– Громовая стрелка? – переспросил я. – Бабуля рассказывала, что Илья-пророк – это русский святой – бьет такими стрелами дьявольские силы. Но какие дьявольские силы могли быть в Пепле?!
– Да ты слушай дальше! – воскликнула Коринка. – Значит, старуха сказала: «Это громовая стрелка. Так вот, значит, для чего вы здесь… Конечно, «зеленое зло» ее случайно прихватило, но вышло, что не зря! Не бойся, твой пес жив!» И тогда я увидела, как Пепел превращается! Ну ты сам знаешь, как это впечатляет, Саша! Пепел еще ничего не соображал, был в полусознании, но хоть мог ноги передвигать. Старуха велела ни в коем случае не вытаскивать у него из головы эту стрелку.
– Гр-ромовую стр-релку, – уточнил Пепел, не упустив возможности порычать. – Только если кого-то надо спасти от смерти, добавила старуха, тогда можно ее ненадолго вытащить. Но потом нужно сразу же снова воткнуть в голову, не то я сдохну.
– А старуха все шелестела: «Скорей, скорей! Когда придете в тот дом, крепче запирайте двери! Никогда не выходите оттуда поодиночке! Не заходите в другие дома! Спешите, спешите!» – Коринка взволнованно перевела дыхание. – Мы спустились с крыльца и побежали как могли быстро. Я заметила, что у меня на одежде нет пуговиц, но это была такая ерунда по сравнению со всем прочим! Ну, словом, мы бежали, а старуха то была рядом, то летела над нами, и все тело ее словно шелестело: «Быстрей! Спешите!» Я думала, что у меня начались галлюцинации, что это какой-то безумный бред – но вот мы добрались до этого дома, взбежали на крыльцо, перевели дух – и вдруг Пепел застонал, завыл…
– Меня как ледяной плетью хлестнули, – мрачно добавил Пепел. – Это было предупреждение, которое нам потом еще не раз пригодилось! Знак ужаса! И так заломило лоб, голова ну прямо раскалывалась!.. Я бы с удовольствием выдернул стрелку, но Коринка не позволила.
– А ты чувствуешь этот знак ужаса? – спросил я у Коринки.
Она покачала головой:
– Только Пепел чувствует.
– Я тоже ничего такого не чувствовал, – с сожалением сообщил я.
– Наверное, это потому, что вы живые, а я нет, – предположил Пепел. – А здешнее гипер-р-пр-ростр-ранство не слишком-то похоже на мир живых!
– Слушайте, слушайте! – вдруг заорал я. – Если вы вошли сюда через какое-то отверстие, вдруг через него можно выйти обратно?!
– Думаешь, мы не обыскали все, что могли, в окрестностях того дома? – невесело вздохнула Коринка. – Каждую щель обшарили. Ничего там даже похожего нет. Но это уже было потом. А тогда… Ну, значит, Пепел застонал, завыл! Я оглянулась и увидела человека, который огромными скачками несся по улице. «Это Древолаз!» – прошелестела старуха и упала около калитки. Я хотела вернуться и помочь ей встать, но в это время все вокруг осветилось каким-то темным зеленым огнем, мрачным, пугающим, и я увидела, что это мерцает лицо того человека, который приближался к дому. «Скорей в дом! Закрывайтесь!» – раздался хрип старухи. Мы вбежали в дом и заперлись. Припали к окну и увидели, как человек с темно-зеленым лицом подхватил тело старухи и остановился, вглядываясь в наше окно. У него не было ни рта, ни носа, ни глаз, но в то же время мы чувствовали его взгляд. Его тело казалось покрытым корой, кора была на голове…
«Да это же почтальон! – осенило меня. – Древолаз – тот самый почтальон! Это просто невероятно!»
Можно было смеяться, конечно. Но я изо всех сил старался не заплакать при мысли о своей невероятной, ну просто уникальной невезухе!
– Мы понимали, что он ищет нас, – продолжала Коринка. – Забились в угол, не зная, видит он нас или нет. Потом услышали его голос – как скрип веток под зимним ветром: «Больше, старая ведьма, ты никому не скажешь ни слова!» Наконец он исчез. И старуха исчезла тоже. Уже потом, гораздо позже, мы увидели ее тело, нацепленное на ветку Древа зла. Я так плакала… ведь это мы погубили ее!
– Нет, не вы, – угрюмо сказал я. – Она уже давно висит на этих ветках. Много лет. Иногда ее срывает ветер, и тогда Древолаз отправляется на поиски. Если бы вы попались ему, он забрал бы вас с собой… боюсь представить, что с вами было бы.
– А ты откуда об этом знаешь? – удивилась Коринка.
– Слышал от людей, – буркнул я неприветливо. – Не здесь. Еще до того, как сюда попал.
– Ну, это понятно, что до того, – ухмыльнулся Пепел. – Где бы ты здесь людей, кроме Коринки, нашел?!
– А что, правда никого нету?! – ужаснулся я. – Неужели никого?!
– Мы их не видели, – пожала плечами Коринка. – Слушай, а за что эту старуху на дереве повесили?
– Не знаю, – буркнул я еще более неприветливо. – Откуда мне знать? Думаешь, Древолазу нужны какие-то причины? Но куда важней, почему старуха сказала: «Так вот, значит, для чего… Все не зря!» И про какое-то «зеленое зло». Значит, вы сюда не просто так попали, а для чего-то?!
Коринка растерянно пожала плечами:
– Да, я тоже об этом все время думаю. Но ничего не знаю, ничего, тем более про «зеленое зло»! – И вдруг она встрепенулась: – Ой, я только сейчас поняла… Эта старуха знала, что в этом доме безопасно, потому что это ее дом! Как ты думаешь, Саша?!
– Ну это совсем необязательно, – пробормотал я, – мало ли что…
– Стоп, стоп! – воскликнул вдруг Пепел. – Напрашивается логический вывод…
Я сразу понял, какой логический вывод тут напрашивается. Если старуха привела Коринку и Пепла в свой дом и если сюда приходят письма на имя моего брата, стало быть, старуха и мой брат – родственники. Да и я, значит, их родственник.
Нет, я к этому выводу был еще не готов. Я не готов был это публично признать!
Поэтому взмолился – для отвода глаз, конечно, но и в самом деле проголодался здорово:
– Слушайте, давайте что-нибудь поедим, а? У вас есть хоть какая-то еда?
– Ты хочешь есть? – подозрительно прищурился Пепел. – Симптоматично…
– В каком смысле? – спросил я, малость струхнув.
– Это подтверждает, что ты живой человек! – захохотал Пепел.
Ох уж эти мне человеко-псы!..
– Пошли, пошли, конечно, я тебя накормлю, – засуетилась Коринка, выходя на лестницу. Пепел устремился за ней как верный пес, я шагнул следом. Но споткнулся и с отвращением уставился на пачку писем, которые так и держал в руках.
Я не хотел их видеть. Я не хотел их читать! Я не хотел знать, какие ласковые слова мама обращала не ко мне, а к чудищу, которое меня чуть не задушило!
Я сунул эту чертову пачку на полку – за книги. Пусть письма тут и остаются. Больше я к ним не прикоснусь. Никогда и ни за что!
И заспешил вниз по лестнице.
– Это что, яйцо вкрутую? Или курятина?! – с изумлением спросил я, пережевывая мясо, которое было в то же время похоже на вареное яйцо. – Вы их в лесу насобирали или настреляли? Из чего, из лука? Или сетью ловили? А приготовили как? Неужели газ все-таки есть? Тогда зачем плиту накрыли?
– Газа нет, и плита не работает, – засмеялся Пепел, который с очень странным выражением лица наблюдал за нами жующими. Я так и не понял, зависть это была или презрение. Я вспомнил, что мертвые не хотят есть. В голове не укладывалось, что Пепел мертв, но то, что мы с Коринкой живые, очень утешало!
– Ты не поверишь, но мы это не готовили, – сказала Коринка сконфуженно. – Оно как бы сырое.
Я чуть не подавился!
– Дары здешней природы, – развела руками Коринка. – Древо-птицы. Пока они в скорлупе, содержимое булькает как яйцо, а стоит отколупнуть скорлупу – мгновенно становится вареным, вяленым… не знаю каким.
– А сварить слабо? – с трудом выговорил я, раздумывая, то ли проглотить то, что у меня во рту, то ли выплюнуть.
Выплюнуть постеснялся.
– Не волнуйся, ешь, – ухмыльнулся Пепел. – Я несъедобное нюхом чую. Все-таки я пес, хоть и бывший. Инстинкты сохранились.
– К тому же здесь невозможно развести огонь, – сообщила Коринка. – Мы сто раз пытались. Нашли поленницу в сарае, отличные дровишки, пересохли за… ну не знаю, за сколько лет. Но зажечь их нечем, хотя Пепел, когда превращается в головешку, рассыпает множество искр. Вдобавок мы тут среди книг нашли старые школьные тетрадки какого-то Васи Лесникова. Ими отлично разжигать костер. Но ничего не получается: искры сразу гаснут, бумага не успевает загореться.
– Ну надо же, – прохрипел я.
Захрипишь тут!
Тетрадки Васи Лесникова… Моего отца, который умер еще до моего рождения, звали Василием Дмитриевичем Лесниковым.
Значит, это и правда его дом! Здесь жили он, моя мама, бабуля, а еще…
Та самая старуха!
– А вода? – спросил я, подливая в свою кружку воды из большого медного закопченного чайника. – Вода откуда?
– Здесь неподалеку речка. Вода там чистая, безопасная, – сказал Пепел. – Есть яблони в некоторых садах, сливы, смородина – Коринка говорит, что есть можно.
– Фрукты-ягоды – да, можно, хотя они кисловатые, конечно, – смешно сморщилась Коринка. – Но пусть лучше кислые, зато безопасные. А один раз Пепел не успел меня предупредить, я от него отошла и увидела грядку с зеленью. Ботва совсем как у морковки! Потянула… И за хвост вытащила что-то вроде змеи! Оранжевое, толстое, извивающееся! К счастью, вовремя спохватилась, разжала пальцы, и оно снова ввинтилось в землю. С тех пор ничего растущего из земли даже не пытаюсь сорвать. Не знаю, правда, что будет, если нам придется здесь торчать еще неизвестно сколько. От еды, которая здесь хранилась, ничего не осталось. Консервы есть опасно, мука и крупа зачервивели, печенье превратилось в труху…
– Значит, наша задача – смотаться отсюда как можно скорей, – провозгласил Пепел, и я мысленно проголосовал за это всеми своими конечностями. – Тем более что древо-птицы наверняка улетят, когда похолодает. Есть будет в самом деле нечего.
– Может, если сегодня Пепел не услышит знака ужаса, мы дойдем до птице-древа и покажем его тебе, – пообещала Коринка.
– Так птица-древо или древо-птица? – уточнил я.
– А тебе не все равно, слушай? – лениво протянул Пепел. – Ты не в Ботаническом саду, здесь на деревьях табличек нет. Как назвали, так и назвали, faciant meliora potentes.
Я уронил вилку:
– Чего?!
– Это по-латыни, – вмешалась Коринка. – Feci quod potui faciant meliora potentes – «я сделал что мог, кто может, пусть сделает лучше». В России в школах разве не изучают классическую латынь?
– Конечно изучают, – не раздумывая, бросился я прикрывать державу и Минобр. – И я в курсе, что это выражение значит. Просто я в шоке, как лихо Пепел шпарит по-латыни.
На самом деле латынь у нас в школах, сами знаете, не преподают, и я был не в курсе, что значит это… как его там… faciant meliora potentes. Но у меня дома есть толстенный Латинско-русский медицинский словарь: я ведь уже говорил, что потихоньку готовлюсь в мед. Довольно много терминов выучил и не перепутаю, к примеру, fascia pectoralis, грудную мышцу, с fascia parotidea, мышцей околоушной железы. Так что мы тоже не лыком шиты!
Впрочем, учитывая, что в теле человека около шестисот сорока мышц и у каждой есть латинское название, мне еще учиться да учиться.
– К нам гости, – раздался голос Пепла.
Коринка шагнула к окну и прильнула к щелке в ставнях:
– Это недочел! Смотрите, что он делает!
Мы с Пеплом тоже приникли к ставням.
Тот тип в черных трениках и халате стоял у самой калитки и грыз какую-то палку. Рожа у него при этом была самая жалостная, и он то и дело принимался причитать:
– Эй, че-а-эк, меня кусить давать. Кусить меня давать! Давать, давать!
– Волшебное слово сказать забыл, – пробормотал я.
– Может, он его вообще не знал, – хмыкнул Пепел.
– Нашли время хихикать, – сердито оглянулась Коринка, – он есть хочет, а вы издеваетесь. Я вынесу ему чего-нибудь. Вон половинка яйца-мяса осталась, два яблока… А то он с голоду до того дойдет, что грибы есть начнет.
Я хотел было спросить, а что плохого в том, чтобы есть грибы, но тут Пепел рявкнул:
– С ума сошла?! А сама с голоду до чего дойдешь? Неизвестно, когда удастся отсюда выбраться. Мне-то все равно, а вам с Александр-ром чем питаться? Надо беречь припасы.
– Ну, одно яйцо-мясо и два яблока нас не спасут, – запальчиво возразила Коринка. – А смотреть, как живое существо умирает с голоду, я не могу. Но постараюсь объяснить недочелу, что у нас больше ничего нет.
– Как ты ему объяснишь? – фыркнул Пепел. – Из окошка покричишь, что ли? Я тебя туда не пушу. Сам отнесу, если уж на то пошло.
– Да он тебя только увидит – наутек бросится, – сердито сказала Коринка.
– Ничего, – хладнокровно возразил Пепел. – Ты положишь еду в мисочку, а я оставлю ее за воротами. Вернется и съест, ничего с ним не сделается.
– Ты что?! – окончательно разозлилась Коринка. – Он, конечно, недочел, но все-таки более или менее разумное существо, неудобно ему предлагать есть с пола!
– А я? – обиженно спросил Пепел, подпуская в голос слезу. – Я всю мою прошлую жизнь так ел! С полу, из мисочки потрескавшейся… А я разве не разумное существо?!
– Разумное и очень хитрое, – улыбнулась ему Коринка. – Мисочки твои были пусть старые, но из знаменитого руанского фаянса. Так что не прибедняйся. И вообще – хватит спорить. Говорю же, отнесу еду сама. – Она положила оставшееся яйцо-мясо и яблоки в облупленную эмалированную миску. – А вы оставайтесь здесь.
– Еще чего! – так и взвился Пепел.
– Угомонись, – велела Коринка. – Я даже калитку открывать не буду, не беспокойся. Через забор подам ему миску, поговорю быстренько и сразу вернусь.
– Может, хотя бы нож возьмешь? – пробормотал я, проводя ногтем по лезвию столового ножа, который лежал на столе. Не, ну правда, черт его знает, этого недочела – может, он вообще антропофаг. Схватит Коринку, перекусит ей горло – и все, конец, и ничем мы с Пеплом не поможем, даже я с моими медицинскими познаниями, весьма хилыми, если честно. – Возьми на всякий случай.
– Эх, тебе еще так много удивительных открытий предстоит здесь совершить! – вздохнула Коринка. – Мы уже пытались брать с собой ножи, когда уходили из дому. Но это бесполезно. Как только выходим во двор, ножи превращаются в какую-то противную мягкую субстанцию. Нет, ну правда – как будто сделаны из смеси ваты с соплями, – пардон, конечно.
Она передернулась, а я вспомнил свой нож, оброненный под деревом… я не сомневался, что это было то самое пресловутое Древо зла. Наверное, он тоже превратился в такую субстанцию.
– Если честно, – пробормотала Коринка, – я вряд ли смогу ударить недочела ножом. Ладно бы какое-нибудь чудище. Но недочел все-таки немножко, самую малость хотя бы – человек…
– Ну я-то с тобой могу пойти? – не выдержал я.
– Ну ладно, иди, – наконец согласилась Коринка, но тут же уточнила: – Только ты к калитке близко не подходи. В сторонке встань, чтобы недочел тебя не заметил.
– Какие нежности… – процедил Пепел, но Коринка отмахнулась:
– Лучше засовы подними.
Пепел послушно потащился к дверям, и наконец мы с Коринкой вышли в этот бледно-лунный полусвет.
Недочел маячил за забором, то подпрыгивая, то поднимаясь на цыпочки, причитая:
– Меня кусить давать, скоро-быстро! Давать скоро-быстро!
– Он еще и командует! – проворчал было я, но закашлялся.
Какой странный здесь воздух! Поначалу, когда я только попал сюда, был так ошарашен случившимся, что ничего не чувствовал, кроме страха, а сейчас просто задохнулся от густого, дурманящего аромата влажной травы и привядшей листвы. Ну да, мы ведь в лесу, в огромном лесу, лес царствует здесь и завоевывает бывшую деревню.
А вот и качели, о которых рассказывала Коринка. Вокруг полусгнивших веревок заплелась повилика, от сиденья остался лишь обломок дощечки. Испытывать качели на прочность нормальным людям не рекомендуется, они только для призраков – для девочек, от которых осталась лишь тень, бубнящая «Миламиламила…».
Что-то меня будто кольнуло в голову, какая-то догадка осенила, такая неожиданная, странная – и в то же время до такой степени похожая на правду, что я даже замедлил шаги, даже споткнулся…
В этот момент все и произошло!
Недочел подпрыгнул, поднявшись чуть ли не до пояса над забором, наклонился над ним и, одной рукой вырвав из рук Коринки миску с едой, в то же мгновение подхватил девчонку и поднял ее над забором так легко, словно она весит не больше этой миски. Не опуская онемевшую Коринку на землю, он высыпал в разинутый рот еду, отшвырнул миску, перехватил Коринку обеими руками и, крепко прижимая к себе, помчался к лесу.
– Стой! – заорал я и метнулся к калитке.
Рванул ее – заперта!
Мимо пронесся какой-то серый вихрь, крикнув голосом Пепла:
– Через забор!
Впрочем, я уже и сам догадался. Не помню, как перевалился через забор, как выбежал из деревни, как врезался в лес. Пепел несся-летел-свистел-вился впереди… Не могу описать нормальными словами, как он передвигался – впрочем, мне тогда уж точно было не до подбора эпитетов, – но, кажется, я тоже мчался достаточно быстро, и видок у меня, наверное, был еще тот, потому что близко подступающие к тропинке деревья натурально отшатывались.
Как я ненавидел сейчас эти деревья, этот мир, это проклятое Древо зла, которому, как я понимал, здесь все подчинялось и которое заставило недочела совершить такую подлость! Ведь Коринка пожалела этого поганца, отдала ему последнюю еду – а что из этого вышло?! Что за мир такой поганый?! Коринка такая чудесная, такая нежная – а этот недочел сцапал ее, будто хотел сожрать.
А если он и правда людоед?!
Потемнело в глазах, и пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы ногти вонзились в ладони и физическая боль изгнала пугающие мысли.
Немного помогло – во всяком случае, зрение вернулось, и я разглядел, что в конце тропы, по которой мы бежим, виднеется поляна, а в середине ее стоит раскидистое дерево с толстенным стволом. Что-то было знакомое, до ужаса знакомое в его очертаниях, и я невольно начал спотыкаться, когда сообразил, куда ж это мы с Пеплом примчались: к тому самому дереву, на ветвях которого покачивалось высохшее тело старухи, а под корнями гнездилась деревяшка, которая называет себя моим братом.
К Древу зла, короче!
Пепел остановился и помахал рукой: иди, мол, сюда – а я не мог заставить себя сдвинуться с места. Как говорится, еще свежи воспоминания…
Пепел в два прыжка подскочил ко мне:
– Не бойся, Древолаза сейчас нет, я уверен. Мне был бы дан знак ужаса. А недочел бежал в этом направлении, я видел его почти все время. Если он спрятался где-то здесь, мы его найдем.
Я изо всех старался скрыть дрожь. Задрал голову и вгляделся в переплетение веток, которые совсем недавно были моей клеткой.
Клетка была пуста. Уф… но куда же недочел утащил Коринку?!
Только сейчас заметил, что тропа, по которой мы прибежали, раздваивается, немного не доходя до Древа зла. В прошлый раз этих тропинок не было, точно не было! Или я настолько ошалел тогда, что ничего не замечал?
– Ты направо, я налево? – предложил я, стараясь говорить как можно спокойней, хотя, понятное дело, даже намека на спокойствие не испытывал.
– Не надо, – покачал головой Пепел, – лучше держаться вместе. Эти тропинки такие… непростые, знаешь ли. Если обойдем дерево по одной, ничего не изменится. Все останется вот так же, как ты сейчас видишь. А если пройдем по другой – увидишь и ужасную рану на Древе зла, и человека, которого оно обглодало до костей.
– Человека?! – ужаснулся я. – Ну и тварь…
– Ладно, теряем время! – рявкнул Пепел. – Давай руку, иди за мной, не отставай. Штука в том, что я тут один раз только проходил, ну и забыл, по какой тропке идти сначала, по левой или по правой. Ладно, пошли по правой. – И он быстро повернул на тропу, которая огибала дерево справа. Я потащился следом.
Мы довольно быстро обошли Древо зла. Ничего не изменилось.
– Значит, это обычная тропа, – сказал Пепел. – Теперь ты еще крепче за меня держись. Я, если честно, в первый раз так и не дошел до конца. Пришлось возвращаться и набираться сил. Если станет совсем худо, скажи, что больше не можешь, и закрой глаза. Так и иди, держись за меня, я тебя выведу. Понял?
– Понял, – буркнул я.
Мы повернули налево, в другую сторону от трупа старухи, но я не удержался и оглянулся на нее.
Глупости, конечно, но мне показалось, что пустые мертвые глаза смотрят на меня с жалостью.
…Ну как описать то, что я увидел? Дерево с той стороны выглядело ужасно. Кто-то в ярости воткнул в ствол десятка два ножей, несколько сабель и топоров, которые так и остались торчать в стволе. В нанесенных ими ранах застыло что-то гадостное – словно блевотина сочилась из ствола, да еще с потеками крови! Виднелись вроде бы следы зарубцевавшихся ожогов… Но это было еще не самое страшное. Через несколько шагов перед нами открылось углубление в стволе – большое такое углубление, в котором виднелось что-то вроде кресла. Сначала показалось, оно сделано из палок, оструганных добела, но приглядевшись, я понял, что это человеческие кости – человеческий скелет.
Сиденьем был согнутый невообразимым образом позвоночник. «Columna vertebralis» – вдруг всплыло в уме латинское название…
Подлокотником кресла служил череп. Из его пустых глазниц высовывался тонкий корень, похожий на ту «пуповину», которую таскал за собой мой деревянный брат. Вообще все это жуткое сооружение оказалось скреплено такими корнями. Раскрытые ребра были спинкой кресла, а венчали ее тазовые кости. Наверное, предполагалось, что в них следовало поудобней устраивать голову, когда садишься…
Можно подумать, что я столбом застыл перед этой жуткой картиной, но на самом деле нет: только глянул – и, как говорится, она врезалась мне в память. Я зажмурился, но перед глазами по-прежнему маячило сплетение костей, перевитых отростками и корнями Древа зла.
Тут что-то дернуло меня за руку. На счастье, я сообразил, что это Пепел тащит меня вперед, и не заорал с перепугу.
– Очнись! – прошипел он. – Брюхоглаз идет! Прячься за ствол!
Ветка, на которой висела старуха, слегка поскрипывала. Мы припали к земле как раз под ней.
– Брюхоглаз за ягнятами пришел, – шепнул Пепел. – Видишь?
И я в очередной раз чуть не рухнул от изумления, увидав чуть поодаль целую «плантацию». На земле лежали плоды, немного похожие на дыни. Рядом, свернувшись, дремали какие-то существа, покрытые белой кудрявой шерстью и очень напоминавшие ягнят. Наверное, это были более зрелые плоды. Трое или четверо таких «ягнят» бродили вокруг и щипали траву.
То есть они тоже плоды?!
– Что же это?.. – начал было я, однако Пепел зверски глянул на меня и так нажал мне на плечо, что я согнулся в три погибели.
Проломившись через подлесок, на поляну вывалился брюхоглаз.
Меня затрясло. Он оказался даже страшней, чем в первый раз! Тогда я заметил только пасть и глаз на брюхе, а теперь разглядел ступалки, похожие на колоды, и хваталки, оканчивающиеся тремя пальцами. Голову и загривок покрывала косматая, желто-зеленая, похожая на пожухлую траву шерсть. Глаз у чудища оказался не только на брюхе, но и посередине лба, и на голове был еще один рот – оскаленный, с жуткими острыми клыками, с капающей слюной…
Ступалки были короткие, но брюхоглаз передвигался на них проворно: перебегал от ягненка к ягненку, хватал, сворачивал им шеи как цыплятам, разрывал надвое и засовал одну половину в рот на голове, а другую – в пасть на брюхе. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет, и отвернулся.
– Когда мы только увидели этих ягняток, я сначала хотел их для Коринки собрать, а потом почуял, что они растут от корней Древа зла. А Коринка говорит: ну и ладно, а то они такие хорошенькие, что их было бы жалко есть.
– Как это? – повернул я голову. – Как это – растут от Древа зла?!
– Как-то так. Здесь половина леса питается от его корней.
– И мой деревянный брат, конечно, у него на подпитке, – пробормотал я. – А кстати, яйцо-мясо, которые мы ели, где растет? Оно, может, тоже от его корней питается?!
– Это дерево подальше отсюда, – шепнул Пепел. – Рядом с ним нормальные яблоки растут, сливы. Мы с Коринкой надеемся, что древо-птицы тоже нормальные.
– Ой, да что же мы сидим?! – спохватился я. – Надо Коринку искать!
– Тихо! – прошипел Пепел. – Куда рванул?! Пусть брюхоглаз наестся. До тех пор с места трогаться нельзя. Не смотри, что он на обрубок похож – у него брюхо может растянуться до невообразимых размеров. Ты туда запросто поместишься, если что.
– А ты? – с подозрением глянул на него я.
– Кому охота пепел жрать? – ухмыльнулся Пепел.
– Ладно, подождем, – вздохнул я. – А где мы будем Коринку искать?
Пепел пожал плечами и отвел глаза.
«Он не знает! – Я похолодел от этой мысли. – Как же быть?!»
Время шло, а брюхоглаз жрал, жрал и не собирался останавливаться.
Я больше не мог вот так сидеть и ничего не делать:
– Слушай, Пепел, давай найдем какую-нибудь дубинку и вырубим это безразмерное брюхо!
– От удара о его каменную башку любая дубинка разлетится в щепки, – проворчал Пепел. – Погоди-ка, он вроде наелся наконец…
Может, брюхоглаз и не наелся, но есть было больше нечего. Он сожрал всех ягняток, все «шерстяные» плоды, и даже те, которые были покрыты только кожистой оболочкой.
Постоял покачиваясь, громко рыгая, и побрел куда-то в чащу. Деревья, через которые он проламывался, затрещали, потом треск затих.
Можно отправляться на поиски. Только в какую сторону?!
Наверное, видок у меня был совсем безнадежный, потому что Пепел сердито буркнул:
– Ты что, забыл, кто я такой? Отвернись-ка, чтобы не хлопнуться опять в бесчувствии. Возиться с тобой будет некогда.
Я хотел было обидеться, но вовремя сообразил, что сейчас произойдет, и послушно зажмурился.
– Бегом! – скомандовал Пепел через несколько секунд, и я увидел черного обугленного и слабо искрящегося пса, который стремительно ввинтился в лес, так низко опустив голову, словно пытался отыскать что-то на земле.
Ну правильно: он пытался взять след недочела и Коринки!
Я помчался за Пеплом.
Да, скажу я вам, вот это была гонка!.. Только я собрался задохнуться и упасть без сил, как вдруг Пепел обо что-то споткнулся и покатился кубарем. А через секунду и я почувствовал, как меня что-то ударило по ногам, и тоже свалился.
Оказывается, мы с Пеплом налетели на туго натянутый канат.
Раздался развеселый премерзкий хохоток, и я обнаружил, что это никакой не канат, а та самая пуповина, которая связывала Древо зла и моего деревянного братца. Это он натянул ее поперек нашей дороги. И конечно, высунул из кустов свою противную злорадную рожу с закрытыми гляделками.
– Это еще кто?! – изумился Пепел, но тут же воскликнул: – Ах да, понял. Деревяшка, привязанная к Древу зла. Твой бр-ратец, Александр-р?
Я передернул плечами.
– Повезло же тебе, – сочувственно пробурчал Пепел.
– Да я вам помог, дураки, – противно проскрипела деревяшка. – Будете так мчаться – ничего не заметите. Вы это ищете, что ли?
Пепел метнулся было вперед, но резко остановился.
Я выпутался из дурацкой пуповины, подбежал ближе и увидел, что неподалеку кто-то лежит. Вернее, валяется – поза была такой изломанной, разбросанной, что там могло оказаться только мертвое тело.
Сердце буквально замерло – я перестал дышать! Но почти сразу разглядел халат и черные треники.
Это же недочел! А где Коринка?!
Подошел, боясь оглядеться. Сейчас я бы не хотел ее увидеть. Нет, если бы она выбежала из зарослей и бросилась нас с Пеплом обнимать, я был бы счастлив. Но обнаружить ее в этих зарослях такой же страшной, как недочел, – нет-нет, я бы не выдержал!..
Пепел-пес улегся на траву, уткнув морду в землю. Наверное, его терзал тот же ужас, что и меня, он так же боялся обнаружить мертвую Коринку. А может быть, у него просто не было сил смотреть на недочела.
Когда я сказал, что это мертвое тело, то ошибся. Тело – это ведь, грубо говоря, покрытые кожей мышцы, облегающие скелет и скрывающие в себе внутренние органы. Здесь же я увидел только скелет, обтянутый кожей и жалкой одежонкой. Недочел и так был тощий, а теперь казалось, что из него какой-то неведомой силой высосаны не только мышцы, но и все внутренности. Череп странно завалился набок, будто недочелу свернули шею, костлявые – вот уж правда! – стопы были искривлены невообразимой судорогой. А уж лицо… При любой гримасе – даже самой мучительной! – искажаются только мышцы, а кости – нет: ну, челюсть может отвиснуть. Однако лицевые кости недочела, плотно обтянутые кожей, были неестественно искажены. Вместо глаз – темные провалы…
Что же ему пришлось испытать?!
– Его задушили? – прохрипел я, поворачиваясь к поганой деревяшке. – Кто его задушил? Ты?
– А зачем? – весело спросил братец. – Он сам виноват. Хотел сорвать тех, кто растет из-под земли, хотя здесь все знают, что этого делать нельзя.
Я огляделся и только сейчас обнаружил, что недочел валяется среди мелких белых грибов, похожих на аккуратненькие шампиньоны.
Так это они его погубили?! Я вспомнил его голодные глаза и как жадно он проглотил яйцо-мясо и яблоко. Этот бедняга просто хотел есть! Он был просто голодный! Он что, поел грибов и отравился? И умер в страшных мучениях?
В сердцах я пнул один «шампиньон» – и в ту же секунду из-под земли вырвалось что-то вроде толстой длинной кишки красного цвета, только с белой головой-шапочкой – в точности как у гриба. Голова разинула пасть и впилась мне в левую ногу! Просвистело стрелой воспоминание: вот Коринка рассказывает, что хотела сорвать морковку, дернула за ботву, а вместо морковки вытащила что-то вроде змеи – оранжевое, толстое, извивающееся. К счастью, вовремя спохватилась, разжала пальцы, и оно снова ввинтилось в землю. С тех пор ничего растущего из земли она даже не пыталась сорвать, повезло ей.
А мне, значит, не повезло…
От боли я закачался, начал падать, Пепел рванулся, чтобы подхватить меня, но тут мой деревянный родственничек, не открывая глаз, с силой взмахнул пуповиной, как лассо, захлестнул петлю вокруг красной кишки и дернул с такой силой, что впившиеся в мою ногу челюсти разжались. Гриб-людоед отлетел в сторону, шмякнулся о ствол ближайшего дерева и разлетелся кровавыми кляксами.
– Не думай, что я тебя спас потому, что простил, – хохотнул деревянный братец. – Ты мне еще пригодишься… если выживешь, конечно. Корень жрущего гриба сплетается с корнями Древа зла, и аппетит у него непомерный.
Я едва слышал его слова, едва понимал их. Ногу жгло как огнем, и эта боль вытягивала из меня все силы. Показалось, будто нога болтается в кроссовке и резинка спортивных штанов ослабела, штаны поползли вниз. Я вдруг понял: совсем недавно что-то подобное испытывал и недочел… а значит, меня ждет та же участь, что и его! Не важно, что деревяшка оторвала от меня белоголовую кишку. Это только продлит агонию. Может быть, жрущий гриб расправился бы со мной быстрей, а так я буду гореть на медленном огне, я уже сейчас горю…
– Александр-р, – рявкнул Пепел, подскочив ко мне, – вытащи у меня из головы эту стрелку и приложи к своей ране. – Он поднял лапу и показал на штырек, торчащий у него изо лба. – Только потом не забудь воткнуть ее на прежнее место, иначе… иначе я сдохну. А если оживу, то еще пригожусь вам с Коринкой.