Елена Гром
Девочка стального магната
Чувствую, что он уже готов сбросить вызов, как вдруг в голову приходит идея.
Гениальная и глупая одновременно. Но если он скажет, да, это поможет пережить одиночество, что ждет меня в эти две недели.
– Борис! – решаюсь, почти кричу в трубку. – Можно я заведу кота? Я всегда мечтала! Но у мамы аллергия, а папа их терпеть не может. Можно? Я сама буду за ним ухаживать. Кормить. Пожалуйста, – уже канючу, потому что в трубке гробовое молчание.
А потом слезы потоком стекают по лицу, потому что вместо тишины звучат короткие гудки.
Он снова сбросил вызов. Он снова растоптал мою мечту.
И отложив телефон трясущейся рукой, я бы и поддалась отчаянью, выраженному горькими слезами, если бы не увидела в зеркальной поверхности холодильника силуэт.
Обернувшись резко, я посмотрела на Игоря, который так и стоял возле ванной. Не шелохнувшись. И смотрел на меня прямым, нечитаемым взглядом.
– Игорь, – позвала я, ощущая, как меня начинает трясти от страха. А если он и правда убийца? А я одна.
Он моргает раз, другой, словно выходя из транса и быстро покидает квартиру, бросив «Спокойной ночи». И разумеется, не забыл запереть дверь.
Глава 38.
А я так и стояла, не понимая ровным счетом ни-че-го.
А как говорил Рон, из моей любимой книги «Гарри Поттер»: «если не знаешь, как быть дальше, иди спать».
И я действительно поплелась в комнату. Скинула полотенце, не высушила голову и просто завалилась в огромную кровать с балдахином. И долго, долго смотрела, как за окном проплывают облака.
Хорошо им, облакам.
Летят себе. Ничто их не заботит. Правда, пока ветер не сменит направление, сделает их тучей. От чего потемнеет небо, и на землю прольется проливной дождь
Получается, и я, как то облако, на которое действует стихия в виде ветра.
Закрывая глаза, погружаясь в царство Морфея, я почему-то улыбалась, представляя себя облаком, которое гонит мой личный ветер по имени «Борис».
Проснувшись, я дико пожалела, что ничего не сделала с волосами, а еще я поняла, что не ела со вчерашнего дня. Именно эти две проблемы я решала все утро.
Заплетала косу и уплетала за обе щеки удивительно вкусные оладьи, которые сама и приготовила. А что еще мне делать, если сна ни в одном глазу в шесть утра?
Уже перед самым выходом я задержалась у двери. Подумала об Игоре.
И почему он на меня так смотрел?
Почему стоял и слушал разговор?
Не соврал ли насчет того, что видел, куда стреляли?
На все эти вопросы я могла бы получить ответы у самого Игоря, но он как обычно недоступен. Строг. Хмур.
Единственная попытка завести разговор про котов, которые мне не светили, была с треском провалена. Но я вполне себе наобщалась с Женей, которая сегодня была удивительно мила.
Сначала рассказывала о новом ухажере и его офигенной тонированной тачке. Потом как-то резко перевела тему.
Расспрашивала про Бориса, про покушение, о котором, оказывается, трубят по новостям.
А я не смогла ответить. Да и что бы я ответила? Стреляли? Ранен? Я ведь не знаю толком ничего.
– Ну и потом меня отвезли на его квартиру, и он мне позвонил.
– Стоп, стоп, дорогая, – развернулась она ко мне всем телом, совершенно забывая, что мы на паре. Впрочем, ее это никогда не волновало. Подпилить ногти, расчесываться, переписываться в телефоне. Для нее это в порядке вещей.
– Что?
– Какая квартира?
– Жень.. Ну я же из общежития выехала, буквально позавчера.
– А почему ты мне не позвонила? Почему к себе не позвала? Разве мы не подруги? То есть я теснюсь в комнатушке…
С ценой ремонта, как все общежитие.
– А ты живешь в хоромах, которые тебе подарил твой хахаль.
И вот тут-то я и оказалась перед выбором. Я действительно могу позвать Женю жить к себе. Эта же квартира моя?
Ну да, ага, твоя.
Ну, в общем, могу позвать к себе. И дружбу сохраню. И скучно не будет. Но…. А если она будет таскать парней? Устраивать вечеринки? А если Борис подумает, что мне все это нравится?
И как по заказу…
– Мы с тобой такое пати закатим, – улыбается Женя, как стоваттная лампочка и уже подкрашивает ярко красные губы, как раз во время звонка с пары. Потом встает и просто сгребает все вещи в сумку. – Пойдем. Сейчас подумаем, кого пригласить.
– Стой, Жень.
– Что?
– Это же не моя квартира. Я не могу никого звать.
– Он что, с тобой живет? – поднимает она густые брови.
И сейчас я совру, по сути, ставя крест на нашей дружбе. Потому что нет ничего проще, чем позвонить прокурору и выяснить в городе ли магнат.
– Да, со мной. И будет очень сердиться, если я кого-то приведу. В гости.
Ну хоть здесь врать не пришлось. Вряд ли он будет доволен, если я приведу кого бы то ни было. Тем более, если устрою вечеринку.
Скорее всего, это как раз и относится к разряду глупостей.
Женя меня не поняла. Обиделась настолько смертельно, что даже толкнула, выходя из-за парты, и обозвала сукой.
А я стояла и смотрела, как она, уже обнимая какую-то девчонку, идет к выходу. Даже не оглядываясь. Забывая все, что мы вместе пережили.
Как легко потерять другого человека. Как легко, порой, потерять себя. Но и идти на поводу желаний Жени я не могу. Или не хочу. Шумные вечеринки, парни, одноразовый секс. В этом вся Женя. Таким образом она привлекает внимание, глушит боль от безразличия родителей.
Раньше я не понимала ее. Теперь, будучи невестой человека, не слишком склонного к заботе и романтике, понимаю. Только вот унять обиду и боль, что начинает снедать изо дня в день, все сложнее.
Вопрос лишь в том, как буду глушить эту боль я.
Пока иду с последней пары к выходу, просматриваю ленту новостей о покушении, не находя там ничего. Удивительно, но обо мне нет даже упоминания. И как к этому относится, я не знаю. То ли я никто, то ли меня просто хотят оградить от излишнего внимания.
Уде садясь в машину, получаю звонок от тренера по танцам, которые я прошлый так и пропустила. И даже, вот же стыдоба, не предупредила.
– Завтра придешь? – спрашивает она. Классная девчонка. Только не понимаю, зачем постриглась под мальчика. – Ты гибкая. Не забрасывай, Нина.
– Хорошо, Оль. Спасибо тебе большое, что позвонила.
– Не обольщайся, – смеется та в трубку, а я перестаю улыбаться. Что еще? – Просто ты перспективный клиент. Но в отличии от других с тобой приятно работать.
– Ну хоть что-то.
Напряжение слетает, как листик клена, и я обещаю прийти завтра на тренировку.
А вечером, после еще одной неудачной попытки разговора с Игорем, решаю позвонить родителям.
Конкретных ответов я от них не жду. Но можно начать свое исследование жизни Бориса. Аккуратно. Чтобы отец и мать не подумали, что меня интересует его персона. И уж тем более не решили, что нас что-то связывает.
Я, правда, не знаю, как по итогу они отнесутся к новости о наших, так называемых, отношениях. Он ведь старше. И на много.
Даже вспомнить Андрея. Отцу вообще не нравилась идея нашего с сестрой замужества.
– Вот умру, тогда спите, с кем хотите, – негодовал он, когда я завела первый разговор о свидании с Андреем.
– Тогда они просто наймут киллера, – шутила на это мама, занимаясь излюбленным вышиванием крестиком.
У нас весь дом в ее великолепных картинах. Она хотела приучить и нас, но настолько кропотливая работа, что мне, что сестре, была не в радость. Зато я с удовольствием рисую природу.
На слова матери отец погрозил кулаком, а мы все рассмеялись.
Но то ли страха, то ли от знания, что его решение ничего не изменит, отец постановил свиданиям быть. Но без секса.
– Мама! – улыбаюсь в экран старенького планшета, когда они все-таки отвечают на видео звонок. – Как вы? Что нового? Где папа?
Мои вопросы были встречены молчанием и взглядом с прищуром. Я даже напряглась, не понимая данную реакцию.
– Мама?
– А откуда это ты звонишь? Ну-ка, разверни камеру!
Глава 39.
Я сначала даже подзависла над вопросом мамы. И только потом сообразила, о чем она, и быстро соврала:
– У Жени новая квартира, ей надоело жить в общаге.
И пока мама распиналась о том, что Женя мне не принесет добра, и вообще эту «девочку» лучше обходить стороной, я думала, что никогда не врала родителям.
Ни разу.
Обычно врут, чтобы не нарваться на наказание. В детстве. В более позднем возрасте врут, чтобы не волновать родителей. А вот своей лжи и желанию скрыть отношения с Борисом, объяснений я найти не могу. И тем более не могу понять, почему мне стало так легко это делать. Врать.
– Папа, – улыбаюсь я, когда он садится перед экраном немного заспанный. После смены, наверное. – Мне тут повезло, и я попала в театр, представляешь?
– Представляю. Дочь, а давай позже созвонимся? – зевает он, и я бы обиделась, но уже начала играть милую дурочку и не могу остановиться. Задача – выудить из папы все, что он знает.
– Погоди, погоди. Сейчас сон, как рукой снимет. Там было покушение. Стреляли!
– Стой, стой, – сразу раскрывает он глаза шире, вперивается взглядом в экран. – Ты видела, как стреляли в Распутина?
Мандраж поднимается во мне волной, захлестывает с головой. Слышать эту фамилию невероятно волнительно. Еще потому, что отец ничего не знает.
И одна эта тайна, моя тайна приносит немало удовольствия. Что-то есть в том, чтобы знать то, чего не знают другие. Смотреть, как шестеренки в чужом мозгу крутятся, а ты направляешь их в нужное русло. Для тебя. Чтобы получить то, что нужно. В данном случае информацию о Борисе.
– Видела. Я была очень близко.
– Тебя не задело?! Как ты вообще могла оказаться рядом с ним?! Нина! – сразу вскакивает отец, заведенный до предела, и так усиленно машет руками, что его треники почти спадают. Он их быстро подтягивает и продолжает негодовать: и вообще, как только увидела этого богатея поблизости, беги без оглядки. Никогда к нему не приближайся. Лучше бы его уже грохнули.
– Коля! – где-то на заднем фоне одёрнула отца мама и тут же оттолкнула его от экрана. – Доча, ты точно в порядке?! Ты только нам не ври.
– Она никогда не врет, – говорит отец, отталкивая мать, и мне становится необычайно стыдно перед самими близкими людьми. Потому что потребуй отец обещание: никогда не приближаться к «богатею», я солгу снова. Уже окончательно падая в своих глазах, потому что, по сути, меняю родных на иллюзорную фантазию о любви человека-загадки. Самое забавное, что отгадывать я их никогда не любила, я любила решать уравнения неизвестным, где всегда может быть только один, самый правильный, ответ.
Чтобы предотвратить отцовскую истерику и избежать очередного вранья, я сразу спросила:
– А почему на директора обыкновенного завода вообще должны покушаться?
Надо было прибавить обыкновенного директора, хотя Борис и не тянет на это утверждение.
– Нина, – смеется папа и даже немного расслабляется. Тихо шепчет маме об очередной банке пива. – Наш комбинат можно назвать каким угодно, но не обыкновенным. Там такие бабки крутятся, что тебе и не снилось.
Папа обо всем этом рассказывает с трепетом, в перерывах между лютой ненавистью. Как и должен делать обычный человек из народа, когда речь заходит о богатых и тех, кто имеет много власти.
И я, зная, насколько близка к тому, о ком идет речь, ощутила насколько взбудоражена. Самим осознанием, что мне это может быть доступно. Пусть только как жене.
Но сначала нужно понять, насколько это все опасно. Для него. Для меня и родных.
– Деньги понятно, но разве они как-то связаны с криминалом?
Папа раздраженно вздыхает. Он не сильно любит вдаваться в пространственные обсуждения. «Коротко и по делу», – вот его конек. Поэтому он начал с главного.
– Раньше на заводе платили мало, задерживали зарплату, потому что весь доход съедала область, то бишь губернатор и мэр нашего городка, который ходит под Бритым.
Приходилось напрягать мозги, но вроде бы суть я уловила.
– А Бритый это не тот, кто…
– Да, да, владелец банка, ресторана и много чего еще в городе. Бандит, короче.
– Так…
– И вот представь, кормили все этих проглотов за счет народа, кормили. А потом раз и приходит Распутин. И лавочку-то прикрывает.
Постой! Значит, Распутин хороший?!
– Тогда почему ты говоришь, что он плохой?! – рассмеялась я, если его приход улучшил жизнь горожан к лучшему.
– Ну, по сути да, – неохотно подтвердил отец. – Только вот ведет он себя при этом, как герцог в своих угодьях. И немало бабла ложет к себе в карман.
– Но он, получается, защищается от плохих? – обрадовалась я, стараясь не замечать, как коверкает некоторые слова отец.
– Так-то оно так. Только вот, чтобы защититься от плохих и не попасть на тот свет, приходится самому стать похлеще этой своры собак.
– Не думаю, что столь уважаемый человек стал бы опускаться до устранения кого бы то ни было таким примитивным способом, – покачала я головой, уже заранее обдумывая все, что услышала.
– Порой примитивные методы самые действенные, – говорит отец, а я не согласна. Даже после того, как он отключился, а я перекусила и принялась за домашнюю работу, была не согласна. Потому что из того, что я уже знаю о Борисе, пусть и звучит это весьма самонадеянно, я уверена, он будет загонять врага в ловушку, изящно действовать, а не грубо. И точно никогда не будет рисковать свободой, чтобы убить человека.
Но не смотря на уверенность, в мозгу неоновой вывеской висели слова отца, брошенные напоследок:
– Я уверен, смертника, покушавшегося на жизнь Распутина, уже нет в живых.
И после столь уверенного заявления мне нужно было бы бежать из квартиры без оглядки, но я лишь думаю о том, когда приедет сам Борис. Я бы сразу все у него спросила, уверена, он бы не стал мне врать.
А может позвонить ему прямо сейчас? Может быть я услышу его басовитый голос. Может быть я даже захмелею от его тембра и смогу признаться, как сильно я за него волнуюсь. И самое главное, что я не хочу ждать нашей первой брачной ночи. Я готова. Я очень – очень готова.
Ну и еще я хочу кота.
И я уже откладываю телефон, на который поступают только звонки от Бориса и который, собственно, сегодня молчал. И стоило только закрыть глаза, завибрировал, от чего я тут же вздрогнула, села на кровати и прижала руку к груди. Вдруг сердце выпрыгнет.
И пока тянула пальцы, мне казалось, я подцепляю еще один кусочек огромного паззла с изображением черного прямоугольника Малевича. Того самого, где под толстым слоем тьмы скрывается многообразие красок.
Глава 40.
– Борис, – прошептала тихо, сама не веря своему счастью. Но ведь он в Сибири, а значит у него два часа ночи. И почему же он не спит? – Борис?
– Расскажи мне, как прошел твой день, – говорит он без эмоций, словно требует отчета.
Но даже, если так. Его и правда интересует моя жизнь. То, как я провела день. И я рассказала.
Про учебу, про Женю, которая предлагала устроить вечеринку, про тренера по танцам, про то, как все-таки хочу кота. Про то, как мне скучно одной, а Игорь со мной не общается, но ведет себя странно.
– Ты слушаешь меня?
– Разумеется.
– У тебя странные звуки в трубке. Ты на заводе? – спрашиваю, потому что подобный скрежет металла может быть только там. Очень странно. Что ему делать там так поздно? Неужели что-то случилось? – Какие-то проблемы?
Он молчит несколько секунд, после чего полная тишина, словно он прикрыл трубку рукой. И снова:
– Все нормально. В чем ты одета?
Я замолчала, потому что после рассказа о том, как прошел день, я ждала вопросов, но не этого. Тем не менее, разочарования не было. Ведь он выслушал. А вот сердце пустилось в пляс, грозясь пробить грудную клетку. А в горле мгновенно пересохло. Потому что этот вопрос прозвучал так, словно Борис здесь. Рядом со мной, на постели. Шепчет мне на ухо.
И я прикрываю глаза, прижимая трубку сильнее, в надежде услышать его тяжелое дыхание. Потому что мое уже прерывается.
– На мне пижама. Моя любимая, со слониками.
Он молчит, но я кожей чувствую его недовольство.
– А что насчет той одежды, что привез стилист? Ты ее распаковала?
Я бросила взгляд в гардеробную, где так и стояли несколько десятков коробок и пакетов. Стыдливо сжала губы, чувствуя, как щеки горят. Так соврать хочется, но есть ощущение, что мою ложь Борис распознает лучше, чем получится у родителей.
– Не распаковала, – решаюсь на правду и слышу, как он отнял трубку от телефона. Может повезло? Может он занят и не услышал? Но я ошиблась.
– Плохо, Нина, – говорит он мне и вдруг повергает в шок: – А я думал ты хотела кота.
Я сажусь на кровати, подрываюсь и до хруста сжимаю трубку. Он думал об этом? Он готов рассмотреть появление в моей жизни друга? Хотя думать, что кошка может стать другом человека, чревато.
Кошки, они сами по себе. Ими нельзя управлять. Только договориться.
– Что… Что мне сделать. Хочешь выкину все свои старые вещи и буду носить новые, – запальчиво обещаю я и тут же прикусываю язык.
Ну зачем я это сказала? Зачем подала идею?!
– Хочу, – тут же говорит он, повергая меня в отчаяние. Все вещи. Нет! Они так много для меня значат. Вон ту кофту мы выбирали еще с сестрой. А джинсы мы покупали с папой, хотя он терпеть не может магазины. А вон те кроссовки вместе с Женей, в один из хороших дней нашей дружбы. Как мне это выкинуть. А ту шаль привезла мне мама из самой долгой смены в Сибири.
– Борис… – хочу переобуться, потому что не готова к потере вещей, несущих для меня такую ценность.
– Но сейчас я хочу, чтобы ты разделась.
Невольно оглядываю комнату, наполненную до краев приятным полумраком. Я все еще одна. Но кажется, что вот-вот откроется шторка, что колышет ветром из полуприкрытого окна, и появится ОН.
Борис войдет, приблизится к кровати и скажет снова:
– Снимай свою пижаму.
И я прикрываю глаза, снова облизываю губы и подчиняюсь приказу.
Потому что не могу иначе. Потому что от его бархатного баритона мне и самой становится жарко. Так жарко, что скинуть одежду и остаться обнаженной становится просто необходимостью.
– Готово.
– Теперь проведи по своей груди кончиками пальцев и сожми сосок, – говорит он, и я делаю ровно так, как он хочет.
Касаюсь часто вздымающейся груди, обвожу ореол по кругу, нащупываю сосок большим и указательным пальцами.
– Сожми его сильнее, – да… – Сильнее, Нина. Я хочу слышать это.
Я сжимаю сильнее и вскрикиваю. Чувствуя, как между ног образуется влага, грозящая замарать шелковые простыни.
Но не это меня волнует больше всего. А то, что в два часа ночи Борис позвонил мне. Что он думает обо мне.
Он хочет меня.
– Теперь притронься к себе между ног, собери пальчиками влагу. Ты же влажная, Нина? – спрашивает он и качество связи такое замечательное, что кажется, он очень близко. Сидит вон в том кресле без одежды, без единой нитки, что могла скрыть от моего взора его огромное, мускулистое тело, его колом стоящий невероятных размеров член.
И он жадно смотрит, как я выполняю его желание. Как веду руками по плоскому животику, мимо пушка, прямо к розовым лепесткам, между которых давно образовался нектар. О, да. Я очень влажная.
– Да…
– Очень хорошо. Теперь возьми пальчики в рот.
Каждое его слово, как набат в мозгу, ударом отдается. И меня начинает потряхивать, сердце пропускает удар за ударом. Как же хочется, чтобы он сейчас был здесь. Смотрел. Нет, не смотрел. Участвовал.
Я беру пальчики в рот и прикрываю глаза, ощущая солоноватый терпкий вкус и даже мычу от удовольствия. Раздвигаю ноги шире.
Чувствую, как пружина внизу живота сжимается все сильнее.
– Теперь верни пальцы между ног и начинай гладить себя. Ты же не кончала без меня?
– Нет, – выдаю правду и уже касаюсь лепестков, на что слышу:
– Надо кончить. Для меня. Давай, девочка. Не сдерживайся.
И не могу ничего поделать, не могу гордо прервать разговор, не могу положить трубку. Нет… Я могу только тереть себе клитор все чаще, чуть надавливая, как он учил, и следовать его словесным приказам.
– По кругу. Надави. Пальчики внутрь. Начинай сначала.
И я уже на грани взрыва, ясно представляя, что это он, а не я ласкаю себя. И мне кажется происходящее гораздо интимнее, чем минет в театре, потому что сейчас, несмотря на расстояние, мы наедине.
Мы одно целое.
Он мой господин, а я его люблю.
И готова подарить себе удовольствие по его приказу.
– Кончай… Громко!
И сдерживаться больше нет сил, горячие волны омывают тело, лаская меня обжигающими языками пламени, пока не начинают жечь буквально все тело. Заставляют извиваться и кричать как грешницу-ведьму на костре инквизиции.
Оргазм как вспышка накрывает с головой, и я жмурюсь, вою, наслаждаюсь каждым проникающим в мозг импульсом. Счастлива, что смогла получить удовольствие и доставить радость своему магнату.
Который послушал еще пол минуты, как я часто дышу, восстанавливая сердечный ритм и… положил трубку.
Глава 41.
– Кончай! Громко! – прохрипел Борис в трубку и прикрыл глаза, слушая прерывистые женские вскрики, жалея, что не видит воочию, как изгибается под ласками собственной руки его девочка.
Нина.
Глупая. Наивная. С тугой дыркой и рабочим ротиком.
Еще недостаточно покорная. Но это сейчас она еще брыкается, как молодая лошадка. Что-то просить смеет.
Уже очень скоро она будет просто принимать. Просто с благодарностью смотреть даже на кусок ржаного хлеба, главное, чтобы угодить Борису.
За дверью послышался последний, человеческий вскрик и скрежет металла.
Борис выдворил из сознания все ненужные мысли и вышел из бригадирской, наблюдая, как следующего человека ведут на казнь.
Борис, он уже бы успокоился. Его девочка сработала лучше любого антидепрессанта.
Проблема в том, что решений он своих не меняет. Казнить, значит казнить.
Но убивать еще одного человека на глазах у всех своих псов он не собирается.
Его должны уважать, а не считать самодуром.
– Стоять, – рявкнул он и стряхнул с манжеты пиджака пару металлических искр. Сталелитейная машина работала прекрасно. Не зря он в прошлом году влез в кредит и криминальную разборку, чтобы выписать из Германии этот аппарат.
При всем его уважении и любви к Родине они такие делать не научатся никогда. А все потому что жадные и ленивые, вечно при этом ноющие, что им кто-то что-то должен.
– Ну что, – обратился он к лысому парню, которого обнаружили возле своей тачки, закладывающего бомбу. – Скажешь, кто так упорно хочет меня убить? Или толкнем в кипящий металл еще пару твоих коллег? Брата?
Эти придурки реально думали, что смогут справиться с ним и его начальником охраны впятером? Щуплые бандюки, шестерки. Ясное дело – нет. Они просто отвлекали внимание, пока шестой закладывал бомбу.
И это все в его собственном городе.
Куда смотрит полиция?
И он обязательно спросит. Прямо завтра зайдет в отделение, отремонтированное на его деньги, подойдёт к начальнику, трахающему шлюх за его деньги и узнает, почему эта шпана ходила по городу с тротилом.
Паренька все еще тошнило, да и всех присутствующих, потому что смрад паленой человечины не сравнить ни с чем.
Он очень напоминает паленную свинину, но гораздо острее, а еще к нему добавляется вонь собственного страха, ведь ничего не мешает стать очередным куском жаренного мяса.
– Борзов.
– Ну ясно, – кивнул сам себе Борис. Другого ответа он и не ждал. Только этот зарвавшийся криминальный авторитетишка все еще дергается как придушенная шлюха, в надежде вернуть кусок, который у него забрали.
Ведь предлагал же ему Борис пойти к нему в охрану завода.
Обиделся он что ли?
– Теперь скажи мне, – вкрадчиво продолжил Борис. – Покушение в Москве? Его рук дело?
Кивок и Борис хмурится сильнее. О том, что он собирался в театр, знали только два человека. Иван предать не мог. Но не потому что шибко честный, а потому что в долгах вдоль и поперек. Еще кто-то.
Игорь, водитель, который, собственно, и брал для Нины билет.
Он взял ложу, как ему и было велено. Хоть Нина и сильно противилась этому.
Он мог догадаться, что Борис приедет.
Значит Игорь.
А Нина молодец. Не зря сказала, что ведет он себя странно.
Будет неплохо, если у нее в конце концов заработает мозг. С одной стороны. С другой, это вызовет другие проблемы, вроде истерик о том, как ведет дела Борис.
Нормально ведет. Эффективно. Он вообще любил это слово.
Еще в армии понял, что честные методы борьбы с врагом самые медленные и выжить можно только, если хитрить. Но аккуратно.
Такая же ситуация с деньгами и властью. Если прийти в волчье логово и оскалить зубы, скорее всего тебя сожрут, а вот если претвориться клещом. Незаметным, маленьким, который только и ждет, когда появится возможность просто спрыгнуть с дерева и выпить свою порцию крови, заразить инфекцией и убрать ненужный элемент природы.
– Что с этими? – спросил начальник службы безопасности Иннокентий, по комплекции такой же крупный как Борис, но и башка варит, но честный.
Этакий солдат, который готов за своего генерала грудью на пушку лечь. Он вытирал пот со лба, удивляясь, что его шеф даже не вспотел от близости к горящему металлу и не поморщился от запаха. Это восхищало и пугало одновременно.
Часто возникал вопрос, а человек ли вообще Распутин. Но он старался не думать об этом. Его просто радовало, что смертей больше не ожидается, а он сможет скоро согреть постельку жены одного шахтера, пока тот на смене.
– Что с карьером? Людей хватает? – спросил Борис, на что услышал ожидаемый ответ:
– Просили больше сильных работников.
– Ну… – насчет сильных Борис не был уверен, – отправь вот этих. Все равно за невыполнение работы Борзый не жалеет своих парней. А я жалею. Цените!
Борис сам отправился к машине, мельком заметив отца Нины, который был сегодня в ночную и радовался неожиданном перерыву.
Распутин чуть подумал, но решил не подходить к нему. Вряд ли его девочка рассказала семье о столь странных отношениях. Тем более, папаша может начать сопротивляться подобному браку, зная, что случилось с прошлой женой Бориса, а это чревато последствиями.
Борису очень не хотелось оставлять Нину сиротой. Очень. А вот водителя нужно подыскать нового в течение пары дней, а пока организовать прослушку. Надо понять, на Борзого ли работает Игорь. И есть еще кто-то.
И, немного подумав, Борис решил, что Нине можно дать то, чего она так хочет.
Она даже чуть искривил губы на этой мысли, но не от возможной радости Нины, а тому, как с этим подарком она будет справляться. О том, что думать она будет только о дарителе.
Борис прошел к себе в особняк, процокал каблуками кожаных ботинок по идеально чистому мрамору, скинул пиджак и, не включая свет, прошел в ванную в своей спальне. Где уже не единожды представлял, как будет трахать Нину в белоснежном, свадебном платье.
– Ну, что, – посмотрел он, расстегивая пуговицы, в сторону раковины, когда заслышал шуршание. В этом доме было всего два жильца мужского пола. – Поедешь развлекать мою девочку?
Глава 42
С самого утра меня гложет тревожное чувство. Что-то должно измениться. И я могу сколько угодно верить, надеяться, лелеять мечту, что приедет Борис и будет со мной, но он сказал: «Две недели». А судя по тому, что я слышала, и уже успела о нем узнать. Слово свое он держит.
Что-то беспокоило не только меня.
Игорь вел себя нервно.
Я заметила это еще по дороге в универ. Потом по пути на танцы он часто останавливался на обочине, с кем-то разговаривал по телефону, орал, размахивал руками.
Непривычно было видеть его таким взвинченным, но и спрашивать – в чем дело? – я не решалась.
Просто предложила карамельку, которую он без вопросов взял. Потом быстренько вышла из машины, подтянув сумку с вещами для тренировки.
«Может заболел?», – решила я, пока шагала в сторону квадратного здания, где и располагалась школа танцев.
И стоило только окунуться в атмосферу музыки, как все остальное стало неважным. Игорь, Борис, покушение, собственные фантазии и иллюзии.
Все это смело волной энергетики, что царила в этом круглом, мерцающем огнями зале.
Мы, группа из четырех человек, пытались повторить движения, что нам показывала тренер Ольга.
И, к собственному тщеславию, да и судя по ее хитрым улыбкам, получалось у меня очень неплохо.
И в какой-то момент я перестала думать, о том, что могу ошибиться, я просто стала двигаться. В свое удовольствие, наслаждаясь тем, как работают мышцы, даже позабыв, как выгляжу.
– Да, детка, – рассмеялась Оля, когда повела меня пить кофе в фитнес-кафе на втором этаже. – Тебе бы только на сцене танцевать.
– Почему?
Даже не знаю, как реагировать. Насмехается или хвалит?
– Да не напрягайся. Это я так, с легкой завистью. Ты во время танца загораешься, как лампочка. Внешне ты обычная, но стоит румянцу окрасить твои щеки, как ты словно оживаешь. Это присуще очень многим актерам.
Мне было настолько приятно это слышать, что я даже дышать перестала. Я ведь мечтала о сцене, а тут мне говорят, что я для нее – ну, вроде как – рождена.
– Спасибо, – еле выговариваю звуки и отпиваю свой чай.
– Ты папику своему показываешь, чему научилась? – спросила она так прямо, что у меня задрожали коленки. Можно, конечно, поинтересоваться, откуда у нее информация, но я приезжаю с водителем, а за школу плачу с чужой карты.
Странно, но, когда о моем положении говорил стилист, мне было неприятно слушать его. Я хотела доказать, что не такая, и вообще у нас с Борисом – отношения. Но я до сих пор не знаю какие это «отношения», не знаю, правда ли он на мне женится или это все его способ заманить в свои распутные сети.
И ведь попалась.
Да так, что уходить не хочу, жду, когда появится возможность снова услышать его приказ и подчиниться.
Страшно ощущать себя в клетке из собственных чувств, еще страшнее понимать, что готова собственноручно выбросить ключ от замка.
– У-у, – тянет она, откидываясь на мягкий желтый стул, какими тут заставлено все. Видно, хозяйка школы любит этот цвет. – Вижу, зацепил он тебя.
Киваю. Все так и есть. Борис тот пазл, который я буду собирать, собирать, раздражаться, что не могу это сделать. Но прекратить уже не смогу. Мне необходимо увидеть окончательный вариант картины.
– Красивый хоть?
Отрицательно качаю головой, так что та тягостно вздыхает, а я смеюсь.
– Нет. Красивым его не назовешь. Тут другое. На него хочется смотреть. Он притягивает взгляд, но при этом – не смазливый.
– Старый?
– Ну… – вспоминаю о разнице в возрасте и ахаю. Обалдеть, шестнадцать лет ведь. – Ему тридцать четыре.
– А… Ну значит все работает, – играет она бровями.
С этим у него точно проблем нет. Так нет, что я часто боюсь застать его с любовницей. И к своему ужасу, боюсь, что даже это меня не оттолкнет.
Подобные мысли начинают угнетать. Почему я так безропотно все сношу?
– О-о, так – так. Ты не гони коней. Уйти ты всегда успеешь.
– Думаешь?
– Ты живешь в Москве. Он может тебе дать все, чтобы ты стала человеком. С хорошей зарплатой, с образованием, умением себя подать. Нет никаких гарантий, что через год он не заведет себе кого-то другого. А ты порадуешься, что смогла урвать кусок пирога, чтобы жить припеваючи. Но… – она приближает свою голову. – Уже свободной. Если он тебя не бьет, не подкладывает под других, то надо брать.
