Екатерина Гейзерих
Сатана и Санта
Рогатый медлил. Олений хрип, смешанный с паром, долетал до них мелкими льдинками и больно колол лицо.
– Может, устал?, – глаза Люция быстро бегали, оценивая расстояние до земли. Какое там «земли»! Под ними всё ещё был лёд.
– Подгоняй его!, – Санта рукой показал на прут, который сжимал в руках Люций.
– Как?,– опешил Дьявол.
– Прутом! Гуськом бьешь в филейку! – Санта свернул брови, как будто объяснял что-то само собой разумеющееся. Люций перевел взгляд с Санты на прут, снова на Санту… Затем на Рудольфа.
– Чего ждешь? Гуськом в филейку!!!, – кричал Санта. Рудольф почти остановился. Другие олени нетерпеливо били копытом в порыве бежать, но слушались главного.
– Я не могу его ударить, – наконец признался Дьявол.
– Ты пытаешь души вечность и не можешь щипнуть упертого оленя?! А ну дай сюда!
Выхватив прут из рук Люция, Санта хлестнул первого оленя как раз туда, куда и требовал. Филейку обожгло костяным гуськом. Рудольф взревел от боли, звук его крика прокатился эхом над заледенелыми равнинами. Люций с ужасом представил, как трещины распространяются по льду, готовые поглотить их обоих в ледяной плен. Учитывая, что они оба бессмертные, годы в заточении под водой не предвещали ничего хорошего.
– Ать! По филейке-то!, – бодро орал Санта в такт Рудольфу. Но олень не ускорился. Он остановился и заревел как ишак. Протяжно, взахлеб, с перерывами.
– Если с ними жестким не быть, – пояснил Санта Люцию, пока тот до белых костяшек цеплялся за трясущуюся повозку, – Никогда работать не будут. Даже не взлетят, ленивые засранцы.
С этими словами он снова стегнул Рудольфа. Взвыв, олень стартанул с места со сверхзвуковой скоростью. Одна беда – тянул он упряжку не вперед, а вниз.
– Да что ж ты делаешь?!, – ветер разрывал крик Санты пунктирной линией без гласных, – Стой!
Вожжи метались в стороны, вверх и вниз, но даже слепящая боль не заставила оленя вернуться в небо. Земля неумолимо приближалась. Радовало только, что впереди загорелись огни в окнах. Люди близко. Как давно Дьявол не видел живых людей…
БУМ!!! Повозка врезалась в землю. Упряжка с оленями оторвалась, и они, падая и путаясь в поводьях, отбежали в сторону. Рудольф ревел. Обиженно и с болью. Люций лежал, укрытый снегом, оглушенный ударами и ошеломленный падением. Санта исчез в сугробах, оставив лишь следы своего присутствия. Мир покрылся снежной завесой, осветленной рождественскими огнями дальнего поселка, и вокруг разносилось эхо рёвов и стона ветра.
***
Небеса переливались зеленым и фиолетовым светом. «Красиво», – подумал Люций, чувствуя, как снег убаюкивает его мягкостью. Здесь, вдали от дома и осточертевших котлов, он наконец-то нашёл немного покоя и тишины.
Каждое утро он вставал в пять, варил крепкий, как копыто беса, кофе, затем читал газету. В шесть утра он садился за бумаги, в восемь устраивал совещание по хозяйственным вопросам. В двенадцать – обход ада, сбор отзывов и предложений. В шестнадцать Дьявол занимался внешней торговлей – его бизнес поставлял уголь на поверхность. Иногда приходили недовольные гномы и жаловались, что из-за температуры в аду полезные ископаемые портятся. Иногда протекала нефть, приходилось эвакуировать грешников и тушить пожары.
Вечера были краткими моментами притворного спокойствия. Он ужинал с Лилит и играл с детьми, стараясь не выдать свою усталость. Времени не оставалось на модное нынче «себя». Себя в привычном понимании у него не было. Зато он полностью принадлежал аду. Люций понимал недовольство жены – Лилит обижалась на недостаток внимания, на редкие проявления нежности. Она знала, за кого выходит замуж, но все же мечтала о большем.
Последнее время дела шли плохо, и Лилит это чувствовала. Люций, не желая обременять её лишними заботами, не упомянул, что отправляется подрабатывать к Санте. Сказал, что уехал в командировку, надеясь, что она не догадается об истинных причинах его отсутствия. Пусть думает что угодно, лишь бы не считала его неудачником, чья карьера летит под откос.
Здесь, в снегу под сверкающим северным сиянием, мысли Люция наконец-то унеслись далеко от проблем. Впервые за долгое время он получил столь необходимую передышку.
– Как же ты души мучаешь, если не можешь… Гуськом… По филейке…, – раздался неподалеку задумчивый бас Санты.
– А я делегирую, – ответил Люций. Они оба рассмеялись. Санта смеялся добродушно, медленно, с чувством, смакуя каждый смешок. Хо. Хо. Хо. Бряцала борода с сосульками. А Люций смеялся тихо, но слышно было его во всем мире. Сгущалась тьма.
Санта с трудом приподнялся на локтях и оглянулся, стараясь разглядеть знакомые очертания в полутьме.
– Похоже, мы в Мурманске…, – пробормотал он, морща лоб. – Начнём тогда, раз приземлились. Посчитаем за техническую остановку.
– Не в первый раз такое?, – хмыкнул Люций.
– Не в первый.
– Не в первый, – коротко ответил Санта, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя пушистые снежинки. Он направился к упряжке, где Рудольф нервно перебирал копытами. Вместе с ним и другие олени боязливо потащились от Санты подальше. Но в два прыжка Санта нагнал их да взял Рудольфа под уздцы. Санта наклонился к его брюху.
