Вагон третьего класса не отличался ни убранством ни комфортом. Пассажиры выходили и заходили, втискивали корзины и кофры под жесткие лавки, дремали, сплетничали, резались в карты – словом вели себя привычно и безопасно, но Амадин все равно нервничала. Предчувствие опасности по мере удаления от столицы не оставляло ее. Забившись в угол. подальше от окон с которых нещадно дуло, девушка настороженно приглядывалась к каждому входящему.
Но время шло, поезд неторопливо но уверенно, набирал ход, приближал беглянку к побережью. Пассажиры если на девушку и поглядывали, то с праздным интересом, а не как подозрительный господин с вокзала, решивший поиграть в детектива.
Тучная дама, умостившись на лавке рядом, попыталась было разговорить соседку, но не слишком преуспела и переключилась на немолодого служащего напротив, любовно обнимающего саквояж. Обсуждение касалось цен на мясо, недавно введенных новых налогов и выросших цен. в разговор вмешались работяги, расположившиеся на соседней лавке, затем – две женщины, горничные, ехавшие на новое место службы. Они начали сетовать на низкое жалование, часть которого уходила на покупку форменного платья, служащий поддакивал, а соседка Амадин сочувственно охала. Шум в вагоне стоял невообразимый, но девушка скоро начала клевать носом – сказалась бессонная ночь.
Когда она проснулась день уже уверенно перевалил за середину. Поезд как раз подъезжал к станции.
– Блодетт! Стоим час! – проорал кондуктор, перекрикивая стук колес и вокзальный шум. Пассажиры загалдели и стали подниматься с мест, когда в вагон вошел жандарм с листком дешевой серой бумаги.
– Проверка! – мужчина пристально оглядел вагон, одернул форму и пошел вдоль рядов, то и дело наклоняясь то к одному то к другому и показывая листок. Судя по всему – рисунок преступника или преступницы. Амадин вжалась в сидение. Неужели, ее сейчас найдут? Закуют в кандалы и отправят обратно в столицу? От страха живот скрутило…Чем ближе подходил жандарм, тем больше девушка пыталась спрятаться за плечо сидящей рядом женщины.
Надо было сойти раньше и пересесть на дилижанс – промелькнула запоздалая мысль. Она закрыла глаза.
– Скажите, вы не встречали? .
Это раздалось совсем рядом над головой. Амадин вздрогнула. Зашуршала бумага, жандарм явно протягивал листовку с портретом преступника. Или преступницы.
– Не-а, – громогласно прогудела соседка, – Не видели. Аж от самой столицы едем, не видели.
– Прошу прощения – служба!
Капрал двинулся дальше, девушка открыла сначала один глаз, а потом, убедившись, что ее оставили в покое – второй.
– Совсем стыд потеряли, – пробурчала женщина. – Инквизиции на них нету!
Амадин не ответила. Она напряженно следила, как жандарм дошел до конца вагона и махнул рукой, позволяя выйти. Пассажиры недовольно повскакивали со своих мест и потянулись к дверям, намереваясь прогуляться по перрону. Девушка осталась на месте, выжидая, пока утихнет дрожь. Сердце колотилось где-то в горле, а перед глазами плясали темные мушки.
Постепенно в голове прояснилось, а дышать стало легче. Судя по всему, жандармы разыскивали не ее, значит, есть шанс добраться до побережья.
Амадин вздохнула. Она предпочла бы не выходить, но желудок протестующе простонал, напоминая о том, что она не завтракала. Пришлось, краснея, протискиваться мимо сочувственно глянувшей соседки, чтоб обменять пару последних медяков, глухо бренчавших в кармане, на какую-нибудь еду. На перроне оказалось ветрено, но гораздо свежее чем в вагоне. Амадин с наслаждение вдыхала воздух, пропахший мазутом и дымом.
Она прошлась по платформе, стараясь не привлекать внимания. Впрочем, в суете узловой станции, это не составило труда. Всюду сновали грузчики, вытаскивая с прицепной платформы громоздкие тюки. От головы состава фонило магией так, что сводило зубы: меняли стержень ходового артефакта. Простая работа почему-то вызвала огромный ажиотаж среди работников на станции.
Следить за ними Амадин не стала. Сверившись с часами на башне вокзала, она направилась ко входу, рядом с которым стояла торговка с корзиной снеди. Самой обычной, из той, что пользуется спросом у путешественников: еще пышущие жаром пирожки, завернутые в промасленную бумагу сэндвичи, пышные пончики, с белыми от сахарной пудры боками. Пончики оказались решающими. Амадин сглотнула и, точно завороженная, подошла поближе.
– Тебе чего, девонька? – торговка скользнула по ней цепким взглядом, до медяка оценивая одежду покупательницы.
– Да… вот… – монеты жалко звякнули в кулаке. Старуха хмыкнула:
– Из дома сбежала, или что?
– Или что, – подхватила Амадин. – Я это… горничной работаю. Младшей. Хозяйка на сносях, вот– вот разрешиться. Ну меня и отправили в имение – порядок навести, а господа позже приедут, что ребеночку городскую пыль глотать.
Она сама изумилась, что вот так, сходу придумала историю.
– И то верно, – женщина ничуть не удивилась услышанному. – А что хозяйка раньше не поехала. Небось, с целителем рожает?
– А как же!
– Эх, что за мода пошла, – посокрушалась торговка. – Раньше приличные дамы повитух звали, а сейчас – целитель!
Судя по тому, как старуха протянула последнее слово, целителей она не жаловала. Амадин пожала плечами. Желудок заурчал, и девушка смутилась
– Ой, что ж это я, заболталась, – спохватилась торговка. – Вот, бери, свеженькие!
Она сунула Амадин под нос булку, судя по потрескавшейся корке – вчерашнюю, но девушка не стала возражать: выглядела сдоба вполне прилично. А пахла вообще изумительно.
– А жандармы что здесь ходят? – поинтересовалась она, откусывая от хрустящего края.
– Да, вынюхивают… говорят – опасного преступника ищут .
В животе опять похолодело. Что, если опасный преступник – это она? Хотя прошел же жандарм мимо… Может, просто не признал? От этих мыслей корка жалобно хрустнула под пальцами, крошки посыпались к ногам и на них тут же налетели воробьи.
– А… кого?
– Кто ж его знает. сказывали: бумага из столицы пришла, с вестником.
Старуха подняла вверх указательный палец, подчеркивая важность события и неодобрительно покосилась на стоявших неподалеку стражей порядка. Они лениво рассматривали суетящихся пассажиров, перекидываясь между собой короткими фразами.
– С самого утра тут, – пожаловалась торговка, недовольно кривясь – Всех покупателей распугали, чтоб их!
– Они тоже люди подневольные, – вступилась Амадин, выдыхая. Если с самого утра, так может и не по ее душу . – Думаете, им в удовольствие всех допрашивать?
– Можа и так, – неожиданно согласилась торговка. И сунула в довесок пару румяных яблок. – А ты бери, бери деточка. Бледные вы столичные, заморенные.
Девушка поблагодарила, отошла к вагону, с хрустом вгрызаясь в сочный полосатый бочок.
– Барышня, – раздалось за спиной, – а вас-то я и не опрашивал.
Девушка обернулась, силясь проглотить ставшее колом яблочко. Перед ней возвышался жандарм со всё тем же листом и с интересом рассматривал ее. Она все же не удержалась и закашлялась, так что из глаз брызнули слезы.
– Простите, что напугал.
Кажется, страж порядка и сам не ожидал такой бурной реакции И теперь растерянно ждал пока девушка справится с кашлем. Амадин же передышка дала возможность рассмотреть собеседника. Молодой, не старше её самой. Соломенные вихры торчат из-под фуражки, а нос украшали веснушки. Глаза у жандарма были голубые, окруженные белесыми ресницами. Он несколько раз взмахнул ими, и смущенно потер нос. Похоже, что, ситуация была самому ему неприятна.
Амадин выдохнула и невольно улыбнулась, вызвав смущенный румянец на щеках у слуги закона. Это приободрило ее еще больше. Судя по поведению парня, хватать и арестовывать прямо тут ее похоже не планировали. Она прокашлялась и пожала плечами:
– Немного. Вы очень неожиданно под… подошли, – она зачем-то спешно убрала за спину надкусанное яблоко, словно ее застукали на месте преступления.
– Да я просто… – он сунул под нос девушки смятый листок. – Вот, может видели?
Она вздрогнула. Перед глазами все поплыло, и Амадин не сразу сообразила, что держится за руку молодого жандарма. Кажется, он что-то говорил ей.
– Простите, что?– выдавила девушка.
– Вы в порядке? может быть, позвать целителя?
– О, нет, нет, все прекрасно, – фальшиво уверила она.
– Точно? – настаивал жандарм. – Может быть, все-таки мне сбегать? Тут недалеко…
– Не стоит, но все равно – спасибо! – она ослепительно улыбнулась, чем окончательно смутила парня и поспешила вернуться в вагон, оттолкнув невысокого мальчишку в огромном картузе. Тот забористо ругнулся и погрозил кулаком, но сразу же встретился взглядом с жандармом, смутился и поспешил к зданию вокзала. Амадин проводила его взглядом и заметила, что он ловко выхватил кошелек у какого-то толстого господина. Конечно, следовало сообщить об этом, но она была уже в вагоне. Поэтому девушка предпочла молча занять свое место.
До отправления оставалось десяток минут, часть пассажиров уже втянулась обратно в нутро состава, занимая места. Амадин с сожалением отряхнула ладони от налипших крошек. Второе яблоко еще оставалось в кармане, но его лучше оставить на потом.
Она напоследок обернулась на вокзальное здание с облупившейся надписью “Блодетт”. Стражи порядка так и не покинули перрон, к флиртовавшему с ней жандарму подбежал напарник с еще одним листом. Сердце екнуло. Лицо жандарма вытянулось, он что-то спешно затараторил, указывая то на торговку у входа, то на поезд. Амадин сглотнула, понимая, что это наверняка по её душу. Все-таки Сайлус подал заявление, и повсюду разослали ориентировку.
Понимая, что оказалась в ловушке, девушка метнулась к выходу, но в вагон входили пассажиры, и выскочить на перрон с другой стороны вагона не удалось.
В окно она видела, как жандармы двинулись к поезду. Выбора не оставалось. Амадин вздохнула и сосредоточилась на заклинании. Миг, и искры сорвались с пальцев, упали на пол вагона, чтобы взметнуться под потолок густым белесым дымом, в воздухе пахнуло гарью.
– Пожа-а-ар! – затянул кто-то. Вопль сразу же подхватили остальные пассажиры. Они засуетились, каждый из них норовил скорее покинуть вагон. У дверей возникла давка. Кричали женщины, ругались мужчины, кондуктор выскочил один из первых и теперь бегал по перрону, причитая и пытаясь вызвать пожарных.
Дышать становилось все труднее.
– Выбейте окна! – предложил кто-то. Послышался звон стекла. Дым стал еще гуще, Амадин усмехнулась, плетение “дым без огня” – простейшая иллюзия, любой адепт первого курса знает, что чем больше воздуха, тем гуще дым. Но пассажиры третьего класса не были адептами академии магии. Даже если кто-то из них и слышал о подобном, вряд ли он стал бы сопоставлять факты. Паника охватывала людей все больше. те, кто не мог выскочить в двери, кинулся к разбитым окнам.
Клерк спрыгнул на перрон и упал. Судя по его стонам, он сломал ногу. Дородная дама хотела последовать его примеру, но застряла в окне и теперь оглушительно верещала.
Перепугавшись, пассажиры, оставшиеся в вагоне, хлынули к дверям. стремясь выбраться наружу, они попросту смели жандармов.
Амадин видела, как прижатые к стене, стражи порядка растерянно озираются, пытаясь понять, что им делать. Девушка не стала ждать, пока они опомнятся. Выскочив на перрон, она, развернулась и нырнула под сцепку вагонов, перебегая на другую сторону состава, а потом и еще одного, стоявшего на следующем пути . В спину полетел запоздалый свисток. Подобрав юбку понеслась вдоль состава, к густому кустарнику, росшему у забора.
– А это еще кто?
– Лови ее! Там разберемся!
Позади раздался тяжелый топот. В боку тут же закололо – все-таки не стоило совсем уж пренебрегать физическими упражнениями, просиживая в библиотеке – Амадин стиснула зубы и только прибавила ходу. Радуясь что на ней крепкие ботинки с толстой подошвой беглянка нырнула за первый же сарай и на бегу попыталась сплести матрицу для отвода глаз. Рискованно, но терять было уже нечего. Неожиданно заклинание легло как в учебной аудитории после упражнений на концентрацию. Она затаилась за какими-то ящиками, молясь всем богам, чтоб ее не заметили и стараясь не дышать как загнанная лошадь.
Мимо промчался тот самый молодой жандарм, где-то за сараем тоже прогрохотали кованные сапоги.
Некоторое время было тихо, погоня удалилась вглубь складов и Амадин рискнула выглянуть из укрытия, надеясь на защиту магического плетения, но его нити вдруг вспыхнули белым пламенем и растаяли в воздухе.
– Вот же она, – послышалось совсем рядом. – Сюда! Добегалась!
Застонав, девушка рванула прочь, уповая на то, что преследователи устали еще большее ее самой.
– Стой!
Она все-таки обернулась. Нога подломилась и Амадин, вскрикнув, упала. Последнее, что она увидела – яркую вспышку, окутывающую ее.
“Все-таки они применили парализующее заклинание,” – пронеслось в мозгу, прежде, чем ее поглотила тьма.
Амадин очнулась уже ночью. Она долго лежала, боясь пошевелиться и не понимая, почему тьма перед глазами не рассеивается. Пахло гниющей соломой и нечистотами, а где-то вдали слышались леденящие душу вопли. Наконец, луна, заглянув в зарешеченное окно, принесла с собой осознание того, что она находится в тюрьме. Амадин шевельнулась. Звякнуло железо.
Осмотрев себя, девушка обнаружила, что по рукам и ногам закована в кандалы. Уже предполагая ответ, она все-таки потянулась к шее и горько усмехнулась: так и есть, железный ошейник, означающий, что ее приравняли к особо опасным преступникам. Тем. кто совершает преступления при помощи магии.
Это объясняло и одиночную камеру, куда ее поместили. Девушка всхлипнула и села, обхватив колени руками. От страха ее мутило. Она не понимала, что с ней будет, и неопределенность пугала больше всего. в который раз она пожалела, что попросту не вернулась в академию. А можно было еще уступить Сайлусу… Ну подумаешь, всего одна ночь, не переломилась бы, как говаривала мама.
При мысли о родном доме сердце кольнуло. Глупо было вообще покидать деревню, надеясь на лучшее. Даже если ее и оставят в живых, то, наверняка, остаток дней она проведет за решеткой. Или на каторге.
От жалости к себе в носу противно защипало, а грудь сдавило. Амадин всхлипнула раз, другой.
– Эй, там. потише! – заорали за стенкой.
– Сам заткнись! – подхватили с другой стороны.
– Ах ты… – дальше последовал непередаваемый набор слов, от которого у Амадин полыхнули щеки.
Сквернослову ответили не менее вычурно.
– Эй, что здесь у вас?
Сразу стало тихо. Судя по бряцанью железа и скрипу смотровых окошек, тюремщик не поленился обойти камеры. Амадин съежилась еще больше и прикусила губу, стараясь сдержать рвущиеся наружу рыдания.
Окошко скрипнуло почти над головой, в камеру ворвался луч фонаря. Девушка зажмурилась, словно это могло ей помочь стать невидимой.
– Смотри у меня! – раздалось совсем рядом. – Я вас всех!
Окошко захлопнулось. Послышался звук шагов. Выждав, Амадин медленно подняла голову и открыла сначала один глаз, потом второй. В камере все было по-прежнему: почти полная луна все еще светила в зарешеченное окно. Осторожно, стараясь не греметь цепями, девушка придвинулась к окну и уставилась на желтый диск, пытаясь примириться со своей участью.
К утру похолодало. Обхватив колени руками и сжавшись на тюфяке, Амадин то и дело проваливалась в сон, но вскидывалась на каждый громкий звук: лязг решеток, ругань заключённых, окрики охраны.
Пару раз приносили еду, но девушка не смогла запихнуть в себя едва теплую жижу, отдаленно напоминающую кашу. Ее мутило, а мысли то и дело возвращались к событиям, с которых все началось.
Если б она знала, к чему приведет ее нежелание лечь под магистра Сайлуса, то отказала бы ему снова? Может, стоило потерпеть, но остаться в Академии, получить свой диплом и забыть о позоре.
Все женщины терпят: Полетт, мама, подружки в деревне…
Сидя на тюремных нарах Амадин не знала, что хуже: один разок отдаться спесивому мерзавцу, чтоб обрести свободу в будущем или всю жизнь ложиться с мужем, которого терпеть не можешь. Что бы выбрала Полетт если б ей предложили свободу в обмен на ночь с магистром Сайлусом?
А мама? Девушка вспомнила всегда горестно изогнутые губы и потухший взгляд матери, давно утратившей вкус к жизни. А ведь раньше она была красавицей. Амадин не знала кто ее отец, но, судя по силе дара, человек был явно не из простых.
Что мама выбрала бы, будь у нее такая возможность?
Может стоило быть покладистой? Амадин на мгновение представила, что магистр все таки завалил бы ее на постель или что он там планировал проделывать с ней стоящей на коленях. Выросшей в деревне девушке было прекрасно известно, что мужчина может делать с женщиной. Правда увиденное в доме Шуаз заставляло заподозрить, что ее знания были ограничены. В любом случае, изучение этой стороны жизни Амадин не планировала.
Даже краткой мысли о толстых губах магистра и его жадных прикосновениях хватило, чтоб тело передернулось от отвращения.
Нет, она все сделала правильно, только от осознания этого легче все равно не стало.
Осталось понять, чем это для нее обернется. Ведь терять ей уже нечего.
Рейнард отложил очередные документы и устало потер глаза. Часы, потраченные на изучение бумаг, которые вот уже неделю приносил ему Валентин, не прошли даром. От долгого сидения над бумагами шея затекла, а поясницу неприятно тянуло.
“Старею,” – подумал герцог л’Армори и криво усмехнулся: надо же, какие мысли. Хотя, скажи ему кто лет десять назад, что основная работа Карающего меча империи сводится к изучению бумаг, он хохотал бы в голос.
Но сейчас было не до смеха. Дело выходило неприглядным. Шутка про диверсию всё меньше походила на шутку.
Он прекрасно помнил причины, по которым король подписал указ о стипендиях в академии. Ослабление магического потенциала могло стать фатальным при угрозе нападения одного из соседей. Ни одно техническое средство, хоть их производилось все больше, не могло обеспечить должную защиту. Несколько веков назад аристократы, обладающие магическим даром считали за честь служить королю и отечеству, теперь же они часто ленились и не желали проходить полное обучение.
Именно тогда его величество и задумался о том, чтобы обучать бедняков, среди которых было немало бастардов. унаследовавших магический дар от именитых отцов и дедов. Так появился указ о стипендиях, вызвавший огромное количество дебатов как до, так и после его подписания.
– Придется выдержать бурю, но поверь, если мы хотим обеспечить страну магической защитой, то нам просто необходима свежая кровь, – объяснял другу его величество.
Больше всего возмущалась королева-мать. Слишком консервативная и чопорная, она не могла даже представить, чтобы аристократы обучались с простолюдинами. Ее мнение поддерживала часть дворянских родов. некоторые даже забрали своих отпрысков из академии, тем самым обеспечив необходимое количество мест для королевских стипендиатов. И вот теперь…
Рейнард лениво потянулся, прошелся по кабинету, а потом опять сел за стол, придвигая к себе бумаги и делая заметки на полях.
Поверхностное изучение статистики прошлых лет вызывало неприятный зуд в кончиках пальцев предвещавший большие проблемы.
Формально, придраться было не к чему: в последние годы в академии в разы увеличилось количество одаренных адептов, обучающихся по программе королевской стипендии, они принимались на основании силы дара и…
Рейнард еще раз сверился с выписками, которые делал. Большинство из адептов рано или поздно проваливались на экзаменах, не добирая несколько баллов. Оно и понятно: зачастую неподготовленные, не привыкшие к учебе одаренные юноши и девушки просто не могли справится с объемом задач. Странно было не это, а то, что некоторые из них так и остались в Академии, полностью оплатив обучение. Интересно, откуда они брали деньги?
В памяти всплыла вчерашняя институтка: “Я готова стать вашей любовницей… мне надо оплатить учебу…”
Допустим часть девушек, да и юношей (находятся же богатые вдовы) действительно зарабатывают на учебу таким образом. Возможно даже продают свою невинность на закрытых аукционах в публичных домах, но остальные? Слабо верится, что все поголовно оплачивают учебу своим телом. Значит, есть еще что-то?
Рейнард коротко свистнул, вызывая секретаря. Магическая связь сработала незамедлительно.
– Ваша светлость?
– Скажи, чтобы привели Амадин Гросс, мне необходимо допросить ее! – распорядился Карающий меч королевства.
Валентин смутился.
– Боюсь это невозможно.
– Вот как?
– Утром принесли документы из Академии. Девица не сдала экзамены на стипендиата, задолжала за учебу и сбежала. Подать ее в розыск?
Одним из достоинств секретаря была его феноменальная память. Молча отвечая на вопрос Рейнард кивнул и поморщился от очередной острой боли в затекших мышцах.
– Пожалуй, стоит пройтись, – заметил он, разминая плечи.
– Прошу прощения, ваша светлость… – Валентин виновато посмотрел на начальника.
Тот закатил глаза:
– Что еще?
– Сегодня утром привезли магических преступников. Судебное заседание для определения степени вины назначено на три часа.
Рейнард скрипнул зубами. Еще одна обязанность верховного инквизитора – председательствовать в магическом суде, следя за правильностью проведения процесса.
В какой-то момент он даже пожалел, что не родился в древние времена, когда подобных преступников сжигали на костре. Правда, после судебного заседания. Но тогда все было намного проще.
“А еще солнце ярче и трава зеленее,” – пронеслось в голове. Рейнард хмыкнул и обратился к секретарю:
– Хорошо. Приготовь мантию.
Валентин вышел, чтобы сразу вернуться, неся на вытянутых руках тонкий черный шелк, поверх которого лежала широкая золотая лента.
Все еще морщась от боли в спине, Рейнард облачился в мантию поверх черного мундира, надел на шею ленту. Выровнял концы, спускавшиеся почти до пола и распорядился:
– Запросишь потом протоколы заседаний.
– Разумеется, – всем своим видом секретарь показывал, что начальнику нет необходимости напоминать о его обязанностях.
Рейнард строго взглянул на него, дождался, пока помощник опустил голову, молчаливо признавая свою вину – в инквизиции нет места эмоциям, особенно гордыне – и вышел.
Суд располагался по соседству. Построенное в давние времена, здание недавно обновили и соединили с инквизицией посредством стеклянной галереи, очередного строительного новшества.
Чугунные кованые столбы, между которыми располагались огромные стекла, через них прохожие легко могли увидеть тех, кто ходил между зданиями. Это должно было символизировать прозрачность надзорной и судебной систем. Но прохожие редко разглядывали черные мантии, предпочитая отвести взгляд от новомодного перехода, от греха подальше,
По привычке бросив быстрый взгляд на улицу, Рей шагнул в стеклянный коридор, соединявший два здания. Ветер, словно обрадовавшись новой жертве дунул из щелей между стеклами, трепя черный шелк. Несколько капель дождя сорвались с потолка, упали на макушку, и герцогу оставалось только радоваться, что на нем нет белоснежного напудренного парика, которые упразднил его предшественник аккурат перед строительством галереи, словно знал, что рабочие плохо заделают щели в свинцовых рамах.
Шаги разносились гулким эхом, отдаваясь легкой болью в висках. Похоже, он опять перетрудился. Действительно, надо бы сходить к Дезире, пусть бывшая любовница и ныне лучшая сводня подыщет ему начинающую актрису, которой требуется покровитель. Светловолосую и умеющую делать массаж. При мысли о расслабляющем массаже Карающий меч королевства едва не застонал, но вовремя взял себя в руки. С безучастным лицом взглянул на жандармов на посту у входа – пережиток прошлого, когда инквизиторам приходилось идти по улице. Те вытянулись по стойке смирно, хотя казалось, куда уж больше вытягиваться, но все равно – старались. Рейнард кивнул им и вошел в здания суда.
Коридор украшали кариатиды. Полуголые пышногрудые женщины с завязанными глазами, призванные изображать торжество правосудия, они склонялись под тяжестью стен, словно суд под гнетом аргументов.
Рейнард поморщился собственному каламбуру и поспешил дальше.
– Рей, погоди! – окликнули его. Пришлось остановиться.
– Тристан?
Он не виделся с приятелем с того самого вечера.
– Я не видел тебя вчера у Жако, – тот подошел, протягивая руку.
– Был занят.
Как всегда, рукопожатие вышло вялым. После него инквизитору всегда хотелось украдкой вытереть пальцы.
– Жаль, играли по-крупному.
Рейнард еле заметно повел плечом. В отличие от собеседника, он не увлекался азартными играми, и посещал упомянутый карточный клуб только когда надо было скоротать длинный вечер. Тристан все стоял, загораживая путь.
– Что-то еще? – холодно осведомился герцог л'Армори. Тот помялся, а потом выпалил:
– Ты знаешь, что барон Летард в Сен-Кантене?
– Вот как? – Рейнард бросил задумчивый взгляд на невольного информатора.
– Да. Приехал с дочерью, – Тристан многозначительно замолчал.
Герцог Л’Армори снисходительно взглянул на друга:
– С Терезой или с Сесси?
– Со второй
Рейнард понимающе хмыкнул. Лет десять назад он, воспылав страстью к дочери посла красавице Сесилией, он натворил немало дел. Дошло даже до побега. К счастью юного герцога, они с невестой не уехали далеко. По приказу старого короля, их задержали у городской заставы.
– Даже так? Интересно… – протянул он.
– И это все, что ты можешь сказать? – изумился Тристан.
Рейнард нехорошо улыбнулся:
– А на что ты рассчитывал?
– Ну… – протянул собеседник.
– Хотел продать новость в газеты? – зло усмехнулся герцог. – Так и вижу заголовки “Века не властны…” или, нет, “Любовь сквозь время”
Собеседник явно смутился:
– Рей, я…
– Проигрался у Жако и решил таким образом поправить положение? – Карающий меч империи наступал, заставляя Тристана прижаться спиной к стеклянной стене. Несколько капель, сорвавшись с потолка, упали на дорогой костюм, оставляя на ткани уродливые кляксы.
– Рей, послушай…
– Непременно. Ты обязательно зайдешь ко мне в кабинет через два часа, и подробно, очень подробно, расскажешь о встрече с бароном, даже дашь письменные показания! А сейчас прости, я тороплюсь.
Толкнув непутевого сплетника плечом, он продолжил путь. Несмотря на кажущееся безразличие, в душе все кипело. И дело было не в чувствах к Сесилии, теперь Рейнард прекрасно понимал, что те отношения заранее были обречены на провал, но в воспоминаниях об унижении, которое он пережил.
Сесилия… темноволосая красавица с алебастрово-белой кожей и огромными серыми глазами. Они встретились на королевском балу, протанцевали положенные два танца и… проговорили весь вечер. Сесилия легко подхватывала его мысли и отвечала его же собственными словами. Идеальная спутница!
Рей усмехнулся. сейчас бы его насторожило подобное единение взглядов и мыслей, но тогда…
Он влюбился. Влюбился страстно и бесповоротно. Тайные встречи, зашифрованные послания…
Боги знают, сколько глупостей он натворил! Барон Летард наверняка потирал руки. Сейчас Рей был склонен считать, что король был прав, утверждая, что посол намеренно подсунул дочь юному герцогу.
Но десять лет тому назад Рейнард де Треви был слишком молод и слишком влюблен. Ради прекрасных глаз Сесилии, ради ее улыбки он готов был на все. Хорошо, один из лакеев заметил неладное и сдал молодого герцога его величеству.
Их задержали, и разразилась буря. Король был в ярости, требовал прекратить эти отношения, но Рейнард оставался непреклонен: он любил Сесилию Летард и готов был жениться на ней. О чем и заявил с гордо поднятой головой.
Тогда его величество на правах законного опекуна отправил незадачливого влюбленного под охраной в родовое имение.
Рей рвал и метал. Он планировал побег, когда ему принесли письма. Несколько десятков листов, исписанных изящным почерком Сильвии. В переписке с сестрой возлюбленная высмеивала юного герцога и готовилась прибрать к рукам все состояние л'Армори.
Он оцепенел. Подавив в себе первый порыв порвать гнусные бумаги на клочки, Рейнард тщательно проверил подлинность посланий, после чего известил его величество, что просит прощения за несдержанность и хотел бы вернуться ко двору.
Король возражать не стал, и вскоре герцог л’Армори прибыл в столицу. Имя коварной соблазнительницы никогда более не упоминали.
Чтобы хоть как-то искупить вину, Рейнард с радостью принял предложение служить в инквизиции. Слишком богатый, чтобы вестись на взятки и слишком несчастный, чтобы сочувствовать мольбам, он скоро стал одним из лучших. После смерти короля герцог л’Армори по настоятельной просьбе наследника возглавил ведомство, торжественно преклонив колено, чтобы принять звание Карающего меча империи.
Злые языки говаривали о чрезмерной протекции нового короля своему лучшему другу, но герцог так быстро и жестко пресек все сплетни, волной громких процессов, что о той чистке при дворе до сих пор вспоминали исключительно шепотом.
Он никогда не интересовался судьбой бывшей возлюбленной, но знал, что Сесилия составила вполне успешную партию на родине. И, кажется, успела овдоветь.
Странно было только то, что барон появился в Сен-Кантене именно сейчас. Более пятнадцати лет прослужив послом, он, насколько было известно, вышел на пенсию, уехал из страны и спокойно жил в своем имении. Впрочем, бывших шпионов не бывает…
Сделав себе мысленную пометку, дать нагоняй своим сотрудникам, что не известили, Рейнард вошел в комнату как раз в тот момент, когда судьи, облачившись в мантии намеревались пройти в зал заседаний. Это вызвало недоумение: Великий инквизитор не просто должен был присутствовать в магическом суде, но тщательно следить за исполнением закона. Заседание просто не могло начаться без него.
– Ваша светлость, – недовольно поджал губы маркиз Легран. Судя по подергивающемуся веку. старика опять мучил тик.
– Добрый день, – кивнул граф Маргери. Являясь отцом двух дочерей на выданье, он был гораздо любезнее своих коллег.
– Вы опоздали, – подытожил судья Баррингтон, промокая платком блестящую лысину.
Рейнард дернул уголком рта, прекрасно понимая, чем вызвано такое отношение. Хоть судьи были старше по возрасту и происходили из дворянских родов, они все равно стояли на ступень ниже, чем герцог л'Армори, как по происхождению, так и по должности.
Всех троих это раздражало.
– Неужели? – Рей с подчеркнутым вниманием взглянул на огромные напольные часы, стоящие в комнате. – Похоже. они спешат. Впрочем, если вам так не терпится, могли бы начать и без меня.
Наградой ему стали кислые мины, и он решил не останавливаться на достигнутом.
– Слушания предварительные, не более пятнадцати минут на дело, – сухо предупредил он, поправляя золотую ленту.