Екатерина Ромеро
Приват для Крутого
Глава 8
Сердце ускоряется до предела, и стыдно мне, и страшно – и все вместе. Быстро поднимаюсь и начинаю собирать руками эти осколки. Все пялятся, все смотрят. Я так долг свой вовек не отработаю, мама, помоги.
– Ты что наделала? А? Боже, что за бардак такой?!
Вера тут как тут, Брандо уже и след простыл, он смылся, оставив меня на съедение волку, точнее, льву.
– Извините, случайно вышло.
Вижу, как официант пошлепал за мусорными пакетами, тогда как я понимаю, что вишу на волоске. Сейчас Крутой меня выгонит, а это же мой первый день. Я ни черта еще не узнала.
– Как случайно?! Этот виски стоит как моя месячная зарплата! И ваза хрустальная, и сервиз – итальянский фарфор!
– Я все отработаю, все уберу, не кричите.
Слезы стоят в глазах, но раскисать даже не думаю. Бегом собираю осколки, сгружаю их на поднос, а после вижу черные начищенные туфли. Крутой подошел, раздавливая цветы, вообще не обращая на них внимания.
– Не надо, не давите, им же больно!
Отталкиваю его и бегом собираю стебельки, стряхиваю с них стекло, не замечая того, что уже порезалась.
– Кому это им?
– Цветам!
Мне их и правда жаль. Мало того, что они упали, так еще и Крутой тут прохаживается по ним своим сорок пятым размером ноги, ломая тонкие стебельки.
– Цветы не чувствуют боли.
– Они все чувствуют!
– Вот пакет, держи.
Официант примчался, но я уже почти все собрала.
– Спасибо.
Неловко до ужаса, не знаю, что делать, и в такой ситуации еще ни разу не была. Новую вазу не принесли, и теперь я стою, как дура, перед Савелием Романовичем, держа этот огромный букет цветов в руках. Красивые они, видно, что очень дорогие, я о таком букете только мечтать могла.
– Выброси этот мусор, быстро! – строго говорит Крутой, но я лишь головой качаю:
– Не буду, нет!
– Они поломанные.
– Они еще свежие! Можно поставить в другую вазу. Пожалуйста!
Сглатываю, потупив взгляд. Слышу за спиной перешептывание, первое впечатление на всех я уж точно произвела.
– Почему ты упала?
– Просто поскользнулась, – вру, но при этом не могу смотреть Крутому в глаза. Кажется, он все сразу прочитает.
– Еще раз соврешь мне, я тебя выпорю.
Краска приливает к щекам, но заднюю давать сейчас – значит проиграть, сделав первый шаг.
– Савел, да ее Брандо шуганул, вот девчонка и дернулась! Саня совсем уже рамок не видит, разбаловали вы его дальше некуда.
Стою ни живая ни мертвая. Валера заступился за меня, хотя, кажется, это сыграло не в мою пользу, судя по тому, как потемнел взгляд Крутого.
Чувствую, как по запястью кровь потекла, а я все так же сжимаю этот букет в руках, но боли не чувствую. Совсем, только какой-то трепет внутри и очень сильное напряжение рядом с этим мужчиной.
Замираю, когда Савелий Романович подходит ближе.
– Дай сюда!
Забирает у меня из рук эти цветы, кладет на стол, а после ладонь мою сжимает. Она вся исколота, подрагивает от его прикосновения.
Я не шевелюсь. Смотрю только, точно застыла, дрожит каждая клетка. У меня стойкое впечатление, что Крутой сейчас откусит мне руку к чертям, но он лишь сцепляет зубы и достает из кармана белый платок, набрасывает его мне на руку и сжимает.
– Иди, пусть Вера обработает.
Его рокочущий голос пробирает до костей, и все, что могу, – коротко кивнуть, а после вижу шикарную брюнетку.
Это одна из танцовщиц. Она подходит к Савелию Романовичу и ласково ему улыбается.
– Я скучала, – щебечет, а я сильнее прижимаю платок к руке. Больно, и не столько от царапин.
Момент испорчен. Вот и она – мадам Крутого. Конечно, у него есть женщина, у такого не может их не быть.
И вообще, у меня совсем другие здесь задачи, я не знаю, зачем думаю об этом, но я считала, раз не носит кольца, он свободен. Наивная дурочка.
– Пошли в кабинет, – едва слышно шепчет женщина. Именно что женщина – фигуристая и очень красивая. Изысканная, шикарная, аппетитная.
– Я занят. Работай, Кира, – басит Савелий Романович и проходит мимо, больше даже не посмотрев в мою сторону.
***
– Новенькая! Сюда топай, быстрее!
Меня выдергивают на тренировку, принимают к себе девушки-танцовщицы. Со скрипом, но все же берут в эту так называемую группу, потому что так сказал Крутой.
Их здесь около десяти, но больше всех я запоминаю Карину, которая ставит танцы, а также эту фигуристую Киру и Нелли. Они единственные презрительно отворачиваются, когда я пытаюсь с ними познакомиться.
Я сразу же улавливаю на Кире эту невидимую корону. Она смотрит свысока на всех, подобный взгляд я видела в свою сторону и от Фари.
Нелли ее подкалывает, но, видя меня, они затихают. Не доверяют. Я новенькая, белая ворона, которая к тому же ни черта не умеет танцевать.
– Чего пялишься?!
– Я просто пытаюсь запомнить движения (ясное дело, специально меня никто не обучает, я все улавливаю на ходу).
– А толку от нее? Боже, ты только глянь, кого они притащили…
– Нелли!
– А что такого?! На правду не обижаются. Карина, у нас все налажено было. И когда ей ставить номер? Нам придется делиться!
Принимают холодно, но я не тушуюсь. Я должна уметь за себя постоять, не то эти змеи меня здесь просто уничтожат.
– Меня Савелий Романович привел сюда работать. И я буду работать, нравится вам это или нет, – говорю уверенно, а они разве что ядом в меня не плюют. Особенно эта Кира. Она молчит, но по ее одному только взгляду я понимаю, что она очень опасна, мне тут никто не рад.
В этот первый день я старательно тренируюсь, но чувствую себя просто деревянной, несмотря на свой спортивный опыт. Вечером едва доползаю до общежития и без сил плюхаюсь на кровать.
Ломит все тело, исколотая стеклом ладонь жжет. Я тянусь в карман и достаю платок Савелия Романовича. Он пахнет так же, как и он, а еще на нем капли моей крови. Красное на белом. Как и моя судьба.
Вдыхаю этот запах, и мурашки бегут по телу, как импульсы, приятные заряды тока. Внизу живота тянет, и я переворачиваюсь на бок, подтягивая под себя ноги. Разве так бывает? Чтобы человек пугал и притягивал к себе одновременно, точно магнит?
Даша, спустись на землю, он взрослый опасный мужик вдвое старше тебя! Крутой не мой и моим никогда не будет. Савелию Романовичу нравятся такие, как Кира, и ясное дело, я до нее тупо недотягиваю. Я просто создала ему проблему, не более того.
И вообще, я просто фантазерка, и я не должна об этом думать, не должна вспоминать то, как сегодня Савелий Романович коснулся моей руки и мне стало жарко.
Даша, он же страшный, почему тогда я представляю, как Крутой своими большими руками касается моей груди, живота, бедер? Просто интересно, как бы это было? Больно или нет? Мне бы понравилось или не очень? Что бы я ощутила?
Опускаю ладонь вниз живота. Там все ноет, аж дрожит. Боже, что это такое… словно яд и я заболеваю. Им.
Глава 9
Я не родился с золотой ложкой во рту. Да, мой отец был военным, мы жили выше среднего уровня, но он рано погиб, а после мать работала обычным бухгалтером на заводе и тянула меня и мою крошечную сестру Машу. Я никогда не бедствовал, но и роскоши не видел лет до двадцати семи точно.
Все, что имею, я заработал сам. Да, часто с кровью и со сломанным носом, но поначалу иначе просто не получалось. Я собирался поступать в универ, но в итоге пошел на ринг. Мне были нужны деньги, Машка часто болела, мать уже не вывозила, и выбор был очевиден. Я чувствовал себя обязанным и пытался обеспечить семью.
А потом была армия, из которой я возвращался полным надежд, но меня ждали похороны. Сестра тогда училась в девятом классе, и ее подсадил на иглу один уебок.
Местный дилер, Назар Мамаев, который барыжил наркотиками и десятками косил молодежь. Я убил его, но сестру было уже не вернуть, я приехал слишком поздно.
Я пытался помочь, засунул Машку в лучшую клинику, какую мог себе тогда позволить, но у нее была крайняя степень зависимости. Ее трясло и лихорадило, кожа приобрела синеватый оттенок.
Ни хера не помогало, капельницы, таблетки. Сестра таяла на глазах, мать с ума сходила, а у меня тупо не было возможности вывезти ее за границу, дать лучшее лечение.
У меня было пусто за душой, я был никем и ничем, умел только драться. По факту просто ноль, без связей, без власти, я был беспомощным, как гребаный слепой щенок, пока моя маленькая сестра погибала.
Мать вовремя не заметила, а зависимость развилась очень быстро. Дурь сожрала суть, здоровье и психику Маши за считаные дни. Последние сутки сестра никого уже не воспринимала и умерла у меня на руках, ее сердце не выдержало.
Мать не вынесла горя и вскоре вышла в окно. Она себя не простила за то, что недоглядела, и ей было пофиг, что у нее еще оставался я.
Так я похоронил их обеих в течение месяца и остался один. Как сбитый пес, без маяка и ориентира. Спас меня Фари. Он вытягивал меня и отдирал от пола, это он не давал мне сдохнуть от запоя и залезть в петлю.
Я знаю Фари еще со школы. Ребенок иммигрантов, Эдик даже пары слов не мог связать поначалу, но все же мы сдружились. Фари всегда думал на десять шагов вперед, таким же он и остался.
Соловей подтянулся позже, когда я уже дрался как черт в боях без правил. Он тоже выходил на ринг, мы были противниками, но после начали биться не друг против друга, а против других. Свои первые деньги мы заработали, крышуя мелкий бизнес. По факту это было не что иное, как рэкетирство.
Потом был брак. Сдуру, по молодости. Я хотел чем-то заткнуть эту дыру, новая семья и все такое, но идея оказалась бредовой. Брак был неудачным, любить мы не умели, хранить верность в двадцать пять лет тем более.
После этого я зарекся в будущем ввязываться в это дело, и мне было заебись, но денег все же было мало. Власти вообще не было, о нас почти никто не знал, и нас никто не уважал, потому мы с Фари начали включать голову и работать не только кулаками, но и мозгами.
Так появился “Прайд” – моя новая семья, которую я формирую сам. Это наша безопасность, наш круг и доверие. Здесь только свои, и нас это устраивает, мы сделали это сами.
Я не помню, чтобы за первые десять лет мы хоть раз с Фари брали отпуск. Этого просто не было, нам было не до того, мы поднимались по этой невидимой лестнице, доказывая, кто тут настоящий хозяин города.
Толком без связей, влиятельных родителей, держались на одном только азарте. Сначала было сложно, нас, молодых и голодных, не воспринимали, но мы успешно доказывали, что сильнее, умнее и агрессивнее всех.
Подняться туда, где я сейчас, нельзя, оставаясь белым и пушистым. По правде, наши руки по локоть в крови, хоть ее уже не видно под белыми манжетами.
Когда Брандо подрос, мы взяли его к себе. Он тоже часть семьи, часть Прайда, так же как и Ганс, Моника и Вера, которая нас подкармливала еще тогда, когда мы были голодными ничейными зверями.
Чародей, Гафар, Святой, Шах, Бакиров. Они уже не часть Прайда, но товарищи, некоторые из них мои должники, а некоторым я сам должен.
Я их всех знаю, я с ними рос. С кем-то дрался, с кем-то просто делили территорию.
Я наращивал связи постепенно, и теперь это здорово выручает, но вместе с приятелями я также наживал врагов. И чем выше теперь я поднимаюсь, тем больше народу хочет бросить сырую землю на мой гроб.
***
Эта девочка с переливающимися глазами сирены. Проблема, дите, головняк. Она начала чудить уже в первый день, и я сразу пожалел, что не сплавил ее Королю.
Дарья. Даша. Дерзкий воробей с запахом пьяной вишни.
Ей было жалко цветов. Я такого бреда в жизни не слышал. Ну что за ясли, кого я вообще в клуб взял?
Ее большие глаза были наполнены слезами, сверкали, сияли, переливались от ярко-голубого до темно-фиолетового. Хамелеонша, блядь.
Эта девочка была такой странной, и я никак не мог понять, как можно быть такой. Кто жалеет цветы? Они сдохли, как только их срезали, а она к груди их прижимала, и кровь лилась по ее порезанным рукам.
Я ее не понимал и понимать не пытался, но почему-то взгляд отвести от нее не мог, хоть и смотреть там не на что. Она зеленая, мне такие не нравятся, но она маячила перед глазами. Бесила меня, выводила. Женщина, блядь. Смешно просто.
Глава 10
– Савва, ты так напряжен. Что-то случилось?
Кира сзади массирует плечи, целует в шею, но мне не так. Не нравится. Бесит.
– Все нормально.
– Когда мы поедем в горы? Ты обещал на следующей неделе.
– Я занят. Не до этого сейчас. На. Купи себе что-то.
Достаю несколько купюр. Я привык за все платить. Сложно представить уже, за что я НЕ плачу.
– Я хочу внимания, а не только денег. Савва, ну пожалуйста…
Целует меня, расстегивает рубашку. Закрываю глаза, а там воробей этот с голубыми глазами.
– Блядь…
Наливаю коньяк, пью залпом, как лекарство. Сперма в голову ударила, стояк просто каменный. Член в ширинку упирается до боли.
– Иди сюда. Юбку задери.
Поднимаюсь, укладываю Киру на стол, нагибаю, стягиваю с нее трусы. Рывками, голодно, жестко.
Фигура как у гитары, мечта, блядь, а не баба, сам выбирал. Большие сиськи, длинные ноги, рабочий рот. Кира станцует любой приват. Опытная, умелая, готовая на все в любой момент и только для меня. Лично.
Она прогибается, расставляет ноги, ждет, а я сзади подхожу, смотрю на нее волосы. Черные как смоль, густые, жесткие. Крепкая спина, упругая задница. Боевая лошадь, на какой только скакать и можно.
Невольно вдыхаю ее запах. Сигареты. Воняет, как от пепельницы. Уж точно не вишней пахнет, как.... блядь, о чем я думаю?
Становится жарко – наверное, коньяк в голову ударил, но желания нет. Не хочу впервые.
– Я помогу тебе.
Реагирует быстро, оборачивается, тут же опускается на колени и тянется к ремню.
– Не надо.
– Что с тобой, Савва? Проблемы?
– Устал. Все, иди работай!
Даю еще денег, берет. Кира всегда берет, и меня это устраивает. Никаких обязательств, проблем или сложностей.
Хочу – трахаемся, мне мозг не выносят. Сбить напряжение – для здоровья полезно, но не более того, и меня это тоже устраивает.
Хлопает дверь, опираюсь рукой о стену. Аж хуево стало – старость, что ли, пришла? В тридцать семь лет… как-то рано.
Внизу все болит, сам себе не позволил, хотя стояк просто адский, но не на Киру. Не она меня завела, а та – “проблема”, блядь, голубоглазая.
***
Прошла неделя, как я веду двойную жизнь. Я уже здесь почти всех знаю, и это хорошо. Крутого не видела ни разу, мелькал Ганс, но лезть в открытую к нему с расспросами я не рискую. Он слишком умен и тут же поймет, что я выведываю информацию.
– Пожалуйста! Не надо, я ни в чем не виновата!
– Лика, надо отвечать за свои поступки.
Я застаю эту картину у клуба. Молодая девушка сидит на коленях прямо на дороге. Ее губа разбита. Она дрожит и смотрит то на Савелия Романовича, то на еще двоих бугаев. Рядом Фари – сама непроницаемость, умная тихая гиена.
У всех такой вид, будто они за покупками вышли, а не мучают невинную девушку толпой.
– Что вы делаете?!
– Не трогай ее! – рычит на меня Крутой, и я замираю. Эта Лика всхлипывает. Я вижу в ее глазах неприкрытый ужас, обреченность даже.
Что они творят? Крутой распоряжается судьбами людей по одному лишь щелчку пальцев! Он решает, кому жить, а кому умирать.
– Что со мной будет? Скажите: что?
– Куда ее, Савел?
– К Барону. Скажи: подарок. От меня. Не понравится – к Королю путь выкинет, тот такую умницу пристроит быстро, – басит Крутой, и в тот момент мы встречаемся с ним взглядами. – Входи, воробей, – спокойно чеканит, будто не он только что подарил девушку какому-то Барону! Просто взял и подарил, как какой-то чертов товар, игрушку!
Краем глаза вижу, как эту бедную Лику взяли под руки и повели в машину. Они уехали, а я вхожу в клуб на деревянных просто ногах, точно забираюсь в логово зверей.
– Даша, переоденься и иди в випку, – Карина зовет. Единственная из танцовщиц, которая не мечтает меня удушить.
– Зачем?
– Крутой ждет тебя.
Я одновременно радуюсь и пугаюсь, а еще наш разговор слышит Кира, которая не может скрыть негодование.
Она наверняка думала, что сегодня Савелий Романович ее позовет на приват, но он позвал меня, и я не знаю, радоваться мне этому или плакать.
***
– Добрый вечер, Савелий Романович.
– Виделись, Даша.
Даша. Крутой запомнил мое имя, и почему-то я дико радуюсь от этого. Улыбаюсь ему, как дура.
Алло, вообще-то это он час назад невинного человека куда-то сбагрил и сидит теперь как ни в чем не бывало, курит сигару.
Сглатываю, я уже в красивом костюме, обтягивающем фигуру, точно вторая кожа. Длинные рукава, спина и грудь закрыты. Я выбрала этот наряд специально, чтобы хоть немного сохранить что-то свое, не отдавать, не показывать все.
Подхожу ближе. Его взгляд обжигает, ощупывает, словно щупальцами. Становится стыдно, второго такого позора у шеста я не переживу.
У Савелия Романовича расстегнута на верхние пуговки рубашка. Вижу, как пульсирует вена на его шее, как он размеренно дышит, отчего его широкая грудная клетка поднимается. И еще на лицо его суровое пялюсь, на широкие плечи, на сильные руки и крепкие ноги, обтянутые брюками.
Стыд мой куда-то ушел, и я бесстыже разглядываю этого мужчину, чувствуя, как пылают щеки. Боже, он мне в отцы вообще-то годится, а я как пьяная стала. Неделю Крутого не видела, я думала, прошло, но нет. Почему-то не проходит.
– Нравлюсь?
– Ага… то есть нет! Вы мне не нравитесь!
Судорожно мотаю головой, а Крутой только усмехается. Его большой рот растягивается в улыбке. Белоснежные зубы, острые клыки, как у хищника, опасный темный взгляд из-подо лба.
Снова смотрит как на глупую овечку, на которую в любой момент готов напасть. Лев, царь зверей, хищник. Такой загрызет и дальше пойдет. Мама!
Хм, а какой Савелий Романович без одежды? Ну просто интересно!
А что такого? Ох, мамочка, ну почему у меня сводит низ живота, когда Савелий Романович близко? Меня всю лихорадит, между ног аж печет, и при этом я знаю, что он очень опасный человек.
Так, Даша, дыши! Ну что за идиотские мысли?! Собралась, амазонка, ну же! Где твои тормоза, где буйки, где шлюпки?! Дайте хоть одну, хоть дырявую и без весла…
– Вы меня хотели видеть. Я здесь.
Переминаюсь с ноги на ногу. Савелий Романович закуривает, откидывается на кресле. Он устал. Я вижу в нем это. Наверное, устал девушек раздаривать за целый день.
– Потанцуй для меня.
– Хорошо.
Спорить с ним я не решаюсь. Поднимаюсь на небольшую сцену и исполняю несколько движений, которые уже успела выучить и отрепетировать за эти дни.
Крутой смотрит. Молча. Не отводя от меня взгляда. На этот раз более пристально и без насмешки.
В какой-то момент я понимаю, что ему нравится, и начинаю стараться сильнее. Двигаюсь плавно, как кошка, мне льстит, что ОН смотрит на меня. На одну только меня, не знаю… меня это будоражит. Заставляет чувствовать себя какой-то особенной.
– Хватит, – глухо отвечает, а после коротко хлопает ладонью по колену.
– Ко мне.
Сцепляю зубы. Как к Тузику обращается. Слезаю со сцены, подхожу к нему.
– Так обычно собачек зовут.
– Если я захочу, ты будешь моей сукой. И лаять будешь, и прыгать на задних лапках.
Власть, Крутой в себе уверен, даже слишком. Господь бог прямо во плоти. Он себя любит. И еще раздражен почему-то, я вижу, что рубашка на нем едва ли не трещит от напряжения.
Что изменилось за эту неделю? Я не знаю, но меня это отношение бесит. Я же тоже человек, а не просто кукла на ходулях.
– Что?
Смотрит так, что я кипеть начинаю. За кого он меня принимает?
– Вам, случайно, корона на голову не давит?
– Похоже, прошлый урок уважения ты не усвоила, маленький глупый воробей.
– Я не воробей! У меня имя есть. Вообще-то я Даша!
– На колени встань, Даша, и попроси прощения.
Глаза Крутого темнеют, а на лице ни одной эмоции, кроме холода.
Я проявила неуважение к тому, кто этого не выносит. Снова. Меня же предупреждали так с ним не разговаривать, но что-то внутри дико протестует. Я не могу играть, когда Крутой ко мне как к суке обращается.
– По-моему, это вы с прошлого раза не усвоили, с кем и как разговариваете. Я не встану перед вами на колени. Никогда! – выпаливаю, раздается глухой щелчок, и я застываю. В руке Крутого открывается нож-бабочка. Острое как бритва лезвие переливается в крупной мужской ладони.
Ну вот зачем я это ляпнула, а? Язык мой – враг мой, сто процентов.
Сглатываю, шлюпка уплыла, а я осталась. С ним. Наедине.
С опасным бандитом, его ножом и моим бешено колотящимся сердцем.
Глава 11
Моя первая здравая мысль – бежать, что я и пытаюсь сделать, вот только попытка неудачная. Крутой догоняет меня просто за секунду, и я оказываюсь вжата им в стену, точно мотылек.
– Куда?
– Мне домой пора. Извините за те слова. Вырвалось. Снова, – лепечу и вижу, как Савелий Романович медленно прикладывает нож к моей шее. Прямо к артерии. Острое лезвие впивается в кожу. Боже, он же мне сейчас горло перережет и дальше пойдет по своим делам!
Поднимаю на него глаза, мгновенно бросает в дрожь и панику, немеют пальцы на руках.
– Пожалуйста, не надо…
Дрожу, уже представляя, как Крутой вывозит меня куда-то в лес в мешке, но боли нет. И я почти не дышу, боюсь дернуться.
– За базаром следи, когда со взрослыми разговариваешь, усекла?
– Да, – киваю, на этот раз урок усвоен. Он меня чуть не убил, понятнее некуда.
Щелчок, Крутой убрал нож в карман брюк, а я сразу ладонь к шее прикладываю. Думаю, там сейчас кровищи будет, но нет. Нет пореза, нет даже царапины. Савелий Романович прикладывал к моей шее не острую сторону ножа. Он меня просто проучил, и это было стремно – не то слово.
– Вы ко всем женщинам так относитесь? – смелею.
Кажется, адреналин притупил чувство страха, и с Крутым рядом всегда так. То вверх, то вниз со всей дури и без страховки.
– Как так?
– Как к товару какому-то, вещи, которую можно вот так в угол загнать или подарить. Например, как ту несчастную девушку, которую вы сегодня подарили Барону.
– Не говори того, чего не знаешь. Эта дрянь получила по заслугам.
Крутой так близко, еще миг – и ставит руку выше моей головы, наклоняется, отчего я сильнее вжимаюсь в стену.
Я в ловушке, в чертовой западне. Договорилась снова. Язык мой – враг мой.
– Что бы она ни сделала, никто не заслуживает быть подарком!
– Тебе ее жаль? – басит и при этом одним движением смело притягивает меня к себе, взяв большой рукой за талию.
Я же вся просто трепещу. Вот это я попала. Мы здесь одни, и даже если я орать начну, никто и головы не повернет.
– Да, мне ее жаль.
– То ты дерзкая, то жалостливая. Кто ты на самом деле, воробей?
Его ладонь опаляет до мяса, Крутой смотрит мне в глаза, а я в омутах его холодных утопаю.
Мы здесь одни, Савелий Романович может тупо свернуть мне шею, как цыпленку, и пойти дальше. Он способен на такое, хотя, по правде, к этому моменту я еще не понимала всех масштабов его личности.
– Я та, кто чуть не попала под ваш идиотский мерс и отрабатывает теперь это! Я просто девушка!
Замираю, когда Крутой наклоняется и опаляет мою шею горячим дыханием. Вдыхает мой запах, боже, он обнюхивает меня, как дикий зверь!
Этот миг. Савелий Романович такой высокий, большой, крепкий против меня. Чувствую его жесткую щетину, а еще запах. Коленки дрожат, но есть еще что-то. Запретное, такое огненное, опасное, грешное. Меня к нему притягивает, точно к магниту, и это пугает больше всего.
– А ты можешь не совать свой маленький любопытный нос в мои дела, “просто девушка”?! – басит мне на ухо, даже не прикасаясь ко мне, хотя ощущение такое, точно Крутой когтистой лапой держит меня прямо за горло.
Крепко зажмуриваюсь. Почему-то у меня такое ощущение, что он меня сейчас ударит. Набросится, разгрызет – не знаю. Я ему не доверяю. И себе уже тоже. Амазонка сидит где-то за деревом и прячется. Она тоже его испугалась, и я ненавижу ее за это.
– Что с тобой?
– Ничего.
– Не врать! Никогда не смей мне врать!
Ударяет ладонью рядом с моей головой. Стена трещит, а меня в дрожь бросает.
– Я боюсь… – лепечу, его близость пугает и будоражит одновременно. С трудом хватаю ртом воздух. Аж голова кружится, боже.
– Что? Чего ты боишься?
– Вас, – отвечаю честно как на духу, а после распахиваю глаза, когда чувствую, как Савелий Романович заправил мне локон волос за ухо. И это было так нежно, отчего у меня мурашки по коже пронеслись от этого контраста.
– Свободна. Иди домой, воробей.
Вижу, как Крутой бросает рядом со мной на столик несколько крупных купюр и уходит.
Я же перевожу дыхание. Это было опасно, а еще я понимаю, что Савелий Романович мне не доверяет. Ничуть. Не ударил, не тронул… он мне заплатил.
Мне надо научиться нормально общаться с ним, потому что, пока я не приручу этого зверя, Крутой в жизни не посвятит меня в свои дела.
Смотрю на эти деньги, и тошно на душе. Зачем он заплатил, еще и так много? Как девке какой-то продажной, хотя… чем я теперь от них отличаюсь? Скоро и я буду плясать на общей сцене перед мужиками. Тоже за деньги.
***
– Не слишком ли жирно за приват или ты допы делала?
Кира. Входит в випку, замечает купюры в моих руках.
– Не твое дело.
– Приваты для Крутого танцую только я!
– Уже нет.
– Девочка, ты, наверное, не совсем понимаешь, куда попала.
– А ты расскажи.
– А я расскажу: вот это место – сердце Крутого, и только я танцую для него приваты. Он мой мужчина.
Мое терпение на исходе. Я теряюсь, не вытягиваю, и меня еще здесь никто не воспринимает. Я так не справлюсь и все завалю. Злость давит где-то в груди. Мне надо играть лучше.
– Покажи.
– Что покажи?
– Покажи, где у тебя на лбу выбито, что Крутой твой мужчина! Есть кольцо, а может, штамп в паспорте имеется? У вас дети, дом, общая фамилия? Какие именно у вас отношения?
– Не нарывайся, Дашенька! Я тебя предупредила, девочка. Молоко на губах еще не обсохло тягаться со мной, да и Крутого ты не выдержишь, ясно?
– Нет, не ясно.
Кира подходит и мимолетно толкает меня в плечо, но я удерживаю равновесие.
– Какая же ты наглая! Борзая сука! Откуда только вылезла…
– Отвали от меня!
– Да я не за себя, а за тебя, вообще-то, переживаю, дурочка! Савел тебя сломает и дальше пойдет. Ты еще маленькая, и ты его не потянешь. Не его уровня и близко, так что даже не пытайся. Не ты первая, не ты последняя. Мой тебе совет: свалила бы ты куда-то, пока цела.
– Спасибо, сама как-то разберусь.
– Нет, ты не поняла. Крутой жестокий. Это тебе не игрушки, и они не какая-то шестнадцатилетняя шпана. Это серьезные взрослые люди, а ты, похоже, вообще только с неба упала мордой вниз.
– Что это значит?
– Ты знаешь их девиз, Даша? Что такое Прайд, ты вообще в курсе?
– Нет.
– “За семью расстрел в упор” – это их девиз, а семья – все, кто входят в Прайд. Если ты ищешь выгоду, малышка, здесь ты ее не найдешь. В Прайд Крутой никого не берет со стороны. У них здесь все налажено. Ты не вписываешься. Не лезь на рожон. Я предупредила. Совет дала бесплатный.
– Мне не нужны советы, я просто отрабатываю долг, так что не лезь ко мне.
Я оставляю купюры на диване и выхожу из випки, понимая, что нажила здесь себе еще одного врага. Руки горят. Деньги Крутого я взять не смогла.