Екатерина Боброва
Лунный свет среди деревьев
– Ох, поймают. Узнают. Вас без еды оставят, а меня выпорют. Спина и так больная…
То есть здесь слуг еще и порют?! Неприятное открытие. А господ голодом морят. Меня на этих словах аж накрыло, как есть захотелось…
Услышав бурчание моего желудка, служанка сочувственно цокнула языком.
– Хозяину что-нибудь готовить будут. Если повезет, постараюсь вам достать хоть булочку на кухне.
Я благодарно улыбнулась. Всегда можно найти общий язык с тем, с кем делишь одну лодку. Хоть мне сейчас лучше курочки, чем булочки.
Не повезло.
Меня уже начали причесывать, когда в дверь забарабанили.
– Барышню к хозяину вызывают.
Вот так. «Вызывают».
Служанка покачнулась, дернув меня за прядь. Я зашипела.
– Ох! Духи предков, спаси и сохрани! – ее руки принялись ускоренно терзать мои волосы. Шпильки безжалостно царапали кожу, но я слишком сосредоточилась на будущей встрече с отцом, чтобы возмущаться. – Вы уж там поаккуратней, барышня. Молчите. Даже если ругать будет – все равно молчите. Он поворчит и отстанет. И о том, что вас вечером в поместье не было, тоже молчите. Авось, и не узнает.
В старом зеркале мутным силуэтом сидело мое отражение. Я смотрела на него, не узнавая. Молодая. Темные волосы, словно крыло ворона. Лицо… Приятное. Но не красавица, нет. Слишком острые черты лица, а кожа бледная, будто в муки вывалена. И глаза… затравленное такое выражение, от которого хотелось самой себе надавать по щекам.
Ладно. Я расправила плечи. Глянула с вызовом. Прорвемся. Жизнь на то и дана, чтобы исправлять в ней то, что не нравится.
Ровно через пять минут мы были готовы.
Глава 2
Усадьба напоминала развороченный улей. Носились со сосредоточенными лицами слуги. Неспешно и очень плавно двигались широкоплечие мужчины, вооруженные мечами. Уводили в конюшни лошадей. Разгружали повозку.
Я шла за служанкой, сражаясь с собственной головой: опустить, поднять. Снова воткнуться взглядом в пол. Привычка бесила. И главное, шея настолько привыкла к полусогнутости, что ее даже не клинило. И служанка впереди шла такой же согнутой гусыней. Еще и шаг этот мелкий, под который я невольно подстраивалась. Топотыжки…
– Молодая госпожа к главе, – раздвинули передо мной двери слуги.
Мой отец изволил принимать доклад. Склоненный рядом с ним в поклоне мужчина – вежливость наше все – что-то вещал, всем видом изображая преданность главе рода. Рядом с ними стоял накрытый стол. От запахов еды – пахло одуряюще вкусно – у меня скрутило желудок. Настроение, и без того тревожное, сместилось на уровень: «Ненавижу всех».
Отец. Странно думать о том, что этот совершенно незнакомый мне человек – родной. Никакого проблеска кровной связи, теплоты, приятных воспоминаний. Только собственное сиплое дыхание и стук сердца в ушах. Тяжелый взгляд, от которого мне захотелось спрятаться. Аура, придавившая так, что дышать больно стало. Его лицо, словно вырубленное из камня. Бородка, усы. Забранные вверх волосы, скрепленные заколкой – ни единого растрепанного волоска.
Отец меня явно не баловал, иначе откуда это чувство загнанного в ловушку зверя?
Волна коротких воспоминаний сложилась из сплошных запретов: «Не ходи никуда одна. Не гуляй. Не играй с детьми слуг. Не бегай – поранишься. Не нагружай себя – устанешь».
Заботливый до тошноты. Служанками, да няньками окружил. И все мое детство в четырех стенах прошло, да в крошечном садике за высоким забором. Он и в школу меня отправил лишь под давлением соседей. Но игрушки дарились мне регулярно. Потом стали дариться украшения, наряды. В еде меня не ограничивали, не считая наказаний. Эдакая идеальная барышня знатной семьи – птичка в золотой клетке.
И наши редкие встречи – вот как сейчас. Он – высокий, сильный, уверенный в себе, много чего добившийся, герой, повергший кучу демонов. Я… жалость подкатила к горлу, заставив прикусить губу и заморгать, прогоняя слезы.
Любил ли меня отец? Наверное, да, но по-своему. Как и заботился.
– Подойди, – поманил меня отец. Я уткнулась взглядом в пол, скрывая нахлынувший страх. Достали реакции тела. Главное, контролировать сложно, когда сердце проваливается в пятки, а в голове наступает оцепенение.
Я вцепилась пальцами в ткань жилета. Выдохнула, успокаивая себя. Досеменила.
– Как дела в школе? Все хорошо?
От заботы в его голосе меня затрясло. Иррациональное чувство. Не бьет же он меня? Память подтвердила: нет. Неужели это просто страх перед его суровостью? Сложно разобраться в собственных эмоциях, а память, как порванная на мелкие клочки книга. Попробуй быстро найти нужный фрагмент.
– Все хорошо, – прошептала, искренне ненавидя себя за мямлящий голос, но отец, похоже, к такому привык. Не удивился.
– Я тебе подарок привез.
Он махнул кому-то рукой, и перед моим склоненным лицом возникла открытая шкатулка.
На красном бархате лежала шпилька. В глаза бросился благородный блеск драгоценных камней. Позолота металла. Очередная дорогая цацка в коллекцию к таким же. Чтобы дочь не выглядела хуже остальных.
– Спасибо, очень красивая.
С голосом надо срочно что-то делать. Я сама себя никчемностью ощущаю.
– Можешь идти.
Шаг. Ноги почти бегут. В кожу ладони врезается шпилька. Но я замедляюсь. Останавливаюсь около столика. Поворачиваюсь. Тело отказывается слушаться. Холодеет от ужаса. Но я настаиваю на своем.
– Могу я попросить дозволения?
Мне не видна реакция окружающих, но тишина становится заинтересованной.
– Говори.
Нет, все-таки тиран. И слуги его боятся. С другой стороны, глава ордена и рода должен быть таким. Наверное.
– Сегодня на кухне удались паровые булочки. Могу я получить несколько?
Тишина становится задумчиво-удивленной. Меня изучают, как букашку под лупой.
– Я распоряжусь принести тебе еды.
Уф-ф-ф. Я присела еще ниже и теперь уже точно удалилась.
За дверью мне в фарватер пристроилась служанка. Я спиной чувствовала ее нетерпение, но до домика мы обе хранили почтенное молчание. Шустро семенили согбенными гусынями. Не усадьба, а птичий двор какой-то!
– И? – мне требовательно заступили вход в комнату.
– Все хорошо, – я выпрямилась, потянулась и добавила устало: – Еду нам сейчас принесут.
Обошла остолбеневшую мадам, дошла до лежанки, опустилась на нее. Поерзала – жестковатый матрас, хоть и застелен красивым покрывалом, с вышитой на нем цветущей сливой. Еще и подушка – валиком. Как на такой спать?
Помассировала виски – голова начала ныть от пережитого напряжения.
– Вы что? Попросили его о чем-то? – отмерла у порога служанка. Задвинула двери. Досеменила до меня. Нависла: – Да, вы три дня голодали, не решившись в тот раз возражать отцу. Когда вас в порче книги обвинили.
Память что-то такое поддакнула. Кто-то из новеньких служанок случайно испортил ценную рукопись. Обвинили меня. Удобно ведь. Возражать я не стану. Поголодаю пару дней. А служанку бы выпороли до крови…
Ладно, давно было. Чего сейчас расстраиваться?
– Попросила и попросила, – раздражение все же прорвалось наружу и, судя по расширившимся глазам служанки, раньше я себе такого тона не позволяла.
О! Удивление сменилось подозрением.
– Барышня, а вы где сегодня гуляли? Может, на проклятые развалины занесло? – и она сделала рукой жест, отгоняющий злых духов.
– За волшебным цветком я ходила, – легенда мгновенно родилась в голове, а то и правда обвинят в одержимости, потащат демонов изгонять, а это ни разу не приятная процедура. – Ученицы рассказывали, он может красоту подарить. Вот я и… – тяжелый вздох, удрученный взгляд в сторону.
– Барышня, кто же в такие вещи верит?! – служанка смягчилась, даже не удосужившись возразить: «Зачем такой красавице волшебный цветок?». Н-да… Лесть это не про нее.
– Еще и одна. Опасно же в лесу! А если бы с шальным духом столкнулись? Или с ведьмой! Слышала, совсем они распоясались. Честным людям такие пакости делают, только успевай очищение проводить. И проклясть ведь могла! Да и ноги, небось, натерли. Давайте, я вам травяные мешочки принесу.
А все-таки она не так плоха, как кажется, и когда нам доставили блюдо с булочками, я щедро отдала половину.
Утром меня подняли на рассвете. В комнате царила зябкая стылость, а плесень усилила свое наступление.
Я отчаянно зевала – ночью почти не удалось заснуть. Новое место не хотело дарить мне радость сна. Подушка словно полено – спать можно лишь на спине. Еще и шорохи снаружи – я будто в открытом лесу ночевала. В итоге подушка отправилась в ноги, одеяло я подложила под голову, так и заснула.
Теперь же терпеливо сносила причесывание, умывание ледяной водой и одевание. Волосы у меня длинные, жесткие. Сегодня их просто закололи сзади, создав строгий образ молодой ученицы. Светло-голубой наряд: нижняя рубашка, топ, длинная юбка с широким поясом довершал образ «Здравствуй, школа». На манжетах – вышивка рода.
На завтрак подали рисовую кашу и чай. Каша была остывшей, недоваренной. Чай – нечто без запаха и без цвета.
Прям чувствуется, как меня здесь уважают. Госпожа, ага.
Обед – круглые плетеные корзинки, вставленные одна в другую – мне выдали с собой.
И вот, наконец, я за воротами усадьбы.
За спиной два молодца в светло-серой униформе. Впереди обычная такая сельская дорога, в пыли которой с удовольствием купались куры.
Стояла поздняя весна. Свежий после ночи воздух пах пылью и деревенской жизнью. С рисовых полей доносились ароматы ила, землистости и травы, они перемешивались с запахами навоза, лошадиного пота. Откуда-то послышалось возмущенное блеяние козы. Ей в ответ насмешливо прокукарекал петух.
– Барышня? – осторожно позвали из-за спины.
Ну да. Мое сопровождение заскучало.
Идти до школы было полчаса. Лучшие полчаса моей ежедневной рутины. Я вздохнула полной грудью, поправила шляпу – непривычно, но без нее знатным дама на улицу нельзя. Вдруг загар на кожу ляжет? Позор ведь. Будем бледной молью. Как все.
Дорогу пересекала река. Так что на мосту я немного постояла, завороженно рассматривая мутную – глина какая-то – воду. Течение здесь было как норовистая лошадь – быстрое, с бурунами. Выше его сковал каньон, там уже начинались предгорья, а ниже – гораздо ниже – река разливалась широким руслом.
Наш городок Фухуа, что переводится как «Благоденствующее великолепие», находится в Центральных равнинах. На севере, в трех днях пути от него, лежала столица Шэнду "Священная Столица", и туда устремлялись честолюбивые помыслы подданных. Туда же регулярно наведывался мой отец. У нас дом был в столице, но мне ни разу там побывать не удалось.
Если смотреть выше по течению на запад, то взгляд утыкался в величественные громадины горы Пяти ветров, где обитало множество духов и демонов: добрых и совсем не, но столь долго живущих, что любой характер начинал портиться. Там же находилась страшная пустошь с проходом в нижний мир, где завоевал великую славу мой отец, отбив очередное, случившееся во время затмения, вторжение нечисти.
Стражи Рассвета. Они носили белые одежды с вышитым на них солнцем. В их мечах прятались души демонов. Они считались лучшими защитниками людей от демонов.
До моего рождения о них говорили все вокруг. Ими восхищались. Их баловал император. «Мы приносим свет туда, где царит тьма» вырезано на воротах нашей усадьбы. Все библиотека дома заполнена хвалебными посланиями от именитых семей к моему отцу. Когда-то наша семья была богата…
Сейчас слава потускнела, и в цитадель ордена «Обитель зари» не стремились больше толпы учеников. Так говорил отец, обсуждая дела с хранителем Огня. Оказывается, я умела слушать разговоры взрослых, а не только страдать по поводу неказистой внешности или убиваться по отсутствию талантов.
Но это мне мало помогло… Да и слабо я представляла себе истинное значение их ритуалов: встреча утреннего солнца, отражение первого луча в клинке, защитное стояние во время затмения… И в храме обители, который находился на вершине Светоносной горы, я никогда не была. Не видела горящего внутри Небесного пламени, не присутствовала на создании артефактов. Отец не посвящал меня в детали, словно я была лишь крохотной частью его жизни…
За спиной настойчиво кашлянули. Я вынырнула из раздумий, чтобы посмотреть на ворота родной школы…
Ворот было пара: левая и правая. В левую – шумной толпой, улыбаясь и приветствуя друг друга шутливыми колкостями, входили юноши: взор горящий, чело бледное, благородство в каждом движении. В правую – смиренно опустив взор, по одиночке, но чаще парочками тихо и грациозно вплывали барышни: целомудренность и добродетельность в каждой черточке лица, в каждой складке дорогих, но скромных одежд.
Мужскую и женскую части школы разделяла стена. Хлипкая, на мой взгляд, преграда между горячей юностью, но, кажется, там еще защита наложена…
В школу идти не хотелось. Прям ноги к земле приросли. Не там ли корень моих проблем?
Первая любовь, похоже, отпадает. Вряд ли у меня был шанс повстречать кого-то, кроме родственников или слуг. Тогда кто же заставил меня шагнуть с обрыва? Неужели какая-нибудь стервь довела своей добродетельностью?
– Барышня, вы опоздаете, – донеслось тихое в спину.
Слуга прав. Стою тут… Словно малолетка испуганная. И я решительно двинулась к правым вратам.
Кивнула привратнику. Покопалась в памяти, что там с одноклассницами. В ответ обнаружилась неприязненная пустота, в которой еще и испуг прятался.
Занятно.
Захотелось засучить длинные рукава, уткнуть руки в боки и поинтересоваться у благородных дев, кто тут что против меня имеет?
Память от моего предложения попыталась схлопнуться раковиной, потом забилась в истерике. Итог суматошно мечущихся мыслей был один: никаких прямых вопросов. Никакой агрессии. И вообще, улыбку на лицо, нет, не оскал, а легкую улыбку, кто забыл нацепить?
Я стиснула зубы, ощущая себя засланцем в стане врага. Какая к… улыбка? У меня настроение за справедливость биться, а не улыбаться. Но вокруг плавали нежнейшие цветки аристократических семей Фухуа, улыбаясь при этом столь благостно и желая друг другу приятного утра мелодичными голосами, что я невольно устыдилась своего боевого порыва. Хотя… Нет, надо сначала разобраться, что происходит в школе, может, причина и не в ней. А потом уже в атаку с шашкой наголо.
Я вошла в учебный класс. Прошла к своему месту – последний ряд. Самое-то для той, кто хочет быть незаметной. Кивнула соседкам. Получила в ответ ноль ответного внимания. Ну и ладно.
Села. Расправила широченную юбку. Сняла шляпку. И голова заполнилась обеспокоенными мыслями: как я выгляжу? Не выбилась ли прядь? Что с завязками на груди? Не сместились ли в сторону?
Выдохнула, заставляя себя успокоиться. Да и ради кого бант поправлять? Этих добродетельных, которые делают вид, что меня не замечают?
Первым занятием у нас была практика дара. Вот тут мне стало по-настоящему интересно, аж шею вытянула, стараясь не пропустить ни детали.
Нам следовало создать охлаждающую основу для ягод. Удобно: и на стол поставить, и с собой на пикник взять. Словом, любая благородная дама должна владеть этим полезнейшим навыком: охлаждающим плетением. Это же не только для вазы, но и для бутылки вина можно использовать…
Наставник Жэнь начал с показа линий магии. Часть объяснений я пропустила, пытаясь эти самые плетения увидеть. Моргала. Щурилась. Напрягалась. Пучила глаза. В какой-то момент поймала нужный отблеск в руках мастера. Обрадовалась. Постаралась запомнить нужное состояние – это словно использовать третье невидимое веко.
– Вот так, барышни, выплетаем, чтобы не распустилось, а в конце не забываем про закрепляющее плетение. Ну и стабилизатор, чтобы продержалось нужное количество часов. Прошу всех постараться. Лучшую работу ждет особый приз от нашего гостя.
По классу прокатился возбужденный шепот.
– Времени у вас один час. Приступайте. И… – наставник с жалостью посмотрел на меня, – барышня Чэнь, вы можете заняться чем-нибудь другим.
Я сглотнула, ощущая жесткое разочарование…
– Благодарю, наставник, я все же попробую, – проговорила. Мужчина взглянул на меня удивленно, но разрешение дал.
Дальше мы погрузились в работу. Кажется, мои соседки даже не дышали, настолько в классе стояла жесткая тишина. Я отбросила мысли о них, сосредоточившись на работе.
Слабый отблеск голубого света затеплился у моих пальцев, словно паутина, дрожащая от лёгкого дыхания. Но стоило сосредоточиться, как линии стали ярче, уверенно проступая в пустоте. Плетение обретало форму, струясь лёгкими волнами и послушно укладываясь в нужный узор.
Оттенок голубизны менялся, отвечая на мои усилия: бледный, почти прозрачный – для лёгкого охлаждения, насыщенный и яркий – для крепкой заморозки. Я выводила линии, осторожно шевеля пальцами в воздухе, словно дирижируя невидимым оркестром. Мысли помогали направлять магию, но без рук обойтись было невозможно – они задавали движение, которое затем я закрепляла, удерживая в сознании.
Я работала, забыв обо всём. Ваза росла на столе. Её стенки искрились узором инея, а форма напоминала сосуд из тончайшего хрусталя. Я добавила ручки для удобства. Потом пришла идея: откидывающаяся крышка.
Чуть усилив поток магии, я добавила в узор лёд. На поверхности проступила голубая глазурь, блестящая и прозрачная, как утренний иней.
Я бы еще что-нибудь улучшила – давно не получала такого удовольствия от работы – но силы кончились. Точнее они кончились какое-то время назад, и вазу я доделывала на чистом упрямстве, дрожащими от перенапряжения руками.
– Барышня Чэнь, – шедший по рядам наставник потрясенно остановился около меня, – это… это… – он не сразу смог подобрать слова. – Это просто великолепно! Восхитительно!
На меня с недоумением обернулись сразу несколько дев.
– Если вы позволите?
Мой шедевр забрали и в ставшей недовольной тишине понесли к преподавательскому столу. Кажется, кто-то расстроился? Точно расстроился, ибо первое место присудили мне. Нет, добродетельные барышни даже улыбаться изволили и поздравить, но взгляды заледенели.
А потом случилось оно…
– Барышни, сегодня в нашей школе особенный гость: князь Чжао. Именно он вручит приз победительнице.
Градус в помещение скакнул от ледяного презрения до: «сейчас убивать будем».
Мы дружно и чинно выдвинулись во двор под тень старой сливы. Я – в центре, словно мишень. Впрочем, мишень и есть. Кожа аж зачесалась от негодующих взглядов.
Торжественно-взволнованные наставники – гость, похоже, действительно важный – выстроились на возвышении под крышей.
Память услужливо напомнила, что князь – это кто-то из родни императора. Тело от осознания момента тут же отреагировало сухостью в горле и слабостью в коленях. Пришлось напомнить, что, валяясь в обмороке, мы весь спектакль пропустим.
Да, это было достойно полотна художника. Цветник, выстроившись в два ряда, синхронно – кроме меня запоздало задержавшейся – опустился в плавном реверансе. Мимо них темной лодкой, разрезая пастельные воды девичьих одежд, решительно шагал князь. Его чаньфу, темного цвета и сдержанного кроя, ниспадал изысканными складками, плавно обвивая фигуру. Длинные черные рукава, струясь за спиной, напоминали пару крыльев. На простой ткани выделялась мастерски выполненная серебряная вышивка. Драконы, словно живые, извивались на манжетах, плечах и подоле. Образ власти дополнялся блеском драгоценных камней на поясе.
А меня… словно в грудь чем-то тяжелым ударили. Дыхание перехватило. Лицо вспыхнуло. Кожу обожгло. Сердце ударилось в дикие скачки. Ладони вспотели. В мозгах воцарился полный хаос. Совершеннейшее помутнение. Я даже имя собственное забыла. Вообще все забыла, кроме него: темного ангела моей души.
И, главное, непонятно с чего такой взрыв эмоций? Меня точно живьем в кипяток закинули. И в реверанс я не опустилась – нырнула, спасаясь от разоблачения и пряча покрасневшее лицо. Стиснула края юбки, моля лишь об одном – чтобы сумасшествие закончилось. Неужели я ошиблась? И мальчик все-таки был? Точнее мужчина. Лет на десять старше меня. От которого меня накрыло так, что стыдно признаться. Но как? Где? Почему?
– Мои искренние поздравления.
Этот голос… Пробравший меня озноб. Я с трудом поняла, что от меня хотят. Впрочем, попроси он о чем-нибудь, я бы… Стоп. Не будем о непотребном.
Не выпрямляясь, взяла, протянутый мне свиток и нефритовую медаль на шнурке с выгравированной луной на обороте.
Промямлила что-то невнятно-благодарственное – все силы ушли на борьбу с собой. Когда одна часть хочет броситься князю в объятия, а вторая дать себе по лицу за подобное поведение, сложно быть адекватной.
Надеюсь, мой ответ приняли за смущение добродетельной девы.
