Екатерина Островская
Открой глаза, Фемида!
Глава шестая
На следующее утро она дожидалась его у здания городского суда, как они и договорились накануне. Он постарался подъехать пораньше, но девушка уже стояла там, высматривая его автомобиль, щурясь от бьющего ей в лицо яркого майского солнца. В руках у Насти был маленький портфельчик, в котором она принесла свои документы, необходимые для приема на работу.
Они вошли в здание вместе с другими сотрудниками, и Высоков замечал восхищенные взгляды, которые бросали на его спутницу мужчины; обращали на девушку внимание и женщины, но смотрели как-то изучающе-недоуменно.
Настя сдавала документы, и сразу начались вопросы. Вы окончили Кишиневский университет? А где трудовая книжка? Так вы гражданка чего? Приднестровской Республики?..
Сотрудница отдела кадров посмотрела на Высокова.
– Но вы же знаете, что мы принимаем на работу только граждан Российской Федерации.
– Я думаю, что вопрос с гражданством можно решить быстро, – ответил он.
Сотрудница взяла другой документ.
– А это что?
– А это мое резюме. Я работала в адвокатской конторе Петреску – это один из самых известных в Румынии адвокатов, потом была полицейским переводчиком в Италии…
– Каким переводчиком?
– Я неправильно выразилась. В Италии пять разных полиций: государственная полиция, пеницитарная, корпус карабинеров, финансовая и лесной корпус. Меня приглашали в качестве переводчика, когда задерживали человека, не знающего итальянского, но говорящего по-русски. Чаще всего меня вызывала Polizia di Stato, то есть государственная… Но и с финансовой я сотрудничала часто.
– И много вам платили?
– Там почасовая оплата. А поскольку вызывали не каждый день… Но однажды я участвовала в двенадцатичасовом допросе и мне заплатили почти восемьсот евро.
– Ничего себе! – удивилась инспектор отдела кадров. – Так и разбогатеть недолго.
– Мне не удалось, потому что все ушло на операцию для мамы. Мы хотели делать операцию в России, но здесь… то есть в Москве, когда узнали, что мы не граждане, заломили такую цену, что в Италии оказалось дешевле.
– Здоровье, конечно, вещь очень дорогая, – вздохнула кадровичка, – помогло хоть?
– Нет. Мама умерла через полгода. А того, что я зарабатывала, все равно не хватило: даже продали свой дом. А вообще переводчицей я была от случая к случаю, а так работала в ресторане на улице Данте. Это в Милане, совсем рядом с соборной площадью. Почти каждый день по двенадцать часов на ногах – присесть было некогда, а потом еще надо было мчаться в полицейский участок, когда какую-нибудь украинку задерживали за воровство в дорогом бутике…
– Сочувствую, – вздохнула кадровичка и посмотрела на Высокова: – Но, к сожалению, вам откажут.
– Я попрошу лично Николая Степановича.
– Сперанский, к сожалению, не решает. У нас, вы сами знаете, своя служба безопасности. Я приму, конечно, документы, но на всякий случай не надейтесь.
– Я поняла, – улыбнулась Настя, – я уже привыкла к отказам.
Они подошли к кабинету, Владимир Васильевич открыл дверь и пропустил девушку в небольшую приемную.
– Вот здесь будет твое рабочее место. Работы будет немного: обычная секретарская.
– Мне знакома эта работа. Мне придется принимать звонки, переводить их на вас, если потребуется, составлять для вас распорядок дня, вести учет посетителей и звонков, готовить кофе…
Высоков взглянул на часы:
– В десять совещание у председателя городского суда Сперанского. Вы посидите пока здесь, в приемной, если вдруг будут звонить – отвечайте, что в одиннадцать тридцать я буду на месте.
Вернулся он через час и застал в своей приемной бывшего председателя студенческого комитета. Иванов сидел возле неизвестно откуда появившегося низкого столика и пил кофе. Он едва повернул голову, посмотрел на вошедшего Высокого и продолжил свой рассказ.
– …Я предоставляю последнее слово обвиняемому, и тот, волнуясь и смущаясь, обращается непосредственно ко мне: «Ваша честь, я безмерно уважаю вашу неприкосновенность, а потому прошу вынести мне наказание, не связанное с лишением свободы…»
Настя поднялась со своего стульчика и улыбнулась Владимиру Васильевичу:
– Я тут прибралась немного.
– А кофеварка откуда?
– Заходила судья Кочергина и сказала, чтобы я о вас получше заботилась. Ушла, но потом вернулась и принесла кофеварку, сказала, что на время отдает свою, пока мы не обзаведемся собственной.
– А кофе я притащил, – радостно доложил Иванов, – и сахар.
– Вам звонили, – продолжила девушка и, взяв со столика тетрадь, начала перечислять, – адвокат Словоерсов…
– Дмитрий, – уточнил Иванов, – прощелыга еще тот. Ты с ним осторожнее.
– Потом Борис Львович Лифшиц, он хочет пригласить вас на свою отвальную. Так и сказал.
– Лифшиц, – наморщил лоб судья Иванов, вспоминая, – а-а, кудрявенький такой шибздик. Тоже с вашего курса. А ты что, поддерживаешь отношения со всеми? С адвокатами советую не встречаться. А то потом придется оправдываться… Объясняй потом, что дела не обсуждали и ни о чем не договаривались.
– Из городской прокуратуры звонили, спрашивали, когда можно с вами поговорить о деле Кочанова.
– Качанова, – поправил Настю бывший председатель студкома.
– А еще ваша мама. Мы с ней минут пять разговаривали. Она спросила, сколько мне лет, что я окончила, замужем ли. А потом сказала, что вчера разговаривала со Сперанским и тот пригласил ее вместе с вами к себе в Комарово на шашлыки. У вашей мамы очень приятный голос.
– На шашлыки в другой раз как-нибудь, а в эти выходные я хочу отдохнуть.
Настя бросила быстрый взгляд на Иванова: догадался ли? И продолжила:
– Из отдела кадров еще был звонок. Я ответила, что вы на совещании, и там не стали ничего объяснять.
– Будем надеяться, что все срослось, – кивнул Высоков.
– Если честно, – очнулся вдруг судья Иванов, – я боялся, что дело Качанова на меня спихнут.
– Дело как дело, никакой сложности: двести десятая чистой воды.
– Я не о том, – покачал головой бывший председатель студсовета, – просто по слухам, когда он… В общем, на судей обычно наезжают и ставят перед выбором – сам понимаешь каким.
– Не понимаю, – ответил Высоков.
Иванов поднялся молча и вышел из приемной. В этот день они уже не обедали вместе. Владимир Васильевич отправился в рекомендованный Ивановым ресторанчик в компании Насти, а после обеда посадил ее на такси и отправил домой. А на прощание сказал:
– Будем надеяться, что с вашей работой… то есть с нашей совместной работой вопрос будет решен положительно… Мне кажется, что в следующий понедельник вы уже выйдете на работу… Только что мне делать все эту неделю без вас… Да еще выходные…
– А давайте вместе съездим на рыбалку, – предложила девушка и улыбнулась.
Но вопрос с работой не был решен положительно. Настю не взяли, но Высокову сообщили об этом только в пятницу вечером. А накануне в четверг он вместе, как он считал, со своим секретарем ездил покупать спиннинг, две удочки, донку, палатку, два складных стульчика и маленький складной столик, подвесные светодиодные фонарики, котелок и топорик – все, что необходимо для рыбалки. И два теплых спальных мешка Владимир Васильевич тоже приобрел.
И тогда же, вечером в четверг, когда он отвез Настю к ее дому и уже возвращался домой в своем внедорожнике с багажным отделением, переполненным покупками, ему кто-то позвонил на мобильный. Владимир Васильевич не собирался отвечать, но потом подумал, что вечером могут беспокоить только по очень важному делу, и потому поднес мобильный к уху.
– Побыстрее, пожалуйста, я за рулем, – сказал он.
– Вас беспокоит старший советник юстиции Марьянов из городской прокуратуры. Я буду представлять обвинение…
– Зачем вы мне звоните? Хотите оказать давление?
– Нет, я просто хочу предупредить вас о…
Высоков прервал разговор, так и не узнав, о чем его хотел предупредить прокурор. Да он и не хотел этого знать, потому что вся голова его была забита мыслями на тему более приятную, чем предстоящее судебное заседание.
Глава седьмая
Он заехал за Настей в субботу в половину шестого утра, рано, конечно, но для того чтобы успеть к зорьке, другими словами, к утреннему клеву. Солнце уже высунуло свой красный бок над крышами домов, но улицы были тихи и пустынны. Настя по договоренности вышла на улицу, чтобы он не заезжал в узкие дворы, плотно заставленные автомобилями жильцов. На ней была красная куртка-плащовка с капюшоном и узкие джинсики. А в руках большая спортивная сумка. Двушка села в машину и, когда автомобиль тронулся, обернулась и посмотрела на заваленное багажное отделение, словно проверяя, все ли купленное накануне на месте. После чего сказала весело:
– Теперь точно – вся рыбка наша!
Маршрут наметили накануне по карте навигатора. Сначала Настя отыскивала на карте озера и обнаружила одно, название которого ей понравилось – Волоярви. Она даже отзывы рыбаков о нем нашла: рыба там есть всегда, в основном окуни, плотва, подлещики и не очень крупные щуки. От Кольцевой дороги ехать придется чуть менее часа, недалеко, но место там пустынное.
Сначала автомобиль пролетал мимо дачных поселков, потом они закончились, дорога нырнула в лес… И очень скоро Высоков свернул на прилегающую бетонку, и сразу под днищем колеса застучали по стыкам плит.
– Как на поезде едем! – удивилась девушка.
Высоков немного сбавил скорость, чтобы не стучало так часто и громко. Ехали еще четверть часа, за это время не встретили ни одной машины, да и дорога выглядела так, словно транспорта на ней не было давно: сквозь трещины в бетоне вылезала к солнышку зеленая травка, а на обочинах лежали сваленные ветрами деревья.
Озеро чуть не пропустили. В самый последний момент Владимир Васильевич, разглядев сквозь придорожные сосны голубую гладь, притормозил, и почти сразу открылся спуск с дороги. Съезд был разбит, словно по нему прошлись трактора и танки, даже на своем внедорожнике Высоков спускался медленно, машина раскачивалась из стороны в сторону.
– Как на лодке плывем! – радовалась Настя.
Наконец выехали к берегу, на котором остались следы костров и срубленные деревья. Высоков остановился и хотел выйти, но его спутница сказала, что тут вряд ли много рыбы, раз все ловят именно здесь, и предложила подыскать другое место. Он согласился и осторожно поехал дальше, приминая ивовые кустики и высокую осоку. Ехали еще минут пять или шесть, Владимир Васильевич следил за дорогой, а Настя восхищалась озером.
– Какое огромное! Тут даже чайки есть!
Наконец въехали на небольшой пригорок, на котором росли сосны – они стояли так плотно, что Высоков понял – дальше дороги нет. Он остановился. Вышли из машины, Настя начала спускаться к воде, сверкающей солнечными бликами.
– Здесь дно вязкое, – крикнула она, да так звонко, что ее крик спугнул уток. Захлопав крыльями, они вылетели из густого тростника и понеслись над самой поверхностью огромного озера, едва не касаясь крыльями воды.
Высоков начал доставать из машины привезенные вещи. Потом снял с себя куртку, потому что в ней уже было жарко. Подошла Настя и остолбенела.
– Что это? – спросила она, глядя на кобуру.
– Личное оружие, – объяснил он, – ты же вчера волновалась по поводу того, что здесь могут быть дикие звери или разбойники. Вот я и взял: люди одного вида пистолета испугаются и убегут, а зверей выстрелом в воздух отпугнуть можно. Хотя звери вряд ли нападут. Они людей боятся.
– А можно посмотреть?
Она протянула руку, Высоков достал «ПМ», вынул из него обойму и подал девушке.
– Никогда не видела, – тихо сказала она, – в руке даже не держала. Ты из него стрелял?
– Стрелял, когда норматив сдавал.
– А мне можно?
Владимир Васильевич покачал головой:
– Лучше не стоит.
– Ну ладно, – согласилась Настя, возвращая пистолет, – нельзя так нельзя. Просто вдруг так захотелось попробовать разочек…
Высоков вдруг вспомнил разговор с Ивановым, который расстрелял целую обойму, и никто не стал разбираться, куда тот дел патроны.
– Хорошо, – сказал он, вставляя обойму в рукоять и протягивая пистолет девушке, – разочек стрельни. Все патроны считаные, но я придумаю что-нибудь. Стреляй только в сторону воды. Вон в то дерево.
Встал за ее спиной, показал, как снять с предохранителя.
– Медленно поднимай руку, прицеливайся так, чтобы мушка оказалась на уровне прорези…
Внезапно пистолет выстрелил. Грохнул так оглушительно, что эхо пронеслось над водой.
– Я случайно нажала, – начала объяснять Настя, – даже прицелиться не успела, – она протянула пистолет. – Все, больше не хочу – не мое это дело.
Высоков убрал пистолет в кобуру, посмотрел на девушку, вглядывающуюся в прибрежный тростник, который был за соснами.
– Ой, – прошептала она, – там кто-то был… Мне показалось, что там кто-то упал…
Он повернулся и стал всматриваться туда, куда был направлен взгляд Насти. Потом направился туда, начал спускаться к воде… Вошел в тростник и замер…
Лицом вниз распростерся человек в высоких болотных сапогах, лежал и не шевелился. Владимир Васильевич бросился к нему и, подойдя близко, сразу понял: мужчина мертв. Пуля попала ему в затылок. Рана была сквозная.
Настя тоже начала спускаться.
– Что там? – крикнула она.
– Не ходи сюда!
Но она уже увидела, вскинула руки, чтобы прикрыть лицо, и тут же осела на землю. Очевидно, ноги ее не держали. Высоков подбежал к ней, попытался помочь подняться и увидел, как дрожат его собственные руки. Но все же поднял ее, взял на руки и понес к машине. Продолжая держать Настю на руках, открыл дверь и усадил ее в кресло. Девушка дрожала и не убирала руку с его шеи.
– Это я?.. – прошептала она и повторила: – Это сделала я?
Он не знал, что ей отвечать, снял ослабевшую руку со своей шеи и побрел к берегу. Зашел в тростник, надеясь на то, что все ему привиделось и ничего этого не было. Мысль была отчаянная и глупая, но он цеплялся за нее, как ребенок, который, закрыв глаза, пытается спрятаться от окружающего его мира. Солнце скрылось почти внезапно, бликов на воде уже не было, только ветер гнал к берегу быструю рябь.
Человек лежал все так же неподвижно, впрочем, это был уже не человек, а тело. Высоков подошел, но не решился осмотреть его: и без того было все ясно. Он отвернулся, бросил взгляд в сторону машины, словно боялся, что девушка вылезет из нее и опять придет сюда. Он снова стал подниматься на невысокий пригорок, думая о том, что надо сейчас предпринять. Определенно надо звонить в полицию… позвонить, потом дождаться, когда приедет группа, и объяснить, что доставал из кобуры пистолет, спуск которого по нелепой случайности не стоял на предохранителе, и произошел самопроизвольный выстрел… Звучит нелепо, конечно, но поверят или сделают вид, что поверили… Зачем ему убивать незнакомого ему человека? Поверят, разумеется. Но все равно: это статья сто девятая. Максимального срока он не получит, даже ограничения свободы не назначат, дадут исправительные работы… С должности его погонят, как и из судейского корпуса. Жизнь не кончится, конечно, можно, как бывший судья Колодин, устроиться в какую-нибудь фирму юрисконсультом, а потом и в адвокатуру уйти… Все можно, но это будет уже другая жизнь, а не та, к какой он шел долгие годы. Хуже всего, что все окружающие будут считать его убийцей…
Он вернулся к автомобилю, увидел на водительском сиденье свой телефон и взял его, чтобы набрать 112. Посмотрел на Настю, которая глядела на него испуганными глазам.
– Что теперь со мной будет? – прошептала она.
– При чем тут ты? Пистолет мой, значит, я и стрелял.
– Тебя не посадят? – с надеждой спросила она. – Ведь ты – судья, у тебя неприкосновенность.
– Это суду решать.
– Не надо, – взмолилась она, – а вдруг посадят? А как я без тебя? Я буду тебя ждать, а как жить, зная, что я всему виной…
Он наклонился над водительским креслом, обнял девушку, привлек ее к себе. Прижал, успокаивая, потом опустил взгляд и увидел подставленные губы. Осторожно поцеловал Настю и шепнул:
– Не бойся, все будет хорошо.
Это был первый их поцелуй.
Мобильный аппарат по-прежнему был у него в руке. Владимир Васильевич смотрел на него, не решаясь набрать номер.
– Не надо, – тихо попросила Настя, – не надо никуда звонить. Того человека этим мы не вернем, а жизнь себе сломаем. Мою жизнь и твою… тебя будут считать убийцей… Хотя убийца – я. Как нам дальше жить с этим, когда на нас смотреть будут как на преступников…
Она не договорила, но ведь это то, о чем думал он сам… Но даже не это главное, главное, что она впервые сказала «мы». А ведь ничего между ними не было, кроме этого робкого поцелуя…
– Не бойся ничего, – повторил он.
Продолжая размышлять, начал складывать вещи обратно в машину… Если все получится, то их не найдут: пуля, пробив голову того мужчины, ушла в воду, а дно там вязкое, так что ее не найдут, а ведь только по пуле можно определить ствол… Возможно или даже наверняка сделают слепки отпечатков шин, но по протектору определят только производителя, в худшем случае марку автомобиля. Но таких «паджеро», как у него, в городе множество… Если найдется свидетель, который скажет, что видел на лесной дороге светлый внедорожник, то это не доказательство… А вот если у свидетеля установлен видеорегистратор, то это уже хуже… Это плохо, конечно, но доказать убийство все равно не удастся, потому что нет пули…
Высоков осторожно прикрыл дверь багажного отделения, оглядел небольшую полянку, увидел гильзу, подошел и поднял ее. Обошел автомобиль, наклоняясь к земле, чтобы удостовериться в том, что на хвойной подстилке нет отпечатков. Они были, но незначительные – до первого хорошего ливня.
Сел за руль, пристегнулся ремнем безопасности и посмотрел на девушку:
– Возвращаемся в город. Возможно, ты права: нам не нужны разбирательства.
Когда подъезжали к городу, их нагнал дождь. Сначала редкие крупные капли упали на стекло, а потом небо разверзлось. А после загромыхала первая в этом году майская гроза.
Он привез Настю в свою городскую квартиру, потому что она сказала, что не может сейчас оставаться одна. А он и не хотел, чтобы девушка оставалась одна – он желал только одного, чтобы она всегда была рядом. Настя отказалась от завтрака и от чашки чая… Временами ее начинало трясти, и тогда он достал бутылку коньяка и, налив полстакана, приказал выпить. Девушка не стала спорить. После коньяка она совсем ослабла, и он отвел ее в спальную комнату, положил поверх постели, укрыл пледом. Она не сопротивлялась, лежала тихо, как ребенок, который набегался за весь день и хочет поскорее уснуть. Он наклонился и коснулся губам ее щеки. А потом вышел. Отправился в прихожую, осмотрел свои кроссовки, затем обувь Насти, особенно тщательно подошвы – мой их хоть с мылом, но микрочастицы почвы все равно останутся. Сложил обе пары в пакет и вышел из квартиры.
Кроссовки он выбросил в мусорный контейнер в соседнем дворе. И поехал покупать новые. А еще заехал за продуктами, набил ими два больших пакета, прихватив зачем-то еще по бутылке коньяка и «мартини».
Осторожно вошел в тихую квартиру, на кухне разложил по полочкам холодильника привезенную снедь, бесшумно прошел в спальную. Настя лежала на кровати, но уже не под пледом, а под одеялом, из-под которого высунулось ее голое плечо. Он взглянул на это плечико, беззащитное и такое притягательное, а потом снова очень тихо вышел.
Глава восьмая
Утром он проснулся, не понимая, ночь сейчас или уже день. Шторы в спальне плотно прикрывали окна, в комнате было темно. Владимир Васильевич вспомнил, что было накануне, и зажмурился. Вспомнил не день: то, что произошло ранним утром на лесном озере, осталось далеко – в той прежней жизни, в которой не было Насти и счастья, переполнявшего его сейчас.
Накануне он, оставив ее в спальне, вернулся на кухню и попытался приготовить хоть что-то на обед. Но по своей холостяцкой привычке набрал замороженных полуфабрикатов, начал их размораживать, потом раскладывал по тарелкам нарезки колбасы и сыров… Настя неожиданно и очень тихо подошла сзади, обняла его и прижалась молча. Он боялся обернуться, но она сама отстранилась и спросила:
– Почему меня не позвал? Я бы все приготовила.
Он обернулся и увидел ее в широкой спортивной майке и тонких лосинах, обтягивающих ее стройные ноги.
– Откуда все это? – удивился Высоков.
– Так мы же собирались там в палатке ночевать, вот я и прихватила…
И тут же лицо ее стало печальным: вероятно, она вспомнила все, что произошло на озере. Но все равно она открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь:
– Посмотрим, что тут у нас еще есть?
Дальше она готовила уже одна. Владимир Васильевич наблюдал за ее действиями и восхищался, а девушка рассказывала, как она работала в миланском ресторане, где заходила на кухню и внимательно следила за работой поваров, хотя они и сами не скрывали своих секретов, все рассказывали и показывали. Для Высокова она приготовила ризотто и тортеллини[1]. А на первое – суп минестроне[2], но на этом решила не останавливаться и попросила Владимира принести пармезана, оливок и вина, желательно итальянского… Что он и сделал, купив заодно и колбас: пеппероне, салями…
Обед удался на славу. Они не просто наслаждались едой, а вели неторопливую беседу на разные темы, старательно обходя лишь одну… Сидели за столом долго, обед плавно перешел в ужин… Пили вино, а потом еще и танцевали… То, что случилось ночью, произошло не вследствие внезапно вспыхнувшей страсти, но по любви, которая уже давно сжигала и его, и ее…
Он проснулся в своей постели, вспомнил то, что было ночью… Зажмурился, но тут же открыл глаза, чтобы удостовериться, что все, что было между ними, – не сон, а сладостное обещание новой жизни, в которой не будет унылых дней и тягостных ночей, переполненных одиночеством, – теперь будет все иначе. Он повернул голову и не увидел ее. Прислушался, и ему показалось, что слышит голоса, но откуда они доносились – понятно не было: то ли с кухни, то ли из квартиры соседей за стеной. Высоков поднялся, отыскал на полу свои брюки и рубашку… Кто-то разговаривал в его квартире, но он не мог понять, кто именно: понятно, что Настя, но с кем… Он вышел из спальни, прошел по коридору и заглянул на кухню. Девушка сидела за столом и разговаривала с его мамой.
Елена Александровна выглядела совершенно счастливой. Увидев входящего сына, она тут же стала объяснять.
– Решила к тебе без предупреждения нагрянуть, а то ты, как обычно, отговаривать начнешь. Думала, приготовлю что-нибудь, чтобы ты не губил свое здоровье в общепите, а тут у тебя такие разносолы.
– Настя постаралась, – объяснил Высоков.
– Да я уж поняла. Как жаль, что ее к тебе референтом не утвердили! Был бы под надежным наблюдением… Хотя…
Мама улыбнулась со значением и посмотрела на девушку:
– Вы уж, Настенька, постарайтесь, чтобы он питался получше… Чтобы высыпался, а не работал по ночам…
– Как же я это смогу? – смутилась девушка.
Елена Александровна не ответила и посмотрела на сына.
– Сперанский мне звонил, в гости приглашал вместе с тобой к себе в Комарово. Говорил, приезжайте, мол, на шашлыки в субботу, а вчера с утра такой ливень, такая гроза! Какие тут шашлыки! Он сам и позвонил, дескать, чего уж ехать – давайте в воскресенье – вроде солнце обещали… – мама посмотрела за окно, – солнце и есть: не обманули. Мне позвонить Николаю Степановичу, узнать, ехать ли?
– Не надо звонить – мы здесь отдохнем.
– Езжайте обязательно, – посоветовала Настя, – ведь Сперанский – начальник, мало ли что! А вдруг обидится? А я здесь порядок наведу: тут давно уже никто не делал большую уборку.
– Какая ты умная, Настенька! – обрадовалась Елена Александровна. – И в самом деле. Только нечего тебе вкалывать в выходной день. Поедем-ка в Комарово втроем.
Но этому воспротивился Высоков: уж он-то знал, зачем его приглашал на свою дачу председатель городского суда. Там будет его племянница со своей дочкой, которую станут сватать Владимиру Васильевичу. Мама этого, конечно, не знала и, подумав немного, согласилась. Она набрала номер Сперанского, и тот подтвердил, что мясо уже маринуется, а вино будет грузинское. Все равно Высокову не хотелось оставлять Настю даже на непродолжительное время. Смотрел на нее, и она улыбалась ему.
– Езжайте, Владимир Васильевич, а я вас дождусь – обещаю.
Снова обратилась к нему на «вы», демонстрируя свое воспитание, а может, просто для того, чтобы понравиться Елене Александровне.
Ехать пришлось на мамином «опеле корса», в который с трудом влез Высоков. Мама молчала, чтобы не отвлекать его от дороги, Владимир Васильевич перебрал в памяти события вчерашнего утра. Только сейчас он подумал о том, что убитый человек, возможно, был не один: кто же приезжает на рыбалку в пустынное место без приятелей? Да и машины, на которой он прибыл, ни Высоков, ни Настя не заметили. Может, где-нибудь неподалеку скрытно стояла машина, палатка или шалаш. И там же были спутники несчастного мужчины. Владимир Васильевич не видел его лица, разглядел лишь, что тот был седым, гладко выбритым и виски его были обработаны не в домашних условиях, а скорее всего, в парикмахерском салоне. Следовательно, это не местный деревенский житель с вечной щетиной на щеках, а горожанин, который следит за своей внешностью. А если убитый был не один, а вместе хотя бы с одним своим приятелем, который мог видеть «паджеро», запомнить номер? В таком случае придется доказывать свою невиновность – не сваливать же все на девушку, тем более он сам несет ответственность наравне с ней, потому что пуля была выпущена из его пистолета… Будут проведены необходимые следственные действия… И хотя утренний ливень с грозой наверняка смыл все следы, все равно образцы почвы остались на колесах, а следовательно, надо поменять резину, а от старых колес, которые на самом деле не такие уж и старые, срочно избавиться. И еще: сразу по возвращении домой надо вычистить пистолет, маслом протереть внутреннюю часть ствола… У него наверняка будут проверять одежду, руки на предмет присутствия микрочастиц порохового заряда, но, скорее всего, анализ подтвердит, что он не стрелял в тот день. А для надежности сходить в тир на сдачу стрелкового норматива… И ни в коем случае не говорить никому, что он ездил куда-то вместе с Настей… Именно вместе с Настей. А то могут проверить и ее. Да еще пуля… вернее, недостача одного патрона… Но это не прямое доказательство… Так что не следует принимать это в расчет… Но патрон надо на всякий случай возместить, попросить о содействии бывшего председателя студенческого совета…
За спиной раздался голос Елены Александровны, разговаривающей по телефону:
– Коля мы уже въехали в Комарово, а я забыла, где надо сворачивать к тебе.
– Я помню, – успокоил ее Владимир.
Николай Степанович встретил их у раздвинутых ворот, за которыми росли сосны и стоял старый еще финской постройки дом с большой верандой. Во дворе дымил мангал, возле него стояли две женщины, одна средних лет, а вторая молодая – очевидно, внучатая племянница Сперанского. Она была высока ростом, о чем Николай Степанович не предупреждал, но для Владимира это было не так важно – он все равно был почти на голову выше этой девушки…
Стол был уже накрыт, шашлыки поспели через несколько минут. Хозяин вынес из дома бутылку вина и, направляясь к столу, подтолкнул гостя:
– Подсаживайся к моей внучке, – шепнул он, – поухаживай за ней. Срастется – не срастется у вас, но тебя такое ухаживание ни к чему не обязывает. А у нее никого – не всякий решится заводить роман с серьезной девочкой, у которой еще и рост метр восемьдесят два. Может, некоторые ухажеры и готовы, но боятся ее отца. Генерал полиции, заместитель начальника ГУВД Корнеев. Слыхал про такого? Так что приглядись к девочке.
Владимир Васильевич сидел рядом с Викой и даже разговаривал с ней на какие-то интересующие ее темы, но думал не о ней – не о своей соседке по столу, а об оставшейся в его квартире Насте. Елена Александровна часто поглядывала на них, словно сравнивала эту девушку с той, с которой сегодня утром познакомилась в своей городской квартире.
В гостях пробыли не более двух часов, пообедали только и поговорили. Но Сперанский остался доволен. Он тоже наблюдал за своей молодой родственницей.
– Ну как тебе Виктория? – спросила Елена Александровна, когда они возвращались, – вполне симпатичная, скромненькая. Настя, конечно, эффектнее, раскованнее немного и очень рассудительная. Тебе выбирать, конечно, но если для карьеры, то…
– А чем моей карьере может помочь генерал полиции? – удивился Высоков. – У них своя епархия, у нас своя.
– Смотри сам, – не стала спорить мама, – тебе с женой жить, но Вика пристроена в солидном банке, где ее ждет своя карьера. Не скажу, что это хорошо для семейной жизни, но о детях она пока не думает, как мне показалось. А Настя…
– Ты и об этом с ней говорила? – удивился Владимир Васильевич.
– А как же? Для меня это очень важно. Я говорила об этом не напрямую, разумеется, а намеками. Я живу одна в большом доме, ты знаешь. Мне надоела тишина: я даже радио включаю на целый день, чтобы не так скучно было. Но сейчас разве радио – музыку одну передают. А вот раньше транслировали радиоспектакли и развлекательные юмористические передачи, аналитические программы… Если у вас с Настей будут дети, то я буду настаивать, чтобы вы перебрались ко мне. За городом детям только лучше будет. А если ты женишься на Виктории, то я стану всего-навсего приходящей бабушкой – наверняка у них своя дача…
И тут Высоков понял, что мама уже сделала свой выбор, который совпал с его собственным…
Они доехали до их загородного дома, но внутрь заходить Владимир Васильевич не стал. Вызвал такси и, ожидая машину, стоял возле крыльца, поглядывая на знакомые с детства яблони и сосны. С близкого пляжа ветер доносил смех отдыхающих людей и запах выброшенных на берег водорослей и тины.
