Родичи смотрели на них косо: слухи про близнецов гуляли один краше другого. В глухих селениях Восточного удела еще остались воспоминания о том, что солнечно-серебряные волосы достаются колдунам и ведьмам. Девчонка укрывала голову платком, да только это не помогло.
Ива скопила еды и сколотила брату кривую, но прочную тележку о двух колесах. Однажды рано утром, до рассвета, она впряглась в нее и ушла так далеко, насколько хватило сил. Дети продолжали свой путь, пока не выпал снег, перекрыв тележке дорогу. Лишь это остановило близнецов в какой-то деревне на краю небольшого озера. А по весне они отправились дальше. Ива слыхала, что где-то далеко, у моря, в столице, водятся настоящие лекари, которым под силу то, с чем не справилась она сама. Увы, для двух детей, один из которых – калека, путь от одного края страны до другого может превратиться в вечность. Они шли уже почти четыре года, но Вереск был слишком слаб для долгих дорог, и Ива все чаще принимала решение задержаться на одном месте подольше.
Удивительно, что люди дяди Патрика их таки нашли.
Вскоре после вина Ива уснула в обнимку с братом. Левой рукой она крепко обнимала мальчика за худые плечи, а правой сжимала рукоятку того самого кухонного ножа. Девчонка всюду носила его с собой, храня в самодельных ножнах, привязанных к поясу.
Над головами у нас проступали первые звезды. Лиан отрешенно смотрел в огонь. И молчал. Конечно, он за сегодня и так уже сказал больше, чем за все время нашего знакомства, но это молчание было тяжелым, как зимнее небо. Я успел выпить три чашки его отвара, сходить до ветра и подбросить дров в костер, прежде чем он наконец поднял на меня глаза, пронзив долгим, полным тоски взглядом.
– Уже слишком поздно, да?
Я знал, о чем он спрашивает, и не хотел лгать ему в ответ. То, что открывалось истинному взору, не давало много надежды.
– Похоже на то, Ли.
Мы разом посмотрели на близнецов, которые во сне походили на единый организм о двух головах и четырех руках, переплетенных, как ветви дерева.
– Мальчик утратил свой дар, – голос моего брала звучал глухо и горько.
– Да.
– Это… не лечится?
– Я не знаю. Тут ты лучше разбираешься, чем я.
– Нет… – Лиан казался растерянным. Или даже, скорее, потерянным. – Это не то. Не тело. Я никогда не сталкивался с таким. – Он бросил в огонь очередной кусок веточки, которую давно уже разламывал на части и скармливал языкам пламени.
– Я тоже.
Костер весело потрескивал, принимая подношение, дым уходил прямо в небо. Где-то в лесу тихо шуршали звери и перекликивались ночные птицы. Здесь было спокойно и хорошо – как и прежней ночью. Да только на сей раз мы оба сидели без сна в глазах, и мысли наши были полны сумрака.
Я понял, что очень хочу домой. Залезть в купальню, смыть с себя усталость дороги, разочарование и холодный, как глина, взгляд Ивы. А потом долго-долго обнимать любимую, зарыться лицом в ее душистые темные волосы, вдыхать сладкий родной запах, ощущать биение сердца, биение самой жизни… двух жизней. Улыбка почти тронула мои губы, когда я подумал о том, каким бесценным даром наградила меня судьба, но потом я снова взглянул на двух спящих детей, и мое собственное сердце словно покрылось ледяной коркой.
Лиан обещал Иве покровительство, лучших учителей и спокойную жизнь, но что из этого она возьмет? Кем станет в доме моего отца? Еще одним магом, способным защитить Закатный Край от зла, или пригретой змеей? А может, просто посмешищем для придворных? Я даже свою жену не мог до конца уберечь от злых языков, а уж это несчастное дитя… Куда мне спрятать ее там, чтобы ни одно едкое слово не коснулось ее ушей? Или же на самом деле ей давно нет дела до чьих-то слов?
Очередная сломанная веточка полетела в костер.
– Давай спать, Эли, – сказал я со вздохом и лег, отвернувшись лицом к лесу. – Будет день – сгинет тень. Что-нибудь придумаем.
Вереск ехал в одном седле со мной. Это не было моим выбором – так решила Ива. Она сразу дала понять, что из нас двоих больше предпочитает общество Лиана. Может, ей понравилось, как братец выворачивал перед ней свою щедрую душу, а может, просто глянулся. На лицо-то он более чем хорош (особенно теперь, когда волосы отрастил да отъелся немного) и по годам ей намного ближе, чем взрослый зануда вроде меня. Время от времени девчонка даже пыталась изобразить для него на лице улыбку – кривоватую, но все же. На меня Ива всегда смотрела так, словно подозревала во всех грехах сразу.
Зато Вереск, наоборот, казался доверчивым котенком. Я усадил его перед собой, боясь, что сзади этот легкий как перышко странный мальчик вывалится невзначай из широкого степного седла. И всю дорогу до Золотой ощущал себя так, словно держу в руках саму его хрупкую душу. Он казался полупрозрачным, точно вся его суть была так же бледна, как кожа и выцветшая, много раз стиранная одежда.
В первое время я был почти уверен, что вместе с голосом мальчишка утратил и разум: он часто смотрел в пустоту, шевелил губами беззвучно, иногда улыбался чему-то, точно видел картины, доступные только его взору. Но постепенно я убедился, что Вереск прекрасно понимает речь, просто реагирует на нее не всегда. Как будто половина слов ему не слышна. И не догадаешься – которая. Но главное – глаза. Когда они не смотрели в иные миры, в них был виден ясный чистый разум такой глубины, что даже трудно представить. Желания же свои Вереск умел объяснить без труда. Только делал это очень редко, как будто боялся напоминать о себе и своих потребностях. Несчастный ребенок… Он безропотно сносил голод и холод, боль и усталость. И лишь в одном случае осмеливался робко дотронуться до моего рукава своей птичьей лапкой – когда испытывал потребность наведаться в кусты. Заглядывал мне в глаза с такой особенной смущенной улыбкой, которая словно говорила: «Извини, опять я тебе надоедаю. Ну что ж поделать?»
На самом деле мне было вовсе не трудно отнести его за деревья и подержать, пока он сделает все свои дела. Пьяный Лиан был в разы тяжелее. Однако я не представлял, как с этим справлялась маленькая худая Ива.
В первый-то вечер она сама потащила брата в сторону от стоянки. Сразу после своего страшного рассказа, ничего нам не сказав, подхватила мальчишку на закорки и зашагала вглубь леса. Лиан догнал ее тут же – испугался, что близнецы убежать хотят. Дурень. А когда понял, в чем дело, смутился и предложил свою помощь. Но Ива только подбородком дернула: «Без тебя управлюсь».
«Но ведь тяжело же», – настаивал этот упрямец.
«Управлюсь, сказала! – Ива хлестнула его колючим взглядом и ловчей ухватила брата под коленки. – Жила я как-то без вас тринадцать лет и дальше, небось, проживу».
«Правда тринадцать? А с виду так и не дашь», – простодушно брякнул Лиан и заработал первую кривую усмешку.
«На себя посмотри! Тощий, как дрын, плевком перебить можно. А я, ежели хочешь знать, уже год как могу сопляков нарожать такому, как ты. Да только не стану ни в жись!»
По правде говоря, мне и самому трудно было поверить, что близнецы уже видели тринадцать зим. Выглядели они намного младше. Но что я ведал о жизни за пределами дворца? Чем дальше, тем больше понимал – ничего. Айна была права. И дядя Пат тоже. Я просто клятый счастливчик, которому никогда не приходилось думать о том, как выжить и сохранить свой дар.
Когда Ива вернулась обратно к костру и помогла брату спуститься наземь, Лиан прицепился к ней снова.
«Послушай, малышка, до столицы еще далеко. Зачем тянуть? Давай я сейчас посмотрю, что можно сделать с его ногами?»
«Я тебе не малышка. – Ива смерила его царапучим взглядом. – Еще раз так назовешь – без зубов останешься, красавчик. Небось, тогда твоя невеста долго плакать будет».
«Нет, – разом посерьезнел Лиан. – Не будет. Моя невеста сама кому хочешь зубы повыбивает, а потом заставит их съесть. – Поймав удивленный и ощетиненный взгляд Ивы, он улыбнулся и добавил: – Но я тебя понял. Уж не стану рисковать понапрасну».
«Не рискуй. И помощь твоя не нужна мне. Пусть этот твой учитель его лечит».
«Почему же нет?»
Иногда братцу удается быть исключительно несносным в своей настойчивости, но тут я счел разумным поддержать его и тоже подал голос: «Лиан – очень сильный лекарь, Ива. Я бы не стал на твоем месте отказываться от его помощи. В целительском мастерстве он намного превзошел даже дядю Патрика. Ты не смотри, что он молод».
Тогда-то она и сказала то, что с самого начала было очевидно, но еще ни разу не прозвучало вслух: «Нет. Не доверяю я вам. Никому не доверяю. И на этого вашего старшего посмотрю еще, а там решу».
«Но… – Лиан искренне не понимал. – Ведь вы же сами шли в Золотую, чтобы найти для него лекаря! Как ты можешь теперь отталкивать то, что искала?»
Она ответила не сразу. Какое-то время смотрела в пустоту, совсем как ее брат. Только спустя несколько долгих вдохов и выдохов произнесла тихо: «По правде-то говоря, мы уже находили лекарей. Да ни один не сгодился. Даже тот, который из столицы вашей. Брехал, что в какой-то башне особой учился… а сам… Сказал, никто брату не поможет. Да и то верно. Мучают только все. А я уже привыкла. Мне не трудно. Я сильная, справлюсь. Я и с вами-то пошла токмо ради моря. Вереск всегда хотел море увидеть…»
Уже к концу первого дня я научился сам видеть, когда именно моему маленькому спутнику нужно сойти с коня и отдать должное природе. Не могу сказать наверняка, но почти уверен – он был искренне благодарен мне в те моменты, когда я останавливал своего вороного со словами, что пора бы и отлить. А заодно прихватывал с собой мальчишку. Иногда Лиан тоже составлял нам компанию, и почему-то, когда мы были втроем, простой поход в кусты превращался в состязание на самую нелепую и смешную шутку. Над глупостями Лиана Вереск смеялся чаще – беззвучно, зато всем телом. И это было хорошо, потому что тогда уж точно не оставалось места для смущения.
А о серьезном мы вообще больше не заговаривали. Ни о прошлом, ни о будущем. Из Вереска собеседник был хуже некуда, из его сестры – тоже, даром что она вполне владела речью. Приступов откровенности с ней больше не случалось, и ничего сверх прежнего узнать нам так и не удалось. Сами мы ни о чем, что касалось магии, тоже лишний раз не поминали: дядя Пат довольно однозначно дал понять, что не стоит взваливать на детей знания, которые им, может статься, и не пригодятся вовсе. Лиан-то, конечно, был бы и рад пуститься в повествование о наших приключениях в степи или даже на корабле, но я ему сразу напомнил, чтобы держал рот захлопнутым. Впрочем, это не мешало братцу всю дорогу травить какие-то совершенно невообразимые лекарские байки. Ива слушала их с кривой усмешкой на лице, но иногда не выдерживала и внезапно начинала смеяться в голос – хрипло и прерывисто, как старая чайка.
И также резко замолкала. Словно смех был чем-то постыдным и недозволенным в ее жизни.
Ночевали мы чаще всего где-нибудь подальше от людей – в лесу, в поле, у реки. Хватило одной попытки остановиться на постоялом дворе, чтобы понять, насколько это плохая затея. Вереск шарахался от каждого высокого мужика, а Ива чуть что тянулась рукой к своему игрушечному клинку. Мы ушли оттуда сразу, как только разделались с ужином. Похлебка из гуся была хороша, но оставшиеся несколько дней пришлось довольствоваться едой, приготовленной на костре или купленной в дорогу. Я решил, что так будет проще, чем каждый раз доказывать Иве, мол, никто в харчевне не желает зла ей и ее брату. А что глазеют… ну так есть на что поглазеть. Не много шатается по дорогам одинаковых с лица детей, один из которых – немой калека, а другая похожа на маленького демона. Если прибавить к этому приметные патлы Лиана и мою собственную прическу степного воина, выходило чересчур.
Так мы и ехали – избегая людных мест и разговаривая только о пустяках. Хорошо хоть Лиану с его россказнями про травы и лекарства удалось проковырять дырочку в холодной броне Ивы. Тут она не только внимала, но и спрашивала, спорила, удивлялась.
Я к этим дискуссиям не прислушивался. Был занят своим делом. Лиану Ива могла шипеть что угодно, но для себя я сразу определил – мне ее слова не указ. В первое же утро после рассказа маленькой колдуньи сосредоточил все свое внимание на том, чтобы разобраться с мальчишкой.
Я и прежде умел распознавать в чужом теле удовольствие и боль, радость и слабость, но после битвы на «Стриже» это проявилось во много крат сильней. С того момента, как я обрел способность исцелять, дар ощущать чужое тело стал для меня естественным, как дыхание.
Однако с Вереском все было сложно. Слишком сложно.
Я ясно видел искажения в его плоти, но никак не мог нащупать истинный источник этих увечий. Он был как будто за пределами телесной оболочки. Сначала это злило меня, потом привело в отчаяние. В конце концов я смирился с тем, что и в подметки не гожусь своему названому брату по части целительских талантов. Мне не дано настолько хорошо видеть людей насквозь.
Однако кое-что сделать все же удалось.
Невесомо прикасаясь к тонкой и хрупкой оболочке света мальчишки, я выравнивал ее вмятины и закрывал дыры, сквозь которые Вереск годами терял свои силы. Не знаю, замечал ли он мое вмешательство, но в такие минуты, и без того тихий, как тень, он, казалось, вовсе переставал дышать. Зато сердце его, напротив, начинало стучать быстрее – маленькое упрямое сердце, которое не остановилось даже тогда, когда это было неминуемо.
Чем ближе оказывалась Золотая Гавань, тем отчетливее я понимал, что за минувшие несколько дней успел неожиданно крепко привязаться к немому сироте. В то время как его сестра вызывала у меня только болезненную жалость и тревогу, Вереск – чем дальше, тем сильнее – казался человеком, рядом с которым мир становится лучше. И потому особенно больно было думать о том, что он необратимо лишен своего дара. Конечно, я надеялся на силы Лиана и дяди Патрика, но… чутье, которому я привык доверять, говорило о том, что это бесполезно.
Вереск был выжжен дотла – как дом, в котором сгорело его детство.
Мы вернулись домой к ночи. Айна и Шуна уже давно спали.
Дядя встретил нас прямо на конюшне и тут же увел сонных детей, обещав позаботится о них. Вернее, уставшая Ива послушно пошла за ним, а Вереска он унес на руках. Нам с Лианом едва хватило времени отмыться и переодеться, как мы услышали его мысленный зов. В отцовом кабинете дядя почти с порога сказал то, чего я и ждал: в этот раз мы опоздали.
– Да, ребятки… не все в жизни выходит так, как мы хотим. – Взгляд у него был уставший, а в голосе сквозила печаль, которую он даже не пытался скрывать. – Но, скажу вам честно, я не слишком рассчитывал, что выйдет иначе. Из доклада осведомителя сразу было ясно, чего ждать.
– Ты не говорил, – упрекнул его я. – Не предупреждал нас, что все настолько плохо.
На большом рабочем столе перед нами стояло блюдо с аппетитным жареным мясом, оставшимся с ужина, но я не ощущал голода – только горечь разочарования.
– Это не было известно наверняка. – Дядя крутанул на краю стола блестящую новенькую монету. Та завертелась рядом со стопкой бумаг, превратившись в размазанный серебряный шар. – Я только догадывался.
Отец, стоявший у окна, выпустил в открытый проем долгую струю дыма и пробормотал себе под нос что-то невнятное, но явно ругательное – меж зубов он привычно держал мундштук короткой старой трубки, так что слов было не разобрать. Разочарование его казалось почти осязаемым, и я за каким-то демоном ощущал себя так, словно сам во всем виноват.
«Брось, Высочество, ты тут ни при чем».
Лиан тоже выглядел расстроенным до предела, но это не мешало ему чувствовать меня. Как всегда. Он вздохнул, без большой охоты сжевал кусок ягненка, отпил вина. Потом взял небрежно лежащую на краю стола карту и развернул ее. Долго вглядывался и наконец пробормотал:
– В этом месте только одна точка… Там, где родились близнецы. Но ведь они оба были наделены даром. Почему так? Почему не две?
Дядя пожал плечами.
– Вторая, скорее всего, погасла, когда мальчик утратил Силу. Здесь видны только места появления тех, кто сейчас жив и способен использовать ее.
От этих слов мне стало так тоскливо – хоть вой.
– С ним совсем никакой надежды? – спросил я, глядя на монету, которая, перестав вертеться, со звоном упала обратно на стол. – Ты уверен?
– Да, Фаре, – голос дяди звучал ласково, но твердо. – Я уверен совершенно точно.
– А Кайза? Быть может, у него получится?
– Нет. Не пытайся тешить себя надеждой.
– Но ведь он даже не видел мальчишку!
Я знал, что сразу после нашего отъезда шаман тоже отбыл из Золотой: ему предстояло найти еще пару человек, живущих где-то ближе к степям.
– Видел. Моими глазами.
– Но… – Да, я никак не мог отказаться от надежды. Цеплялся за нее, точно младенец за мамкину юбку. – Ах ты ж!.. Проклятье!
Пальцы сами собой до боли сжались в кулаки. Будь у меня в руках кружка – рассыпалась бы мелким крошевом.
– А Ива? – Лиан спросил тихо – так, словно тоже боялся ответа.
– Ива… – Дядя вдруг обхватил голову руками и издал тихий стон. – Ива еще хуже, чем ее брат. С ним-то все ясно. Он утратил Силу, теперь это просто увечный ребенок, о котором можно позаботиться и забыть. А девочка опаснее скорпиона в кармане. На ней такой отпечаток сумрака, что мне бы хотелось не видеть его никогда.
Я кивал, соглашаясь с каждым его словом.
– Что это значит? – жестко спросил отец. Он наконец выпустил из зубов трубку и теперь мрачно смотрел на дядю. – Она опасна?
– Боюсь, что да.
– Этот к тебе тоже не в самом лучшем виде попал. – Палец отца ткнулся в сторону Лиана. – Ты ведь вытащил его. Ты и Кайза.
Дядя вздохнул.
– Лиан другой. Его тоже крепко побило жизнью, и злости в нем было много, но… злости другого рода. Он, скорее, представлял опасность для самого себя. А Ива… От нее не стоит ждать логичных поступков. Душа девочки отравлена ядом ненависти и жаждой мести. – Серебряная монета снова закружилась на столе. – Мне тоже безумно жаль, что кости легли именно так. Если бы силы лишилась она, а мальчишка остался здоров, у нас был бы блестящий маг. Сильный, яркий, пластичный. Но какой смысл говорить о том, что не сбылось? Вереск для нас потерян, а его сестра едва ли когда-нибудь изменится настолько, чтобы мы могли ей доверять.
– Скверные новости, братец. – Отец отошел от окна и тоже приблизился к столу, за которым мы все сидели. Он тяжело уперся кулаками в его блестящую отполированную поверхность. – Что ты планируешь сделать с ней?
Я почувствовал, как замер, разучился дышать Лиан. Увы, он тоже успел привязаться к девочке, что ехала с ним в одном седле и жадно расспрашивала про травы и отвары.
– Еще не решил окончательно, – признался дядя. – Одно ясно – мы должны всегда держать ее в поле зрения. Можно все-таки попытаться приручить это дитя, но я бы не делал на нее большую ставку.
– Если нам удастся вылечить ее брата, она будет нашей до конца своих дней, – промолвил Лиан. – Это я вам точно могу сказать.
– Пат? – Отец смотрел на дядю так, словно хотел пронзить взглядом насквозь. – Парень прав?
– Возможно. Но я уже пытался и не смог. – Дядя печально развел руками. – Маги тоже не всесильны. Это старые раны, которые вошли глубже, чем просто в тело.
– Ты ведь вылечил свою сестру. У нее тоже были старые раны.
– Хо, Альда! Не сравнивай! Там увечье коснулось только плоти, душа не была затронута. А еще… я ведь люблю ее, понимаешь? Порой сила наших чувств оказывается решающей.
– Тогда пусть твой ученик попробует. Судя по его физиономии, он успел прикипеть к девчонке больше, чем стоило. К тому же ты сам говорил, что он у тебя шибко одаренный.
Лиан жадно ловил каждое слово старших. Ловил молча, но тут не сдержался.
– Конечно! – воскликнул он. – Я обязательно должен попробовать! Хоть сейчас!
– Сейчас мальчик спит, – мягко осадил его дядя. – Уймись, Ли. Завтра будет новый день, будет и время для опытов. Успеешь еще разочароваться.
– Почему ты так говоришь?! – Лиан разозлился, полыхнул синими глазами так, точно на дне их горел настоящий огонь. – Я ведь даже не пробовал еще!
Дядя Пат пожал плечами.
– Хорошо, не буду. Но в любом случае – все завтра. А сегодня вам пора отдыхать, мальчики. Вы сделали хорошее дело, и не ваша вина, что эта дорога ведет в тупик.
Когда я добрался до наших покоев, Айна уже видела десятый сон, не подозревая о моем возвращении. Я скинул с себя одежду и забрался к ней под тонкое летнее одеяло, обхватил всю, прижался так крепко, что на миг перестал различать границы наших тел. Я ощутил ровный стук ее сердца и мерное дыхание, почувствовал, как зреет внутри ее чрева новая жизнь.
Кровь от моей крови. Плоть от моей плоти. Наше дитя.
Ребенок, которому я не дам погибнуть.
Что бы ни случилось.
Все изменилось так сильно. И без того огромный груз ответственности теперь стал еще больше. Я знал, что против нависшей угрозы уже давно приняты все возможные меры, но ничего не мог поделать со своей тревогой. Еще зимой отец мобилизовал армию, дядя Пат и Кайза натаскали нас с Лианом распознавать беду задолго до ее появления, королевские соглядатаи делали все, чтобы найти следы беглой колдуньи и ее сообщников. Единственное, что я сам еще мог бы предпринять, так это отправиться в Эймурдин, надеясь отыскать там библиотеку и в ней – ответы на вопросы о наших врагах. И я бы поехал непременно, если бы только имел возможность разделить самого себя на две части и одну отправить в путешествие, а другую оставить здесь, дома, чтобы защищать тех, кто мне дорог. Рисковать ими я больше не мог. Никогда. Ни за что.
Я обнимал Айну и вдыхал сладкий пряный запах ее волос – запах, для которого нет ни названий, ни описаний, потому что он принадлежит только ей. Вдыхал нежный аромат ее снов – теплых и пронизанных светом, безмятежных и чистых, как ночная роса.
Любимая. Моя. Только моя.
Я тронул губами ее обнаженное плечо и накрыл ладонью тонкие пальцы, лежащие у щеки.
Прикосновения и тепло родного тела. Величайшие сокровища всякого живого существа в этом мире. Дар, которому нет цены.
«Не отдам тебя никому. Ни врагу, ни брату, ни демонам, ни богам».
Ох, клятое пекло… я знал, как мало весят мои слова, каким хрупким стал наш мир, но не мог, не мог думать иначе! И каждый день перед сном неизменно делал одно и то же: закрывал глаза и забывал обо всем, с головой уходя в Поток. Я возводил и укреплял незримый сияющий кокон вокруг любимой, защиту от любого зла, будь то проклятье, стрела, яд или кривой камень, случайно попавший под копыто ее лошади. За минувшие месяцы Кайза и дядя Пат многому научили нас с Лианом, но эта магия пришла ко мне сама, никто не рассказывал мне о ней. И когда однажды дядя обмолвился о том, что уже много лет делает нечто подобное для всех своих близких, я даже не спросил его о деталях. Не видел нужды. Я знал теперь, что защищать для меня – так же естественно, как дышать.
Я хотел бы создать такой кокон и для Лиана… Но мой упрямый наатха лишь покачал головой, когда я заикнулся о том. А строить для него защиту без спросу я не мог: он бы сразу увидел это и разозлился до молний из глаз.
Мой смешной, глупый братец… Человек, встречи с которым я ждал много лет, а когда встретил, то больше всего хотел просто уничтожить. Стереть с лица земли, лишь бы никогда не видеть этого пронзительного взгляда, за которым ушла моя женщина. Мог ли я помыслить тогда, какого рода узы свяжут нас столь скоро, что не останется времени для удивления и протеста, для отрицания и ненависти? Когда Кайза рассказал мне о природе этой связи и ее последствиях, я только молча кивнул в ответ. Что тут скажешь? Я и так все понял, гораздо раньше.
Почти сразу.
В тот миг, когда я впервые назвал его по имени и этот слепой заклинатель огня прикоснулся к моей груди своими изрезанными пальцами. То, что я почувствовал тогда, нельзя описать словами. Нельзя даже до конца осмыслить. Мое сознание вспыхнуло, разлетелось на части и собралось воедино уже иным. Рядом с увечным мальчишкой, укравшим сны и явь моей возлюбленной, рядом с этим убийцей, едва не остановившим мое сердце, я словно увидел весь мир четче, стал дышать глубже и ощущать ярче. С тех пор мне пришлось принять тот факт, что отныне я всегда слышу биение его сердца, знаю его чувства и при желании могу даже понять, о чем он думает.
Равно как и он про меня.
Я долго размышлял об этом, гадал, откуда взялись столь странные узы, но храм в степи разложил все по своим местам, не оставив никаких вопросов. Слишком давно и слишком глубоко мы знали друг друга, чтобы теперь, при встрече в этой жизни, наши отношения сложились иначе. Некоторые из тех, прежних, воплощений я, если честно, хотел бы забыть. Те, где мне выпадало остаться в живых, потеряв его в особенно жестоких обстоятельствах.
Как-то раз Ива обронила, будто мне никогда не понять, что такое настоящая связь между двумя магами, рожденными из одной утробы в один день, но она ошиблась. Я знал, каково это. В одной из тех, прошлых жизней мы с Лианом тоже были близнецами. И я в полной мере понимал, какую потерю пришлось ей пережить, когда Вереск лишился своей силы.
Невосполнимую ничем и никем.
Ее разбудил солнечный свет, заполнивший опочивальню, и пение птиц за открытой дверью, ведущей в сад. Айна завозилась, глубоко вздохнула и медленно открыла глаза. Я к тому моменту давно проснулся и просто смотрел на нее, любуясь прекрасным тонким профилем и ее особым светом, который всегда завораживал меня. Этот свет был сродни тому, что струился меж деревьев и холмов, вдоль рек и полей. Чистый свет внутренней красоты. Свет, от которого у меня с первой же нашей встречи замерло сердце, чтобы потом пуститься вскачь, навсегда утратив покой.
– Фаре… – В первый миг взгляд ее был далеким и прозрачным, но почти сразу глаза вспыхнули ярче звезд. Она радостно обхватила меня за шею и привлекла к себе, покрыла мое лицо поцелуями. – Ты вернулся! Вот хорошо… – В тесных объятиях я тут же ощутил, как плоть моя разгорается огнем желания, но прежде, чем успел накрыть ее губы своими и отсечь все слова, она прошептала, смущенно улыбаясь: – Представляешь, мне сегодня приснилось, будто у нас родились близнецы. Смешно, да? Милый, что с тобой? Я что-то не то сказала?
«Нет, девочка… ты тут ни при чем. Ты не виновата, что у меня в сердце сидит заноза величиной с башенный шпиль».
– Все хорошо. – Я должен был рассказать ей все, но слова застревали в горле. – Просто…
– Вы не нашли этих детей? – Взор ее стал тревожным, жалобным. – Не получилось?
– Нашли.
Боги, как же мне не хотелось омрачать ее утро своими печалями.
– Фарр, пожалуйста, – голос Айны зазвучал твердо и сердито. Утренняя нега слетела, как покрывало, которое она решительно отбросила прочь.
Моя жена уселась в кровати, пристально глядя на меня.
– Говори как есть. – И она добавила возмущенно: – Ненавижу, когда ты молчишь!
Я вздохнул и тоже сел, бессильно свесив руки между колен. Попробуй утаи что-то от этой женщины… Хоть на полчаса. Пришлось рассказать – от начала и до конца.
Айна слушала, не перебивая, не задавая никаких вопросов, только хмурилась чем дальше, тем сильнее, а под конец моего рассказала и вовсе расплакалась. Закрыла лицо руками и замерла, пытаясь скрыть свои чувства, но где уж там. Я обнял ее, прижал к себе, баюкая, как маленькую.
– Ну тихо, тихо… Что поделать. И так бывает. – Я искренне старался ее утешить, знал, как важны для нее эти поиски и эти дети, которых она даже не видела никогда. На язык сами собой упали слова дяди Пата: – Маги тоже не всесильны. Мы не все можем предвидеть и не все можем исправить.
– Знаю. Просто очень жаль. – Айна утерла слезы о мое плечо и вздохнула. – Я тебе не говорила, но однажды мне приснился сон… необычный. В том сне приходил Патрик, мы говорили о том, как будем искать этих детей-магов. И там я увидела их в образе бусин. Они были разные – из дерева, металла, кости… Все живые. Внутри каждой стучало сердце. Я держала их в руках и знала, что в моих силах помочь им. Или погубить.
Я погладил ее по голове.
– Ты ведь знаешь, что на самом деле от тебя ничего не зависит, моя девочка. Даже от нас – не особо. Мы можем найти кого-то из них, а можем и упустить. Карта не показывает нам нынешнее местоположение этих детей. Мы даже не ведаем, кто стоит за каждой точкой – ребенок или взрослый, чистая душа или приспешник красной ведьмы.
Лучше бы я ее не поминал. Сразу дернуло морозом по коже, даже волосы на затылке шевельнулись. Нигде и никогда я не испытывал такого животного ужаса, как в лапах этой твари, будь она проклята! Я зажмурился, прогоняя призраков того страха, от которого едва не лишился разума. А когда снова открыл глаза, увидел, что Айна отрешенно смотрит в окно. Взгляд ее снова стал туманным, не до конца принадлежащим этому миру.
– Что-то не сходится, – сказала она спустя несколько мгновений тишины. – Так не должно быть, понимаешь, Фарр? Я не думаю, что магам древности нужна была простая карта с пометками, где родились представители вашего рода. Это глупо. Она должна работать как-то иначе. Показывать не только точки появления магов. Если у ваших предков хватило силы создать подобный инструмент, логичней было бы заложить в него больше смысла.
– Ты говоришь, как дядя Пат, – улыбнулся я. – Но нам не удалось добиться от карты чего-то еще… Даже если она на это и способна.
– Понимаю. И это ужасно досадно.
– Досадно, – согласился я. И тут же попытался хоть немного развеселить ее. – Может, еще раз поговоришь с Безымянным Королем? Пригласишь его на чарочку вина и душевную беседу?
Айна фыркнула, но тут же снова стала серьезной.
– Думаешь, я не пыталась? Только не смейся, пожалуйста, но я даже ходила в его усыпальницу. Патрик показал мне ее. Сидела там битый час, пыталась задремать. Не вышло ничего, конечно же.
– Я пошутил, любимая. Не взваливай это на свои плечи, оставь нам. Дядя Пат сказал, ему удалось найти еще несколько ниточек, которые, возможно, приведут куда надо.
– Знаю. А еще он сказал, что многие следы утрачены необратимо, и невозможно даже отдаленно предположить, где искать почти половину людей, про которых говорит карта.
– Увы. Но лучше что-то, чем ничего. Даже если мы найдем половину – это уже намного больше, чем было прежде. А те, кого не найдем… скорее всего, они окажутся сторонниками Волена и его наследницы. И за возможность увидеть их местоположение на карте я дорого бы дал…
– Эймурдин, – напомнила Айна. – Мы все еще можем поехать туда. Наверняка там будет вторая половина этого ключа. И я смогу найти ее среди книг этого подземелья. Уверена в этом!
– Нет. – Я не желал даже слышать от нее ничего подобного. – Забудь про Эймурдин. Если кто-то туда и поедет, то точно не ты. У тебя теперь другие задачи.