Дэвид Арнольд
Электрическое королевство
Нико
Акты
«В каком смысле, ты видел меня еще до моего рождения?» Этот вопрос застыл у нее в голове, точно первая звезда на пустом ночном небосклоне, сияющая и далекая-предалекая.
Нико однажды задавала его, но папа вместо ответа скатился в очередную спираль:
– Все началось с эксперимента по скрещиванию, когда искали замену медоносной пчеле. – Он говорил быстро, но не лихорадочно; тихо, но не шепотом. – Была одна лаборатория в Китае. Там применяли генетически модифицированный вирус, но… что-то пошло не так. И вирус, и мухи мутировали.
Они снова устроились на чердачном балкончике, глядя на километры леса вокруг. Отец живописно рассказывал о том, как мухи пересекали океаны и материки, преодолевали горы и зарывались в недра земли, пока «не отпала нужда в докладах, потому что враг уже был на пороге», а Нико смотрела, как его слова маленькими призраками уплывают через балясины в стылую ночь.
Рассказы о старом мире были просто разными версиями истории о том, как мух было много, какие они были быстрые и как стремительно поставили человечество на грань вымирания. Как сдались правительства, как не хватало мест в больницах и каким разрушительным оказался эффект домино, когда стало не хватать рабочей силы: без топлива не стало транспорта; товары в магазинах либо растащили, либо раскупили, а снова выставить на полки оказалось нечего; одна за другой отключились электросети, и каждый уголок Земли откатился назад по шкале истории, свершилась революция, но не Индустриальная, а Атрофическая, и мир очутился в самом начале пути, в Темнейших веках.
– Когда-то это напоминало пьесу в двух актах, – говорил папа. – В акте первом, в первые несколько недель, мы еще даже не знали о гриппе. Нам хватало мух, ведь от них гибли миллиарды. А уцелевшие посчитали себя везучими, потому что якобы пережили конец света.
Почти все это Нико слышала и раньше, но в этот раз история звучала иначе. Как будто прежде папа рассказывал лишь разные версии истории, зато теперь открыл первоисточник.
– Акт второй, – сказал он. – Грипп разлетелся по миру еще быстрее, чем мухи. Наука и врачи за ним не поспевали. Догадок было море, но… никакой определенности. Акт второй прошли очень немногие. И уцелевшие снова посчитали себя везучими, потому что якобы пережили конец света.
За свою жизнь Нико узнала столько историй, что нутром чувствовала развитие любой из них. Всегда знала, что будет дальше.
– Теперь ты думаешь, что наступил акт третий. – Она заглянула папе в глаза, пытаясь отыскать там проблески разума. – Хочешь сказать, что у мамы был… что у тебя… что это все грипп?
Папа не ответил.
Ясная у него была голова сейчас или нет, в его словах не было смысла.
– Мы же ни с кем не контактировали.
– Я мушиный грипп сразу вижу.
– Как?
– Определенно ничего неизвестно. Есть лишь догадки.
– Но у тебя грипп?
Отец снова посмотрел на деревья и пустым голосом произнес:
– Когда-то одно исследование позволило предположить, что у большинства людей есть герпес, только в латентной форме.
– Латентная форма?
– Вирусам нужен носитель. Однако некоторые вирусы, попав в его организм, не принимаются тут же размножаться, а погружаются в подобие спячки. Внедрился и зарылся, как говорится. Это называется задержкой. Вирус живет, но не размножается. До тех пор, пока его что-нибудь не пробудит.
В суть папиного рассказа верилось с большим трудом, однако речь его звучала вполне ясно. Нико попыталась осмыслить услышанное: даже сейчас внутри нее наверняка сидит вирус мушиного гриппа и ждет своего часа. «Раз уж он пробудился в маме, а потом и в папе, то и во мне однажды проснется».
– Что, например? – спросила Нико. – Что может его спровоцировать?
– Некоторый… набор стрессовых факторов. Физиологические перемены. Любая другая болезнь, совершенно не связанная с вирусом, может послужить отвлекающим маневром. И пока иммунитет разбирается с ней, мушиный грипп берется за дело. Может, просто… вирусу иногда нужно время. А может, он и не спит. Может, он просто добрался наконец до наших припасов и воды. Определенно ничего неизвестно, есть лишь…
– Догадки.
В дверь настойчиво заскреблись. Нико встала и выпустила на балкончик Гарри. Теперь они сидели втроем; Гарри положил голову Нико на колени, а она старалась понять – не только сказанное папой, но и как быстро он впадал в туман и снова возвращался к ясности.
– Ник, послушай. Помнишь сказку «Странница среди вод»?
– При чем тут она?
– В ней все правда. – Папа просунул руку в щель между балясинами, и в обручальном кольце у него на пальце отразился свет луны. Нико захотелось обнять папу и одновременно ударить по ладони. – Сказка правдива.
– Что?
– Да, звучит как бред, но Воды Кайроса – это правда, и Манчестер есть на самом деле.
Вот так вывернуть ее любимую сказку – историю, на которой она выросла, которую раз за разом умоляла поведать снова, – осквернить, назвать чем-то иным, только не отличной выдумкой… Просто идеальный способ испортить и без того худший ее день рождения.
– Пап, нам спать пора. У меня не получится.
– Нет, выслушай.
Папа мягко, но в то же время порывисто положил руку ей на плечо и стал рассказывать, как за много лет до ее рождения его наняло правительство под прикрытием компании «Кайрос, Инк.» для изучения геологического феномена, проявившегося в затопленной мельнице на берегу одной реки. Он говорил, и его невероятный рассказ улетал вместе с остывающим дыханием. Нико воображала, что одно из этих облачков – ее душа, покинувшая оболочку, которая спешит прожить короткую, но яркую жизнь.
– Если эту аномалию активировать, она превращается в Воды Кайроса из сказки. Или нет… из сказки. В смысле, я рассказывал ее… вроде них… – Его взгляд затуманился, и он заметно расстроился, но потом отдышался и, успокоившись, продолжил: – Аномалия проявляется в воде. Это нечто вроде двери. Мы вовсю бились над принципом ее действия, когда нагрянули мухи.
Нико много раз слышала, как родители говорят между собой о чем-то загадочном, а временами мама готова была раскрыть больше о работе отца. Нико знала, что папа работал геофизиком, и ей хотелось бы думать, что этот проект – то, над чем он правда трудился, однако чувство было, что она силится разглядеть орла на горизонте или первые проблески солнца перед самым рассветом. Отчаянно ждет, что это и впрямь окажется правдой.
– Аномалию активирует звук. – Отец указал на Колокол. – Звук определенной частоты и с определенного расстояния подстегивает ее, как электрический хлыст.
И он поведал, что однажды «Кайросу» понадобился человек, член команды, которому доверили бы этот хлыст, и как он в самом начале взбирался сюда дважды в день – утром и вечером, – чтобы позвонить в Колокол.
– Совсем как Звонарь из сказки.
В эти последние недели легко было отличить две разные версии отца. Одна – человек, с которым она выросла, потрясающий рассказчик, ее истинный север; другая – человек, которого она любила, но узнавала с трудом, склонный к забывчивости и словесным спиралям. Но сейчас Нико впервые не могла понять, какую из версий отца видит.
– Значит, эта аномалия, – сказал она, – некая дверь. И куда она ведет?
– Мы не знаем. Несколько добровольцев прошло на ту сторону… – Он замолчал, как бы давая понять: и больше их не видели.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Отец искал в ее взгляде понимание, а она в его взгляде – помутнение.
– Тебе надо идти, – сказал он наконец.
– В Манчестер?
– Да.
– Зачем?
Нико не поняла, затуманен его взгляд или нет, но еще до того, как папа ответил, увидела в его глазах слова: «Затем, что мы только что похоронили твою маму в подвале, а скоро и я окажусь с ней рядом, и когда-нибудь ты умрешь одна, тут, в этом доме посреди глуши».
– Я хорошо тебя собрал, – произнес папа. – Еда, фляга с фильтром. Много корицы, хоть все обсыпь ею. Дедушкин нож и моя старая карта. Я обвел на ней… кое-какие места. С собой возьмешь Гарри.
Услышав свое имя, пес вскинул голову и посмотрел в сторону леса. Нико молчала, а в ее голове мелькали темные неясные образы – картины леса, глубокой чащи далеко за границей участка. Она знала, что выдумка почти никогда не обходится без правды, которая вплетается в ее полотно аллегориями, кусочками мудрости, этими обрывками реальности в мире невозможного. А если ей и нужно было сейчас во что-то поверить в рассказе папы, то именно в самые неправдоподобные моменты «Странницы».
– По моим прикидкам, на дорогу уйдет неделя, – сказал отец. – Или восемь дней, если брать с запасом. Вечером восьмого дня я позвоню в Колокол. Чтобы не забыть, будем делать у себя на руках отметки.
Омытый лунным светом, лес напоминал пейзаж – свежую, еще не высохшую акварель, и Нико ощущала тот особенный трепет, который предшествует судьбоносным моментам. Когда тебя ждут некие время и место и ты сердцем понимаешь, что ждут они тебя одного.
– Я не могу взять и бросить тебя.
Папа обнял ее одной рукой, а когда он заговорил, его речь напоминала луну: такая же мягкая, яркая, непоколебимая.
– Я не дам тебе тут остаться, Ник.
Нико прильнула к папе, положив голову на плечо, и ощутила всю тяжесть своей любви к нему и его любви к ней.
– Мы еще свидимся, – пообещал он.
После всех этих поисков истины по крупицам откровенная ложь утешала. Папа умирал, совсем как мама, и Нико ничего не могла с этим поделать. Возможно, ничего в этом Манчестере ее не ждет, просто завершилось обратное цветение, и папин разум окутало болотным туманом. Однако правда была в том, что Нико не знала, во что верить. Всю жизнь она верила в папу и сейчас веру эту бросать не собиралась.
– Не забывай делать отметки на руке, – напомнил папа. – Я у себя тоже буду делать. Вечером восьмого дня позвоню в Колокол. Ты же знаешь, что от тебя требуется?
Конечно же, она знала.
Эту историю она слышала тысячу раз.
Мифология
Однажды, начинал папа – и Сельский Дом (его чердак, библиотека, кухня, где отец мыл посуду), едва заслышав это слово, отзывался неистовым эхом, – жила на свете девочка по имени Странница. Домом ей служил маяк на островке недалеко от побережья королевства Манчестер. Вместе с ней на маяке жило еще трое: Светоносец, зажигавший лампу; Звездочет, который следил, чтобы луна, звезды и солнце не упали с небосвода; и Звонарь, дважды в день звонивший в огромный Колокол на верхушке маяка.
Уделом же Странницы было общаться с морскими тварями. Целыми днями она бороздила морские просторы в лодке, помогая водным обитателям советом: например, как остановить Столетнюю войну Удильщиков или как лучше проучить самодовольных дельфинов. Время от времени Странница мечтала о жизни в Королевстве: воображала благородных Короля с Королевой в замке Кайрос, шумные рынки, скоморохов, дававших представления на закате. «Но кто тогда, – думала она, – станет следить за самодовольными дельфинами, если я переселюсь туда?»
Свою работу Странница считала самой важной на острове.
Работа Звонаря тоже была очень важной: утром и вечером он взбирался на вершину маяка и бил в могучий Колокол. Звон разносился над морскими просторами, точно баклан, готовый нырнуть в воду, а потом плыл рыбой-парусником до самого королевства Манчестер, где изливался в огромный фонтан, пробуждая Воды Кайроса.
Если верить Звонарю, то от звона его Колокола вода в фонтане ни много ни мало превращалась в дверь в другой мир.
– Да, – говорила Странница своему лучшему другу, иглобрюху. – Мне кажется, работа у Звонаря вполне себе потрясающая.
– Бурррльбхммммммфтттт, – отвечал иглобрюх, что означало: «Не такая славная и потрясающая, как у тебя, моя дорогая Странница».
(– А можно сразу к хорошей части? – просила Нико.)
(– В этой сказке все части хорошие. Как и во всех моих сказках.)
(– Ну па-ап…)
Но однажды ночью, нежданно-негаданно, все звезды погасли. Пшик – и нет их. Небо, моря, все кругом погрузилось в кромешную тьму. Тогда Светоносец бросился наверх зажигать маяк, а Звездочет носился по кругу, вопя: «Все пропало, все пропало!» Звонарь же за руку отвел Странницу к пляжу, где стояла на приколе лодка на веслах.
– Садись в лодку, – велел он, – и плыви в королевство, а там, быть может, загляни в замок Кайрос и поинтересуйся, госпожа моя, какого лешего стряслось в мире?!
(Тут Нико смеялась; отец улыбался. Таков был порядок.)
Тогда Странница окинула взором темное море.
– Ни зги не видать. Я потеряюсь.
Звонарь указал ей на отмель, где дожидался иглобрюх.
– Ииииссссссссааааааабарт, – произнес тот, что значило: «Я укажу путь во тьме!»
Странница сказала:
– Даже если я доберусь до королевства, как мне узнать дорогу дальше?
Звонарь объяснил, что замок окружают кирпичные мельницы.
– Отыщешь мельницы, госпожа моя, и там же узришь замок Кайрос. Ну так вперед, Странница, плыви, ищи, и найдешь!
(– Погоди. Это же Уитмен[10], – говорила Нико.)
(– Тс-с.)
Несколько дней бороздила Странница морские просторы, а преданный иглобрюх следовал за ней. Она вслух рассуждала о том, что приключилось в мире.
– Хррррррффффффизззз, – отвечал ей иглобрюх, что значило: «Великая тьма снизошла на землю» или «Я бы сейчас не отказался от пирога». Язык иглобрюхов – древний, и среди ученых нет согласия в том, как перевести эту фразу…
(– Пап.)
Миновало еще несколько дней, а земли так и не было видно, но тут мимо проплывала косатка.
– Куда это вы направляетесь? – спросила она.
– Не твое дело. – Странница по опыту знала, что косатки – существа коварные и веры им нет.
– На одних веслах плыть предстоит долго, – заметила меж тем косатка, кружа вокруг лодки, – куда бы вы ни плыли. Может, приладите конец веревки к моему спинному плавнику и я потяну вас к цели?
Подумав, Странница отвечала:
– Откуда мне знать, что ты не откусишь мне руку?
Косатка скрылась под водой, а вынырнув, ответила:
– Да, придется рискнуть.
Странница огляделась: кругом лишь темные воды.
– Что ж, ладно. Мы плывем в королевство Манчестер, доставь нас туда поскорее, будь добра. – Косатка поравнялась с лодкой, и Странница приладила к ее спинному плавнику веревку. – Благодарю.
– За что?
– Ну, хотя бы за то, что не отхватила мне руку.
– День еще не закончился, – отвечала косатка, – а я голодна.
Теперь, когда лодку тянула косатка, путь оказался короче, и к вечеру второго дня Странница уже стояла на берегу Манчестера – королевства, в котором ей так хотелось пожить, но теперь совершенно пустого. Она прошла затихшими рыночными площадями, мимо тени того, что некогда было цирком. За стенами же замка Кайрос все оказалось еще хуже. Ни Короля, ни Королевы, лишь еще больше тьмы и запустения.
Впрочем, слышался там один звук. Странница пошла на него в большой зал и там увидела огромный фонтан.
– Воды Кайроса, – сказала она.
– И впрямь, – ответили рядом.
Обернувшись, Странница увидела в углу безымянную, безликую ведьму.
– Ой.
– И впрямь, – повторила ведьма, выходя из тени.
Странница хоть и испугалась ее, но решимости не растеряла.
– Что стало с нашим миром? – спросила она.
Ведьма приблизилась еще на шаг.
– Тьма прогнала небо. Стерла с лица земли королевство Манчестер, да и все прочие великие королевства мира.
– Ой, – снова сказала Странница.
– Вот уж точно, – согласилась ведьма.
В ту же секунду воды в фонтане вскипели и закрутились, и Странница поняла, что это Звонарь исполнил свой долг и что звон его Колокола достиг Вод Кайроса.
Безымянная, безликая ведьма указала в самое сердце фонтана, воды которого уже бешено вращались воронкой:
– Ступай туда, дорогая.
– Чего? Не пойду я туда.
Тогда ведьма сказала:
– Дверь отворилась. Ты должна войти.
Странницу так и подмывало ступить в водоворот, но длилось это недолго. Она вспомнила о Звонаре, оставшемся дома, о Светоносце и Звездочете и ответила:
– Я не оставлю друзей.
Ведьма еще дальше вышла из тени.
– Ты спрашивала, что сталось с нашим миром. Теперь задай вопрос, с которым ты сюда пришла.
Странница присмотрелась к знакомому лицу и задала вопрос, который внезапно вспыхнул в ее сердце:
– Как мне побороть эту тьму?
Ведьма указала на крутящиеся Воды Кайроса.
– Ступай туда, дорогая.
(– И куда они ведут? – спрашивала Нико.)
(– А ты как думаешь?)
Доставщик
Не знаю, когда я впервые решилась обрить голову. Это было так давно, что уже и не помню, каково носить волосы.
После кофе с яйцами у меня душ. Вода бьет в лицо, омывает тело, и это – откровение. Вот ее путь ко мне, в обратном порядке: она течет по трубам в стенах моего дома на вершине горы; нагревается в бойлере на солнечных батареях; проходит сквозь фильтр в подвальном шкафу; собирается в бак на сорок тысяч литров (годятся и снег, и дождевая вода); падает медленно с неба в кристаллизованной форме; собирается по утрам облаками за окном моей спальни.
А вот рецепт этого чуда: две доли водорода и одна – кислорода.
После душа я встаю перед зеркалом. Стираю испарину со стекла и подставляю лезвие бритвы под струю воды. Собственное отражение постепенно сделалось мне незнакомым, словно бы зеркало после многих попыток отыскало наконец медленный, но верный способ, как исподволь изменять мое тело.
«Это возраст, – говорит отражение. – Вот ты молода, а вот уже – нет».
В книге под названием «Тело» возраст приходит, дает о себе знать, вступает в силу, от него не уйти. Может, я потому и брею голову? Устала от этих напоминаний.
Щедро покрыть голову пеной. Медленно вести лезвием, от затылка, двигаясь от одной поры к другой. Бритву прижимаю плотно к коже. Как ни странно, процесс доставляет несказанное утешение, и, хотя мне никогда полностью не привыкнуть к тому, как выглядит мир сквозь забрало шлема – темно-зеленый оттенок неестественный и болезненный, – нельзя не признать, что мне нравится, как мягкая подкладка из пенорезины прилегает к бритому черепу.
Пока бреюсь, думаю, что мне уготовили на сегодня Красные книги. За последние несколько недель из записей лишь инструкции по промыванию желудка, мой прикроватный столик завален книгами на эту тему – всеми, что нашлись в библиотеке Хуксетта[11]. Я дотошно изучила все про оборудование для интубации, эндотрахеальные трубки, гелевую смазку и активированный уголь. Не помню, когда еще посвящала столько страниц Красных книг одной-единственной теме.
Сегодня тот самый день. Но время пока еще есть.
Я обтираюсь полотенцем, одеваюсь и, спустившись, выпиваю еще кофе. Включив музыку, встаю у карты, которая много лет назад и привела меня сюда. Пальцем веду от нижнего угла вдоль красной линии, через лес и горы, дороги и городки, до верхнего, в котором есть надпись. Когда-то она сильно напугала и озадачила меня…
Тут написано: «Этот дом спасет тебе жизнь».
Карта заключена в рамку.
Это не надолго.
Выплескиваю гущу в мойку и думаю, не выпить ли третью кружку. Решаю, что это не повредит, и к тому времени, как сажусь на диван с дымящейся кружкой в руке, снаружи начинается ливень. Сквозь окно наблюдаю за столкновением неба с землей и в этом настроении открываю третью Красную книгу…
ДАТА: 2 октября, 2043 г.
НЕОБХОДИМЫЕ ПРЕДМЕТЫ:
● упаковка оборудования для промывания желудка, для отсасывания и интубации, орогастральный зонд большого диаметра, фиксатор для эндотрахеальной трубки, гелевая смазка, физраствор и активированный уголь.
● следуй вдоль пурпурного маршрута в лес Пин-Оук. Самый северный пик. Лагерная стоянка.
Случайные заметки:
13 Жизнь здесь: успеть к закату, иначе они умрут.
43 Жизнь здесь: к юго-западу от Хуксетта мы слышим крики о помощи. Осмотрелись. Помощь ему не нужна.
76 Жизнь здесь: снарядись для похода по горам.
111 Жизнь здесь: подтвердился урок 43-й Жизни. Тот тип – подонок.
Отношу кружку на кухню и поднимаюсь наверх за костюмом биозащиты.
– Ну, поехали.
Кит
скучные указатели
ЗНАЙ СВОЕГО ВРАГА
(подсказки по мушиному гриппу и как распознать его носителей)
1. УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УБИЙЦА: как и штаммы обычного гриппа, мушиный, предположительно, передается от человека к человеку, хотя научно это не подтверждено. (Регулярно и тщательно мыть руки!) В отличие от штаммов обычного гриппа, мушиный породил новые подвиды мух, которые действуют одновременно как переносчики и убийцы.
2. В СЛУЧАЕ ОРГАНИЗАЦИИ: гриппозная муха предпочитает путешествовать «организациями» (технический термин для обозначения группы мух). Несколько мух? Возможно, не страшно. Организация? Опасный случай.
3. АГРЕССИЯ, АГРЕССИЯ: гриппозная муха – это бесстрашный хищник, больше похожий на разозленную пчелу, чем на обычную комнатную муху.
4. МГНОВЕНИЕ ОКА: гриппозная муха передвигается быстро. (см. Разозленная пчела!)
5. ПИТАТЬСЯ И РАЗМНОЖАТЬСЯ: широко распространено мнение, будто гриппозные мухи держатся кучно по двум причинам: чтобы питаться больше и чаще и пожирать трупы сородичей. Этот поразительный эволюционный трюк позволяет организации гриппозных мух выживать в изолированной среде долгие годы!
Знак явно изготовили вручную. Белый лист бумаги с черными печатными буквами.
Никакой творческой выдумки.
Кит нашел его на полу за справочным столом в библиотеке и повесил в углу, в окне над своим оранжевым креслом-мешком. В ожидании, пока высохнут краски, он перечитал надпись на знаке и подумал, что за мозги были в голове у того, кто его состряпал.
А вдруг этот человек еще жив? Вдруг он поставил себе целью всей жизни облазить горы, обойти сельскую местность и переплыть океаны в поисках маленьких детей и с помощью таких вот самодельных знаков дать им начальное образование?
А может, и нет.
Возможно, в голове у человека, состряпавшего этот знак, и мозгов-то уже не осталось.
Лежит где-нибудь выеденный череп и прочие косточки.
Позднее, в кабинете рисования, Кит снял с мольберта «Космопса и компьютер» #632. С тех пор как он совершил прорыв и придал ключу эффект мерцания, примешав к краске блестки (для «Космопса и компьютера» #611), прошло несколько недель. Каждая новая картина казалась ему скучнее предыдущей.
Кит повесил картину на стену и остаток свободного времени провел у окна. Даже с расстояния в полметра он ощущал исходящий от стекла холод. Скоро выпадет снег, и придется несколько месяцев носить куртку и шапочку, которую для него связала его Дакота.
Шапочку он ненавидел. От нее зудели мозги.
Точно в срок на дороге показалась Лэйки, которая возвращалась из леса за офисом шерифа. Тогда Кит глянул в сторону аптеки и подумал, что, может быть, сегодня Монти снова принесет свой детекторный приемник. Прошло уже несколько недель с тех пор, как Монти поведал, что в мире, похоже, есть убежище (а Кит впервые смешал краску с блестками).
Вдалеке прогремел гром. Глядя на горную гряду, что вздымалась за кинотеатром, Кит подумал: с какой стати его вообще так волнует приемник? В городе безопасно. Да и Дакота дала ясно понять, что никуда не уйдет. Кит же сделает все как она.
Хотя…
Глядя на горы, Кит ощущал, как его душа раскрывается и встает в полный рост. Он знал, что хочет не просто смотреть на горы, но отправиться к ним.
Он хотел увидеть океан.
И Техас.
Кит хотел окунуть в безбрежный океан не только кончик пальца ноги. Он хотел увидеть Неизученное Запределье.
Вот только Дакоте об этом не скажешь. Если Монти не убедит ее уйти отсюда, то так они здесь и останутся.
«Этот поразительно эффективный трюк эволюции позволяет юному растущему художнику, Знатоку, выживать в изолированном пространстве долгие годы!»
– Мне нужно изготовить знак, – сказал Кит и хотел было отойти от окна, как вдруг кое-что увидел. Он было решил, что это его Дакота, закутанная в теплую одежду, или Монти, но в это же время его Дакота вместе с Монти показались на улице перед самым «Близнецом рая».
Кит приблизился к окну и распахнул его. Холода он совершенно не чувствовал, а его сердце колотилось так, как не колотилось никогда, даже при нападении роя.
Там, высоко в горах, он заметил человека.
загадочный космонавт
За обедом разговор шел урывками, прерываемый приступами кашля Дакоты.
Впрочем, дело было не только в кашле.
Последние несколько недель лицо Дакоты блестело испариной. Дакота уже не так много времени возилась в саду на крыше, предпочитая отсиживаться у себя в комнате. А по ночам, когда она поднималась в будку, чтобы подоткнуть Киту одеяло, он слышал, с каким трудом дается ей каждый вдох.
– Я за тебя волнуюсь, – сказала Лэйки, констатируя очевидное.
Подавив очередной приступ кашля, Дакота выдавила неубедительное: «Все хорошо», – и, как бы в доказательство своих слов, отправила в рот ложку кукурузы.
Однако дела у Дакоты были вовсе не хороши, потому что мононуклеоз характеризуется, но не ограничивается такими симптомами, как: постоянная утомляемость, поражение зева, лихорадка («Справочник по инфекционным болезням для начинающих» Хамфриса и Говарда, 2006 г.). Мононуклеоз – болезнь, конечно, тяжелая, но не такая, как лимфома Ходжкина, рак лимфатической системы, поражающий лимфоузлы, выводящие из тела чужеродные организмы («Справочник по онкологическим болезням для начинающих» Хамфриса и Говарда, 2008 г.), а ведь это очень важная функция. От мысли, что кровь его Дакоты сейчас кишит инородными организмами, Киту хотелось выйти на главную улицу и, задрав голову к небу, орать во все горло. Если же верить исследованию, которое Кит провел в библиотеке начальной школы Уильяма Тафта, наилучшим сценарием был бы коклюш. (А свое исследование он, увы, проводил, опираясь на труды всего двух человек, страстно желавших познакомить читателя со всевозможными смертельными хворями.) Тем не менее ситуация была из разряда тех, когда надеяться следует на лучшее, а ожидать худшего.
Кит надеялся на коклюш, но готовился к лимфоме Ходжкина.
– События утра, – напомнила Лэйки, спеша сменить тему.
Схватила бронзовое яблоко и кратко отчиталась о стрельбе по мишеням, что было, мягко говоря, необычно, ведь говорить от нее не требовали.
«Она волнуется, как и я», – понял Кит.
Закончив, Лэйки передала яблоко Монти.
– Мне есть что рассказать, но вам этого лучше не слышать.
– Нет, говори, – сказала Дакота.
– Правда?
– Мы никуда не уйдем, – напомнила она, сдерживая кашель. – Но ты говори, говори.
Монти, следовало отдать ему должное, был немногословен. Он рассказал, что проделал вычисления и узнал точное расположение островов Шолс[12]. Добраться до них будет сложно, но можно.
– Острова Шолс? – переспросил Кит.
– Безопасная зона в архипелаге, который называется островами Шолс. – Монти обернулся к Дакоте. – За достоверность не поручусь, но я слышал много записей и пустышку узнал бы сразу. Это убежище – оно максимально приближено к жизни до ПО. Голосую за то, чтобы собраться и идти туда, когда поправишься.
– Не будет голосования, – ответила Дакота.
Монти посмотрел на сестру, затем на Кита. Ему не нужно было ничего говорить, его слова будто повисли над столом жирным вопросительным знаком: «А если бы мы голосовали, то к чему бы пришли?»
Кит, разумеется, встал бы на сторону своей Дакоты. Монти это знал, и потому, даже если Лэйки займет его сторону, голоса разделятся поровну.
«А если я проголосую за него? – подумал Кит. – За то, чтобы следовать за бризом?»
Тишину нарушил приступ кашля Дакоты. Она подалась вперед и, забрав у Монти яблоко, передала его Киту.
– Ладно. – Кит положил яблоко на стол рядом с тарелкой, утер губы салфеткой и откашлялся. – «Космопес и компьютер» номер шестьсот тридцать два получились вроде хорошо. А еще я сегодня кое-кого видел.
Какое бы напряжение ни царило в тот день за столом, время, отведенное на речь Кита, только что утроилось. Дакота отложила вилку и спросила:
– В каком смысле, дорогой?
– Перед самым комендантским часом. Я стоял у окна. Мне нравится смотреть на горы. Размышлять о ветре и Пределе.
– О чем? – спросил Монти.
– Тс-с. – Лэйки улыбнулась ему. – Продолжай.
– Я кое-что видел. Точнее, кое-кого. В лесу. – Из-под стула Кит достал книгу и вспомнил, как его потрясло появление другого человека в горах. Однако потрясение переросло в нечто иное, когда ему показалось, что этого человека он уже где-то видел. В библиотеке, в секции для самых маленьких, он отыскал книжку с картинками, которая называлась «Ты полетишь на Луну»[13]. Она вышла в 1959 году, за десять лет до первой высадки на Луну, поэтому авторы понятия не имели, на что она будет похожа и как пройдет.
– Человек, которого я видел, носил маску. Или, скорее, шлем. А еще скафандр и перчатки. – Кит открыл книгу, где на первой странице была наивная и смешная иллюстрация с двумя летящими по воздуху людьми в скафандрах. – Костюм вроде этого. Только более облегающий. В черно-серой палитре.
Кит и хотел, чтобы ему поверили, и боялся этого, ведь тогда получится, что он правда видел нечто чрезвычайно необъяснимое.
– То есть ты видел… типа космонавта? – прошептал Монти.
– Типа да, – ответил Кит. – Но не такого… раздутого.
Всякий раз, закончив очередную картину, Кит оценивал ее: разглядывал, определяя значимость. До сих пор он даже не задумывался, что чувствует при этом.
Не успел никто ничего сказать, как Дакота резко и неуклюже встала, задев стол. И уставилась прямо в черноту высокого потолка.
– Посмотрите, – сказала она, однако света свечи не хватало, поэтому смотреть пришлось в пустоту. – Что это? – спросила Дакота. – Похоже на… круг. Взгляните на него. Что за прелесть.
И с этими словами она рухнула на пол.