Дэвид Дж. Шоу
Шахта
Однажды он позвонил Аманде на работу. Просто чтобы поболтать, услышать ее голос и узнать, как у нее дела.
– Я беременна, – сказала она между делом и повесила трубку.
После этого произошла ссора. Роковая и непримиримая. Она началась с разговора об аборте, зарплате и целесообразности, а закончилась туманными определениями того, что является развитием отношений двух людей. Аманда много плакала. Джонатан решил, что победил в споре.
Джонатан проиграл.
Она была сообразительной, осторожной и необычной. И Джонатана бесило, что главной целью ее жизни оказалось усмирить то, что делало ее уникальной, раствориться в приличном обществе и превратиться в одну из тех, кого его хороший приятель Баш называл жопорями.
А именно: люди, которые смотрели порноканалы и ходили в стриптиз-клубы. Люди, которые безответственно размножались и постоянно ныли о своем желании вернуться в форму. Люди, которые были уверены, что выигрыш в лотерею решит все их проблемы. Люди, для которых повышение качества жизни заключалось в покупке более дорогого пикапа. Люди, которые полагались на Бога в починке водопровода, исправлении своих недостатков, да и во всем существовании, потому что были слишком ленивы, чтобы решить свои проблемы самостоятельно. Люди, которые пили легкое пиво. Приверженцы массового сознания, расчетливо невежественные, представители низших духовных каст. Именно такие славные ребята в определенных обстоятельствах с удовольствием присоединяются к толпе линчевателей или бригадам книгосжигателей.
Жопари.
Аманду воспитывали по-другому. Дети всегда были частью ее сценария. Но с каждым годом перспектива материнства становилась все более туманной, «когда-нибудь, но не сейчас». Она провалилась в безвыходную панику. Какое-то время Джонатан всерьез задумывался о том, чтобы поиграть в папочку для маленького существа. Он испытал шок, осознав, что не испытывает отвращения к детям: крошечные человечки вызывали у него определенный интерес.
Но самыми интересными были чужие дети – за ними можно наблюдать, оставив отвратительные моменты за скобками.
Многие его друзья с жаром доказывали, что, когда появляются дети, жизнь меняется. Это неудивительно. Джонатан слышал в их речах нотки солидарности людей, попавших в западню и мечтающих заманить его туда же. Он спросил у Аманды почему. Ее ответ обжег как раскаленное железо.
– Потому что так поступают люди.
Для Джонатана это был не аргумент. Он не верил, что семьи создаются по чистой случайности, подобно тому, как первопроходцы строили дома не по собственному выбору, а из необходимости. Но это был не аргумент для Аманды.
В тот год у них начались проблемы с деньгами, и Аманда сделала аборт. Джонатан не знал, простит ли она его когда-нибудь.
У Аманды появился седой волос, потом еще один. Потом – растяжки на бедрах. Джонатан заметил признаки варикоза у себя на лодыжках. Он про них не говорил. Часики Аманды тикали. Замечала ли она появившиеся недостатки в зеркале? Этот вопрос превратился в игру, у которой не было победителя. Если он замечал, она обижалась. Если он притворялся, что нет, – она обвиняла его в невнимательности. А если он ничего не делал, сохранял нейтралитет, ее глаза молчаливо проклинали его еще раз.
Она перестала улыбаться. Любое предложение Джонатана разбивалось о стену отказа. Она окопалась и приготовилась к затяжной войне. Это раздражало и казалось ему ненужной тратой времени и сил. Он неохотно делал все, чтобы сохранить баланс в напряжении между ними. Никто не хотел отступать. На кону стояло эго каждого. Он вспомнил шутку о предохранителе с автоматической защитой, который уничтожает всю сеть и не выгорает сам.
Занятия любовью? Они превратились в кошмар.
Поэтому теперь классная задница Джонатана направлялась в Чикаго, с кассетами Tangerine Dream для музыкального сопровождения и таблетками от мигрени, которая забивала в его мозг хромированные шипы. Техас остался позади. Джонатан размышлял о конце. Той боли, которую ему причиняла Аманда одним взглядом или невозмутимым молчанием. Он с сожалением вспоминал, как они съехались – уверенно и без сомнений. Как слились в первобытное существо, доставляющее и получающее удовольствие. Как стали единым целым.
– Соглашайся на эту работу, – сказала она ему. – Давай. Поезжай, проведи время с Башем. – Джонатану показалось, что он услышал стук судейского молотка. – Ты ведь уже все решил, да? Может, хоть денег заработаешь. Ну и вали от меня, потому что я стала вести себя как стерва.
Временами Джонатан хотел ударить Аманду из-за ядовитой уверенности в ее голосе.
– Что ж… – Он раздраженно пожал плечами. – А как же ты?
– А как же я? Не надо ради меня идти на большие жертвы. – В тоне ее голоса слышалось: «Ты снова облажался, умник. Надо было спросить „а как же МЫ“. Видишь? На самом деле тебе наплевать».
Они знали друг друга слишком хорошо. Но почему-то использовали эти знания не для того, чтобы что-то исправить и укрепить отношения. Вместо этого они превратили их в самое мерзкое оружие.
И когда ты успела стать настолько наивной, черт возьми? Парировал тоненький ехидный голосок.
Чикаго предлагал работу. Чикаго предлагал расстояние.
Джеффри Холдсворт Чалмерс Тесье – представитель новоорлеанских Тесье – был крепким и бородатым, с покатыми плечами и крупными зубами. Его мудрые золотисто-карие глаза излучали свет и постоянно впитывали окружающую обстановку, записывая ее на пленку ментального видеомагнитофона. Он был фрилансером в области графического дизайна, болтал без умолку и являлся лучшим другом Джонатана с момента их первой встречи во время заседания университетского киноклуба в 1977 году. Джонатан учился на архитектора, а Джефф проматывал стипендию факультета свободных искусств. Во времена студенческого распутства и игр в бильярд к нему приклеилась кличка Баш. Он все еще с трепетом относился к своему заметному южному акценту. В разговоре с Джонатаном Джефф назвал Аманду «печалькой». В мире Баша женщины приходили и уходили, но их всегда хватало. И пока вертится эта планета, Джонатан сможет пускать слюни, уткнувшись в его большое плечо.
Мужская дружба являлась ключевым понятием в системе координат Баша. Стоило ему посмотреть «Человек, который хотел быть королем» [3] или «Сердцееды» [4] с Ником Манкузо и Питером Койоти, и он сразу впадал в нирвану. Жизнь Баша не была отягощена браком, детьми, медицинской страховкой и перспективой превратиться в жопаря. Все эти треволнения никогда его не беспокоили.
«Так вали из города, доставь свою розовую попку сюда и давай вместе отхватим кусочек капитала Капры, мой мальчик». Он произнес это слово как «малчык», всегда так говорил. «Я занял не последнюю должность в „Рапид О’Графикс“ и могу влиять на решения руководства, излучая природное обаяние. Тебя примут на борт, как только я скажу. Рассматривай это предложение как первую ступень своей большой лестницы жизни. От Рональда Макдональда до шампанского „Дом Периньон“».
Баш даже оплатил билет на автобус.
Из Джонатана получился никакой торговец оргтехникой. В этом его с Амандой мнение совпадало. Ему понравилась идея работать в «Рапид О’Графикс» под руководством кого-то шумного и позитивного, каким и был Баш. С него хватит тлена и печали.
По крайней мере, так он оправдывал свое решение. Любой способ оправдаться превращал его в мелочного, эгоистичного и жестокого человека. История стара как мир: нам нужно расстаться ради нашего блага. Совет, который не сработал для миллиона неудовлетворенных клиентов.
Как выяснилось, в памяти Джонатана осталось одно-единственное событие. Событие, на которое он мог указать и сказать, что именно оно послужило точкой невозврата в их отношениях. Противное и едкое воспоминание, крутившееся в мозгу, кислотой выжигая все эмоции.
Автобус ехал на север, игнорируя маленькие города, один за другим. Впереди по курсу лежала граница штата.
Ноющая головная боль по-прежнему размывала зрение Джонатана. Он закрыл глаза, призвав персональную ночь. Слеза скатилась по его щеке. Он подумал о том, как ужасно поступил с Амандой – женщиной, которую все еще любил.
Три
Круз добежал до балконных перил как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чикита приземлилась лицом вниз на столик под зонтиком пятью этажами ниже, сломав его. Она промахнулась мимо бассейна на добрых три метра. Пока он не увидел ее мозги, размазанные по террасе, даже не подозревал, что у этой крошки они были.
До конца своих дней Круз тысячи раз прокручивал в голове это падение. В такие моменты у него щелкало в ушах и болела голова. Капитан «Восточных авиалиний» по фамилии Фальстафф объявил пассажирам рейса 737, что ожидается турбулентность. Нужно пристегнуть ремни. Круз сжал подлокотники. Один из них шатался. Он смотрел в иллюминатор на крыло самолета и думал, что или кто поцарапало двухслойный пластик снаружи. Может, ветер, бушующий на высоте в девять тысяч метров? Он представил себе жирных гремлинов, несомых воздушными потоками и совершивших этот акт вандализма.
Он подложил под шею подушку, проглотил таблетку аспирина и теперь размышлял о том, что каких-то шесть часов назад у него была чертовски беззаботная жизнь. И никаких мыслей о смерти, хотя это и было слишком оптимистично. Всего шесть часов назад на вечеринке у Рози…
Круз все еще видел падение Чикиты. Вниз, с переворотом, потом приземлилась на площадку у бассейна отеля. Рози кинулся к нему через весь номер люкс, хромая на обожженную ногу. Остальные гости вечеринки словно зомби еще не до конца понимали, что стряслось. Круз перегнулся далеко через перила; казалось, его тоже утянет вниз. Он широко открыл рот, и капля слюны упала из него по той же траектории, что и Чикита.
Вечеринка обернулась катастрофой.
– Круз, отойди от перил. Давай же. – Рози был спокоен как танк. Он разруливал проблемы Эмилио.
Рози схватил Круза за гавайскую рубашку, выволок его с балкона и затолкал в пустую спальню президентского люкса. По верхней губе и правой щеке Круза размазался кокс. Он был похож на панка в дешевом костюме Санта-Клауса, которому кто-то врезал левой. Пил и нюхал целый день. Теперь его глаза наполнились чем-то более определенным, и он был пьян этим ощущением. С трудом переставлял ноги, следуя за Рози.
Кто-то крикнул:
– И-ха! Где плетка?
Две другие спальни номера были заняты. В одной – пятеро, в другой – трое. Все потные, обдолбанные и трахались как кролики. Еще одиннадцать человек как завороженные смотрели одиннадцатый повтор «Звездных войн» на большом мониторе. Многие из них аплодировали представлению со стриптизом Чикиты. Кульминацией этого представления был ее прыжок. Он вызвал смешок, но сейчас половина из них вроде как забыла о ее существовании.
Густые блестящие волосы, думал Круз. Ее сережки из перьев. Эмилио заплатил за бриллиант в ее переднем зубе. Черные бразильские глаза. Все это размазалось по бетону при столкновении с ним на скорости примерно сто километров в час. Камень побеждает плоть.
– Рози, она… – Круз не мог собраться с мыслями. Он зажмурился, потом шумно втянул воздух носом, и по щекам покатились слезы. – Прыгнула, мать ее.
– Заткнись хотя бы на минутку. – Рози с отвращением проверил, чем заняты придурки в соседней комнате. Никто ничего не заметит еще минут пять. На экране зажглись фейерверки спецэффектов. Он захлопнул дверь и за три шага подошел вплотную к Крузу. Тот не моргая смотрел на закрытую дверь и не понимал, куда делся Рози.
Рози славился эффективностью. Он рывком повернул Круза к себе и отвесил ему две пощечины, отчего Круз отлетел к стене и ударился о нее, по его губе потекла струйка крови. Он потерял равновесие, но облачко кокаина, висевшее в воздухе между ним и Рози, поставило его на ноги.
– Идиот, – проворчал Рози. – Почему ты не держал язык за зубами? Что с тобой не так? – Он топнул здоровой ногой, затем взъерошил редеющие рыжие волосы. У него был идеальный загар бизнесмена. Ему требовалось выпустить злость, но на то, чтобы исправить хаос, было слишком мало времени.
– Гребаный кусок птичьего помета! Черт побери! – Еще одна пощечина, на этот раз слабая, как нашкодившему ребенку. – Какого хуя ты сказал Чики прыгнуть, хотя знал, что она достаточно тупая, чтобы сделать это?
– Я ей не говорил. – Мозг Круза потерял способность следить за происходящим. – Я взял ее на слабо́.
– Чудесно. Уверен, Эмилио это оценит. – Он отошел назад и, сложив руки словно для молитвы, начал обдумывать план. Круз видел по лицу Рози, как он расстанавливает приоритеты.
В любую секунду мог раздаться звук сирен.
– Ладушки. Пять минут на то, чтобы люди пришли в себя после зрелища мясного фарша на террасе, еще десять – на то, чтобы они поняли, с какого балкона она упала. Если, конечно, никто не пожаловался на шум вечеринки. – У него появился план. Он порылся в кармане дорогого итальянского двубортного пиджака и опустошил кожаный бумажник. Затем сунул толстую пачку банкнот с портретом Франклина в карман брюк Круза. Следом выудил ампулу, завернутую в кусок ткани, и раздавил ее под носом у Круза.
– О… блять! – Круз содрогнулся в конвульсиях и зажал нос рукой. Казалось, что в его носовых пазухах разгорелось пламя. Он чувствовал, что его череп вот-вот взорвется.
Рози отошел назад. Не хотел, чтобы на его туфли «Гуччи» попала блевотина.
Круз упал на колени, жадно глотая ртом воздух, а Рози продолжил:
– Копы перевернут все здание. Но не их тебе нужно бояться, а Эмилио. Знаешь, что произойдет, когда он приедет и найдет тебя здесь?
Снова пощечина. Круз поднял глаза. Ему было больно, но он пришел в себя.
Круз кивнул, его черные короткостриженые волосы колыхнулись в такт. Ясность сознания проехалась по нему катком.
– Один из придурков в комнате по соседству расскажет Эмилио, что это я сказал Чики… взял ее на слабо́ и она прыгнула. Тогда я полечу следом за ней с балкона.
– Мальчик мой, если ты настолько тупой, что будешь дожидаться Эмилио здесь, я с удовольствием помогу ему вышвырнуть тебя. Ты знаешь расклад. И знаешь, что будет.
Круз знал и кивнул.
Когда Эмилио увидит, что его игрушка номер один размазана по террасе косвенно по вине Круза, он будет в бешенстве. Эмилио ненавидел вмешательство в его сексуальную жизнь. Круз уже представлял, как он врывается в президентский люкс. С теплой сиськой в одной руке и холодным бокалом Chivas [5] в другой наносит ему первый удар. А потом невозмутимо смотрит «Звездные войны», в то время как его подручные ломают каждую кость Круза в алфавитном порядке. Вечеринка удалась бы на славу. И Круз вылетел бы из окна и слился бы с Чикитой так же, как арахисовое масло сливается с желе, когда роняешь бутерброд.
– Тебе нужно выметаться отсюда, pronto [6].– Рози не шутил. – Вытри лицо. Поймай такси внизу. Доберись до международного аэропорта Майами. Позвони мне. – Он достал одну из своих визиток. Круз знал, что на ней написано: Росс М. Вестервельт, консультант по бизнес-инвестициям. Рози нацарапал номер на обороте. Круз испытал абсурдное чувство гордости. Наконец он стал обладателем одного из секретных номеров Рози для чрезвычайных ситуаций.
Рози взглянул на свой Президентский Ролекс.
– Позвони ровно в пять. Ты успеваешь на самолет.
Казалось, время начало ускоряться, и Крузу это не нравилось.
– Рози, послушай меня, мужик. Она забралась на перила до того, как я успел ее схватить… и… я и не думал, что она прыгнет, серьезно. Но она приняла бог знает сколько дерьма, которое принес Телстар…
– Круз.
– …это дерьмо еще никто не пробовал, и ей от этой химии крышу снесло, если понимаешь, о чем я, и…
– Круз.
– Я же просто пошутил, Рози!
Рози снова его ударил, уже не так сильно. Круз все понял.
– Круз. У нас нет на это времени. И у меня нет времени читать тебе мораль. Ты мне нравишься. Ты – один из лучших дилеров, и мне совсем не хочется, чтобы тебя в асфальт закатали. У меня есть приятель в Чи. Там можно залечь на дно.
Рози был единственным знакомым Круза, который мог называть этот город Чи и не выглядеть имбецилом. В его устах такое название звучало естественно. Круз считал Рози старомодным, но при этом достойным подражания. У Рози была любимая присказка: «Когда тебя окунают в таз с дерьмом, постарайся его не вдохнуть». Как-то Круз поймал себя на том, что и сам начал ее употреблять. В его устах она тоже звучала естественно.
– Я успокою Эмилио. Через пару месяцев он остынет, и ты сможешь вернуться. Эмилио успокоится, когда у него появится новая сучка. Но прямо сейчас тебе надо сматываться, пока не окунули в таз с дерьмом.
Круз грустно улыбнулся:
– Не хочется его вдыхать.
– Не заезжай в свою квартиру, слышишь меня?
– Но Рози, как же мои вещи и…
Рози перебил его:
– Нет и нет. Даже не заезжай в магазин за газировкой. Никому не звони. Езжай прямо в аэропорт и не предпринимай ничего. Жди до пяти часов. Потом позвони мне. К тому времени я достану тебе билеты. И запомни: тебя здесь не было, даже если тупицы из соседней комнаты будут утверждать обратное. Они под кайфом, а я – нет. Тебя здесь не было. Мне нужно полчаса, чтобы придумать правдоподобную причину твоего отсутствия, но не волнуйся об этом. – Он снова взглянул на часы. – Наши первые пять минут истекли. А теперь вали отсюда, парень. Быстро!
Рука Круза нащупала карман, в котором лежала толстая пачка денег.
– Не тормози, – сказал Рози. – Вали.
Ни слез, ни сожалений. Круз просто тихо закрыл дверь за собой. Он же профи, в конце концов.
* * *
Когда пробило полночь, Круз уже был в аэропорту О’Хара. Стоял такой холод, что он чуть не отморозил себе яйца и думал, не совершил ли ошибку, оказавшись на этой чужой земле.
Он сделал глоток мутного кофе из автомата и обжег язык. Объявления по громкой связи звучали абсурдно. Религиозно-нейтральная воскресная утренняя служба пройдет в 06:30 в часовне на цокольном этаже. Выдача багажа находилась рядом с зоной вылета, откуда только что отправился рейс «Восточных авиалиний». У Круза не было с собой багажа, и он не представлял, куда податься. Он еще ни разу не убегал.
В этом аэропорту есть часовня, черт возьми.
Он вспомнил, как ехал в аэропорт Майами на такси. Всю поездку нервничал и смаковал острый вкус паранойи – резкий, пучеглазый дистиллят всех страхов, которые у него накопились за двадцать один год жизни на этой планете. Он понял, что таксист заметил, как часто он оборачивается и смотрит в заднее окно, поэтому старался сидеть спокойно, вытирая потные ладони о штанины.
Он представлял, как телефон в его дуплексе звонит не переставая. На другом конце провода сопит один из парней Эмилио. Фантазировал, как толпа качков разносит его квартиру. Вот разлетается в щепки стол с профессиональными диджейскими вертушками и тонармом из углеволокна. Хрясь! Вот летят на пол компакт-диски. Хрусь-хрусь-хрусь. Брюхо его водяной кровати вспорото складными ножами. Плюх! Одежда методично разрезана на тонкие лоскуты. Коллекция рубашек работников заправок и рубашек для боулинга, с именами, вышитыми на красных овалах на груди… их больше нет. Гориллы Эмилио кайфовали от разрушения почти так же, как от изнасилований или убийств.
Все это случится, если в истории Рози будет изъян. Если Эмилио слетит с катушек.
Круз смотрел в глаза даме сердца Эмилио через размытое облако. Его реплика: «Ты достаточно глупа и обдолбана, чтобы прыгнуть вниз, Чики. Давай. Или тебе слабо?» Слова, которые за секунду изменили его жизнь.
Когда Боинг-737 оторвался от взлетной полосы, Круз пытался прикинуть высоту пяти этажей, с которой рухнула Чикита. Предельная скорость равнялась десяти метрам в секунду. Успела ли Чикита набрать ее до того, как ее неотразимая улыбка и соблазнительное тело превратились в мешок переломанных костей?
Пять часов. Его руки дрожали, когда он набирал секретный номер Рози. Реле в телефоне откликнулись на звонок; Рози ответил после одного гудка.
– Круз, ладно, слушай. Этот номер подключен напрямую к моему наушнику. Возможно, Эмилио установил жучки на стационарные телефоны, а у меня не было времени их поджарить ради одного звонка.
Однажды Круз видел, как технарь Эмилио проделывал этот трюк. Он пустил мегавольтный разряд по телефонной линии. Оборудование телефонной компании пропускает шесть вольт. Поэтому невозможно убить человека, если бросить в ванну телефон. Разряд сделал с прослушкой то, что паяльник делает с волосом.
– Билет первого класса ждет тебя на стойке «Восточных авиалиний». Он оплачен. Пришлось доставить его с курьером. Платил кредиткой через двухфазный фильтр, чтобы нельзя было отследить платеж.
– Первый класс? Ух ты, Рози, я…
– Не целуй мой зад. Других билетов просто не было. Сколько я дал тебе денег?
Круз никогда не врал Рози, особенно если речь шла о чем-то важном.
– Тысячу семьсот. У меня еще было двести сорок, когда…
– Хорошо.
Хорошо. Бах. Чикита ударилась о площадку у бассейна. Кровь окрасила сточный желоб. Ее волосы были похожи на корону из багровых водорослей, собравшихся вокруг расколотого черепа. Круз видел эту картину перед глазами снова и снова. Она не надоедала.
– Купи себе все необходимое. Не покупай ничего выпендрежного. Это сделает мой человек в Чи. Я позвоню, когда пойму, что ты улетел.
– На чье имя билет?
– Рамон Агилар, – произнес Рози по буквам. Крузу снова придется изображать мексикашку. – Запомнил?
Круз повторил имя по буквам.
– Теперь иди в сувенирный магазин и купи себе сумку, зубную щетку, туалетные принадлежности, сам знаешь. Не забудь бритву. Когда будешь в самолете, сбрей усы. Купи журналы и еще что-нибудь. Может, фотоаппарат, чтобы сойти за туриста. Не надо, чтобы кто-нибудь запомнил, что у тебя нет с собой вещей.
– Рози, я… – Похоже, у Рози был сценарий, который Круз должен запомнить ради своего учителя. Сказать следовало многое.
– Заткнись. Проверь свои карманы. Если найдешь наркоту или таблетки, смой их в унитаз. Не бери с собой на борт. Понял?
– Да, хорошо. – На шее у него висела ампула с одним граммом на золотой цепи. Он нащупал ее под рубашкой. Даже улыбнулся. Уверенность Рози позволила ему немного расслабиться.
– И выкинь из головы то, что произошло с Чикитой. Подумаешь об этом позже. Главное – запомни: тебя здесь не было.
– Что насчет других чуваков на вечеринке?
На телефонной линии послышалось шипение. Наверное, Рози въехал в тоннель на своем «порше».
– Главное – не давать им трезветь, – сказал Рози. – Я спросил, видел ли кто-нибудь тебя. Большинство удивились, как ты мог пропустить такую вечеринку.
Круз кивнул. Зомби херовы.
– Пока всё пучком, парень. Постарайся не облажаться.
Крузу не хотелось вешать трубку, чтобы разорвать связь с Рози. Он уже чувствовал себя одиноким и напуганным… а он еще даже из Флориды не улетел.
– Эй, погоди. Как зовут парня, с которым я должен встретиться в Чи? То есть в Чикаго.
– Не твоя забота. Он сам тебя найдет. – Круз почувствовал, как суровое выражение исчезает с лица Росса Вестервельта. – Только идиот наденет гавайскую рубашку в метель. Порви ее. Пролей что-нибудь на нее. Потеряй. Купи новую рубашку и куртку. Или теплое пальто, если найдешь. Когда прилетишь, жди в белой зоне, рядом с выдачей багажа, пока тебя не заберут.
Круз хотел вмешаться. Сказать что-то важное. «Спасибо» – все, что он смог произнести. И едва не расплакался.
– Будем надеяться, что никого не кастрируют из-за этой истории, парень. Всё, иди. Меня уже нет.
– Погоди.
Рози ждал на том конце провода одну секунду… две…
– Когда окунут в таз с дерьмом, постарайся не вдохнуть.
Послышалось фырканье, которое в других обстоятельствах можно было бы принять за смех. Затем связь прервалась.
Круз был готов играть роль тайного агента. Он ощутил разницу между чистилищем и раем, тигром и Дамой… третьим и первым классом. Ни за что на свете он не избавится от ампулы с кокаином. Это подарок от Рози, вместе с новеньким солдатским жетоном из чистого золота 96-й пробы. Он был не готов выкинуть его… или опустошить. Неподчинение в какой-то мелочи позволяет ощутить контроль над собственной жизнью. Круз решил не принимать никакого решения, пока не окажется на борту.
Он был счастлив, когда наконец услышал объявление о посадке пассажиров первого класса, сразу после федералов и детей. Остальные пассажиры (нищеброды) таращились на него. Он уже сидел в своем широком кресле и заказывал напитки стюардессе, в то время как они, пыхтя, протискивались по проходу, ища свое место. У стюардессы первого класса по имени Тони были ноги, ради которых любой мужчина согласился бы совершить убийство. Казалось, ее юбка короче, чем у коллеги в экономклассе. Тони без конца улыбалась, на любую чушь, любую глупость, любую банальность. У нее были такие идеальные зубы, что приходилось всматриваться, чтобы увидеть разделяющие их полоски. В передней части самолета напитки сервировали с льняными салфетками и в стеклянных бокалах, в отличие от бумажных салфеток и пластиковых стаканчиков эконома. Тони постоянно и с радостью подливала текилу в стакан Крузу. Он так и не дошел до дна. Когда последовал совету Рози и попытался сбрить усы в туалете, с сожалением заметил, что уже порядком пьян.
Самолет подпрыгивал на кочках турбулентности при вхождении в зону более холодного климата. Алкоголь, употребленный Крузом, лоб в лоб столкнулся с ударной волной адреналина, вызванной очередным воспоминанием о падении Чикиты. Он порезал верхнюю губу безопасной бритвой. При виде собственной крови в воняющей бытовой химией кабинке туалета на борту Боинга-737, Круз не выдержал и провел следующие пятнадцать минут, блюя в бездну забвения унитаза. Вонь освежителя воздуха отзывалась рвотными позывами даже после того, как он до конца опустошил желудок. Трясущимися руками Круз сделал две кокаиновые дорожки, чтобы привести себя в норму. Затем спросил Тони, нет ли у нее пластыря.
Конечно, есть. Сейчас. Улыбка.
Из-за генов Круз не мог похвастаться растительностью на теле. Его грудь была гладкая, точно у среднестатистического японца. Поэтому то, что удалось отрастить усы, он расценивал как своеобразный триумф, хотя они не были массивными и не спускались ниже, к подбородку, и не переходили в бороду. Однако он все равно ими гордился.
Теперь их не стало. Они пали жертвой бритвы. Маленькое нечто превратилось в ничто. Еще один должок Эмилио, выданный чеком на предъявителя и выплачиваемый со счета гордости Круза.
Он вымыл и промокнул лицо, все еще бледный, с трясущимися руками. Зеркало не врало – он бледен как смерть, нужна сильная доза. Круз заклеил рану на верхней губе пластырем. Нижняя все еще болела от удара Рози. Тогда он был слишком под кайфом, чтобы чувствовать боль. Теперь ситуация изменилась.
Он рухнул на унитаз и потер лицо руками, чтобы вызвать прилив крови и вернуть ему хоть какой-то цвет. Удивительно, как его беззаботная жизнь оказалась поставлена на быструю перемотку. Если у Эмилио возникнут подозрения, жизнь Круза будет стоить меньше, чем дырявый носок на ноге алкаша.
Поймет ли Эмилио, почему Круз свалил из города? Нет, Рози обещал позаботиться об этом. Круз очень хотел иметь шанс перемотать день на начало. Вернуться в прошлое и изменить историю. Да и менять ничего не пришлось бы… кроме того факта, что тупая сука Чикита была бы жива, а он сейчас находился бы в Майами, вместо того чтобы болтаться в воздухе где-то над Теннесси.
Его гавайская рубашка была запачкана блевотиной. Он скомкал ее на микростолике из нержавейки. Затем промокнул подмышки, смазал их дезодорантом и натянул розовую футболку «Полиция Майами. Отдел нравов», купленную в сувенирном в аэропорту. Она была накрахмаленная и жесткая. В аэропорту невозможно купить одежду без слоганов или надписей. Он выбрал толстовку, которая гласила: «ЖИЗНЬ – СУКА, НО ПОТОМ ТЫ СДОХНЕШЬ». Вывернул ее наизнанку, чтобы были видны белые строчные швы, и натянул на себя. Подумал о жилетке из овчины, которую носил Борис Карлофф[7] в фильме «Сын Франкенштейна» [8]. Чем не начало тренда?
Он запихнул гавайскую рубашку в синюю нейлоновую сумку, купленную в аэропорту. На ней дешевой шелкографией было написано «КОМАНДА NIKE». Не хотелось ее выбрасывать. Неожиданно она приобрела для него сентиментальную ценность. Может, получится сохранить, сберечь и надеть, когда он наконец вернется домой… если все сложится хорошо.
Идея полета в обратном направлении казалась невыносимо соблазнительной. Иногда будущее похоже на удачный флирт.
Капитан Фальстафф объявил о снижении.
Чикаго. Они должны приземлиться в 22:45 по местному времени. Тони улыбнулась и проверила его ремень безопасности. У нее точно есть парень, красавчик-блондин и, возможно, тренер по карате. Круз подумал, улыбается ли она точно так же, когда он ее трахает?
Вообще, такие жизнерадостные люди занимаются сексом?
После приземления в аэропорту О’Хара, Круз осознал, что ему не очень хочется покидать теплый кокон самолета. Это будет означать разрыв еще одной связи с домом. Но в этом была и положительная сторона. С каждым сантиметром, на который Круз отдалялся от дома, Эмилио тоже становился дальше.
Он подумал, чем сейчас может быть занят Эмилио, и впустую попытался найти часы в незнакомом терминале. То, что удалось сохранить ампулу с кокаином и гавайскую рубашку, вызвало прилив абсурдной радости. Эти вещи подтверждали его идентичность, на случай, если он окончательно сойдет с ума.
Чикаго казался красивым лишь с высоты в десять тысяч метров. Во время снижения заплатки из снега и льда, которыми был испещрен ночной пейзаж, выглядели еще более зловещими. Он задавался вопросом, сколько раз обледеневшая взлетная полоса становилась причиной авиакатастрофы? Единственное препятствие, которое может замедлить скольжение огромного самолета, – это крепкое здание, полное людей. Вероятно, поэтому такие здания называют терминалами.
В Майами Круз потратил четыреста баксов на 35-миллиметровый фотоаппарат Minolta вишневого цвета. Теперь он лежал на дне сумки Nike. В больших аэропортах всегда были сувенирные магазины, а также более серьезные заведения, с астрономическими ценами. Упаковка батареек АА в них стоила в четыре или пять раз дороже такой же упаковки в обычном сувенирном. С помощью этого фотоаппарата Круз пронес ампулу с кокаином на борт. Он засунул ее в отделение для фотопленки и, проходя через металлоискатель, отдал фотоаппарат для ручной проверки. Без проблем.
Подумал, что когда-нибудь научится пользоваться фотоаппаратом. Чтобы было чем заняться.
Большинство пассажиров «Восточных авиалиний» испарялись, забрав свой багаж с карусели. Круз почувствовал беспокойство, обычное для авиапассажира: «Что, если служащий в зоне выдачи багажа попросит у него талон на багаж, который он взял с собой на борт?» Такого ни разу не было за почти сто авиаперелетов, но он каждый раз об этом думал. Странно. Круз улыбнулся проходящим мимо сотрудникам службы безопасности аэропорта – точно так же, как сделал в Майами, когда проходил досмотр на металлодетекторе. Кто, я подозрительный?!