?» Кошки, птички, мыши – их лучшие друзья. Белая ангорка Фифина, любимица Оли, тихо шипя, прогоняет пита от камина и сама укладывается на теплое местечко. Трехцветная Семирамида обожает лакать из собачьих мисок молоко. Появляющиеся с завидным постоянством два раза в год котята храбро карабкаются по почти семидесятикилограммовым тушам, затевая драки на необъятной морде пита. Недавно псы пережили страшный стресс. Один из знакомых подарил Марусе попугая Жако, и мерзкая птица просто заклевала мальчишек. Пока противное пернатое три дня жило в столовой, ни Банди, ни Снап туда не решались войти.
Звук сирены оборвался, за дверью послышался топот, и через несколько секунд холл наполнился резким запахом табака, шумом и скрипом форменных ботинок. Эксперт Женя поставил на пол довольно объемистый чемоданчик и пробасил:
– Даша, рад тебя видеть в добром здравии. Где клиент?
Я молча ткнула пальцем в сторону гостиной, Женя вздохнул:
– Даша, скажи честно, что трогала на месте происшествия?
– Ничего, увидела труп и сразу вышла.
– О! Делаешь успехи, – съехидничал Женька, – в прошлом году, помнишь, залапала все, что смогла.
Я молчала, ну какой смысл ругаться с ним? На самом деле Женька довольно милый, к тому же абсолютно прав! В прошлом году мои домашние сильно осложнили его жизнь.
– Хватит привязываться к женщине, лучше займись трупом, – раздался за спиной строгий голос, и Александр Михайлович обнял меня за плечи.
Эксперт тут же испарился, ноги у меня перестали трястись, и я стала с противным всхлипываньем излагать приятелю суть дела. Не успела рассказать о том, где познакомилась с Сержем, как дверь гостиной открылась, и на пороге появился бледный профессор. Молодой милиционер помог бедолаге сесть в кресло. Профессор буквально рухнул на сиденье и, обхватив руками голову, принялся бормотать:
– Белла, зачем? Ну зачем, Белла? Ведь простил тебя искренне, все забыл, зачем?
– Что вы забыли? – заинтересованно спросил Александр Михайлович, протягивая новоявленному вдовцу стакан воды.
– Все, – продолжал плакать Серж, – я простил ей все.
Через пару минут мужчина успокоился и рассказал происшедшую недавно историю, ставшую настоящим испытанием для семейной жизни.
Оказывается, профессор часто уезжал в командировки, детей у них не было, и Изабелла оставалась одна. Они даже купили небольшую собачку, мальтийскую болонку, чтобы женщина не тосковала. Но Белла все равно чувствовала себя очень одинокой, и Серж старался побыстрей закончить дела. Однако в марте он заметил, что жена сильно изменилась. Изабелла стала носить короткие юбки и записалась на курсы английского языка, которые посещала три раза в неделю. Сначала профессор обрадовался, увидев, что жена перестала грустить. Потом, однако, начал проявлять недовольство. Рубашки часто оказывались теперь неглажеными, а обед и ужин зачастую сводились к разогретым наспех готовым блюдам, по мнению Сержа, абсолютно несъедобным. Да еще Белла стала говорить, что по завершении курсов пойдет работать экскурсоводом, потому что ей надоело сидеть день-деньской одной в квартире.
Развязка наступила в мае. Уехав в очередную командировку, Серж поздно вечером позвонил жене. Надо сказать, что раньше он это делал достаточно редко, а тут взял и позвонил. Трубку не брали: ни в десять, ни в двенадцать, ни в час ночи. Профессор заволновался. Воображение нарисовало ему страшную картину: Белла умирает от сердечного приступа, а рядом никого нет. Первый раз в жизни, наплевав на работу, Серж вскочил в машину и помчался домой.
То, что он увидел, когда около пяти утра, усталый и издерганный, вошел в супружескую спальню, повергло его в шок: пытающийся спрятаться под одеяло молодой человек и растрепанная Изабелла.
Профессор даже не понял, чему удивился больше: тому, что любовником оказался его аспирант, принятый в доме почти на правах сына, или тому, что Белла, всегда носившая практичное, скромное белье, была облачена в какое-то невероятное черное неглиже с бантами.
Следующие сутки превратились в кошмар. Забыв, что преподает студентам «Психологию конфликта», Серж орал и плевался огнем. Неверная супруга не осталась в долгу и вылила ему на голову ушат обид, накопившихся за многие годы брака. Дело дошло до драки. Но здесь верх одержала Белла. Отвесив мужу хорошую оплеуху, она сбила с профессорского носа бифокальные очки, и господин Радов оказался в положении крота. После этого озверевшая жена каблуком раздавила стекла, побросала в чемодан кое-какие вещички и, не обращая внимания на вопли супруга, уехала.
Две недели от нее не было ни слуху ни духу. Перепугавшийся аспирант прислал на кафедру своего друга с заявлением и спешно перевелся в другой институт. Серж, чувствуя себя идиотом, не стал обращаться в милицию, надеясь, что Изабелла вернется. По ночам он совсем не мог спать. Обнимая прижимавшуюся к груди болонку, психолог только теперь понял, как грустно было Изабелле одной. Серж, просмотрев свой ежедневник, обнаружил, что бывал дома всего тридцать-сорок дней в году, и его стала грызть совесть. Оказывается, жена терпела такое положение вещей не один год, прежде чем решилась завести друга сердца. Неприятное чувство вины и раскаяния прочно поселилось в груди профессора.
Короче говоря, когда через две недели вечером позвонили из Института Склифосовского и сообщили, что к ним доставлена в тяжелом состоянии Изабелла Радова, Серж был окончательно раздавлен.
Он понесся в приемный покой. Молодой врач сообщил, что Белла приняла большую дозу снотворного, но ее жизнь сейчас вне опасности, однако моральное состояние оставляет желать лучшего.
Через несколько дней профессор привез супругу домой. Они никогда больше не говорили о случившемся, и жизнь пошла своим чередом. Правда, господин Радов теперь старался чаще бывать дома, а Изабелла бросила курсы и снова надела юбку, прикрывающую колени. Ничто, казалось, не предвещало трагедии, однако она все же произошла.
Полковник слушал несчастного, не перебивая, лишь изредка качал головой. Вышел Женя, стягивая с рук резиновые перчатки, позвал начальника. Я услышала тихие слова «направление раневого канала», «отпечатки пальцев».
– Откуда у вашей жены взялся пистолет? – поинтересовался Александр Михайлович.
– Мы купили его давно, для самообороны, – ответил Серж.
– Оружие зарегистрировано?
Профессор отрицательно покачал головой:
– Все забывали пойти в милицию.
Вошли два здоровых санитара с носилками. Александр Михайлович попросил:
– Уведи господина Радова из холла.
Я потянула профессора за рукав, но он словно окаменел. Пришлось звать на помощь милиционера. Вдвоем мы кое-как вытащили несчастного из кресла. В гостиной послышалось громкое шуршание и треск. Я поняла, что санитары упаковывают труп в мешок и застегивают молнию. Сейчас они вынесут страшный груз в холл. Я подхватила Сержа под руку и поволокла в глубь квартиры.
Глава 2
Приближалось 31 декабря, и я с тоской взглянула на календарь. Аркадий с Ольгой отправляются с приятелями в ресторан. Куда деваться нам с Марусей? Может, слетать к Наташке в Париж? Новый год во Франции чудесное время!
Проблему решил телефонный звонок. Это оказалась Лариса Войцеховская, которую все почему-то звали Люлю.
– Даша, – затараторила подруга высоким голосом, – ты уже решила, куда отправишься на праздники?
– Нет, – растерялась я, – скорей всего останемся дома. Причем вдвоем с Машей.
– Чудесненько, – обрадовалась Люлю, – тогда мы со Степой приглашаем вас к себе, славненько повеселимся.
Пообещав подумать, я пошла в комнату к Марусе. Девочка твердо решила стать собачьим доктором и регулярно посещала курсы при Ветеринарной академии. Вот и сейчас толстенькая Маня готовила какой-то доклад и жевала чипсы. Рядом как изваяние сидел Банди. Судя по крошкам на морде, псу досталась из коробки малая толика лакомства.
– Мусенька, – вкрадчиво произнесла я, – как ты смотришь на то, чтобы встретить Новый год у Люлю?
Машка оторвалась от описания нервной системы обезьяны, сдула с глаз длинную челку и заявила:
– Прекрасно, а что купить им в подарок?
Перебрав всевозможные виды сувениров, решили остановиться на серебряной сигаретнице для Степана и кружевной скатерти для Люлю. Прихватим еще пару коробок конфет для родителей Степы, старики обожают сладкое. Оставив будущего ветеринара сражаться с мозгом примата, я пошла звонить Ларисе.
Выехали мы с Маней 31 декабря в семь вечера. Дорога скользкая, снег несся прямо в ветровое стекло и тут же стекал с него уже в виде дождя. Путь до Комарова, где жили Степа и Лара, в обычную погоду занял бы от силы полчаса, мы же с Машей добирались почти три. Я вообще боюсь скользких дорог, а недавний случай с Сержем Радовым напугал еще больше. Когда перед глазами наконец возник милый двухэтажный дом, выкрашенный светло-коричневой краской, из груди вырвался вздох облегчения: все-таки благополучно доехали. Загнав машину под навес, мы бегом кинулись к двери. Она распахнулась сразу, и на пороге появилась Люлю во всем великолепии своих ста килограммов.
Род Войцеховских древний. Истоки теряются где-то в XII веке, а на протяжении сотен лет мужчины Войцеховские верно служили короне. Короли ценили своих вассалов и оказывали им разнообразные знаки внимания: дарили земли, драгоценности, породистых лошадей и собак. Но в эпоху Великой Октябрьской революции Войцеховским отчаянно не повезло. Львов, где они жили, отошел к СССР, родовую усадьбу сначала разграбили, а потом превратили в музей дворянского быта. Всех членов клана методично истребили. Чудом удалось спастись мальчику Вольдемару. Ребенка пожалел повар и выдал за своего сына. От него и пошла новая ветвь семьи, родовитая, но отчаянно нуждающаяся.
Финансовое положение Войцеховских выправилось не так давно. В конце семидесятых Степану пришла в голову идея разводить собак на продажу. Началось с того, что близкие приятели, побывав во Франции, привезли оттуда йоркширского терьера – собачку практически неизвестную в Москве. Степан купил у них Женевьеву и удачно продал первый приплод. При Советской власти на торговлю щенками смотрели сквозь пальцы. Коммунисты считали это невинным хобби, чем-то вроде коллекционирования марок или монет. Но коллекционер коллекционеру рознь, стоимость иных собраний оценивается миллионами долларов. Степана ждал оглушительный успех.
Комарово не Москва, хотя лежит в нескольких километрах от столицы. Жизнь тут спокойная и провинциальная. Войцеховские имели собственный дом, и никому не было дела до того, что во дворе у них носится пять собак. На замечания соседей, что хватило бы и одной Женевьевы, Степа только улыбался:
– Ну люблю животных, просто сил нет.
Степины йоркширы расселились среди московского бомонда. Иметь кобелька или сучку от Войцеховских стало модно. Старик Вольдемар только крякал, глядя на новую машину, хорошую мебель и толстую сберкнижку. Степиным благополучием заинтересовались соответствующие органы, но мужчина оброс невероятным количеством знакомых, и в местное ОБХСС позвонили из самой Москвы. Больше Войцеховского не трогали, а дочка начальника Комаровского ОБХСС получила на день рождения очаровательного щенка, и, как говаривала сова из книжки про Винни-Пуха, «безвозмездно, то есть даром». Потом грянула перестройка, и Степа оказался на самом гребне. Они с Лариской теперь выезжали на международные выставки, откуда привозили награды мешками. Бизнес расширялся, к нынешнему моменту у Войцеховских был большой питомник, налаженный рынок сбыта, известность в мире собаководов.
Лариска до замужества закончила какой-то институт, но потом пошла на курсы и превратилась в ветеринара. Характер у Лариски веселый, и хорошее настроение, как правило, не покидает ее. Аппетит соответствует характеру, поэтому весит Люлю около центнера, что не мешает ей быстро и ловко двигаться.
Увидев нас, Лариска радостно закричала:
– Степа, Степа, беги скорей сюда, посмотри, кто приехал.
Пока мы раздевались, подошел Степан и принялся трясти мою руку:
– Даша, мы счастливы.
– А где Миша? – спросила я.
Люлю огляделась по сторонам, разыскивая сына.
– Не знаю, скорей всего у себя в комнате. У него сейчас кошка котится, боится одну ее оставить.
– Кошка котится? – оживилась Маруся. – Наверное, нужна помощь.
И девочка с ужасающим топаньем понеслась на второй этаж. Степан рассмеялся:
– Чувствую, будет кому дело передать.
Мы прошли в ярко освещенную гостиную. Возле сияющей огнями елки в удобных креслах сидели Петр, брат Степана, Анна, его жена, и незнакомая мне пара.
– Ты ведь не знаешь Диану и Кирилла, – сообщила Люлю, – знакомься. С Дианой вместе учились, а Кирилл ее супруг.
– Между прочим, я еще и доктор, а не только супруг Дианы, – раздраженно заявил мужчина.
Степа примиряюще замахал руками:
– Кирюша, ты чудесный доктор, но быть мужем такой красавицы, как Диана, по-моему, очень приятно.
Доктор пробормотал что-то нечленораздельное в ответ. Я вздохнула: надо же, уехать от собственного «домашнего уюта» и попасть в чужой. Надеюсь, Кирилл не начнет сейчас громко выяснять отношения со своей весьма невзрачной женой. У Люлю всегда было мило, весело и непринужденно. Сейчас что-то изменилось даже в обстановке гостиной. Я пригляделась повнимательней. Комната выглядела как-то странно. Картины сняты со стен и лежат на полу. Книги вынуты и громоздятся около полок. У большого торшера отсутствует абажур, и свет ничем не прикрытых лампочек бьет прямо в глаза. На диване распоротые подушки. Казалось, в комнате орудовал вор или милиция проводила тщательный обыск.
Рядом с весело горящим камином тосковало пустое кресло-качалка, постоянное место старика Вольдемара. Странно, что отец Степы не сидит, как всегда, у огня.
– А где Владимир Сигизмундович? – поинтересовалась я. – Привезли ему на Новый год любимый миндаль в шоколаде.
Повисло молчание, потом Степан произнес:
– Папа умер месяц тому назад от инфаркта.
Я окончательно растерялась. Как же так? Никто не предупредил меня! Ни за что теперь не спрошу про Фриду, мать Степы, может, и она тоже…
Словно услышав эти мысли, Люлю пояснила:
– Фрида пошла отдохнуть перед ужином. Ей уже трудно встречать Новый год, не поспав два-три часа днем, все-таки восемьдесят стукнуло.
Я облегченно вздохнула, слава богу, хоть Фрида жива и здорова. Снова повисло молчание. Ветер завывал в каминной трубе, и в мою душу постепенно стало закрадываться ужасное подозрение: так ли уж весело встретим Новый год?
В гостиную влетела Маруся.
– Мамулечка, – заорала она с порога, – пойди посмотри, какие расчудесные котятки родились. Мишка их сейчас тряпочкой обтирает.
Потом она огляделась по сторонам и бесхитростно спросила:
– Ой, тетя Лариса, вы затеяли ремонт? У Мишки в комнате тоже такой кавардак!
Люлю не успела ответить, потому что снаружи донесся гудок автомобиля.
– Это Лена, моя племянница, – обрадовалась хозяйка. – Слава богу, все в сборе, никто не застрял на этой ужасной дороге.
Через пару минут в комнату быстрым шагом вошла потрясающе красивая девушка. Ростом под метр восемьдесят, длинные удивительно густые белокурые волосы ниспадали почти до осиной талии. Огромные карие глаза с пушистыми угольными ресницами приветливо улыбались. Только крупный рот слегка портил впечатление от нежного лица. Уголки губ капризно изгибались, выдавая избалованную и своенравную натуру.
Увидев небесное явление, Петр приосанился, Кирилл машинально втянул живот. Заметив это, жена доктора усмехнулась, а Анна покраснела.
– Лариса, – весело прощебетала Лена, – наконец-то добрались. Ну и дорога, такое ощущение, что едешь по холодной овсяной каше. Думала, застрянем обязательно.
– Кто это мы, – растерялась Люлю, – ты разве не одна?
– Нет, – еще веселее заявила племянница, – привезла своего жениха, надо же тебе его показать.
И она крикнула:
– Дорогой, давай быстрей сюда, знакомиться с будущими родственниками.
Услышав про жениха, дамы расслабились, зато окаменела я, потому что в гостиную вошел не кто иной, как профессор Серж Радов.
«Ничего себе, – пронеслось в моей голове, – несколько дней тому назад потерял жену, плакал, убивался и уже успел обзавестись невестой!»
– Это профессор Серж Радов, – сообщила Лена, – сначала он просто был моим научным руководителем, а женихом стал только в ноябре, надеюсь, вы с ним подружитесь.
Я почувствовала легкое головокружение. Ну-ну, оказывается, в ноябре старый ловелас сделал девочке предложение, это при живой-то жене. Вовремя, однако, умерла Изабелла. Интересно, Лене известно, что Серж вдовец?
Психолог тем временем пожимал протянутые руки и добрался до меня. Я весело улыбнулась:
– Рада встрече, господин Радов!
Профессор слегка изменился в лице, но удар выдержал и мило проговорил:
– О, вот неожиданность!
– Надеюсь, приятная, – продолжала я улыбаться, как кобра.
– Вы знакомы? – удивилась Люлю.
– Так, встречались, – неопределенно ответила я. Серж предпочел промолчать. Очевидно, для того, чтобы казаться моложе, профессор оделся по-студенчески – мягкие вельветовые джинсы, простой пуловер и кожаная жилетка с бахромой и заклепками. Нелепый рокерский наряд странным образом шел ему. Во всяком случае, цель была достигнута: Серж выглядел намного моложе Кирилла, Петра и Степана, облаченных в строгие вечерние костюмы.
– Ну, нашли? – осведомилась Лена.
– Нет, – покачал головой Петр.
– Может, ничего на самом деле и нет, – проговорил Степа.
– Конечно, Вольдемар любил пошутить, – сообщила Люлю, – но это же просто издевательство.
– Надеюсь, Серж поможет, – сказала Лена, – он профессионал, знаток человеческой натуры.
– Исходя из того, что мне рассказала Леночка, – завел Радов, – думаю, искать надо в самых необычных местах.
Я почувствовала себя полной идиоткой. Здесь что-то ищут, но я не знаю ни что, ни кто это спрятал. Надо спросить у Люлю. Но в этот момент раздался легкий скрип, и в гостиную в инвалидном кресле въехала Фрида. Старая женщина весила чуть больше кошки, а ростом была с десятилетнего ребенка, но голос ее, звучный и громкий, заставил присутствующих вздрогнуть.
– Все собрались? – прогремела она.
– Все, – сказал Степа.
– Не слышу! – сообщила Фрида.
– Мама, – заорал Степан, – включи слуховой аппарат.
Фрида покрутила руками дужки очков и удовлетворенно пробормотала:
– Все равно ничего не слышу!
– Фрида, – завопила Люлю, – поставь аппарат на максимум.
– А зачем ты так визжишь? – тихо осведомилась свекровь, – я ведь не глухая.
Люлю всплеснула руками и ничего не сказала. Степа стал торопливо приглашать всех в столовую, и мы перешли туда. У большого окна стояла еще одна елка, под которой горкой лежали подарки. Маруся сунула туда и наши сувениры. Стол сверкал и переливался. Жизнь в провинции имеет свои преимущества. Во всяком случае, такие соленья и домашнюю колбасу можно поесть только в деревне. К тому же, насколько я помню, кухарка Войцеховских фантастически готовила мясо. Вот и сейчас нежный ростбиф радовал глаз, а нос ощущал чудесный запах запеченного окорока. Бутылки соответствовали: обязательное шампанское, чудесное бордо, а к кофе скорей всего подадут хорошо выдержанный коньяк.
Мы начали рассаживаться. Фрида устроилась во главе стола и недовольно протянула:
– Ветчина слишком жирная, вредно для печени.
– Не ешь, – немедленно отреагировал сын, – тебе и в самом деле вредно, а нам в самый раз.
– Печень следует беречь, – наставительно заявила мать.
– Разочек можно и забыть о диете, заявляю как доктор, – улыбнулся Кирилл.
– Какова ваша специализация? – ринулась в бой Фрида.
– Терапевт, – коротко ответил врач.
– Да, – хмыкнула старуха, – это тот, кто выписывает рецепты на аспирин, а в более сложных случаях отправляет к узким специалистам?
Доктор промолчал, но его шея стала медленно багроветь.
– Давайте выпьем, праздник на дворе, – примиряюще сказал Петька.
– Да, – подхватила Анна, – самый лучший праздник, Новый год.
Мы приступили к трапезе, намеренно болтая о всяких пустяках. Беседа изредка прерывалась недовольными замечаниями Фриды, но собравшиеся игнорировали их. Так взрослые не замечают маленького капризного ребенка. Кстати, дети, быстро поев и получив подарки, убежали наверх к новорожденным котятам.
От обильной еды и выпивки у меня начали слипаться глаза. Подождав, когда принесут пирожные, я тихонько пересела на диван, мечтая под любым предлогом отправиться на боковую. Спать хотелось немыслимо. Но Люлю включила музыку и затеяла танцы.
– Разрешите? – Передо мной стоял Серж, протягивая мне руку.
