В отель я вернулся почти в половине третьего. Вместе с ключом дежурный протянул мне записку с номером телефона. П-605 – номер Элихью Уилсона.
– Когда принесли записку? – спросил я у дежурного.
– Во втором часу ночи.
Значит, что-то срочное. Я зашел в телефонную будку и набрал номер. Секретарь попросил меня приехать немедленно. Я сказал, что скоро буду, послал дежурного за такси, а сам поднялся в номер пропустить стаканчик.
Я бы предпочел быть совершенно трезвым, но, поскольку остаток ночи предстояло провести без сна, трезветь смысла не имело. Виски очень меня взбодрило. Я перелил то, что оставалось в бутылке, во фляжку, сунул ее в карман и вышел на улицу.
Все окна в доме Элихью Уилсона были ярко освещены. Я еще не успел нажать на кнопку звонка, как секретарь открыл мне дверь. Под голубой пижамой и темно-синим купальным халатом все его тощее тело тряслось мелкой дрожью, а худое лицо было ужасно взволнованным.
– Скорей! – закричал он. – Мистер Уилсон ждет вас. И пожалуйста, уговорите его дать нам убрать тело.
Я обещал и последовал за ним в спальню.
Как и в прошлый раз, старый Элихью лежал в постели, только теперь на одеяле рядом с его толстой розовой рукой чернел пистолет.
Не успел я войти, как он оторвал голову от подушки, сел на кровати и проревел:
– Посмотрим, на что вы, болтуны, способны!
У него был нездоровый, багрово-красный цвет лица, глаза же на этот раз горели точно раскаленные угли.
Я оставил его слова без внимания и взглянул на лежавший посреди комнаты труп.
Невысокий коренастый мужчина в коричневом костюме лежал на спине в луже крови и стеклянными глазами из-под надвинутой на лоб серой шляпы пялился в потолок. Одна пуля снесла ему полчелюсти. Голова была запрокинута назад, и видно было отверстие в шее, куда через галстук и воротничок вошла вторая пуля. На одну руку он упал, а в другой сжимал здоровенную дубинку.
Я перевел взгляд на старика. На его лице застыла злобная, идиотская улыбка.
– Болтать-то вы мастер, – сказал он. – Это я заметил. Кому угодно голову заморочите. А что вы еще умеете? Только языком трепать?
Спорить было бесполезно. Я бросил на него сердитый взгляд и напомнил:
– Я ведь, кажется, просил меня не беспокоить, пока вы не захотите говорить начистоту.
– Просил, дружок, просил. – В его голосе прозвучало какое-то дурацкое торжество. – Вы хотели начистоту? Пожалуйста. Мне нужен человек, который очистит наконец бесвиллские конюшни, выкурит крыс, больших и маленьких. Но учтите, такая работа по плечу только настоящему мужчине.
– Так бы сразу и говорили, – прорычал я. – Если у вас есть для меня хорошая работа и вы дадите хорошие деньги, я, может быть, и соглашусь. А все эти разговоры о конюшне и крысах для меня – пустой звук.
– Ладно. Я хочу очистить Берсвилл от жуликов и проходимцев. Это для вас не пустой звук?
– Еще сегодня утром вы этого не хотели, – сказал я. – Передумали?
Последовало длинное невразумительное объяснение, которое перемежалось руганью и криком. Сводилось оно к тому, что Берсвилл он строил собственными руками, возводил, можно сказать, по кирпичику, и либо город сохранится в том виде, в каком он когда-то был, либо его не будет вообще. Никто не смеет угрожать ему, Элихью Уилсону, в его собственном городе. Он их в покое оставил, но, если они будут учить его жить, он им покажет, кто есть кто. Закончил он свою речь, ткнув пальцем в убитого и хвастливо заявив:
– Пусть знают, что старик еще кое на что способен.
Я пожалел, что был нетрезв. Его фокусы озадачили меня, я никак не мог взять в толк, что за ними скрывается.
– Дружки подослали? – спросил я, указав на убитого.
– Они, не иначе, но разговор у нас был коротким, – сказал старик, поглаживая лежавший на одеяле пистолет.
– Расскажите, как все произошло.
– Да рассказывать особенно нечего. Слышу: дверь в спальню открывается, зажигаю свет, вижу – стоит. Я выстрелил – и все дела.
– Когда это было?
– Около часа.
– И с тех пор он тут лежит?
– С тех пор и лежит. – Старик злобно засмеялся и опять начал ерничать: – Что, покойников никогда не видели? Или боитесь, воскреснет?
И тут я засмеялся. Мне вдруг стало ясно: старикан сильно струхнул – от этого и дурачился. Поэтому хвастался, угрожал, не давал вынести тело. Хотел, чтобы мертвец лежал на виду – труп отгонял страх, был наглядным свидетельством того, что старый Элихью еще может за себя постоять. Теперь я все понял.
– Вы действительно хотите очистить город?
– Сказал, хочу, значит хочу.
– Учтите: у меня должны быть развязаны руки, никому никаких поблажек, во всем идти мне навстречу. Деньги вперед – десять тысяч.
– Десять тысяч! С какой стати я буду платить такую громадную сумму человеку, которого знать не знаю. Который только и умеет, что языком трепать.
– Не валяйте дурака, я представляю «Континенталь». Вы же это агентство знаете.
– Да, и они меня знают. И им должно быть известно, на что я способен.
– Вопрос стоит иначе. Люди, которых вы хотите отправить за решетку, еще вчера были вашими дружками. Быть может, через неделю вы опять с ними снюхаетесь. На это мне наплевать. Но стараюсь я не ради вас. Я не для того рискую, чтобы помочь вам приструнить их, а потом убраться восвояси. Если хотите, чтобы дело выгорело, придется раскошелиться. Лишнее я не потрачу. Но учтите: либо я доведу дело до конца, либо вообще за него не возьмусь. И это мое последнее слово.
– И мое тоже, черт вас побери! – взревел он.
Окликнул он меня, когда я уже спускался по лестнице.
– Я старик, – пробурчал он. – Будь я на десять лет моложе… – Он глянул на меня и сжал губы. – Так и быть, даю вам этот чек, пропади он пропадом.
– И полномочия распоряжаться им по своему усмотрению?
– Да.
– Хорошо. Сейчас все и оформим. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал на кнопку, и, словно из-под земли, перед нами вырос его молчаливый секретарь. Где он все это время отсиживался – неизвестно.
– Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов детективному агентству «Континенталь», а также написать в Сан-Франциско письмо, санкционирующее расследование преступлений и политической коррупции в Берсвилле. В письме следует оговорить, что агентство имеет право вести расследование так, как оно сочтет нужным, – заявил я ему.
Секретарь вопросительно посмотрел на старика, но тот, насупившись, кивнул своей белой круглой головой.
– Но сначала вызовите полицию, – крикнул я вдогонку скользнувшему в двери секретарю. – Пусть приедут и заберут труп грабителя. И врачу мистера Уилсона тоже позвоните.
На это старик тут же заявил, что нечего вызывать сюда этих проклятых докторов.
– Он сделает вам укол, и вы будете спать, – пообещал я ему и, переступив через покойника и подойдя к постели, забрал пистолет. – На ночь я останусь здесь, а завтра мы с вами вволю наговоримся о Бесвилле.
Старик явно устал. Когда, ругаясь и крича, он стал поносить меня за то, что я себе слишком много позволяю, его истошные вопли лишь сотрясали воздух.
Тем временем я снял с убитого шляпу, чтобы разглядеть его лицо, однако оно мне ничего не говорило, и шляпу пришлось вернуть владельцу.
Когда я распрямился, старик, немного поостыв, спросил:
– Как там с убийцей Дональда? Дело идет?
– Идет. Еще день-другой – и все выяснится.
– Кто же убийца?
Но тут с чеком и письмом вошел секретарь, и я, не ответив на вопрос, протянул и то и другое старику на подпись. Он дважды коряво расписался, и не успел я спрятать бумаги в карман, как приехала полиция.
Первым вошел в комнату сам шеф полиции, толстяк Нунен. Он дружелюбно кивнул Уилсону, пожал руку мне и уставился своими блестящими зелеными глазками на убитого.
– Так, так, – сказал он. – Чистая работа, ничего не скажешь. Якима Коротыш. Ну и дубина у него! – С этими словами он выбил носком ботинка дубинку из рук убитого. – Такой и линкор потопить можно. Ты его шлепнул? – осведомился он у меня.
– Мистер Уилсон.
– Неплохо, очень неплохо, – похвалил он старика. – Вы очень многим время и силы сэкономили. Мне в том числе. Выносите его, ребята, – приказал он четырем стоявшим в дверях полицейским.
Двое подняли Якиму Коротыша за ноги и за руки и унесли, а третий подобрал с полу дубинку и закатившийся под труп фонарь.
– Вот бы все так с грабителями поступали! – рассуждал шеф. Он извлек из кармана три сигары, одну кинул на кровать, вторую протянул мне, а третью сунул себе в пасть. – А я как раз тебя искал, – сказал он мне вполголоса, пока мы закуривали. – Предстоит одно дельце, и я подумал, что ты захочешь принять в нем участие. Потому-то я и был на месте, когда отсюда позвонили. Сиплого будем брать. Хочешь поехать с нами?
– Хочу.
– Я так и знал. Привет медицине!
И Нунен пожал руку только что вошедшему маленькому пухленькому человечку с усталым длинным лицом и серыми заспанными глазами.
Доктор направился к постели, где один из людей Нунена допрашивал Уилсона. А я пошел вместе с секретарем в холл.
– Кроме вас, в доме еще есть люди?
– Да, шофер и повар-китаец.
– Шофер пусть ночует сегодня в комнате старика. Я уезжаю с Нуненом. Вернусь, как только смогу. Думаю, ночь пройдет спокойно, но старика ни в коем случае одного не оставлять. И наедине с Нуненом или с его людьми – тоже.
Секретарь широко разинул рот и вытаращил глаза.
– В котором часу вы вчера вечером расстались с Дональдом Уилсоном?
– Вы хотите сказать, позавчера, когда его убили?
– Да.
– Ровно в половине десятого.
– А встретились в пять?
– В четверть шестого. Сначала мы занимались делами в его кабинете, а около восьми пошли в ресторан обедать. Ушел он в половине десятого, сказал, что у него встреча.
– А больше про эту встречу он ничего не говорил?
– Нет.
– И даже не обмолвился, куда идет, к кому?
– Нет, сказал, что у него встреча, и все.
– А сами вы ничего об этом не знали?
– Я? Откуда?
– Я думал, что-нибудь он вам говорил. – Тут я решил переменить тему: – Скажите, у Уилсона кто-нибудь еще сегодня был?
– Простите, – сказал секретарь извиняющимся тоном, – но этого без разрешения мистера Уилсона я вам сказать не могу.
– Был у него кто-то из местных воротил? Скажем, Лу Ярд или…
– Простите, но на эти вопросы я не отвечу, – повторил секретарь и покачал головой.
– Как хотите, – сказал я и вновь отправился наверх. Из спальни, на ходу застегивая плащ, вышел доктор.
– Сейчас он уснет, – бросил он. – Но кто-то обязательно должен с ним остаться. Утром зайду. – И он побежал вниз по лестнице.
Я вошел в спальню. Шеф и полицейский, который допрашивал Уилсона, стояли у постели. Нунен заулыбался, как будто был ужасно рад меня видеть, а полицейский насупился. Уилсон лежал на спине и смотрел в потолок.
– Ну-с, – сказал Нунен, – делать нам здесь вроде бы больше нечего. Поехали?
– Спокойной ночи, – сказал я старику.
– Спокойной ночи, – откликнулся тот, даже не посмотрев в мою сторону.
В комнату вошли секретарь и шофер – молодой высокий загорелый парень.
Нунен, еще один полицейский – лейтенант Макгроу – и я вышли на улицу и сели в машину шефа. Макгроу сел рядом с водителем, а мы сзади.
– Брать будем на рассвете, – сказал Нунен, когда машина тронулась. – У Сиплого притон на Кинг-стрит, и обычно он сидит там до утра. Мы могли бы ворваться ночью, но пальба нам ни к чему. Возьмем его тепленьким, когда он будет выходить.
«Интересно, они собираются его брать или убрать?» – подумал я про себя, а вслух спросил:
– А улик против него хватает?
– С головой. – Нунен добродушно рассмеялся. – Если того, что рассказала нам про него вдовушка, недостаточно, чтобы его вздернуть, считай меня карманным вором.
Я хотел было пошутить на этот счет, но сдержался.
Недалеко от центра, на обсаженной деревьями темной улице, мы оставили машину и подошли к перекрестку. К нам приблизился верзила в сером плаще и в серой, надвинутой на глаза шляпе.
– Сиплый в курсе дела, – доложил он Нунену. – По телефону он сказал Донохью, что носа на улицу не высунет. Пусть, говорит, выкуривают, если смогут.
Нунен хмыкнул, почесал за ухом и вежливо спросил:
– Как ты думаешь, сколько их там?
– Человек пятьдесят, не меньше.
– Брось! Никогда не поверю, чтобы в это время суток их было так много.
– Не хочешь – не верь! – огрызнулся верзила. – Они туда еще с вечера стекались.
– Стекались, говоришь? Значит, где-то у нас с тобой брешь образовалась. Может, тебе не следовало их пускать?
– Может, и не следовало. – Верзила разозлился. – Я делал то, что ты мне приказал. Ты ведь сказал, пусть входят и выходят на здоровье, а вот когда появится Сиплый…
– …хватай его, – подхватил Нунен.
– Точно, – согласился верзила и бросил на меня свирепый взгляд.
Подошли еще несколько человек, и мы стали обсуждать план действий. Все были раздражены, кроме Нунена. Он пребывал в превосходном настроении. Почему – непонятно.
Притон Сиплого находился в трехэтажном здании, возвышавшемся между двумя двухэтажными. На первом этаже был табачный магазин, который служил одновременно входом в игорное заведение и его прикрытием. Внутри, если верить верзиле, собралось полсотни вооруженных до зубов бандитов – дружков Сиплого. Притон был окружен со всех сторон: люди Нунена расположились вокруг здания, на улице, в переулке за домом и на крышах прилегающих домов.
– Значит так, ребята, – бодро сказал Нунен, когда все высказались. – Сиплый боится огласки не меньше нашего, а то бы он наверняка попытался прорваться, раз у него столько народу, хотя что-то не верится.
– Не верится, и черт с тобой, – отозвался верзила.
– А раз он не хочет огласки, почему бы не вступить с ним в переговоры? Сбегай, Ник, может, тебе удастся его убедить. Разобрались бы по-хорошему.
– Сам и беги, – сказал верзила.
– Не хочешь бежать – позвони, – предложил Нунен.
– Это другое дело, – буркнул верзила и ушел.
Вернулся он очень довольный.
– Говорит, идите к черту, – доложил он.
– Всех сюда, – весело распорядился Нунен. – Пусть только начнет светать, мы им дадим жару.
Верзила Ник и я пошли вместе с Нуненом проверить, все ли на месте. На меня полицейские особого впечатления не произвели: вид жалкий, глаза бегают, в бой не рвутся.
Небо посерело. Нунен, Ник и я остановились у входа в слесарную мастерскую через дорогу от притона.
Притон был погружен во мрак, окна верхних этажей голые, витрина и дверь табачного магазина зашторены.
– Надо все-таки дать Сиплому шанс, – сказал Нунен. – Он ведь парень неплохой. Но мне с ним говорить без толку. Меня он никогда не жаловал.
Шеф взглянул на меня. Я промолчал.
– Может, ты попробуешь, а? – спросил он.
– Отчего ж не попробовать.
– Вот спасибо. Очень уважишь. Посмотрим, может, тебе удастся уговорить его не сопротивляться. Сам знаешь, что в таких случаях говорят: для твоей же, мол, пользы делается – что-нибудь в этом роде.
– Ладно, – сказал я и пошел через улицу к табачному магазину, изо всех сил размахивая руками, чтобы видно было, что они пусты.
Рассвет еле брезжил. Казалось, улица плавает в дыму. Шаги по тротуару отдавались гулким эхом.
Я остановился перед застекленной дверью и, точно в зеркале, увидел, как по противоположной стороне улицы крадутся двое.
Мой стук остался без ответа. Я постучал сильнее, а затем дернул за ручку.
– Проваливай, пока цел, – посоветовали мне изнутри. Голос был приглушенный, но не сиплый. Значит, не Сиплый.
– Мне надо поговорить с Тейлером, – сказал я.
– Если приспичило поговорить, ступай к своему толстобрюхому хозяину.
– Нунен тут ни при чем. Тейлер меня сейчас слышит?
Последовала пауза, а затем приглушенный голос произнес:
– Да.
– Я – сотрудник агентства «Континенталь». Нунен шьет тебе дело. Если не веришь, спроси Дину Брэнд. Удели мне пять минут. С Нуненом я связался, чтобы вывести его на чистую воду. Я один. Если хочешь – могу выбросить пушку. Впусти меня.
Я стал ждать. Все зависело от того, передала ему Дина наш с ней разговор или нет. Ждать пришлось долго.
– Когда откроем, входи быстрей. И без глупостей, – приказал приглушенный голос.
– Договорились.
Щелкнула задвижка, и я скользнул внутрь.
В ту же секунду с противоположной стороны улицы загремели выстрелы. На пол посыпалось стекло.
Кто-то подставил мне ножку. Со страху я видел и соображал так, будто у меня по крайней мере три головы и полдюжины глаз. Я попал в переплет. И все из-за Нунена. Теперь эти пташки наверняка решат, что я с ним заодно.
Я рухнул на пол и перевернулся на живот лицом к двери. Пистолет у меня был в руке.
К табачному магазину приближался Ник Верзила и палил в нас сразу из двух стволов.
Я уперся локтем в пол. В дверном проеме показался Ник. Я спустил курок. Ник перестал стрелять. Он прижал оба пистолета к груди и рухнул на тротуар.
Кто-то схватил меня сзади за ноги и потащил в глубь помещения. Я поехал, скребя подбородком по полу. Дверь захлопнулась. Какой-то умник сказал:
– А они тебя не больно-то любят.
– Я тут ни при чем! – воскликнул я, стараясь перекричать грохот выстрелов, и сел на полу.
Стрельба стихла. Дверь и занавески на окнах были как решето. В темноте раздался хриплый шепот:
– Лиса и ты, Ребро, остаются внизу, на стреме. Остальные – наверх.
Мы прошли через магазин, вышли в коридор и поднялись по крытой ковром лестнице на второй этаж, в комнату, где находился обтянутый зеленым сукном стол для игры в кости. Комната была маленькая, без окон. Горел свет.
Нас было пятеро. Тейлер сел и закурил. Это был маленький смуглый молодой человек с приторной опереточной физиономией, с которой, впрочем, никак не вязались тонкие губы и волевой рот. На диване развалился, пуская дым в потолок, тощий блондин лет двадцати в шерстяном костюме. Еще один блондин, такой же молодой, но пополнее, стоял у стола и поправлял ярко-красный галстук и пышную шевелюру. Со скучающим видом, мурлыкая «Розовые щечки», взад-вперед расхаживал по комнате тридцатилетний субъект с худым лицом, вялым ртом и почти полным отсутствием подбородка.
Я сел на стул рядом с Тейлером.
– Долго Нунен будет дурака валять? – поинтересовался он. В его хриплом, свистящем шепоте ощущалось полное равнодушие.
– Он хочет тебя взять, – ответил я. – И не отступится.
Тонкие губы владельца игорного притона скривились в презрительной улыбке.
– Он должен понимать, что меня оправдают за отсутствием состава преступления.
– А он и не собирается ничего доказывать на суде.
– Как так?
– Тебя прикончат при сопротивлении или при попытке к бегству. Судить будет некого.
– Что-то он к старости совсем несговорчив стал. – На тонких губах опять заиграла улыбка. Сиплый явно не верил, что от толстяка может исходить смертельная угроза. – Он уже не первый раз собирается меня прикончить. И все за дело. А что он имеет против тебя?
– Подозревает, что я ему буду мешать.
– Плохо. А вот Дина говорит, ты – отличный парень, вот только чересчур прижимистый.
– Мы с ней отлично пообщались. Скажи, что ты знаешь об убийстве Дональда Уилсона?
– Его жена пристрелила.
– Ты ее видел?
– Конечно. Через секунду после убийства – с пистолетом в руке.
– Не пудри мне мозги – тебе это невыгодно, – сказал я. – Что ты там придумал, мне неизвестно. Быть может, на суде тебе и поверили бы, но до суда ты не дотянешь, не рассчитывай. Если уж попадешь к Нунену в лапы, тебе не жить. Расскажи все, как было, – мне для дела надо.
Он бросил сигарету на пол, наступил на нее ногой и сказал:
– Больно умный.
– Хотя бы намекни, а уж я разберусь – дай только выйти отсюда.
Он снова закурил и спросил:
– Значит, миссис Уилсон сказала, что ей звонил я?
– Да, но ее в этом убедил Нунен. Сейчас-то ей, вероятно, и самой так кажется.
– Ты уложил Верзилу Ника, – сказал он, – поэтому я тебе доверяю. В тот вечер звонит мне какой-то тип. Кто – понятия не имею. Говорит, что Уилсон поехал к Дине и прихватил с собой чек на пять тысяч. Казалось бы, мне-то что до этого? Но ведь, согласись, странно, что какой-то тип, которого я знать не знаю, вдруг ни с того ни с сего мне про это рассказывает. С какой стати? Вот я и решил съездить к Дине, взглянуть, что там у нее делается. Но Дэн меня не пустил. Что ж, не пустил, и ладно. И все-таки хотелось узнать, почему мне позвонили.
Выхожу я на улицу и прячусь в подворотне. Вижу – машина миссис Уилсон. Тогда, правда, я еще не знал, что это ее машина, а внутри она сидит. Довольно скоро из дома Дины выходит Уилсон и идет по улице. Вдруг – выстрелы. Кто стрелял, откуда – я не видел. Она выскакивает из машины и бегом к нему. Стреляла не она – это точно. Могу поручиться. Вижу, это жена Уилсона. Ну и дела, думаю. Подхожу к ним, дай, думаю, узнаю, что же все-таки случилось. Это была моя ошибка, понимаешь. Поэтому и пришлось ее на следующий день припугнуть – чтоб самому не влипнуть. Вот и вся история, пропади она пропадом. Все так и было.
– Благодарю, – сказал я. – Для этого я сюда и приходил. А теперь весь фокус в том, как выбраться отсюда, да по возможности не ногами вперед.
– Никакого фокуса, – заверил меня Тейлер. – Мы можем уйти когда захотим.
– Считай, что я захотел. Да и тебе советую. Нунена, я вижу, ты всерьез не воспринимаешь, но рисковать незачем. Убежишь, отсидишься где-нибудь до полудня – и план Нунена будет сорван.
Тейлер сунул руку в карман и вытащил толстую пачку денег. Затем отсчитал пару сотен пятидесятками, двадцатками и десятками и сунул их типу без подбородка.
– Дай им на лапу, Джерри, – сказал он. – Но не больше, чем обычно, нечего их баловать.
Джерри спрятал деньги, взял со стола шляпу и вышел. Спустя полчаса он вернулся, отдал Тейлеру сдачу и небрежно бросил:
– Сказали подождать на кухне.
Мы спустились на кухню. Там было темно. К нам присоединились еще несколько человек.
Вскоре в дверь постучали, и мы спустились по ступенькам на задний двор. Уже почти рассвело. Нас было десять человек.
– Всего десять? – удивился я.
Тейлер кивнул.
– А Ник говорил, что вас пятьдесят.
– Пятьдесят?! – Сиплый ухмыльнулся. – На этих придурков и десятерых много.
Полицейский в форме приоткрыл калитку и нервно пробормотал:
– Ребята, поскорей. Пожалуйста.
Я заторопился, но, кроме меня, никто не обратил на его слова никакого внимания.
Мы пересекли переулок, затем какой-то здоровяк в коричневом костюме поманил нас в другую калитку, мы прошли через дом, вышли на другую улицу и влезли в стоявший у бровки черный лимузин.
За руль сел один из блондинов. В быстрой езде он толк знал.
Я попросил высадить меня где-нибудь возле отеля «Грейт Вестерн». Блондин покосился на Сиплого, тот кивнул, и через пять минут я стоял у входа в отель.
– До встречи, – шепнул мне владелец притона, и лимузин умчался.
Когда машина заворачивала за угол, я обратил внимание, что номер на ней полицейский.