Екатерина Константиновна Гликен
Про буку страшного
Жена упрекала его любовницей, говоря, что из-за какой-то девки он потерял интерес к матери наследника. Боже, какая любовница! Просто отдохнуть бы, чтобы все вы заткнулись!
Что-то шмякнули на стол. Жена принесла ужин. Видно, что старалась. Алексею Николаевичу стало стыдно за своё поведение перед супругой, которая хотя и в заботах по шею, а всё равно находит время на то, чтобы его побаловать.
Он извинится перед ней, он всё исправит, он станет добрым и внимательным. Но не сейчас. Потом. Сейчас он очень устал.
Тяжкое чувство вины перед женой, несмотря на то, что Алексей Николаевич давал себе слово всякий раз, что изменится, росло и крепло. Домой идти хотелось всё меньше.
Он, и правда, пробовал ходить к любовнице. Но та тоже постоянно говорила, куда-то звала, обо всём спрашивала и даже чего-то требовала.
И самое неприятное: после щебечущей любовницы приходилось идти к щебечущей жене. Вопросы и разговоры были одинаковыми. Выходило, что теперь он по два раза за вечер отрабатывает один и тот же спектакль. Вдобавок ко всему теперь он чувствовал себя по-настоящему виноватым, а не просто уставшим и потому, не находящим в себе сил для оказания знаков внимания супруге.
Алексей Николаевич стал задерживаться на работе. Блаженные часы после шести вечера, когда коллеги разбегались по домам, он проводил в тишине и неге, даже немного скучал по своим.
Долго это продолжаться не могло. Начали коситься сослуживцы, начальство заволновалось, не попросит ли Алексей Николаевич надбавку за сверхурочные…
Деваться было некуда. Только домой.
Алексей Николаевич только что пришёл с работы и с размаху плюхнулся перед компьютером, запустил всегдашнюю игру и надел наушники.
Невыносимая тоска пробрала его до костей. Хотелось выть. Хотелось плакать. Хотелось добежать до края этой Земли и спрыгнуть с него в черноту небытия. Раствориться, чтобы не осталось ничего, ни единой клеточки, исчезнуть, сойти с ума, чтобы перестать даже на секунду осознавать себя, осознавать эту тяжесть, перестать думать о будущем, беспокоиться о вчерашнем. Чтоб только пустота и больше ничего.
