Дэвид Дж. Шоу
Шахта
Джонатан мог расслабиться, только когда Камела шла спать. Они сидели с Башем допоздна, слушали его коллекцию компакт-дисков и пили пиво «Тихоня». После третьей недели стало понятно, что идет сражение за внимание Баша и его свободное время, и Джонатан побеждает.
– Она хочет от тебя детей, – сказал Джонатан. Пиво «Тихоня» имело приятное ореховое послевкусие. И было достаточно легким, чтобы не запьянеть после нескольких бутылок. Из колонок доносилась слишком хорошо спродюсированная песня «The Killing Love».
Баш покачал головой:
– От одной мысли об этом хочется обратиться к господину Вазектомии. Но я знаю, если сделаю это, она решит усыновить детей. У нее есть план на тридцать лет вперед.
– Она с тобой советовалась?
Баш скорчил гримасу:
– А ты как думаешь?
Джонатан сделал большой глоток пива. Потом прочистил горло:
– Думаю, Камела давным-давно включила автопилот. И никто не объяснил ей, что к чему, когда она начала строить планы. Сейчас этих планов накопилось так много, что они скоро обрушатся и раздавят одного из вас или обоих.
– Ммм. – Разговорчивая сторона Баша куда-то делась. Он покопался в полиэтиленовом мешке и достал печенье с предсказанием, разломал и съел. Безразлично взглянул на бумажку с предсказанием и выкинул ее в пепельницу на кофейном столике. В пепельнице, помимо сигаретных окурков со следами помады Камелы, была целая гора таких бумажек. Некоторые обгоревшие. Баш покупал печенье с предсказаниями оптом, у поставщика ресторанов. Он мог съесть штук пятьдесят, пока смотрел фильм, и всегда читал предсказания, прежде чем их выкинуть. Он словно искал озарение или единственное предсказание, которое идеально подошло бы к его жизни.
Реакция Баша на выражение лица Джонатана была красноречивой: «Ты – единственный человек, который находит странным маниакальное поедание печений с предсказаниями. Спорю, что многие их любят. Поэтому вот, угощайся».
– По-моему, Камела относится к тем женщинам, которые запрограммированы на поиск мужа, – сказал Джонатан. – Они уверены, что кто-то захочет проводить с ними время, только если его заманить и обмануть. Мамочка говорила им: научись краситься, чтобы твоя добыча не увидела яму, скрытую под ветками.
Джонатан говорил жестокие вещи и знал это. По гардеробу Камелы он мог сказать, что она находится в том возрасте, когда стратегическое сокрытие становится более важным, чем диета. Платья с многослойными юбками, которые она носила на работу, скрывали ширину бедер. Скоро в ход пойдут шарфы с брошами, чтобы спрятать двойной подбородок. Пальто прямого кроя отвлекали внимание от разросшейся пятой точки. Джонатан предпочел не делиться этим наблюдением, как и другими, более неприятными. Сам Баш был отнюдь не кожа да кости. Но он не мог не заметить, что она ни в чем себе не отказывала – ни в двойном десерте, ни в плане на семью.
Если этого же хотел Баш, то замечательно. Но его дискомфорт и сдержанность говорили об обратном.
– Она мне всю плешь проела о том, когда ты съедешь, – сказал Баш. – Найди себе жилье. – Он прикончил свою «Тихоню» и встал за двумя новыми бутылками, захватив печеньку, чтобы подкрепиться по дороге на кухню. Джонатану не удалось увидеть предсказание. Когда Баш вернулся, он потирал лоб, словно у него была похмельная головная боль.
– Жаль, в этом доме нет свободной квартиры, – сказал Джонатан. Они это уже обсуждали. – Было бы идеально. Я бы не вертелся у нее под ногами, мы вместе ездили бы на работу, но у каждого появилось бы больше личного пространства.
– Последнюю студию сдали два месяца назад. И управляющему ты можешь показаться слишком странным. Мы с Камми производим впечатление успешной пары. Но если бы я был один, сомневаюсь, что мне удалось бы здесь поселиться.
Джонатан и Баш сходили в несколько местных агентств по аренде жилья. У большинства из них были очень странные требования к квартиросъемщикам. Один сотрудник уверял их, что решение о сдаче жилья зависит исключительно от наличия свободных квартир… и что стрижка Джонатана никак не может на него повлиять. У Джонатана отвисла челюсть от удивления. Баш подошел ближе, бросил на агента огромную тень и высказал осторожное мнение, что, возможно, его лысина и плохое зрение – результат того, что в молодости на ферме он перетрахал слишком много живности.
Можно вычеркивать еще одно агентство.
Третья неделя перетекла в четвертую. Очевидно, у Камелы за эти четыре недели были месячные. Но Джонатан не заметил никаких изменений в ее поведении. Она всегда такая враждебная?
– То есть мне нравится, что ты гостишь у нас, Джонатан, – сказал Баш. – Тусовки, обеды в ресторанах, фильмы в грайндхаусах – все это мне по душе, и Камми это известно.
Она начала называть его Джон, зная, что его бесит такое обращение.
– Может, она решила игнорировать то, что не входит в ее мастер-план.
– Ага. – Баш сломал еще одно печенье и выбросил предсказание в пепельницу.
Остерегайся слишком щедрых предложений.
– Она же местная, верно? Ты здесь с ней познакомился?
Баш кивнул:
– Она пришла устраиваться в «Рапид». Ее бросил жених, какой-то Роберт, не помню его фамилии. Вся ее мебель хранилась на складе. Я искал угол в Рассет Ран, но в одиночку аренду было не потянуть. Мы с Мелани расстались, и я начал встречаться с официанткой из «Яблочного пирога», можешь себе представить?
– Оу, город малолеток. А ты – рисковый парень. – Джонатан решил попробовать печенье с предсказанием. О человеке судят по делам.
– В любом случае, Мелани уехала и тут подвернулась Камела. Мы пообедали. Мы переспали. И она говорит: если съедемся, это решит кучу проблем. Как партнеры. Может, это станет началом чего-то настоящего. Вроде отношений, когда ты живешь с кем-то, пока не встретишь кого-то лучше. Тогда ее шепелявость казалась мне милой. Да и сейчас мне так кажется. Не знаю… И в процессе у нее вдруг возник этот план – состариться вместе… До сего дня я его не опротестовал.
Баш выдохнул пивной воздух и попытался собрать его в больших ладонях, словно хотел придать форму, сделать свои проблемы видимыми, чтобы сокрушить их. Ему никогда не нравилось «что, если», вся эта мечтательная дребедень. Он уничтожил еще одно печенье.
Брак требует более серьезного обдумывания.
– Аминь, – прокомментировал он.
– Это та женщина, на которую ты смотришь и говоришь: «Я хотел бы прожить с тобой до конца своих дней»? – Джонатан вертел в руках снежный шар. Мертвые снова оказались погребены под слоем снега.
– Нет. Сейчас точно нет.
– Ты решил подстраховаться. – Одним движением руки Джонатан эксгумировал всех мертвецов. Снег напоминал творожные хлопья.
– Угу.
– Тогда вы оба ждете последней капли. Хотите перетерпеть друг друга, потому что никто не желает взять на себя ответственность и прекратить отношения.
– Разве не все так делают?
Джонатан согласился:
– Мне начинает казаться, что нет ничего хорошего в том, чтобы наблюдать за тем, как отношения перезревают, гниют и наконец падают с дерева. Даже когда они превращаются в компост и возвращаются в землю, люди продолжают убеждать себя в том, что ничего не изменилось. Надежда умирает последней. Как и чувство вины. Но конец – это конец. Я сам в этом еще не так хорош, но учусь.
– В отношениях ты понимаешь меньше, чем я, – сказал Баш. Он осушил очередную бутылку пива.
– Мы сейчас говорим о тебе и твоей соседке, здоровяк.
У Баша появился огонек в глазах, сигнализирующий о том, что он готов к порции турбо-кофе.
– Не надо сбивать меня с толку. Я больше тебя, малявка. Вернее, недомалявка.
– О да. Попробуй разубеди меня.
– Я не говорил, что выше тебя, маленький член.
– Угу. – Джонатан использовал бутылку в качестве микрофона и заговорил с азиатским акцентом. – Эй, мистел, вы пытаетесь завести машину без бензина. Вплочем, эта масина – «датцун».
– А вот и нет, чаквелла [25]! – Баш встал и начал издавать монструозные звуки, сопровождая их движением таза взад-вперед. – Смотри, как Пикапзилла сминает автобусы! – Он буквально рвал и метал.
Джонатан поднял бутылку ему в ответ:
– Ты хотел сказать, смотри на крушение «Гинденбурга» [26], беляш?
Баш с гордостью продемонстрировал международное приветствие, между указательным и безымянным пальцем.
– Турбо-кофе на двоих?
– А то! – Джонатан поставил снежный шар на место и взял Магический. Перевернул его, не придумав вопрос.
Жри дерьмо, придурок.
Баш заправил кофемашину и достал набор мерных емкостей. Открыл бутылки с алкоголем и стал напевать какую-то мелодию.
Джонатан взял еще одно печенье. Всяко лучше, чем играть с Магическим шаром в игру, в которой все равно проиграешь.
Будьте готовы к неожиданным событиям.
– Видел тварь, которую завела Джессика? – спросил Баш из кухни. – Лысая кошка. Редкая порода. Во всем мире их около сотни. Кошка без меха. Похожа на демона, с большими ушами, морщинистой мордой и голодным взглядом. Просто дичь. Ну и уродина.
– Нет, не видел.
Джонатан кормил кошек, когда учился в пятом классе. Было слишком самонадеянно утверждать, что ты владеешь кошкой, так как они постоянно пропадали или умирали страшной смертью. И в обоих случаях не возвращались.
Он ненавидел кота Аманды. Она назвала его Дымком, в те времена, когда в этом слове не было ничего зазорного. Дымок был рыжим полосатым котом. Аманда разрешала ему спать у себя между ног. Множество раз Джонатан наблюдал, как Аманда во сне раздвигала ноги, чтобы кот мог улечься поудобнее, а он в свою очередь терся о нее, касался и согревал. Кроме того, Джонатан подозревал, что его урчание производило нежные вибрации, этакий ненавистный суррогат сексуального соития и деторождения. Захватчик наблюдал за Джонатаном через полуприкрытые щелки дьявольских глаз. Ему удалось попасть в то место, в которое Джонатану дорога все чаще была закрыта.
Мысли о кошках лишний раз напомнили ему о потерях. Баш прав: он понимает в отношениях гораздо меньше.
– Мне всегда казалось, что у кошек и собак одинаковый уровень врожденного интеллекта, – сказал Джонатан. Ему было необходимо хоть что-то сказать, чтобы остановить поток воспоминаний. – Кошатники утверждают, что кошки умнее. Собачники – наоборот. Просто собак легче очеловечить. Они могут быть поводырями или вытаскивать детей, провалившихся под лед. А кошки… кошки смотрят на невидимых монстров.
Невидимые монстры. Так Аманда объясняла привычку Дымка в течение нескольких минут неотрывно смотреть в одну точку в углу.
– У меня кровь стынет в жилах оттого, как они играют со своей добычей. – Баш демонстрировал навыки вспенивания молока. Турбо-кофе скоро будет готов. – Они возятся со своей жертвой, мучают ее, а потом разрывают на части. Для них это просто веселая игра. Обыденный садизм. Это у них врожденное, записано на костях.
– Думаю, кошачий интеллект так пугает, потому что в нем есть что-то внеземное. – Джонатан не мог избавиться от мысли, что всякий раз, когда Дымок устраивался у Аманды между ног, совершалось нечто порочное. Ее интерес к хорошему сексу угас, но Дымок каждую ночь проводил на своем ложе. По крайней мере, Аманда признавала, что секс с Джонатаном был хорошим…
Кофемашина забулькала и зашипела. Этот звук ни на что не похож. Кухня наполнилась разрушительным, астматическим шумом.
Если бы Джонатан пожаловался Аманде на Дымка, спровоцировал бы очередную ссору. А их и без того было чертовски много. Все аргументы заканчивались на непоколебимом взгляде Аманды на детей и жизнь в реальном мире и на то, чем занимаются нормальные люди. Затем следовал кошмар в виде невысказанных упреков и молчаливого несогласия.
Задай этот вопрос позже. Пошел ты, мудак.
Отношения были слишком испорчены, чтобы наладиться. Джонатан и Аманда совершенно не подходили друг другу. Они не могли прийти к одному мнению о простейших вещах. Он знал это. А еще знал, что очень скучает по ней. Ее отсутствие – словно разъедаемая кислотой дыра у него в желудке, которая никогда не затянется. Все напоминало о ней. В магазинах он видел вещи, которые могли бы ей понравиться. Ему было больно оттого, что он скучает по ней. Но еще больнее оттого, что она по нему не скучает. И даже если скучает, никогда не покажет. Это было бы проявлением слабости. Любой их разговор напоминал египетскую гробницу с множеством ловушек. Только то, что они слишком хорошо знали друг друга, позволяло в них не угодить. Он скучает по ней прямо сейчас. И будет скучать, когда свернется калачиком на диване.
Печенье. Пора завести новых друзей.
– Вот, – сказал Баш. – Заполни дыру в своей душе. – Чашка с турбо была размером с пивную кружку. Пульсирующий жар, накрытый белой шапкой молочной пены.
Джонатан сделал глоток и почувствовал, что мир вокруг меняется.
– Баш, мы с Амандой…
– Стоп-стоп-стоп. – Улыбка исчезла с лица Баша. – Я больше не хочу слышать про Аманду. Нет. С этой дурной привычкой надо кончать. Никакой Аманды. Ее не существует, ты понял?
Он не ожидал такого отпора, но Доктору Башу, наверное, виднее. Он умел читать мысли.
– Хорошо, а что насчет вашей с Камелой турнирной таблицы?
– Боюсь, моя дорогая сердечная и постельная подруга Камми превращается в жопаря, – сказал Баш с горечью. Он достаточно выпил, и грубость его не беспокоила. «Разрыв неминуем. Но это не произойдет завтра или на этой неделе. Нужно время. Он сделал глоток, и поверх его черных усов образовались белые. – Лично я думаю, ей все надоест, и она переедет из квартиры. Тогда ты сможешь въехать. Но сперва ты должен выехать отсюда, чтобы мы с ней спокойно закончили. Твое присутствие привело к своего рода разрядке: странным образом оно поставило на паузу разрушение наших с Камми отношений. Теперь она пытается доказать, что с ней мне будет веселее, чем с тобой. Таким образом, мой верный оруженосец, надо подыскать тебе место. Временное пристанище. Чтобы я смог разрушить этот карточный домик самостоятельно и построить новый. Я знаю, что скоро мы с Камми ни к чему не придем. Это моя проблема. Я ее вижу. И решу так, как считаю нужным.
Джонатан знал, что нужно сделать. Он чувствовал, что время пришло. Слишком вежливый ультиматум от смущенного друга. Он должен помочь Башу в этом, а не накидывать дерьмо неверными ответами.
– Ну, если бы я нашел какое-нибудь дешевое жилье… Временное, конечно… То подошло бы что угодно, верно? Ты даже можешь сбега́ть туда, когда здесь станет слишком жарко. – Турбо был острым и горячим, и Джонатан не мог насытиться этим напитком.
Баш взглянул на него с облегчением.
– Когда все будет кончено, начнется Шоу Джонатана и Баша. Я тебе обещаю, Малыш Дино! – Луизианский акцент Баша начал проскальзывать в его речи. Так было всегда, когда он мешал алкоголь с кофеином.
– Помнишь место, которое мы смотрели на прошлой неделе? Оно максимально без изысков. Проще только палатка. Я скажу, что собираюсь там готовить, и они установят духовку, которую можно использовать в качестве обогревателя. Не похоже, что там все в порядке с паровым отоплением. Ты мог бы одолжить мне свой магнитофон. – Компромиссы в пользу Баша начали перевешивать, и Джонатан решил, что он вправе озвучить свои требования. – У этого здания есть одно преимущество.
– Какое?
– От него до «Рапида» можно дойти пешком. Даже в самую ужасную погоду я смогу добраться до работы на своих двоих.
– В самую ужасную? – Баш усмехнулся. – Бро, ты не знаешь, что такое здешняя ужасная погода. Еще не знаешь.
Восемь
Она шла вниз на три этажа, и Круз подумал: «Господи Иисусе, кто-то может туда упасть и разбиться».
Фергус, мажордом в Кенилворт Армс и по совместительству – невероятный жирдяй, проинформировал Круза, что эта бездна на самом деле – вентиляционная шахта. Хотя было непонятно, что она вентилирует. Разве что в ней можно уловить запах соседского ночного горшка. Примерно в трех метрах еще имелось одно заколоченное окно ванной. Другие разбросаны сверху и внизу, со всех трех сторон, черные и запотевшие, как обычно происходит с окнами рядом с душем – их затуманивает смесь пара и мыльной пены.
Стены шахты были обиты ржавыми листами из гофрированной стали. Всякий раз, когда кто-то в этом здании умывался, Круз слышал тихий звук капающей воды. С высоты последнего этажа невозможно разглядеть дно шахты, но, судя по запаху, оно было покрыто застоялой водой, компостом и канализационными стоками. Надо быть силачом, чтобы открыть это проклятое вентиляционное окно хотя бы наполовину. И все усилия – ради вони жидкого удобрения.
За окном царила непроглядная тьма и удушающая теснота. Круз не мог ничего разглядеть ни вверху, ни внизу. Отверстие шахты на крыше было чем-то накрыто. Наверное, из-за снегопада.
– Вентиляция. Понятно. – Он захлопнул окно, и с петель осыпались хлопья краски.
Это была яма. Но в текущих обстоятельствах здесь его дом. Главный плюс: без Баухауса.
Быть частью мокрых снов холостяка, в интерпретации Баухауса, немногим приятнее клизмы с отбеливателем. Он был не просто продавцом кокаина, а стереотипным дилером. И упивался своей ролью. Полдня проводил в телефонных разговорах, а вторую половину хвастался и болтал. Он был похож на свинью – заторможенный, откормленный. Пары секунд ослиного смеха Баухауса хватило, чтобы Круз навсегда его возненавидел. Он был из той породы говнюков, которые приходят в восторг от собственных тупых шуток и сдавленным смешком пытаются намекнуть окружающим их подхалимам, что надо бы смеяться, а то будет хуже.
Баухаус постоянно смеялся этим смехом на публике, выкладывал по пятьсот баксов за ужин и тратил хорошее шампанское на свой очередной трофей, подобранный в зоне малолетних проституток-кокаинщиц.
Той первой ночью Круз под утро прокрался в святую святых Баухауса. Там лежал он, голый, храпел, как выброшенный на берег кит, и обнимал тринадцатилетнего ребенка, который оказался мальчиком и которого не представили.
Крузу наконец удалось успокоить кокаиновую метель в голове, и он вырубился на диване в гостиной. Через пару часов проснулся. Вернувшаяся в мир живых Чари усердно делала ему минет. Стоило ей припудрить носик, и она превращалась в монстра из фильма. Настоящая Оралзилла. Круз даже не почувствовал, как она стянула его штаны. С трудом вырвался, хотя, справедливости ради, особо и не старался. Он решил привести себя в чувство. Щепотка назального эспрессо вернула комнате все краски – словно ударяешь по телевизору рукой, и тот опять начинает работать. Чари продолжала сосать его член с демоническим рвением. За барной стойкой из оникса виднелись распростертые ноги. Кристал по-прежнему валялась на кухонном полу в отключке. Подошвы ее ног были грязными. Белые гранулы приклеились к верхней губе Чари. Похоже на неумелый детский макияж. Она была под кайфом и вряд ли уснет в ближайшие часы. Возможно, не спала всю ночь, обсасывая столовые приборы или танцуя вокруг стойки кровати, будто на пилоне, пока Баухаус трахал в задницу своего любимчика.
Все эти голые сиськи и пьяные ласки с папиком на самом деле были представлением для Круза. Какая радость! Все это дурно пахло тухлыми яйцами.
Круз сразу понял, что ему нужно собственное жилье. Место подальше от этого шоу уродов. И поближе к школе Оквуда, где можно запереться и не бояться всевидящих камер и сигнализаций Баухауса. Безучастное лицо Чари, глотающей сперму, вероятно, прямо сейчас снимает скрытая камера. Тоже белое, подумал Круз, может, это все, что ей нужно.
Он слишком часто трахал снежных королев. Ему бы позавидовали похотливые рок-звезды. Его это больше не заводило, только отвлекало. Кончать в Чари было все равно что кончать в манекен. Спазм и опорожнение. И слабая боль. Ее рот был сухим из-за частых минетов. Чтобы помочь ему забыть день, который начался с влажного падения Чикиты, потребуется что-то более мощное. С Круза хватит человеческой анатомии.
Особенно если речь идет о его внутренних органах в руках Эмилио.
На шее Эмилио, на толстой цепи, висела складная опасная бритва – талисман его бандитской молодости. Не так давно он увековечил ее в платине, и она была такой острой, что могла резать воздух. Круз слышал много историй о фокусах, которые Эмилио мог показывать с помощью своей бритвы, если его вывести из себя. Например, фокус с исчезновением языка. Или с исчезновением яиц. И они были настолько реальными, что с трудом верилось в подобные иллюзии.
Нет, спасибо.
Надо заставить Баухауса найти ему жилье. Любое.
Через два дня Круз был новым жильцом в Кенилворт Армс, неподалеку от школы Оквуда.
Первым шоком на новом месте стал Фергус, «менеджер». Если бы в этом мире существовала справедливость, его должность звучала бы как «мерзкий тип». Одежда Фергуса выглядела так, будто ее сняли с трупов алкашей. И он вонял так, будто ежедневно пил по флакону одеколона. Возможно, он хотел законсервировать свою плоть, рыхлую и покрытую пятнами, будто перезрелый фрукт. Его потрепанные кеды были скользкими и грязными, хотя когда-то имели белый цвет. Возможно. Круз подумал, что в них вылупились какие-нибудь твари, а Фергус натянул их на свои жирные мозолистые ноги, когда оболочки и плацента были еще теплыми. Похожий на гнома с потухшим взором, он источал ароматы гнилых фиников и кислого пота, щедро приправленные лосьоном после бритья. С двух сторон каждого его зуба была коричневая щель. А кончики обкромсанных волос даже в такую морозную погоду покрывала мутная жидкость. Крузу предстояло узнать, что этот парень понимал английский только первого числа каждого месяца, когда приходило время вносить арендную плату. Он проинформировал Круза – на английском, – что арендная плата принимается только наличными или через денежные переводы. Это нововведение полностью на совести новых жильцов, оказавшихся неблагонадежными.
«Мы должны соответствовать стандартам, мистер Круз». Фергус не произнес это вслух, иначе Круз взорвался бы от смеха.
Комната с ванной, которая досталась Крузу, гордо именовалась «студией». Если покрытие на полу можно было назвать ковром, то струп можно называть здоровой кожей. Ему достался холодильник, как он и просил. Тот занимал нишу, когда-то исполнявшую функции шкафа. Два больших окна смотрели на Гаррисон-стрит с высоты третьего этажа. Когда работал паровой воздухонагреватель, окна обычно запотевали. Даже зимой здесь было жарко как в сауне. Дом построен задолго до изобретения теплоизоляции, поэтому теплый воздух с нижних этажей поднимался наверх и аккумулировался на последнем.
Ванная комната неожиданно оказалась отделана новой плиткой, и смесители работали, как надо. Туалет не булькал. Хотя бы этот аспект квартиры выглядел прилично, пусть и без изысков.
Круза представили всем заинтересованным лицам как нового курьера Баухауса. Оквудские парни представляли собой зоопарк из яппи с блондинистыми шевелюрами, крепкими рукопожатиями, улыбками будто с рекламного плаката и голубыми глазами истинных арийцев. Будущие врачи или юристы. На вагинах их подружек можно было нащупать застежку-молнию. Круз разбавлял семидесятипроцентный кокаин Баухауса десятью процентами аспирина. Оквудские дилдо все равно не понимали разницы, а дополнительный доход не помешает. Круз накопил приличный запас чистейшего кокса из центральной горки для собственного пользования.
Где-то через неделю ему стало невыносимо скучно. Он с головой окунулся в чикагскую жизнь. За пару дней без проблем оснастил себя как следует. В центре города раздобыл бумбокс и сорок кассет, ботинки, новую одежду, зимний гардероб, в том числе стильную армейскую куртку черного цвета с утепленной подкладкой на молнии. Он представлял себя Шварценеггером, когда наряжался. Каждое движение сопровождала пафосная музыка в голове.
И ничего примечательного не происходило.
Как-то раз Круз заправился розовой перуанской снежинкой и решил заняться уборкой в ванной комнате. Тогда он впервые услышал стон призрака, обитавшего в здании.
Полвторого ночи. Трехэтажный клоповник Фергуса полон разными звуками: музыка из колонок, хлопанье дверей; злые голоса, что-то кричавшие на испанском в коридорах. Круз услышал пронзительный вопль, означавший, что чернокожие молодожены из 314-й квартиры снова начали избивать друг друга, став ближе к суду или тюрьме. Престарелый белый долбоеб прошаркал по коридору, ворча о том, как евреи захватили великую страну. Впервые Круз встретил этого жильца у почтовых ящиков. Он всегда был одет одинаково: носки в ромбик, домашние тапочки, высоко подтянутые штаны, рубашка и галстук. Вокруг суровых мятно-голубых глаз синяки алкоголика были набиты словно татуировки. И над всем этим возвышалась копна седых волос, как у сумасшедшего ученого. Если почту приносили поздно, были виноваты евреи. С почтой приносили только счета – от евреев, жадных до его денег. Если в почте попадались рекламные буклеты – правильно, опять евреи, которые хотят наводнить страну рекламой и набить свои карманы. Почтальон, без сомнения, наемный убийца из Моссада. Все это было сказано Крузу, когда он абсолютно искренне ответил «нет» на первый и единственный вопрос старика.
Был ли ты когда-нибудь?..
Крошечные кочегары, трудящиеся у топки в мозгу Круза, запросили немедленной добавки топлива. Он организовал срочную доставку для их миниатюрных лопаточек: одну дозу – для левого, вторую – для правого полушария. Для левого чуть больше, чтобы сбалансировать.
Круз отмерил дорожки на тыльной стороне ладони. Остатками порошка смазал десны. Чихнул и расслабился. 78 вдохов в минуту. Он прочистил каждую ноздрю водой из-под крана, и каждая плитка кафеля в ванной стала четкой и выпуклой.
Он знавал наркоманов, которые страдали от галлюцинаций, сопровождающихся тем, что доктора называют «чистым сенсориумом». Какой бы фантом ни породило ваше сознание, он кажется абсолютно реальным, потому что то, что вы видите, – совершенно обычно. Если вы переборщили с ЛСД и комната наполнилась мармеладными драконами, изрыгающими чизбургеры и танцующими твист, вы понимаете, что это странно. Круз забыл настоящее имя Человека-паука, но его история – прекрасный пример данного феномена. Парень вбил себе в голову, что по нему ползают крошечные пауки. Вполне обычные крошечные пауки. Целая куча. И это выглядело вполне правдоподобно для его сознания под воздействием химии. Когда он понял, что не может смахнуть тварей (страдал от боязни насекомых), решил спалить их пропановой горелкой.
Человек-паук позже умер в отделении для бездомных. У него отказали легкие, сожженные постоянным курением. Этот трип длился семь дней.
Человек-паук стал историей. Круз умел учиться на чужих ошибках, поэтому сперва не обратил внимания на звуки, издаваемые кенилвортским призраком.
Бархатная пульсация в висках притупила головную боль, которую вызывал скрежет зубов. Он подумал, что надо попросить у Баухауса немного либриума. Эта мысль не задержалась в мозгу и упала в конвульсиях, потерянная навсегда. Кочегары весело трудились, пыхтя и закидывая в печь его головного мозга белый уголь. Мистер Сердце пустился в слем, и на микросекунду ванная комната озарилась ярким светом.
Через фоновый шум, наводнивший здание, слух Круза смог различить странный звук.
Стон?
Он становился громче, а потом затихал, подчиняясь собственному ритму. Цезура делала его едва различимым в какофонии хлопающих дверей и гремящей латиноамериканской музыки. Круз знал, что кокаин обостряет чувства. И замер, как охотничья собака, готовая к броску, прислушался. Стон дразнил периферию слуха. Всякий раз, когда он думал, что наконец услышал его, в слуховые каналы поступала новая информация. Ее подхватывали жадные нейроны. Синапсы выпускали заряд. Первый эквивалент, зафиксированный на тикер-ленте сознания, – звук улицы, больше похожий на стон боли, чем удовольствия. Глубокий, идущий прямо из нутра. Так оплакивает несварение желудка алкаш в темном переулке, выпив бутылку острого соуса на пустой желудок.
Кто-то смыл воду в туалете, и посторонний звук стих. Карие глаза Круза рефлекторно заблестели огоньком враждебности. Он был готов избить любого, кто встретится на его пути. Не важно, коп или гражданский.
Пчелы-трудяги в голове принялись за работу. Какой еще призрак? Скорее всего, безмозглый наркоша раскрашивает блевотиной плитку в коридоре. Типичный субботний вечер.
Он слышал, как за дверью вопит и носится мелкий пиздюк Веласкеса. Хотелось швырнуть этого засранца в лестничный пролет. Его зубы болели от громких детских криков.
Он познакомился с женой и сыном Веласкеса на третий день в Кенилворте. Их квартира находилась рядом с неработающим лифтом. В этот же день обнаружил, что его холодильник сошел с ума и меняет температуру, как ему вздумается, без предупреждения. Вот он морозит, как надо, а в следующую минуту в нем жарко словно в печке. Причем это происходило, исключительно когда Круз клал туда продукты вроде мороженого или творога, которые воняют словно разложившийся труп, если их нагреть. Он безуспешно пытался выпросить другой холодильник у Фергуса Ле Мерзье и понял, что, скорее всего, получил лучший экземпляр из подвального склада.
Если спуститься по лестнице, пройти мимо вышеозначенного склада, миновать две скрипучие двери и проследовать по крытому переходу, то можно очутиться в жалком подобии прачечной. В ней стояли одна стиральная машина и одна сушилка, с прорезями для монет. Обычно одна из машин не работала. У прачечной не было стен, поэтому в ней творился полный хаос.
Сегодня верхний этаж провонял дешевым сигом. Круз представил себе, как отравленную сточными водами рыбину вытащили из промасленной воды озера Мичиган и кремировали на раскаленной решетке. Фу!
Он достал из холодильника бутылку пива «Тихоня» и, к своему облегчению, обнаружил, что тот работает исправно. Чтобы открыть бутылку, нужна открывашка. Круз осторожно закрыл дверь холодильника, боясь вызвать проклятие. Если холодильник опять сломается, то можно охлаждать пиво в сугробах, скопившихся на карнизах за окном… конечно, если оно не вмерзнет. Сделав два больших живительных глотка из бутылки, он средним пальцем собрал остатки порошка с зеркала. Дьявольская пыль для десен! Он облизал пальцы.
Круз напряг слух в надежде снова услышать призрачный стон, но услышал только пиздюка Веласкеса. Потом запикал пейджер, прикрепленный к карману его джинсов. Он должен был просто завибрировать, но звук почему-то оказался включен, и Круз едва не подпрыгнул до потолка и не уцепился за люстру от неожиданности. Люстра была ржавая, покрытая пылью и паутиной и вряд ли выдержала бы его вес.
Ебаный Баухаус.
Время и удобство полностью зависели от суровой чикагской зимы. Доступность была сравнима с русской рулеткой. Поэтому Крузу приходилось срываться по звонку, чтобы соблюсти порядок, установленный его ментором со Среднего Запада. Жирный педофил. Как только прозвучит сигнал пейджера, он должен пройти три квартала на север, до почты. Там, в абонентском ящике под номером 100, его ждал сюрприз. Затем следовало позвонить по телефону-автомату в помещении почты на один из секретных номеров Баухауса и узнать адрес доставки, получить особые инструкции. Такова процедура – пока Круз не обзаведется более надежным жильем и телефонным номером. Баухаусу нравилось контролировать. Телефоны-автоматы просто необходимы тем, кто помешан на безопасности. Какую бы шикарную хату ни приобрел себе в будущем Круз, она никогда не будет такой же параноидальной, как маленькая крепость Баухауса. Кроме того, абонентский ящик почты США – самое безопасное место для передачи товара во всем Оквуде.