Он подъехал к ресторану на четверть часа раньше назначенного срока и сразу увидел ее. Настя стояла у входа и ежилась от вечерней свежести, смотрела на него, виновато улыбалась, словно именно она – причина этого внезапно наступившего похолодания.
– Что же вы внутрь не зашли? – спросил Владимир Васильевич, давя в себе желание обнять ее и согреть. – Столик заказан на мою фамилию.
– Неудобно как-то, – ответила она.
– Неудобно спать на потолке: одеяло на пол падает, – пошутил Высоков и понял, как это пошло звучит.
Их проводили к столику, на котором стоял подсвечник с тремя свечами. Услужливый официант тут же зажег их.
– Я есть не хочу, – предупредила девушка.
Владимир Васильевич не стал ее уговаривать, заказал бутылку сухого вина и закуски к нему. После чего приступил к делу:
– На прежнюю работу вы возвращаться не желаете? Хотите просто, чтобы вам выплатили все положенное?
Настя кивнула.
– Теперь по поводу домогательств. Заявление у вас примут, только вряд ли что-то удастся сделать, потому что убедительных подтверждений ваших слов нет. И свидетелей, судя по всему, не будет.
Она снова кивнула.
– Что хоть за предприятие, на котором вы трудились?
– Они занимаются размещением рекламы на улицах и в средствах массовой информации. Коллектив молодой. Я туда и пришла, потому что мне сказали, что это сплоченный коллектив молодых талантливых единомышленников. Там действительно все молодые, особенно девушки. Начальник в первый же день приказал мне носить юбки покороче, чтобы не быть белой вороной. Они проводят вместе выходные, ездят за город… – Настя оглянулась и перешла на шепот. – Потом девочки мне сказали, что все вместе ходят в баню, которую Артем Викторович – это начальник – снимает на вечер и целую ночь. Мне предложили тоже ходить, но я сказала, что пока не готова. Потом начальник сам предлагал мне… Я отказывалась, он уже чуть ли не приказывал… А потом пригласил меня в ресторан, чтобы в спокойной, как он сказал, обстановке поговорить о моей дальнейшей карьере в их фирме… Дальше вы видели сами.
– Как у них с финансовой дисциплиной?
– Я не знаю… Я к бухгалтерии никакого отношения не имела. Но за первый месяц мне выдали зарплату в конверте, и в ведомости я не расписывалась. А за второй вообще не заплатил. А еще я знаю, что Артем Викторович хранит в сейфе оружие.
– Откуда знаете?
– Я стояла в коридоре, а он зашел в офис, увидел меня и говорит: «Пойдем!» Зашли в кабинет, он сразу достал из-за пояса пистолет, положил на стол, а потом открыл сейф и спрашивает меня: «Видела такой прежде? Это «беретка».
– «Беретта», – поправил Высоков, – не сказал, откуда он у него?
– Сказал, что по случаю купил и что дома у него почти десяток стволов… А этот пистолет он купил, чтобы и на работе был на всякий случай. Он якобы коллекционирует пистолеты.
Владимир Васильевич достал из кармана записную книжку и протянул ее девушке.
– Напишите название фирмы, адрес офиса, фамилию директора и номер его телефона.
Пока она писала, Высоков оглядел полупустой зал, на небольшую эстраду в этот момент начали выходить музыканты. Показался официант с подносом. Он поставил на стол бутылку с вином и тарелочки с сырным ассорти, оливками и тарталетками с икрой.
– Ой, – растерялась девушка, – я не хочу есть вовсе…
– Цветы у вас есть? – обратился Владимир Васильевич к официанту. – Поставьте букет на наш столик.
– О делах поговорили, – продолжил он, глядя, как официант разливает вино по бокалам, – теперь расскажите коротко о себе, а то получается, что я ужинаю с прекрасной незнакомкой.
Рука официанта при этих словах дрогнула, но он не пролил ни капли.
– Простите, – произнес молодой человек, – а цветы я сейчас принесу.
Он быстро удалился, а Настя нагнулась над столом, улыбаясь, заговорщицки шепнула Высокову:
– У него было такое лицо, как будто он не сомневался, что вы начнете прямо сейчас читать стихи.
– Какие стихи? – не понял Владимир Васильевич.
– Стихи Блока. Медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…
– Ну да, – согласился Высоков, поднимая свой бокал, – такое тоже случается в жизни, правда не со всеми. Давайте выпьем за случай, который нас свел… то есть познакомил…
– И за хороших людей, – улыбнулась девушка.
– То есть за нас, – согласился он, – но это уже следующий тост.
Настя улыбалась так ослепительно, что у Высокова сжималось сердце, когда он смотрел на нее. Вероятно, она что-то видела в его глазах и от его взгляда смущалась и улыбалась еще прекраснее. Они разговаривали, увлеченные друг другом, потом танцевали… Свечи на столе догорали, вечер таял, благоухали алые розы в стеклянной вазе, сквозь плотные шторы пробивались полоски лимонного света уличных фонарей.
Девушка взглянула на часы и вздохнула:
– Ровно через пятнадцать минут карета превратится в тыкву.
– Как? – не поверил Владимир Васильевич. – Уже полночь? Не может быть, ведь только что пришли! Ну что делать?
Он не стал упрашивать ее остаться еще, подозвал официанта, мельком взглянул на счет и рассчитался. Официант вынул из вазы букет роз, стряхнул воду со стеблей, протер их бумажной салфеткой, а потом завернул в тканевую.
– Будем рады видеть вас еще. Вы ведь у нас первый раз.
– Второй, – одновременно, не сговариваясь, произнесли Высоков и Настя.
И засмеялись.
Они вышли на Невский, и почти сразу рядом с ними остановилось такси. Высоков открыл дверь, усадил девушку в салон и протянул водителю пятитысячную:
– Отвезите девушку до дома, но только осторожно, а то я номер ваш запомнил.
– Владимир Васильевич, вы очень много дали! – попыталась остановить его Настя.
– Я сдачу дам, – повернулся к ней водитель, – сколько скажете, столько и дам.
– А я проверю, – кивнул ему Высоков, а девушке сказал: – Позвоните, когда доберетесь.
Машина отъехала, Владимир Васильевич увидел, как обернулась его новая знакомая и помахала ему рукой. В ответ он помахал тоже. Тут, как по сигналу, рядом остановилась еще одна машина.
Он сел на переднее сиденье.
– На Васильевский, – произнес устало.
На самом деле он не устал, ему хотелось, чтобы этот вечер продолжался и никогда не заканчивался – лучший вечер в его жизни.
Добрался он быстро, вошел в квартиру и стал ожидать звонка. Но его не было. Высоков включил телевизор. На экране разворачивались ужасные действия: зомби бились с вампирами… Хотел сменить канал и тут же услышал сигнал своего мобильного, который он почему-то забыл в кармане пальто. Бросился в прихожую и ответил.
– Я только что вошла, – прозвучал нежный голос девушки, – таксист довез меня за тысячу, так что четыре верну вам при первой же встрече. А вообще спасибо вам за сказочный вечер: у меня в жизни никогда такого не было.
Высоков положил телефон на стол, взглянул на экран. Зомби разваливались на куски, а вампиры превращались в черную пыль.
– Эх, ребята, – вздохнул Владимир Васильевич, продолжая глядеть на телевизионный экран, – мне бы ваши проблемы.
В эту ночь он долго не мог заснуть. Лежал, смотрел в темный потолок и вспоминал Настю: как она говорит, улыбается, смотрит на него. Вспоминал то, что она рассказала о себе, и придумывал, как бы увидеть ее еще раз.
Ей двадцать три года, родилась в Приднестровье, в семье военного, правда, он уже не служил, когда российскую часть вывели, он не поехал со всеми, потому что в России у них не было ничего. На аренду самого дешевого жилья денег тоже не имелось, а в Молдавии у них оставался дом. Отец занялся ремонтом квартир, потом перебрался в Москву, чтобы уже там заниматься тем же самым. Дома бывал редко, а когда мама выбралась к нему сама, оказалось, что у папы уже другая женщина… Настя окончила университет в Кишиневе, училась на кафедре романских языков, но работы на родине для нее не было, и потому она приехала в Петербург, чтобы устроиться переводчиком или гидом. Подробностями ее личной жизни Высоков, разумеется, не интересовался, понимая, что если бы у нее кто-то был, то любимый человек вступился бы за нее. Но она живет одна, следовательно, ее сердце свободно. Именно так и подумал Владимир Васильевич в радостном предвкушении продолжения такого приятного для него знакомства – даже более чем просто приятного.
А еще она очень любит природу: лесов, конечно, в Молдавии немного, зато лучшие воспоминания детства – это когда отец брал ее с собой на Днестр, где они вдвоем ловили рыбу.
Высоков шел по коридору здания городского суда, направляясь к своему кабинету, машинально отвечая на приветствия, но думая совсем не о служебных делах. А потому, когда к нему подошел судья Иванов, он даже не понял суть обращенного к нему вопроса.
– Какой пистолет? – переспросил Владимир Васильевич.
– Твое личное оружие.
– Так он не мой: пистолет и выданные патроны являются федеральной собственностью согласно Постановлению правительства номер сто семьдесят.
– Это понятно, – согласился Иванов, – просто я хочу спросить, когда ты в последний раз сдавал нормативы. А то нас уже вторую неделю гоняют на сдачу. Вчера и я сподобился. Судью Кочергину знаешь? Ей за шестьдесят – так и ее загнали на сдачу. Она так сопротивлялась, говорила, что боится всякого оружия, тем более его применять… Сказала, что если на нее и нападут, то она тут же умрет со страху, а про револьвер не вспомнит. Она даже разницы не понимает между пистолетом и револьвером… Я подошел и за нее отстрелялся, выбил двадцать семь очков, чему удивился. В ведомости у нее будут «27», а у меня только «20». Потом еще меня заставили предъявить выданные патроны на предмет их сохранности. А у меня одного не хватало. Хотели акт составить…
Этот разговор был неинтересен Высокову, но он стоял и слушал: Иванова он знал по юридическому факультету: тот учился на два курса старше, был отличником и председателем студенческого совета.
– …На самом деле у меня не хватало целой обоймы: на рыбалку ездил, место пустынное, вот я и потренировался по деревьям. Нарушил, признаю. Потом пришлось просить у брата двоюродного – он заместитель командира батальона Росгвардии… Брат принес только семь… Обещал потом дать еще, но как-то забылось…
– Мне вообще-то надо спешить, – напомнил Высоков, – у меня сегодня приемные часы.
– Да, да, – согласился Иванов и спросил: – А как ты сам к рыбалке относишься? Может, как-нибудь в выходные смотаемся: я классные места знаю.
– Нормально отношусь, только давно не выбирался. А в детстве с отцом часто ездили… – И тут Владимира Васильевича осенило: – Сергей, раз у тебя брат в Росгвардии, значит, он в любом случае связан с разрешительной системой. У меня появилась информация, что директор одной рекламной фирмы хранит в своем служебном сейфе незарегистрированное оружие.
– Без проблем, – обрадовался бывший председатель студкома, – брательник с радостью все сделает: ведь это тоже ему по службе зачтется. Давай координаты фирмы, фамилию руководителя. Но с тебя услуга за услугу: после, как этого рекламиста возьмут, мы с тобой отметим это дело на рыбалке.
– Договорились, – пообещал Высоков.
Достал из кармана записную книжку, открыл на нужной страничке и показал запись, сделанную рукой Насти.
– Какой ты каллиграф! – удивился Иванов и сфотографировал запись на камеру своего мобильного телефона.
Высоков взял из его руки книжку, хотел продолжить движение, но Иванов еще раз его остановил:
– Ты помнишь такого судью Колодина? Тут я вчера рассматривал в суде дело гражданки Кузякиной… смешная фамилия – Кузякина, да она еще Элеонора. Ты представляешь?
– При чем здесь Колодин?
– А ты слушай. Смотрю я на подсудимую, а ей вменяют несколько статей: вымогательство и прочее… ей сорок пять лет или даже больше: перетянутая вся, насиликоненная… наглая – не то слово. И вдруг у меня появляется ощущение, что видел я ее раньше. Вспоминал, вспоминал и наконец… Она, оказывается, накатала в свое время телегу на мирового судью Колодина…
– А разве Олег Ильич был мировым судьей?
– Ну да. Когда ушел из городского суда, попросился мировым на какой-то участок. Так вот эта дама заявляла, что Колодин у нее вымогал взятку за благоприятное для нее решение… Еще он домогался ее. Короче говоря, вызвали его на коллегию. Разумеется, ничего не подтвердилось, а Колодину все равно с сердцем плохо стало. Оказывается, от этой стервы ушел муж, оставив ей свою квартиру, доставшуюся ему от родителей еще до брака с ней, всю мебель… А она требовала с него половину всех его доходов, потому что, по ее словам, за пятнадцать лет совместной жизни потеряла ровно половину своего здоровья. Сейчас она владелица нескольких кафешек. На нее пожаловались администраторы и официанты, будто бы она установила для каждого норму чаевых, половину из которых они должны возвращать ей…
– Я слышал похожую историю.
– Короче, есть видео с моментами передачи средств, где она вопит, что ей мало дают, да с таким матом орет… есть запись, как она передает взятку налоговику. Ну там еще много чего… Даже совершенно скотские сцены с подчиненными ей мужчинами. Влепил я ей два года общего.
– Сережа, – взмолился Высоков, – давай в другой раз: сегодня без того день тяжелый.
– Да, да, – тут же согласился старый знакомый, – конечно. А брату прямо сейчас позвоню.
Олег Ильич Колодин был лучшим другом отца, дружили они еще со студенческих лет. Он был и лучшим другом семьи. Мама даже как-то сказала Владимиру, что сначала Олег начал ухаживать за ней, но очень скоро познакомил ее с другом Васей, а потом пожалел об этом. А может, и не пожалел, остался другом для обоих. Он часто бывал в доме Высоковых, Владимир Васильевич его хорошо помнил, хотя подробности давних встреч с годами стерлись в памяти. А когда мама перебралась жить за город, он продолжал навещать ее и там, только уже гораздо реже – так, по крайней мере, утверждала мама, а сам Высоков уже и не помнил, когда он видел в последний раз друга отца. То, что Сперанский назвал его ренегатом, покоробило, тем более что когда-то Владимир Васильевич уже слышал подобное высказывание в адрес Колодина, и тогда тоже говорили, что он выносит слишком мягкие приговоры преступникам, а просто так такого не бывает. То есть кто-то откровенно намекал, что судья получает взятки. Но если бы это было так, то Олег Ильич перестал бы быть судьей, с него сняли бы неприкосновенность, а дальше суд, позор… Но он ведь не просто так перешел в мировые судьи, где ответственность поменьше, да и дела скучные, как под копирку: разводы, раздел имущества, бытовые ссоры и драки…
Высоков заглянул в список мировых судей, но фамилии «Колодин» не нашел в нем. Подумал и позвонил матери.
Мама, конечно, обрадовалась, стала говорить, что вчера хотела приехать к нему, чтобы навести порядок в квартире и приготовить что-нибудь, но не решилась, потому что теперь садится за руль редко и только для поездок на небольшие расстояния, а теперь такое движение… После этого, по обычаю, разговор должен был переключиться на то, что Володенька не женат, а ей так хочется понянчить внуков, может, зря она тогда отвадила его сокурсницу…
– Она, конечно, не очень воспитанная была, но мы бы ее…
– А где сейчас Колодин? – поинтересовался Высоков, меняя неприятную для себя тему.
– Олег? – переспросила мама, как будто речь могла идти о другом каком-то Колодине. – Так он сейчас трудится юрисконсультом в какой-то фирме. Видела его недавно, он сказал, что не может просто так сидеть на пенсии: скучно ему, да и полезным хочет быть людям. Он же специалист высшего уровня. Хотя с виду некультяпистый какой-то, на нем даже мантия сикось-накось сидела. А почему ты спросил?
– Просто вспомнил. Прости, но у меня посетители.
Дверь открылась, и вошли не посетители, а судья Иванов.
– Я брательнику сразу позвонил, и он сказал, что очень интересно и он сейчас начнет этим заниматься… – Иванов обвел взглядом кабинет, потом обернулся на дверь: – Уже начал, я думаю. Володя, а почему у тебя приемная пустая? Где секретарь, а еще лучше секретарша? Привез бы ту, что была у тебя в районном суде.
– Она решила на пенсию уйти, а здесь пока никого не предлагали.
– Не надо ни в какой административный отдел обращаться. Сам найдешь! Неужели у тебя никого нет на примете?
Высоков молча покачал головой.
– Да, ладно! – не поверил Иванов. – А вообще по жизни?
Высоков снова покачал головой.
– Ну ты даешь! – удивился бывший приятель. – Такой красавец и вдруг… Я понимаю: весь в работе, времени на личную жизнь нет. Так надо совмещать приятное с полезным, как все делают…
– Подумаю, – пообещал Высоков, давая понять, что разговор закончен.
Он так сказал, хотя на самом деле подумал об этом еще до появления в кабинете бывшего председателя студенческого комитета. Настя ищет работу, он ей предложит должность своего помощника с неплохим, кстати, окладом. И она всегда будет при нем.
Иванов не думал уходить, вероятно, он пытался навести мосты с новым начальством.
– С делом гражданина Качанова уже ознакомился?
– С чего ты взял, что я буду им заниматься?
– Так все знают: ты же у нас самый принципиальный.
С бывшим сокурсником пришлось еще провести весь обеденный перерыв. Иванов предложил пообедать в кафе на Московском проспекте, где по его уверению, прекрасная европейская кухня. Мол, у него в этом кафе большая скидка, и он уже заказал там сегодня обед на две персоны. Пришлось идти.
Кафе поразило своим интерьером. А вообще судья Иванов немного поскромничал, потому что над входом висела вывеска, где было указано, что это ресторан, чего бывший председатель студкома не мог не заметить прежде. Зал оказался просторным, в нем было пусто, что очень удивило Высокова. Но его спутник объяснил, что здесь вообще-то не очень дешево. Но самое главное Иванов оставил на десерт. Когда их обед подходил к концу, он вдруг вспомнил:
– Брат отзвонился, сказал, что они уже прибыли на место. Осмотрели сейф директора и обнаружили в нем незарегистрированную «беретту» и коробку с патронами. Кроме того, там находилась внушительная сумма наличности в рублях и валюте. Директор не нашел ничего лучшего, как сказать, что эти деньги приготовлены на выплату зарплаты. На выходе задержали бухгалтера, которая пыталась проскользнуть, пряча в сумочку еще изрядную сумму… Директора повезли по его месту проживания и там нашли еще дюжину стволов. Все незарегистрированные, само собой, кроме одного травматического пистолета. Как прокомментировал брат, влип очкарик.
Высоков сделал вид, что эта информация его интересует мало. Но когда вернулся в кабинет, тут же позвонил Насте, чтобы сообщить ей новость.
– А я только-только вам собиралась позвонить. Сегодня произошло нечто очень странное. Я приехала на работу, чтобы в последний раз попросить выплатить мне хоть что-то, потому что кроме вчерашних ваших четырех тысяч у меня практически ничего. Странности начались сразу, потому что у входа стоял человек с автоматом, который спросил, что мне надо. Я сказала, что работаю здесь, и он меня пропустил. И тут же встретила главбуха, которая так обрадовалась, увидев меня, а прежде в упор не замечала: «Ой, Настенька, а я два дня уж тебе названиваю! Чего же ты за зарплатой не приезжаешь?» Пошли мы с ней в бухгалтерию, а там уже люди в штатском работают. Подсунула мне бухгалтер ведомость. Люди в сером проверили мои документы. Я расписалась, и вдруг мне выдают сто тысяч рублей! Вы представляете? Я смотрю на бухгалтера, а та ласково объясняет: «Это тебе, Настенька, зарплата плюс премия за хорошую работу!» А у самой рот скривило от ненависти ко мне или от жадности. И теперь я не понимаю, что это было.
– У вашего директора в квартире при обыске еще кучу незарегистрированного оружия нашли, так что его до суда уже не выпустят.
– Это все вы сделали, – прошептала Настя.
– Сделали это специально обученные люди, – объяснил Высоков: – А я только попросил вам помочь.
– Спасибо, – прошептала девушка с такой нежностью, что Владимиру Васильевичу показалось, что она вот-вот заплачет.
– Не стоит, – бодро произнес он. – Вы работу не нашли еще? Если нет, то я, вероятно, смогу предложить вам ответственную должность… Правда, на нее объявлен конкурс.
– Что за должность? – осторожно поинтересовалась Настя.
– Должность моего помощника, если она вас, конечно, устроит. Но зарплата неплохая: не сто тысяч, разумеется, но на жизнь должно хватать.
– А вдруг я конкурс не пройду?
– Пройдете. Только в нашем ведомстве проверяют всех поступающих на работу сотрудников на предмет судимости…
– Этого нет.
– Алкоголизма и наркомании.
– Тоже не ко мне.
– Прочих нехороших излишеств.
– Тогда я не пройду по конкурсу, потому что я очень люблю помечтать.
– Страшный грех, – согласился Высоков. – Но я тоже люблю мечтать, однако мне это не помешало…
Включился селектор, и женский голос произнес:
– Владимир Васильевич, если не трудно, зайдите в канцелярию и получите дело Качанова.
– Сейчас, – ответил Высоков, а когда селектор отключился, сказал Насте: – Ну все, надо работать. Вечерком созвонимся и поговорим.
– Обязательно, – сказала Настя, – я буду очень ждать вашего звонка.