Дарья Донцова
Дама с коготками
И она показала рукой на ряды белых фарфоровых емкостей.
– Надо же было догадаться и насыпать отраву в одну из них, – недоумевала Катька, – а накануне она крепко поругалась со стариком. Уж не знаю, что у них там вышло, но я заглянула вечером в столовую, а они почти в темноте шипят друг на друга, как змеи. Увидели меня и замолчали, – старик красный, как помидор.
– Не помните, в день смерти Лариса заходила на кухню?
– Забегала.
– А зачем?
Кухарка замялась, потом махнула рукой и рассмеялась.
– Ладно уж, расскажу, теперь все равно. Лариса давно пыталась похудеть, старуха ее изводила, то коровой назовет, то лошадью! Вот и травилась всякими препаратами, да без толку. А тут прибегает, веселая, и таблетки показывает: «Смотри, Катерина, никому не говори, теперь точно стану стройной. Хочешь попробовать?» Меня Господь тоже телом не обидел, но есть лекарства не собираюсь, так и сказала. А хозяйка рассмеялась и давай капсулы глотать. За тем и приходила, чтобы никто не видел, что она новое средство нашла, и не насмехался над ней.
Посудачив еще немножко со словоохотливой Катериной и выслушав ее сетования о глупых домработницах, боящихся невесть чего, я пошла к себе.
Капсулы, вот что ела Лара! И скорей всего, отраву подсыпали именно туда. Кстати, а где сейчас хранится банка с ядом? Пришлось вернуться на кухню.
– Степан Владимирович велел держать отраву в кладовой, – сообщила Катя, – стрихнин насыпали в небольшую стеклянную банку с притертой пробкой и наклеили на нее бумажку «яд», чтобы опять не ошибиться.
Я заглянула в небольшое помещение, где стояли коробки со стиральным порошком, средства для натирки полов и мебели, разнообразные аэрозоли. Но нигде на полках не обнаружилось ничего похожего на банку с отравой. Яд просто-напросто испарился.
Глава 7
Искать убийцу следовало среди домашних. В этом я была абсолютно уверена. Пока узнала только одну тайну, известную Люлю, – Петя и Диана любовники. Но это показалось мне слишком мелким, подумаешь, изменяют супругам, эка невидаль. Немного больше надежды я возлагала на квитанцию, найденную в кресле. Что искала Люлю в хранилище?
Утром, сославшись на неотложный визит к зубному врачу, помчалась в архив. В просторном читальном зале не было ни души, только миловидная средних лет служительница, поглощенная чтением. Взяв у меня 200 рублей, женщина принесла довольно тяжелую книгу. Я открыла пахнущий старой бумагой переплет. Перед глазами замелькали фамилии тех, кто в январе 1947 года сочетался браком. Я листала страницы, недоумевая, что могло тут заинтересовать Люлю. Наконец глаз наткнулся на знакомые имена: 16 января, 13.15, Владимир Войцеховский и Фрида Капстыньш, адрес жениха – Комарово, адрес невесты – Хлебный переулок. Свидетели: Софья Михайлова, проживающая на улице 8 Марта, и Константин Косов – Хлебный переулок. Возле фамилий свидетелей тоненький восклицательный знак. Я нашла то, что интересовало Люлю.
День сегодня выдался чудесный, больше похожий на весенний. Резко потеплело, снегопад прекратился, из-за туч выглянуло веселое, яркое солнце. Я села в «Пежо» и, закурив, стала рассматривать подробную карту Москвы.
К моему глубокому удивлению, дом в Хлебном переулке стоял, как и в 1947 году. Правда, теперь его украшала вывеска «Отель». Конечно, гостиницей здание можно было назвать лишь с большой натяжкой. Маленький двухэтажный домик. Правда, фасад аккуратно выкрашен. Внутри, в небольшом холле уютно выглядели два кожаных дивана и кресла, слева дверь, украшенная табличкой «Главный администратор». Распахнув ее, я увидела за серым офисным столом приятного юношу.
– Что желаете? – спросил он, улыбаясь.
Я тоже улыбнулась.
– Вы навряд ли мне поможете. Нет ли среди служащих людей пожилого возраста?
– Сомневаетесь в моей компетенции? – удивился парень. – Впрочем, если надо, могу позвать хозяина, хотя работаю тут уже пять лет и до сих пор справлялся.
– Нет, нет, – успокоила я его. – Просто разыскиваю одного человека. Он жил в этом доме в 1947 году.
– Да, – засмеялся администратор, – меня еще и на свете-то не было. А кого, если не секрет?
– Константина Косова.
– Ха, – мальчишка в ажиотаже стукнул кулаком по столу. – Это ведь мой дед, и вы, кстати, вторая дама, которая разыскивает его.
– А как выглядела первая?
– Полная такая, высокая и веселая тетка в бежевом пальто. Прикатила на темно-зеленом «Вольво».
Так, все верно, иду по следу Люлю.
– Можно увидеть вашего деда?
– Запросто, сейчас позвоню, и старик обязательно вас пригласит, он обожает гостей, в особенности женщин.
Парень принялся тыкать пальцем в кнопки телефона, и через пару минут я уже поднималась по узкой лестнице. Последняя дверь в конце коридора распахнулась, и на порог ступил высокий, стройный мужчина, совершенно непохожий на дедушку. Сколько же ему лет? Если в 1947 году он был свидетелем на свадьбе, значит, сейчас ему где-то около семидесяти, не меньше. Но как здорово выглядит.
– Это вы прелестная особа, разыскивающая дряхлого Константина Сергеевича Косова? – хорошо поставленным голосом спросил мужчина и засмеялся, приглашая меня войти. За дверью оказалась не комната, а целая квартира. В небольшой кухоньке кипел чайник, наполняя резким свистом прелестную гостиную, куда Косов провел меня.
Необыкновенно уютная комната, но сразу видно, что здесь живет холостяк. Пепельница полна окурков, на спинке стула висит пиджак, посередине круглого обеденного стола разлегся крупный персидский кот. Ни одна хозяйка не потерпит такого беспорядка в ожидании неизвестной гостьи.
– Хлебнете коньячку? – предложил хозяин.
– Спасибо, за рулем.
– Подумаешь, – отмахнулся Константин Сергеевич, – рюмочка не повредит.
– Нет-нет, лучше кофе.
– Кофе так кофе, – покладисто сказал Косов и заварил немыслимую бурду, куда щедро налил сливок и насыпал четыре ложки сахара.
Из кухни появился второй кот и прыгнул мне на колени. Константин Сергеевич достал кекс и хлеб с изюмом.
– Угощайтесь, – радушно пропел он, – уж я-то знаю, как девочки любят сладкое.
В мои сорок с хвостом я, видимо, показалась ему совсем юной. В гостиной с нераздвинутыми до конца тяжелыми гардинами было темновато. Я маленькая, щуплая, с короткой стрижкой, вот и смотрюсь подростком.
– Чему обязан? – церемонно осведомился хозяин, откидываясь в кресле.
Отхлебнув немыслимый напиток, я спросила:
– Знали ли вы когда-то Фриду и Владимира Войцеховских?
Косов удивился:
– Вот уже вторая дама интересуется моими друзьями. Да, я хорошо знал Вольдемара и даже был свидетелем на их свадьбе.
– И часто потом встречались?
– Очень близко дружили до поездки Вольдемара в Ленинград, а потом он вернулся, женился на Фриде, и они отправились в Ригу, так что я потерял с ними связь.
Я тряхнула головой, пытаясь оценить информацию:
– Вольдемар часто ездил в Ленинград?
– Да нет, если знаете, он служил ветеринаром, работал в Подмосковье, кстати, хорошо зарабатывал. Поездкой в Ленинград его премировали за ударную работу. Была такая форма поощрения сотрудников.
– Не знаете, где они познакомились с Фридой?
– О, это романтическая история. Оказались рядом на концерте в Питерской консерватории, оба обожали классическую музыку. Фрида – латышка, все ее родственники погибли в войну, во время бомбежки, и бедная калека осталась одна-одинешенька.
– Калека?
– Вы не знали? Фрида слепая на один глаз, а второй еле-еле видит, к тому же с трудом переносит яркий свет, поэтому девушка постоянно ходила в темных очках.
– Как? – оторопела я, вспомнив, что только вчера «полуслепая» старуха громко выговаривала кухарке, обнаружив в масленке волос.
– Ужасная трагедия! Во время бомбежки в Риге у Фриды на глазах погибли отец, мать и сестры. Молодая женщина от шока потеряла зрение, – истерическая слепота. Потом, к счастью, один глаз почти восстановился. Сейчас покажу фотографию, мы снялись на память после бракосочетания.
Пока я в растерянности переваривала услышанное, мужчина вынул из секретера большой альбом и продемонстрировал слегка пожелтевший снимок. Молодой Вольдемар в старомодном пиджаке с невероятно широкими лацканами и белой гвоздикой в петлице нежно держал за руку очаровательную Фриду. Надо же, какая красавица! Ни за что бы не подумала. Просто Мерилин Монро. Белокурые волосы, чудесный рот. Роста она была небольшого, едва доставала мужу до плеча, с осиной талией, которую, казалось, можно обхватить двумя пальцами. По бокам с гордым видом стояли свидетели – буйнокудрявый Константин, тоненький, похожий на барашка, ребенок и крупная девушка со слегка лошадиным лицом.
Господин Косов грустно похлопал себя по лысине:
– Да, были когда-то и мы рысаками. Расчески просто ломались, не то что теперь – замшевой тряпочкой лысинку полирую. Смотрите, вот у Фриды темные очки, пол-лица закрывают, а жаль, она такая хорошенькая.
– Как Владимир Сигизмундович познакомил вас с Фридой?
– Просто. Привел сюда, в Хлебный переулок. Видите ли, у меня по тем временам была непозволительная роскошь – собственная квартира. Вот эта самая. Москвичи после войны жили просто в ужасающих условиях, сплошные коммуналки. Номер в гостинице, конечно, не достать. Только командированные по броне проживали. Отвезти Фриду к себе домой Вольдемар не мог. Снимал комнату у хозяйки, и та запрещала приводить женщин. Так Фрида оказалась у меня и жила, раздражая Соньку, до самой свадьбы.
– Кто такая Сонька?
Константин Сергеевич ткнул пальцем в снимок, указывая на девицу с лошадиным лицом:
– Вот она, Соня Михайлова, Софья Петровна. А рядом сынок – Федька. Походил на ангела, а на самом деле сущий чертенок, я из-за него и не женился на Соне, пришлось бы это сокровище воспитывать. Конечно, Соньку злило, что здесь поселилась посторонняя девушка, к тому же такая хорошенькая и воспитанная. Соня-то из деревни, все ложкой ела, а Фрида из Риги, по тем временам – жуткая заграница. Только обедать сели, гостья и спрашивает: «Простите, можно салфетки?» Я было к буфету, а Сонька и сообщает: «А на фига тебе салфетки, поешь и умоешься, еще деньги на бумагу тратить». Я так и покатился от хохота. А Фрида только улыбнулась и вежливо произнесла: «Вы правы, умыться намного экономней». Гостья прожила две недели, а после свадьбы они отправились в Ригу. Вроде там у новобрачной остался дом и какое-то наследство. Короче, подробностей не знаю. Уехали и как в воду канули: ни писем, ни открыток. Странно даже, одно время думал, они умерли.
На самом деле непонятно! Интересно, что сказал бы Константин Сергеевич, узнай он о местожительстве Войцеховских? Почему приятель наврал о переезде в Ригу и прекратил всякие отношения?
– Софья Петровна жива? Не знаете?
Косов вытащил легкие ментоловые сигареты и со вкусом закурил.
– Что ей сделается? Жива-здорова. Вышла замуж за сельского жителя, поселилась в Комарове, коров держит. Ну да там ей и место.
– В Комарове? – изумилась я. Ну надо же, какое совпадение.
И, узнав у Косова адрес, поехала к Михайловой.
Судя по всему, та не бедствовала и вполне успешно занималась фермерством. Большой добротный дом, в глубине участка кирпичный коровник, два гаража, у центрального входа стоят блестящие «Жигули».
В холл меня впустила девочка возраста Маши. Потом появился ее отец. Я сразу узнала его. Тщедушный, похожий на барашка мальчик превратился в грузного, красномордого мужика. Но глупые бараньи глаза навыкате остались теми же. Следом за сыном и внучкой вышла, вытирая руки о фартук, Софья Петровна, крупная, с большой челюстью и внушительным носом.
– Проходите на кухню, – проговорила она. – Костя позвонил мне и сказал, что хотите поговорить о Войцеховских. Только никак не возьму в толк, зачем они вам понадобились?
И она уставилась на меня в упор семейными выпученными глазами. Надо же, какая подозрительность. Пришлось спешно придумывать весомый повод.
– Адвокатская контора поручила разыскать Фриду или каких-нибудь ее родственников. Речь идет о наследстве, – торжественно соврала я.
– Деньги к деньгам, – вздохнула Софья Петровна и хитро спросила: – И давно ищете?
Я растерялась.
– Недели две, а что?
– А то, – захихикала старуха, – что Войцеховские живут совсем рядом. Их кухарка покупает у меня творог, сметану и сливки. Наши продукты даже в Москве известны. Бедные москвичи, редко удается им полакомиться настоящим молоком. Хотите попробовать?
И она стала наливать из красного кувшина белую жидкость. Я вздохнула. Ненавижу молоко, пить его просто так не могу вовсе, а вид пенки вызывает рвотные судороги. Здесь же передо мной оказалась огромная кружка, сверху плавал желтый остров. Отказаться невозможно, старуха обидится и не скажет ни слова. Стараясь не дышать, я в три огромных глотка осушила емкость, чувствуя, как скользкий комок пенки медленно стекает в желудок. Софья Петровна смотрела на меня во все глаза.
– Правда вкусно?
Еле переведя дух, я утвердительно кивнула.
– Хотите еще? – и ее рука опять потянулась к кувшину.
Я в ужасе затрясла головой:
– Нет-нет, очень сытно, просто как пообедала.
Софья Петровна расплылась в довольной улыбке:
– Это молоко от Марианны, оно и впрямь жирное, как сало.
Меня передернуло, и выпитое содержимое кружки стало медленно подниматься наверх. Судорожными глотками отправив его снова вниз, я сказала:
– Как же так? Живут рядом, а вы не общаетесь, да и господин Косов уверен, что Владимир Сигизмундович с Фридой живут в Риге! Почему они от него скрылись, вроде хорошие друзья!
Софья Петровна от души расхохоталась:
– Костя! Да он жуткий бабник, до сих пор при виде любой юбки дрожит! Спорю, строил вам глазки! Только сейчас-то силы подрастерял, а в молодости никого не пропускал. Я поэтому за него замуж и не пошла, хотя была бедной девчонкой, а у него квартира. И правильно сделала! Константин пять раз женился, и все жены убегали, не прожив с ним и года. Как только Вольдемар привез эту хитрюгу Фриду, Костик сразу хвост распушил. Только она притворялась полуслепой латышкой и делала вид, что ничего не понимает. Тогда он распустил руки. Фрида пожаловалась Вольдемару, и дружба врозь.
– Почему вы решили, что Фрида прикидывается?
Софья Петровна прищурилась:
– И решать-то нечего, все видно. Во-первых, вещи. Я заглянула в ее саквояж. Две кофты, одна юбка и пара белья – все новое, купленное в Москве, даже чулки наши. Знаете, как после войны было с чулками? Ни за какие деньги не купить! Их привозили контрабандой из Риги. Вся Москва щеголяла в рижских фильдеперсовых. А эта латышка где-то раздобыла московские! Разве не странно? Логично было прихватить с собой целый чемодан чулок, чтобы потом не бегать по черному рынку. Так нет! Губная помада и пудра тоже наши, и обувь такая, как у всех!
Фриде удалось Вольдемару мозги запудрить, и Костя тоже поверил в сказочку о погибших родственниках, все жалел нахалку! А уж что она из себя корчила! Утром двадцать минут моется, вечером – полчаса! Просто как шахтер. Сели ужинать – эта цаца без ножа есть не может, салфетки потребовались, туалетная бумага. Я без всего этого великолепно обходилась. И никакая она не латышка, и видела превосходно, кругом одна ложь.
– А это почему? – поинтересовалась я.
– Моя сестра училась на парикмахера, и ей подарили журнал с прическами. Картинки, фотографии, а внизу описание, как стричь. Нужная вещь, Надька все расстраивалась, что прочесть не может, – издание на латышском языке. Так он у нас и валялся без толку. Только Фридка появилась, я к ней, – переведи! Та журнал в руках повертела и сообщает, что плохо видит, шрифт слишком мелкий. Но я настырная, давай, говорю, вслух прочту. А эта «латышка» принялась смеяться: произношение неправильное, и ничего она не разбирает. Только, по-моему, просто языка не знала. Да еще с Вольдемаром в кино ходила. Хороша слепая! Правда, потом говорили, что Фрида в кино ничего не увидела. Но меня не проведешь! Никакая она не латышка!
– А кто? – изумилась я, окончательно растерявшись.
– Немка! После войны немцев ненавидели, а в Риге их много было. Вот Фридка и соврала, чтобы жить спокойней. Только сейчас ложь потеряла всякий смысл. К немцам хорошо относятся, позабыли про Гитлера и войну. Так нет, твердит до сих пор, что латышка, смех!
Глава 8
Записав хорошо известный мне адрес Войцеховских, я поехала к ним и успела как раз к обеду. Суп подали ровно в пять. Все молча расселись. Только Степан опустил половник в супницу, как в столовую вкатилась Фрида и швырнула на стол газету. Издание угодило прямо в салат, и жирные пятна майонеза попали Петьке на пиджак.
– Мама, – возмутился тот, – ты с ума сошла?
– Я нормальная, – неожиданно спокойно сообщила Фрида, – псих кто-то из вас. Прочитайте!
Степа вытащил газету, обтер ее салфеткой и зачитал вслух сообщение, жирно обведенное красным фломастером:
– «Трагедия в семье Войцеховских. Лариса Войцеховская, хозяйка питомника йоркширских терьеров, найдена мертвой в своей спальне. Несчастную отравили крысиным ядом. Наш репортер взял интервью у господина Криппена [1], который проводит в доме новогодние праздники. «Господин Криппен, что вы можете рассказать о происшедшем?» – «Всю правду. Лариса оказывала разнообразные услуги китайской разведке. Шпионские сведения передавались в коробках с собачьим кормом. В частности, она продала Пекину рецепт и технологию производства хлебного кваса, который является национальным достоянием России. К тому же Люлю состояла в противозаконной связи с послом Пекина в России господином Жэньминь Жибао. Вполне вероятно, что от женщины решили избавиться маоисты». – «Откуда Лариса знала китайский язык?» – «Разве вам не известно, что ее мать китаянка?» – «Нет, мы только предполагаем, что Фрида Войцеховская латышка». – «Тогда вы знаете не всю правду. Мать Ларисы – китаянка, а отец – странствующий эскимосский проповедник». – «Вы рассказали обо всем милиции?» – «Нет, сообщил вашей газете эксклюзивные сведения». Читайте наши новости, только мы получаем новейшую информацию. Ольга Семенова, специальный корреспондент».
Секунду все растерянно молчали. Потом Диана захихикала и спросила:
– Вот это да! Кто же из вас господин Криппен?
– Не нахожу здесь ничего смешного, – процедила старуха, – половина городка – идиоты. Они поверили заметке. То-то на меня так странно смотрели на почте и в аптеке. Ну, быстро признавайтесь, в чью голову пришла светлая идея так пошутить?
Кирилл развел руками:
– Каюсь. Когда ненормальная репортерша налетела на меня с диктофоном, сразу назвался Криппеном. Думал, поймет и тут же отстанет. Смотрю, проглотила и как ни в чем не бывало вопросами сыплет. Решил подшутить над дурой. Полагал, что вернется в редакцию, а там начальники прочтут интервью и дадут идиотке по шапке. Ну кто мог подумать, что эти кретины все напечатают? За версту видно, что бред!
– Тебе видно, – завелся Петька, – а нам тут жить. Мать права, чертовы провинциалы начнут пальцами в нас тыкать. Пришло же в голову так пошутить!
– Надо дать опровержение, – заметил врач.
– Правильно, – подхватил Степан, – Кирилл сейчас пойдет в редакцию и скажет, что пошутил.
– Ага, и буду выглядеть полным идиотом, – буркнул Кирилл.
– Ты подумал, как выглядим мы? – вспылил Петька. – Да Мишке в школе дети проходу не дадут. Пойми, здесь не Москва, где поговорили и забыли. Тридцать лет тому назад молочница Верка убила своего мужа. Суд оправдал ее, муженек был пьяной свиньей и регулярно избивал бедняжку до полусмерти. И что ты думаешь, кое-кто до сих пор не покупает у нее молоко, а внук вынужден посещать школу в соседнем городке. Одноклассники все спрашивали его о бабушке-убийце. Тридцать лет помнят! Идиотская шутка.
– Опровержения не помогут, – сообщила Лена, – все и так уже поверили в китайскую шпионку. Ладно бы на похороны могла приехать мать Люлю. Глянули бы и поняли, что никакая она не китаянка. Так тетя Маргарита умерла! Лучше всего, если милиция отыщет киллера. Тогда он расскажет, зачем убил Люлю, и все заткнутся.
Наступило молчание. В тишине лишь позвякивали столовые приборы. Молчание нарушила Диана:
– Смотрите! – Женщина вытащила из кармана большой брильянт и положила на стол. Огромный, размером с крупное куриное яйцо камень переливался всеми цветами радуги. Свет от люстры дробился в многочисленных гранях, и корунд горел словно елочная лампочка.
– Да, – выдохнул Степа, – ты нашла наше сокровище, где?
– В чучеле совы, – ответила Диана. – У тебя в кабинете стоит жутко грязная сова, ужасная вещь, никогда бы не смогла стать таксидермистом. Хотела взять книгу, подвинула чучело. Оно показалось слишком тяжелым. Я распотрошила его, и, пожалуйста, забирайте брильянт, мне чужого не надо. У нас с Кириллом и так все есть, правда, дорогой?
Кирилл кивнул, не сводя глаз с драгоценного булыжника. Я молча глядела на Диану. Значит, она сегодня съездила в Москву, оценила камень, узнала, что это подделка, и решила продемонстрировать Войцеховским свою преданность и честность. Анна спокойно ела суп, Петька мирно намазывал хлеб маслом. Фрида протянула сухонькую ручонку и ухватила корунд, внимательно оглядела его и произнесла:
– А я все гадала, куда подевалась пробка от кувшина.
– Что ты хочешь сказать? – изумился Степан.
– Ничего, кроме того, что это стекляшка. Вольдемар велел огранить хрустальную пробку. Здорово получилось, на первый взгляд не отличить. Но, если приглядеться, смотрите. – И старуха, взяв острый нож, кончиком чиркнула по алмазу. На сверкающей грани появилась длинная царапина.
– Ну и шутник был ваш покойный муж, – рассмеялся Серж. – Первый раз встречаю такое!
– Отцу приходили в голову дикие идеи, – разочарованно вертя в руках пробку, сообщил Степа. – Жуткий авантюрист. Вот ему, наверное, понравилась бы шутка Кирилла, как раз в его духе.
Фрида усмехнулась:
– Вольдемар был веселый, озорной человек, до седых волос мальчишка. Моложе всех вас, вечно смеялся, никогда не ныл, как Петя, и не делал серьезного лица, как Степа. С ним я чувствовала себя молодой, а с вами – старухой.
Анна попыталась предотвратить ссору:
– На десерт ванильный крем и мороженое.
Степан отмахнулся:
– От всех дурацких шуток у меня пропал аппетит. Пойду отдохну после обеда.
Он быстрым шагом вышел из столовой, Анна последовала за ним. Петька закурил вонючую сигару и пробормотал:
– Ну и шутники.
Кирилл тоже встал и, отказавшись от десерта, вышел. Остальные в молчании доели сладкое и пошли отдыхать.
Вечер прошел тихо. Степа не высовывался из спальни. Петя и Диана играли в гостиной в нарды, старуха громовым голосом пела в комнате песни своей молодости. Серж и Лена опять уединились в кабинете. Поужинали рано и улеглись. Я дочитала привезенный с собой детектив и где-то около часу решила сходить в кабинет. Помнится, на полках внизу стояло несколько криминальных романов.
Кабинет расположен между комнатой Лены и пустой спальней. Когда-то здесь находились покои прежней хозяйки. И комнату Лены отделяет от кабинета крохотная, метра три, ванная с унитазом и небольшой раковиной. Через ванную можно из кабинета попасть в комнату, и наоборот. Дверь замаскирована небольшим ковриком, и я, первый раз оказавшись в гостях у Люлю, испугалась, услышав звук льющейся из-за гобелена воды. Осталось непонятным, почему Степка, кардинально переделав весь дом, оставил эту дверь в нетронутом состоянии.
Я мирно рылась на полках, колеблясь между «Отрубленной головой» и «Кровавыми пальцами», когда в ванной послышался голос Лены:
– И как поступить?
– Не знаю, – ответил Серж, – тебе решать!
– Господи, – завела Лена, – если мы найдем сокровище, проблемы исчезнут.
Серж не отвечал, за дверью послышался звук спускаемой воды.
– Ты спишь? – спросила Лена.
Ответа не последовало.
– Серж, – настаивала девушка, – проснись!
Но мужчина молчал, послышались тихие шаги и звук открывающейся двери. В мгновение ока я оказалась на пороге кабинета и увидела, как Лена прошмыгнула в будуар Люлю. Любопытство погнало меня к комнате Ларисы. В замочную скважину было хорошо видно, как племянница лихорадочно роется в ночной тумбочке и, тихо чертыхаясь, перебирает бумажки. Внезапно дверь ее спальни открылась, высунулась встрепанная голова, и Серж свистящим шепотом спросил:
– Лена, ты где?
Нахалка замерла, я в ужасе отскочила от двери и в два прыжка, как кенгуру, отлетела в противоположный конец коридора. Свет не включали, и я надеялась, что ни Лена, ни Серж не заметят меня, вжавшуюся в стену. Но получилось еще лучше. Девчонка, как ошпаренная, выскочила из комнаты покойной и, не вглядываясь в глубь коридора, побежала в свою спальню. Я подождала, пока закроется дверь, и отправилась в будуар. Что искала тут Лена? Явно не сокровище. Девица просматривала бумаги, но той, что была ей нужна, в тумбочке не оказалось. Интересно! Я пролистала небольшое количество книг, стоящих на шкафу, и засунула еще раз руку между подушками кресла – ничего. Насколько я знаю, Лариса очень не любила, когда кто-то заходил в будуар. Ей вообще требовалось какое-то время проводить в одиночестве. Раньше, когда старуха еще могла ходить, будуар всегда запирался, что служило поводом для бесконечных подколов и шуток со стороны Владимира Сигизмундовича и Фриды, но Люлю твердо стояла на своем. «Мой будуар – моя крепость», – говорила подруга. И где-то в крепости спрятана вещь, которая страшно нужна Лене.
Ночь стояла божественная. За окном в полной тишине падали крупные хлопья снега. Он налип на ветви деревьев, и они выглядели как на картинке. Да, такой холодной, снежной зимы в Москве давно не было, и я, облокотившись о подоконник, залюбовалась зимним пейзажем. Красота, как в мультиках Диснея. И тишина, тишина…
Внезапно послышался тихий скрип. Под моими локтями слегка покачивался подоконник. Подергав его, я обнаружила, что, похожий на мраморный, он на самом деле сделан из пластика. Дальше – больше. Нажав на подоконник, я поняла, что доска поднимается, и обнаружила внутри тайник, где стояла небольшая плоская коробка. Только я ее схватила, как за дверью послышался шорох. Холодея от ужаса, я залезла под кровать.
В комнату босиком вошел мужчина. Опять перед глазами только ноги, причем в полумраке. Ступни приблизились к окну, раздался скрип подоконника, потом сдавленное ругательство и легкий щелчок. Ноги прошлепали к выходу, и дверь закрылась.
Я вылезла на середину комнаты. Кажется, это становится моим хобби – валяться под кроватью Люлю. В доме никто и не думает спать, все ищут. Кто сокровище, кто бумаги. Приотворив дверь, я выглянула в коридор – никого.
Оказавшись наконец в своей комнате, раскрыла коробочку и принялась перебирать добычу. Она оказалась невелика – маленький ключик с биркой, на которой выбито «К-9-98», сложенный листок бумаги и небольшая карточка-реклама. Последняя бумажка выглядела кошмарно: белая бумага с золотыми уголками. В левом углу нарисована девица с гипертрофированными бедрами и грудью. В правом – игривая надпись: «Наши девушки помогут расслабиться». Все ясно – реклама массажного кабинета, а по сути – публичного дома. Вот только непонятно, зачем она понадобилась Ларисе. Листок удивил еще больше, аккуратными печатными буквами в нем было написано: «Павел Степанович Буйнов, ул. 2-я Аэропортовская, д. 7/15, кв. 353. Ольга Петровна Никишина проживала там же. Москва». Кто такие Никишины? Какое отношение имели к Ларисе? Туман сгущался. Если Лена искала коробку, то что ей понадобилось – ключ, карточка или записка? И кто из мужчин знал про тайник под подоконником?
