Екатерина Мурашова
Детство в режиме онлайн
Представление должно продолжаться
– Вы сейчас меня, конечно, осудите за мое отношение к ребенку…
– Это вряд ли, – лениво отозвалась я.
Женщина не походила на мать, которая привязывает своего ребенка к батарее или морит голодом. А то, что она, предположим, с ее точки зрения, не уделяет ему достаточно внимания – так это в современном детоцентричном мире скорее шанс для него – меньше психотерапевтов посетит, когда вырастет, с жалобами на то, что его никто не понимает и все недооценивают.
А осуждение ведь требует столько сил… Странно представить, что кто-то готов их тратить осуждая едва ли не все и всех подряд.
– Моему сыну Вадику девять лет, почти десять. У него легкая форма ДЦП.
– Насколько легкая? Что с интеллектом?
– Он учится в обычной школе. Учится плохо, отвлекается, с ним приходится все время заниматься, но это несомненный прогресс, потому что, когда он был маленький, речь шла только о школе коррекционной.
– То есть реабилитация была успешной?
– Да, безусловно. Мы, вся семья, вложились по полной, специалисты очень помогали, и сейчас врачи в восторге от результатов. Вадик сделал первый шаг только в три с половиной года, а сейчас ходит почти нормально, бегает, катается на велосипеде, только прыгать не получается и стоять на одной ноге…
– Но это ведь не так и страшно?
– В общем-то, да. Если бы я вам все это не рассказала и он был здесь, то вы, наверное, сначала ничего и не заметили бы. Впрочем, у него еще проблема с одним глазом – он иногда сильно косит и не очень хорошо видит. Вадик носит очки, но когда глаз «съезжает», это конечно заметно…
– Что говорят окулисты?
– Говорят: пока надо наблюдать, делать упражнения и носить очки. Упражнения, конечно, его тоже приходится заставлять…
– Ну после такой длительной и успешной реабилитации сына вам не привыкать…
Мне казалось, что я уже поняла ее проблему. Она просто устала. Десять лет, каждый день, фактически двадцать четыре на семь – идти к одной цели. Несомненный успех, все вокруг это признают и радостно потирают ладошки: давайте-давайте, видите, как у вас хорошо получается! А силы кончились. Она больше не может постоянно жить в этом режиме: «мы вытягиваем больного ребенка». И винит себя за это.
Думаю, я смогу ей помочь.
– Я его стесняюсь.
– Стесняетесь? В каком смысле?
– Ну вот не сразу, но люди все-таки замечают, что что-то с ним не так. И дети тоже. Но поскольку это не очевидно, ну вот как если бы он на коляске был, то часто – приглядываются так или уж напрямую спрашивают. Позавчера вот мальчик знакомый подошел и спрашивает тихонько: «А что у Вадика с глазом?» И мне сразу делается неловко, как будто это я как-то виновата в его «некачественности». А иногда (в последнее время все чаще) злиться начинаю – на себя, на того, кто спросил, на Вадика, что он такой «неудачный».
Мне тут же захотелось воскликнуть что-то вроде: «Ну как же неудачный! Вон вы герои какие – как здорово его отреабилитировали!» – но я, естественно, заткнулась на полувздохе, потому что понимала отчетливо: женщине станет еще хуже. Ведь отлично прореабилитированный Вадик все равно по многим параметрам не дотягивает (и никогда не дотянет?) до «обычных» своих сверстников.
– То есть часто в начале мамы таких детей спрашивают: «Доктор, а он потом будет нормальным?» И вот вы сейчас над ответом и зависли? – уточнила я. – Признать Вадика нормальным и расслабиться или продолжать бороться за еще большую нормальность?
– Нет, все еще хуже, – женщина опустила голову. – Тут уже, пожалуй, вопрос: нормальная ли я сама?
«Все-таки усталость», – я мысленно кивнула сама себе.
– Знаете, я тут с ним ходила куда-то, видела опять эти взгляды «чего-то явно не так с этим ребенком! А чего? Ну-ка, а если присмотреться?» – и вдруг поймала себя на совершенно дикой мысли: если бы Вадик был моим приемным ребенком, которого я взяла из детдома и вот так отреабилитировала, – я бы им гордилась! И собой тоже! Чувствовала бы нас обоих героями!
– Нда… – я сразу не нашлась с ответом, и моя посетительница моментально закручинилась:
– Вот видите, я же говорила – осудите… Да осуждайте на здоровье, я и сама себя осуждаю, только скажите – что ж мне с этим делать-то? Нельзя же так жить! Он же и сам уже все видит и чувствует. Недавно я опять его уроки переделывать заставляю (у него иногда в тетрадке и прочесть нельзя, что написано), а он вдруг голову поднимает и спрашивает: «Мам, а ты меня вообще хоть немного любишь?» Меня как кулаком в лицо…
Я немного понимала ход ее не столько мыслей, сколько чувствований, но плохо представляла, что тут можно изменить. Однако Вадика-то жалко. Жить с постоянным ощущением, что тебя стесняется родная мать… тут как бы не псу под хвост все успехи реабилитации…
– А у вас фантазия хорошая? – спросила я, уже зная ответ.
– Да, очень. Я подростком даже роман писала на двоих с подружкой. Сейчас это мне скорее мешает – я же понимаю, что много с Вадиком придумываю, и люди вокруг, может, ничего такого и не видят и не думают вообще.
– А давайте вы вообразите, что Вадик – приемный ребенок?
– Это как?!
– Ну сочините обстоятельства какие-нибудь. Например, что его в роддоме подменили или что у вас в автокатастрофе лучшая подруга погибла и вы взяли ее больного сына… Вдруг поможет?
Женщина сначала явно удерживалась от желания покрутить пальцем у виска, а потом в ее глазах вдруг внезапно что-то зажглось – там явно рождался сюжет.
– Хорошо, спасибо, я попробую, – скороговоркой пробормотала она и убежала.
«Может, я себе льщу, – самокритично подумала я ей вслед, – и она просто решила, что психолог рехнулся?»
* * *
На следующей встрече она села в кресло и зарыдала.
Склонность к театральным жестам я заметила еще в прошлый раз и поэтому, не пытаясь утешить, просто пережидала.
Однако ее рассказ меня, признаюсь, поразил.
Мою идею мать Вадика восприняла на ура. Но собственными фантазиями, увы, не ограничилась. Если весь мир театр, то люди (во множественном числе) в нем актеры. Следовательно, пусть играют.
Она пришла к мужу и сказала: «А вот если бы наш Вадик был приемный, то как это могло получиться? Может быть так, что у нас долго не было детей, потому что ты в армии служил на подводной лодке?»
Муж естественно едва не упал с табуретки.
Вызнав, что этот бред – результат ее обращения к психологу, он посоветовал ей о том психологе забыть и обратиться сразу к психиатру.
Однако она не унялась и пришла с тем же к своей матери. Мать, переживающая за душевное состояние дочери и видя ее необычно оживленной, с горящими глазами, подыграла и вспомнила потрясающую историю: оказывается, ныне покойный дед женщины остался сиротой в войну после бомбежки эвакуационного эшелона, и его прямо на железнодорожных путях раненым подобрала в дополнение к двум своим детям женщина, которая их всех потом и воспитала. Мать Вадика кинулась с этой историей к его отцу, который только головой покачал и со словами «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось» ушел на работу. Казалось, он даже рад, что она по крайней мере про подводную лодку позабыла.
Дальше все было прямо очень неплохо. Женщина явно приободрилась и радостно сочиняла сюжет за сюжетом. Мать, муж и младшая сестра обреченно слушали. Та подруга, с которой когда-то писали роман (за истекшие годы она превратилась в бездетную и безмужнюю журналистку феминистического толка) ничего в сбивчивых объяснениях подруги не поняла, но охотно подключилась к процессу и предлагала оригинальные решения.
Поразительно, но Вадик вроде бы стал лучше учиться и лучше концентрироваться.
Параллельно произошло следующее. Чуткий Вадик словил волну, как-то ее проанализировал, где-то что-то подслушал – и рассказал двум своим школьным приятелям, что он, оказывается, приемный.
– Ох ты! – сочувственно отозвался один из них. – Как же они тебя такого косого взяли? Видать, очень полюбили…
Через два дня о «приемности» Вадика знал весь класс. Еще через день, конечно, узнала учительница.
Она пришла в учительскую и произнесла приблизительно следующий спич:
– Другими глазами смотрю на эту семью. И ведь скрывали, не выпячивали ничего, не требовали себе льгот, поблажек, как другие вон – из каждого утюга, ах какой я герой. А эти молчком, молчком – а какого трудного мальчика вытянули практически до нормы! Я вот думаю с ним дополнительно математикой позаниматься – он соображает-то хорошо, но отвлекается на уроке, а если один на один, у него лучше, конечно, уложится…
– Правильно, правильно вы все говорите и делаете, Марья Петровна, – закивали тронутые коллеги.
Когда учительница вызвала мать Вадика и участливо и дружелюбно изложила ей все нам уже известное, у бедной женщины, естественно, сделался полный ступор. Все что она смогла из себя выдавить: «Я не хотела, чтобы он узнал…»
Учительница успокаивающе погладила ее по плечу:
– Ну милочка, в наш век все такое прозрачное, и, конечно, все тайное рано или поздно становится явным… Но, кажется, ваш Вадик принял это мужественно и даже с воодушевлением, если можно так выразиться, – и это тоже один из его плюсов.
Домой женщина шла на ватных ногах и с шумом в голове. Ей нужно было поговорить с сыном. Монолог был сочинен по дороге и начинался со слов:
– Вадик, я хочу, чтобы ты знал, что ты наш родной сын!
Вадик выслушал монолог, едва ли не подпрыгивая (помним, что еще недавно прыгать он не умел) от нетерпения. Когда мать закончила, спросил:
– Так получается, что вы меня правда любите, да? Именно меня? Раз такого взяли? Или… – на подвижном лице мальчика обозначилась тревога. – Может, там здоровых и красивых вообще не было? Только такие?
Тут женщина разрыдалась и заверила сына, что «там» было сколько угодно здоровых и красивых, но для них с отцом именно он всегда был и остается самым лучшим.
– Ура! – сказал мальчик. – Спасибо тебе и папе, что вы меня взяли, я постараюсь упражнения по русскому делать в первую очередь и в строчки попадать.
* * *
– Что же мне теперь делать?! – опять вопрошала женщина, заламывая руки.
– Шоу маст гоу он, – сказала я, абсолютно не будучи в том уверенной. Но все другие варианты казались еще хуже. – По крайней мере какое-то время. Вы хоть остановились на какой-то одной версии? Он же теперь спрашивать будет…
– Да, да, – закивала она. – Но он почему-то не спрашивает…
– Боится, наверное, – предположила я. – Он же ваш сын и у него теперь есть свой сюжет…
* * *
Когда мы виделись в следующий раз, она не рыдала, а в изумлении таращила глаза.
В целом у них все было по-прежнему неплохо. Вадик (он к тому времени учился в средней школе) в рамках своего сюжета твердо решил, что приемный ребенок должен быть благодарным и по возможности прилежным, и добился уже недюжинных успехов. Он перечитал все доступные книги про сироток и проникся. В его комнате висел портрет усыновленного на железнодорожных путях деда. В школе к нему относились лояльно, иногда даже родители одноклассников ставили в пример своим чадам: «Вот Вадик, его из детского дома взяли, и больной, а как старается и маме всегда помогает, а тебе все на блюдечке с самого начала, и здоровый как лось…»
Но… недавно женщина завела с мужем важный разговор. Вадик явно выправился и уже не требует столько внимания. Может быть, нам стоит подумать еще об одном ребенке?
Муж ушел от ответа, но спустя несколько дней на кухне вдруг, глядя в окно, обмолвился:
– Ну что ж, про ребенка… Раз уж у нас получилось, что есть вот такой опыт, может, тогда и еще одного из детдома возьмем и вылечим?
Теперь уже женщина едва не упала все с той же табуретки. Что значит «и еще одного»?! Он что же – тоже поверил, что Вадик не их сын?! И так теперь с этим спокойно и живет? А откуда же, он думает, Вадик тогда взялся? Или он просто уже привык так считать? Но главное потрясение ждало ее дальше.
– Но почему – взять, а не родить?! – завопила она, когда пришла в себя.
– Ну… я же все-таки на подводной лодке служил… – ответил мужчина.
* * *
И дальше уже как всегда, заламывая руки:
– Скажите, что же мне теперь с этим делать?!
Покупка собаки с точки зрения энергетического баланса
Иногда мне удается что-то прояснить и чему-то научить своих клиентов. Иногда это что-то оказывается для них полезным в краткосрочной или долгосрочной перспективе.
Но честно признаюсь, приходящие ко мне люди тоже многому меня учат. Причем далеко не всегда речь идет об «общечеловеческом смысле», в котором нас, безусловно, обогащает любой эмоционально и интеллектуально заряженный контакт с любым человеком.
Нет, сейчас я говорю о вещах вполне себе конкретных – алгоритмы, методики, которыми я потом пользуюсь в психотерапевтических действиях и беседах с посетителями.
Вот, например, деление ума на четыре вида, которое мне подарил приблизительно четверть века назад пожилой слесарь, дедушка в большой семье с целой тучей проблем. Согласно его словам и убеждениям, есть:
• ум головы (это то, что мы обычно называем интеллектом);
• ум в руках (этой разновидностью ума, он считал, и все знающие его с этим соглашались, в полной мере был наделен он сам);
• ум сексуальный (он сам, разумеется, употреблял другое слово. Развитый ум этого типа позволяет человеку в любом возрасте быть привлекательным в глазах людей, преимущественно противоположного пола);
• и самый ценный и редко встречающийся, на взгляд старого слесаря, – ум сердца. Я помню, что тогда сразу подумала: а ведь действительно, когда непальские (и вообще буддийские?) монахи говорят про человека с развитым умом или про развитие ума в целом, они всегда прикладывают руку именно к сердцу.
Этой классификацией «умов» я с успехом пользуюсь много лет, и для многих родителей, которые неосознанно делают ставку на развитие в своих детях лишь одного вида «ума», обеспечивая тем самым перекос всей их жизни, она зачастую становится откровением. Спасибо дедушке-слесарю.
Сегодня я хочу рассказать вам еще про один алгоритм, который клиентка подарила мне сравнительно недавно.
С его помощью она объяснила проблемы, с которыми сталкивается в своей семье.
Я приведу здесь ее рассказ довольно близко к прямой речи.
– У меня в семье вроде все нормально – ребенок, муж, я, живем в достатке, жилье свое есть, работа тоже, не пьем, не курим, даже ругаемся редко. Но вот не проходит ощущение тяжести и отсутствия радости. И не вчера-сегодня, а постоянно. Я начиталась в инете, подумала: «Вот, у меня депрессия». Даже к врачу сходила, она мне таблетки прописала, я их пила – только еще тошнотворнее стало, ходишь как ватный, и все что происходит – точно во сне.
Я инженер-теплофизик по специальности, и подумала: «Фигня все эти депрессии, должна быть реальная причина. А раз реальная, значит, можно до нее докопаться и формулу составить».
– И что же – составили?! – очень заинтересовавший меня вопрос. Я, как человек достаточно примитивный, прямо обожаю, когда в основе сложных на первый взгляд вещей обнаруживаются сравнительно простые, умопостигаемые формулы. В подростковости любимым моим разделом школьной математики было задание – «сократите выражение».
– Ну разумеется. Меня еще в институте учили: правильно сформулированная задача – уже половина решения. И знаете – как только я все это разложила и поняла, мне сразу и легче стало. А то ведь все мучилась не в последнюю очередь непониманием: да что за фигня?!
– Рассказывайте скорее.
– Я на примере, можно?
– На примере – это идеально.
– Ок. В основе всего – энергия. Ее прибыток или убыток. Жизнь – процесс энергетический. Где-то прибавится, где-то убавится. Согласны?
– Более чем. Сама на этом стою, закон Ломоносова-Лавуазье на лекциях вспоминаю чаще, чем иные физики.
– Отлично. Представьте тогда обычную семью: мама, папа, ребенок. Все будем рассматривать с точки зрения энергетики матери. Вот приходит эта мать к своим домашним и говорит: «Давайте, что ли, ребята, собаку заведем, новые впечатления, ребенку полезно для психического развития, сами гулять будем побольше и всякое такое. Давайте сейчас обсудим, какую породу, выберем, чтобы всем нравилась, потом съездим, посмотрим…»
Представили?
– Вполне.
– И через некоторое время у них есть собака, и все трое к ней, в общем-то, хорошо относятся. Никто ее не обижает, ребенок с ней играет, а муж даже и гулять иногда выходит.
Однако рассмотрим энергетические варианты и общий баланс.
Матери этой собаку, понятное дело, хочется для энергетического прибытка. Но тут ведь и расход планируется: надо еще эту собаку выбрать, информацию собрать, купить, привезти, обустроить, приучить ко всему. И вот представим себе, что у нас а – это энергия прибытка, которую мать получит от факта обладания собакой, а b – это та энергия, которую надо потратить на весь процесс обзаведения собакой в этой семье. Это у нас постоянные величины. С – это энергия, которую внесет в процесс муж, а d – взнос ребенка. И вот смотрите: дальше четыре разные ситуации, различающиеся по формулам и суммарным энергетическим выходам.
Ситуация первая.
Муж говорит:
– Отличная идея, дорогая. Мне самому всегда хотелось собаку, и ребенку, безусловно, полезно. Но это ответственный шаг на много лет вперед. Давай сперва все подробно обсудим и соберем мнения. Я бы, например, хотел, чтобы это была довольно крупная, не диванная собачка. Что скажешь?
– Но ведь и не дог и не охотничья?
– Нет. Я, конечно, как любой мужчина, подумывал иногда об охоте, но отчетливо понимаю, что мне это ни по времени, ни по характеру не потянуть. Немелкая собака – компаньон. Это не вразрез с твоим планом? Замечательно. Сейчас я еще посмотрю в интернете… То есть, ты поняла: я совершенно поддерживаю твою идею, готов обсудить, когда надо – съездить, и все прочее, делай все, что сочтешь нужным.
Ребенок:
– Ура, ура, у нас будет собака! А она будет со мной спать? А дрессировать ее можно будет?
Составляем энергетическую формулу этой ситуации (с точки зрения матери):
E = a – b + c + d
Ситуация вторая.
Муж говорит:
– Что за блажь? Собака – это грязь и ответственность. Кому это нужно? Ребенку? Да он как все дети – поиграет со щенком месяца два и забудет, а вся нагрузка на нас. С собакой, между прочим, гулять надо три раза в день, и еще лечить ее, ты об этом не забыла? А ветеринарная помощь, между прочим, недешево стоит. И как, если мы, допустим, в отпуск уедем, куда тогда собаку девать? Придется что-то придумывать, кого-то напрягать или, опять же, деньги тратить. Ну то есть ты скорее всего все равно ее заведешь, но знай – я против и гулять вставать в шесть часов утра не собираюсь.
Ребенок говорит:
– Мам, а она меня не покусает? Я вообще-то собак боюсь…
Муж:
– И правильно делаешь, потому что собаки – переносчики множества опасных заболеваний.
Составляем энергетическую формулу этой ситуации:
E = a – b – c – d
Вопрос на засыпку: почему это мать, которая, в общем-то, сама эту собаку хотела, чувствует, что как-то особой радости и нет?
Ситуация третья.
Приходит муж и говорит:
– Дорогая, а не завести ли нам собаку? Ты как-то говорила, что хочешь, я и сам в детстве мечтал о собаке, но мы жили в коммунальной квартире. И вот, я тут подумал, все прикинул и понял, что сейчас самое время – мы еще молоды, ребенок уже подрос, собачий век придется как раз на оптимальный период. Как насчет акита-ину?
– Замечательно! – говорит женщина. – Но я мало знаю об этой породе, а видела ее всего один раз, мельком.
– Но я тебе сейчас все расскажу, покажу, и я уже узнал, когда у них ближайшая выставка, и если вы согласитесь, то я все уже продумал: она могла бы спать вот там, в закутке коридора, а у нас во дворе как раз открылась ветклиника, и парк для прогулок недалеко…
– Папа, а когда выставка? Я хочу на эту акиту живьем посмотреть!
– Через две недели. И еще я тебе приготовил про нее комикс…
Энергетическая формула этой ситуации (опять же с точки зрения матери):
E = a + b + c + d
Ситуация четвертая.
Муж говорит:
– Еще одна твоя идея. Делай что хочешь. На меня не рассчитывай. Предупреди, когда ее приведешь, я заранее уберу повыше свои документы и обувь.
Ребенок говорит:
– У меня столько уроков, я, наверное, не смогу с ней гулять. Но если тебе надо, то, конечно, – пускай будет собака.
Энергетическая формула ситуации:
E = a – b + 0 + 0
Понимаете теперь? Материально-вещественный исход всех четырех ситуаций один и тот же – у них есть собака и они все к ней хорошо относятся – ибо маленького щенка невозможно не полюбить психически здоровому человеку (а они все психически здоровые). Но ощущения матери совершенно разные.
И в чем же моя проблема?
За всю мою семейную жизнь (двенадцать лет) – только ситуации второго и четвертого типа. Не могу припомнить первой (может быть, были единицы в поле зрения в самом начале, но забылись). И уж точно никогда не было третьей. Только вторые и четвертые.
Разобралась – да, стало легче.
Но что мне дальше-то делать? Разводиться?
А что инженеру-теплофизику, кстати, теперь делать?
