Елена Хантинг
Услуга за услугу
Глава 7. А-а-а-а-а-а-а!
Бишоп
По-моему, я до сих пор в состоянии шока. А еще мне невероятно больно, хоть меня и накачали обезболивающими.
Белая простынка едва прикрывает мои причиндалы, но смущение отступило на самый задний план: за последний час меня осматривали и ощупывали полдюжины специалистов. Вердикт был единодушен и весьма фигов: у меня травма области паха. По шкале от звезд из глаз до «пипец, я сейчас сдохну» я нахожусь ближе к пипецу.
Я опустил глаза. На внутренней стороне бедра, от паха до самого колена, наливались сплошные черно-фиолетовые синяки.
– На восстановление клади минимум полтора месяца, – сказал мне врач сборной.
– Я не могу столько времени не выходить на лед!
– Прости, Бишоп, но это надо толком вылечить, – врач показал на мой пах.
– Что, реально шесть недель? – я поглядел на Уотерса, стоявшего с мрачной мордой. – Сезон начинается через три! Я должен уже играть к тому времени!
Уотерс пригладил волосы.
– Бишоп, я понимаю, приятного мало, но если перестараешься, только себе навредишь и просидишь на скамье запасных куда дольше чертовых шести недель. Реабилитацию начнем, как только спадет отек и боль станет терпимой.
Я понимал, что тренер прав, но мной овладела паника. Сначала меня, как щенка за шкирку, таскают из нападения в защиту, а теперь после первого же товарищеского матча я вылетел из игры на шесть недель. Это, блин, совсем не айс!
Мне прописали обезболивающие и противовоспалительные. Я заверил врачей, что живу не один и мне помогут дойти до сортира. К счастью, Кингстон после матча приехал в клинику, не пришлось просить Уотерса меня подбросить.
Единственным плюсиком на фоне сплошных минусов стало то, что бросок я все-таки отбил, фактически урвав победу для нашей команды.
Одевался я медленно и плавно, после чего Кингстон отвез меня на кресле к боковому выходу. Я не позволил ему подогнать машину и поперся через парковку на костылях (потому что я упрямый дурак). В результате, когда я садился на пассажирское сиденье, меня мутило от боли, а перед глазами плавали черные мушки.
– Бишоп, мне очень жаль. В утешение могу лишь сообщить, что Хесслер получил пятиминутное удаление, а в третьем периоде Боумен разделал его под орех, – Кингстон выехал с парковки и свернул в направлении моего дома.
Удаленный и разделанный под орех Хесслер мне и в самом деле мало чем помог.
– Как мне, мать вашу, сыгрываться, если я не выхожу на лед с остальными?
– Будешь присутствовать на матчах и тренировках.
– Но я же ничего не могу! – я с размаху треснулся затылком по подголовнику (это я погорячился – голова и так разламывалась, соперничая с дикой болью в паху).
– Может, ты восстановишься быстрее, чем за шесть недель? Вдруг там все только с виду серьезно, а на деле не очень страшно?
– Надеюсь, – учитывая свои ощущения, я не был уверен, что это как раз тот случай.
В машине я задремал, отключившись от боли и лекарств. У подъезда Кингстон вызывался проводить меня до квартиры, но я заверил, что уж кнопку в лифте как-нибудь нажму, а дома брат, он мне поможет.
На самом деле я хотел остаться наедине с моим отвратительным настроением и неудачливостью. От боли выкипал и взрывался мозг. Я на костылях вошел в холл и поковылял к лифтам. Кингстон сидел в машине и не уезжал – видимо, желая убедиться, что я не рухну мордой в пол. Я провел карточкой по сенсору, обрадовавшись, что лифт на первом этаже и я окажусь в кабине раньше, чем грохнусь в обморок. Проморгавшись через целый рой черных мушек, я приложил карту и показал Кингстону большой палец. Когда дверцы сомкнулись и лифт поехал вверх, я привалился к поручню, желая лишь одного – не выложить съеденное несколько часов назад. Скорее всего, желудок пуст, но с рвотными позывами и наклонами мне сейчас не справиться. Я хотел только лечь и сутки-двое лежать неподвижной колодой.
Видимо, я снова ненадолго выпал из реальности, потому что вроде только что закрыл глаза, а лифт уже стоит на уровне пентхауса. Передо мной все плыло, когда я поковылял в фойе и в своем раздрызганном состоянии угодил концом костыля в чертову щель для дверец. Я рванул костыль, и тело пронзила такая боль, что в мозгу закоротило, а перед глазами засиял просто Млечный Путь.
Сквозь зубы я простонал серию проклятий. Костыль неожиданно выскочил, заставив меня по инерции почти пробежать вперед. В следующую секунду я буквально ссыпался на ковер, потому что ни мозг, ни тело не справлялись с болью такой силы, несмотря на лекарства, которыми меня накачали перед отправкой домой. Это недвусмысленно свидетельствовало о серьезности травмы.
Меня прошиб холодный пот, желудок скрутило. Я давился, но смог удержаться и не выблевать остатки завтрака. Все это заняло несколько мгновений, потому что лифт так и стоял открытый. Тут я заметил, что карта-ключ валяется ровно между дверцами, которые в этот момент поехали навстречу друг дружке. Я перекатился на бок, пытаясь схватить карту, и низ живота дернуло оглушительной болью: мне показалось, что яйца сейчас лопнут и разлетятся. Через черные облака и белые звездочки я разглядел край карты, поймал ее кончиками пальцев и потянул к себе, но дверцы сжали мою руку, и я выронил карту, упорхнувшую в шахту лифта.
Можно было не смотреть. Я перекатился на спину и уставился в потолок, весь потный, судорожно дыша. Да, это точно не мой день. Отчего-то мне вспомнилась соседка напротив в первое свое появление, растерзанная, со сломанным чемоданом и полубезумным выражением лица. Наверное, я сейчас на нее похож.
Кое-как мне удалось сесть, а потом и встать с помощью костылей. Калека калекой я поковылял к двери – и устало выругался при виде носка, свешивающегося с дверной ручки.
Братец не один – это у него такой обалденно сложный условный сигнал. Упершись лбом в дверь, я постучал, не удивившись, что мне никто не открыл. Я сбросил Нолану смс, но не получил ответа. Обычно, когда у меня игра, я возвращаюсь очень поздно. Видимо, Нолан решил со вкусом воспользоваться моим отсутствием, хотя я с ним серьезно поговорил в смысле сократить количество девиц.
Без карты-ключа мне не войти, а за новой надо спускаться на первый этаж. Сейчас мне такой подвиг не по силам, поэтому я решил дождаться, когда очередное увлечение Нолана освободит территорию, а пока поспать у дверей.
Глава 8. Диванный гость
Стиви
Домой я вернулась около полуночи. Кондитерская, куда мы отправились после паба, предлагала в том числе и спиртное, поэтому мы упились кофе с коньяком и объелись пирожными. Первая пациентка у меня завтра только в десять, успею выспаться.
В пентхаусном холле меня ожидало интересное зрелище: засранец-сосед полусидел, прислонившись к двери и свесив голову набок, а рядом лежали костыли. Может, нахамил кому-то превосходящему его силой и размерами и наконец-то получил по заслугам? При этой мысли я даже улыбнулась.
Звоночек лифта его не разбудил – видимо, соседушка в отключке. Дверную ручку украшал длинный белый носок – у нас в колледже это был универсальный знак «Не беспокоить». Надо же, а я думала, сосед один занимает свой пентхаус… Не считая бесконечной череды красоток, он единственный, кто тут мелькает.
Я на цыпочках подобралась поближе, скривившись при виде слюны, стекавшей на подбородок. На левой скуле, похоже, синяк. Может, я права и он действительно подрался? Я подумала оставить кобеля-соседа как есть, но если он получил сотрясение и помрет от кровоизлияния в мозг, я буду чувствовать себя виноватой. К тому же мне еще не доводилось видеть мертвецов и не хотелось начинать прямо сейчас.
Я постучала в дверь его квартиры в надежде, что меня услышат. Выждав не менее полуминуты, постучала снова. Тишина. Тогда я попинала негодного соседа по кроссовке, что с учетом его костылей было дуростью.
Верзила судорожно втянул воздух сквозь зубы, веки разомкнулись, и я услышала низкий стон.
– Ох, прости, – сокрушенно сказала я.
Он заморгал и недоуменно огляделся, после чего со стоном потрогал левую, украшенную синяком сторону лица.
– Тебе плохо?
– Да нет, нормально все… Я прилег, – верзила схватился за дверной косяк и попытался встать. Через полсекунды он снова оказался на полу, на этот раз на боку, одна нога вытянута и напряжена, а другая, согнутая, прижата к груди. Послышался новый мучительный стон.
– Я же вижу – тебе плохо!
Среди очевидных выводов этот прямо-таки напрашивался сам собой.
Верзила не сразу отдышался, и его кожа заблестела от пота, прежде чем ему удалось сесть прямее.
Глядя, как подозрительно долго он приходит в себя, я сделала то, что сделал бы любой нормальный человек, забыв на время о том, что этот тип с первого дня держался со мной как законченный козел.
– Давай я помогу тебе войти в квартиру? Там удобнее, чем в холле на полу.
Сосед кашлянул, прочищая горло, но голос все равно звучал хрипло:
– Я жду, пока уйдет… знакомая моего брата.
И показал на носок на дверной ручке.
– У вас там сексодром, что ли?
– Только когда Нолану везет.
Значит, его брата зовут Нолан.
– Он использует твой пентхаус как блатхату?
Это уже ни в какие ворота. Хуже, чем наш батл нижнего белья.
– Он тоже здесь живет.
Я осеклась. Получается, я зря грешила на соседа как на бессовестного ловеласа. Видимо, он просто козел, а бабник – его брат.
– Я подожду, пока уйдет его случайная знакомая. Надеюсь, уже скоро, – голова верзилы бессильно упала назад, и он спросил: – А который час?
– Почти полночь.
Сосед приоткрыл один глаз.
– Несколько часов здесь сижу. Ведь предупреждал его никого не приводить…
– С твоей стороны очень любезно проявлять такую нечеловеческую деликатность, но тебе необходимо быстрее попасть домой. Будут возражения?
Он тяжело махнул рукой в направлении лифта:
– Я выронил карточку, и она улетела в шахту. Иначе я бы давно, блин, вошел.
Я невольно увидела его в новом свете. Неприязнь моя не уменьшилась, но мне стало по-человечески жаль мужика. Человек явно получил серьезную травму, и сидеть здесь столько времени – адское издевательство над собой.
– Можешь подождать окончания этого мясотряса у меня. В холле, конечно, тоже не каплет, но лежать наверняка неудобно, а ты с гарантией проторчишь тут до утра. Или давай помогу спуститься на первый этаж и получить новую карту-ключ.
По-моему, верзила годился сейчас только на то, чтобы лежать у порога мешком, но я сочла нужным предложить разные варианты. Он повел глазами к лифту, а затем к моей двери:
– Твоя квартира ближе.
Это стало для него решающим: сосед начал подниматься с пола. Судя по количеству хрипов и стонов, задача оказалась почти непосильной. Пока я отпирала дверь, верзила привалился к стене, подперев себя костылями, а войдя, сразу направился к дивану. Дойдя, он как-то очень ловко развернулся и с великими предосторожностями опустился на подушки – будто на сырые яйца присел.
Спиной он лег без проблем, но с ногами у него что-то не получалось. Я мялась у входной двери, запоздало раскаиваясь в своем опрометчивом великодушии. Я ведь ничего не знаю об этом типе, кроме наличия у него брата-бабника и хамского характера.
Минуты две я смотрела, как он мается, после чего предложила свою помощь. Сосед отнесся без восторга, но снизошел.
Я начала поднимать ему одну ногу, когда он вдруг заорал:
– Нет!
Я невольно выронила ногу из рук.
Сосед как-то судорожно свел плечи и не удержал стон.
– Ох, блин… Извини…
Слушая его прерывистое, трудное дыхание, я не могла понять, что за комедию ломает верзила. Может, он наркоман? А вот откуда мне знать, что нет? Надо будет запереться в спальне и спать с телефоном под подушкой!
– Сразу обе ноги, – наконец прохрипел он.
– А волшебное слово?
Сосед приоткрыл глаз и с ненавистью уставился на меня.
– Пожалуйста!
– Какой вежливый, прям обалдеть, – с натугой проговорила я, кое-как закинув ему ноги на диван. Ну и гигант, еле поместился, да и то пятки пришлось пристроить на подлокотник. – Сейчас принесу воды и обезболивающего.
– Просто воды. Спасибо, – глаза у него закрывались сами собой. Сосед скрестил руки на груди. Несмотря на побагровевшее лицо и бисеринки пота на лбу, этот паразит все равно оставался красавцем.
Я пошла на кухню, практически успокоенная болью, которой в нем отзывалось любое движение, и налила воды, а по пути прихватила подушку и одеяло. Для воды я взяла пластмассовый стакан, потому что черт его знает, с такой координацией.
Когда я вернулась в гостиную, где с дивана торчали ноги верзилы, в комнате слышалось ровное дыхание. Я поставила воду на столик и накрыла лежащего одеялом. Одеяла на него не хватило, но в основном он лежал укрытый. Осторожно подсунув ладонь под затылок, я приподняла соседу голову и подсунула подушку, чтобы к утру у него не затекла шея. Хотя, судя по всему, больнее ему уже не будет.
Он сонно замычал и высвободил из-под одеяла руку. Пальцы обхватили мое запястье не то что сомкнувшись, а накрыв друг дружку с большим запасом. Я беззвучно ахнула от неожиданного контакта: по руке до локтя будто пробежал разряд тока.
Приоткрыв глаза, сосед в упор поглядел на меня. Глаза были мутные и стеклянные от боли и изнеможения.
– Спасибо.
– Без проблем, – отчего-то задыхаясь, ответила я.
– Жаль, что ты такая добрая, – на этом он отпустил мою руку, и веки тяжело поползли вниз.
Я осталась в недоумении – не то я плохо расслышала, не то не поняла, не то сосед бредит и несет бессмыслицу.
Несмотря на его беспомощное состояние, я все равно заперла дверь своей комнаты, прежде чем лечь спать.
* * *
Утром я встала в восемь, удивившись, как крепко спала ночью, хотя в гостиной у меня незнакомый мужик. Видимо, сказывалось сознание, что его кто-то сильно помял. Я прошлепала по коридору и заглянула в гостиную.
На диване уже не лежало гигантского мужика. Одеяло валялось на полу. Потрясающие манеры у этого типа!
Покачав головой, я прошла в кухню. Когда вода в кофеварке закипела и кофе начал фильтроваться, падающие капли напомнили о желании пописать, и я побежала в ближайшую ванную – прихватило неожиданно сильно.
Я распахнула дверь и забыла, зачем пришла: опираясь одной рукой о столешницу с раковиной, сосед справлял нужду с громким низким стоном, в котором слышались облегчение и боль. У меня подогнулись колени (наверняка от неожиданности), и я взвизгнула, потому что любой вскрикнет, обнаружив огромного и хорошо сложенного мужика, облегчающегося в вашем туалете.
От визга верзила вздрогнул и обернулся.
Я попятилась и поспешно закрыла дверь, не в силах забыть, чтó я только что увидела. Мой козел-сосед прекрасно снаряжен природой. Не до невольного вопля: «Ты что, в порно снимаешься?», а до успокоительной мысли: «Ничего, я эластичная». А еще мне показалось, что он справлял нужду и одновременно справлялся с утренней эрекцией. Я и не подозревала, что такое возможно.
За дверью послышался леденящий душу вопль и грохот. Визжала уже не я, значит, орал сосед. Должно быть, я испугала его не меньше, чем он меня.
– Блин, и что мне теперь делать? – спросила я стену, припав ухом к двери. Из туалета слышались стоны и всхлипывания. – С тобой там все нормально?
– Нет, – с трудом выговорил он, продолжая стонать.
– Тогда я вхожу, – предупредила я. Не оставлять же его в моем туалете – мне вообще-то на работу надо!
Повернув ручку, я приоткрыла дверь и поглядела в щель. Верзила тяжело опирался о столешницу с раковиной. Я открыла дверь пошире и поморщилась: надо же, обрызгал все сиденье! А может, и зеркало окатил! Гадость какая… Ну хоть на пол не надул, и за то спасибо. Паника прошла, сменившись вчерашней жалостью, и я начала замечать кое-какие детали. Сосед стоял в одних трусах с ярко-желтой надписью «Осторожно!», как на полицейской ленте, которой оцепляют место преступления. А ведь вчера на диване я оставила поганца полностью одетым!
Если через прилифтовый холл сосед казался здоровенным, то вблизи это какая-то гора мышц. Мускулы, мускулы, и все подтянутые и тугие. Да он просто огромный! И занимает почти всю мою ванную.
Судя по дыханию разъяренного быка, ему еще и больно. Это, правда, не объясняло, куда делась остальная одежда, но это я выясню позже.
– Что тебе дать? – спросила я. На пошлость его сейчас не хватит.
– Я не дотянусь до костылей, – он показал на стену у раковины с другой стороны. Не особо далеко, но, видимо, ему больно было двигаться.
Я перегнулась через соседа и сперва опустила крышку унитаза, а потом схватила костыли и пристроила к нему по бокам. Получилось довольно неловко, потому что верзила стоял к унитазу лицом, а мне пришлось подойти вплотную. Я задевала его ступни своими, что было как-то странно, но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Верзила схватился за перекладины костылей и выдал целый поток ругательств, медленно выпрямившись.
Как реабилитолог и физиотерапевт, я обязана знать, как действовать, но обычно мои пациенты одеты, не пугают меня до полусмерти и не оскорбляют при каждой встрече. Сосед весил, наверное, вдвое больше меня. Я подхватила его под мышки, чтобы… ну, не знаю, поддержать?
– Ты что делаешь?!
– Помогаю, – ответила я ему в спину. Удивительно проработанную, теплую, твердую, мускулистую спину.
– Усевшись мне на закорки? – прокряхтел он.
Я отступила – ну и черт с ним, как хочет. Сосед пошатнулся и выронил костыль, схватившись за столешницу. Надеюсь, ему попался участок, облитый его собственной мочой.
– Может, присядешь, пока ничего не сломал? – не выдержала я.
– Я пытаюсь, а ты, блин, вторгаешься в мое личное пространство!
– Да я к тебе даже не прикоснулась! Что ж ты такой засранец-то, а?
– Потому что мне больно! Ты вот отчего такая морально распущенная и разбиваешь чужую семью?
– Чего?!
Он развернулся – опять-таки куда ловчее, чем можно ожидать от мужика таких габаритов и в таком состоянии, и я на минуту забыла бред о разрушительнице семей, потому что сосед с размаху заехал мне костылем по голени. Пусть там резиновый наконечник, но больно как не знаю что!
Я упала на задницу, схватившись за ногу, а сосед медленно опустился на закрытое сиденье унитаза.
– Уй-я! Ты обалдел?
Вот что получаешь за проявленную доброту к красивому мужику с нутром богомола!
С пола открывался отличный обзор расставленных ног соседа – желтая надпись «Осторожно!» приходилась почти на уровне глаз. Это отвлекало, но я наконец разглядела, что причиняет этому парню нешуточную боль.
– Елки-моталки, это как тебя угораздило?
Внутренняя поверхность левого бедра представляла собой сплошную черно-багровую гематому, переходившую к колену в густую синеву.
– Ударился.
– Как ты получил такую травму паха? Чем ты занимался?
Я никогда ничего подобного не видела, даже в медицинских учебниках и в интернете на видео.
– Груши околачивал!
– Это какая-то постельная игра?
Господи, с какой же женщиной он кувыркался?!
Сосед вытаращил глаза:
– При чем тут секс, это на льду, во время игры!
– Ты хоккеист?!
– А то кто же? – верзила глядел на меня, как на идиотку.
– Профессионал?
У него дрогнули губы:
– Ну.
Брови у меня поползли к волосам.
– Ты играешь в новой сборной Сиэтла?!
– Играю, – он будто ждал какой-то реакции. Эр Джей мог и предупредить, что сосед в пентхаусе – игрок его же команды. А может, это мне пора научиться складывать два и два… И тут я вспомнила эпизод, увиденный вчера по телику.
– Так ты Уинслоу, номер сорок два?
– Угу.
– Слушай, с таким отношением ты долго будешь следить за игрой со скамьи запасных. Сюда же надо лед прикладывать!
Во мне проснулся физиотерапевт. Я подалась ближе, раздвинула ему колени и внимательно осмотрела синяк, ощупывая твердое бедро. Под теплой кожей напряглись мышцы, пока я осторожно пальпировала края гематомы. Да, травма серьезная. С удовольствием займусь реабилитацией такого пациента!
– А-а-а! Что ты себе позволяешь? – собакой зарычал сосед-козел.
– Не волнуйся, я специалист.
Глава 9. Ну ошибся малость…
Бишоп
Боль была жуткая – во рту появилась желчная горечь, на лбу выступил пот, а перед глазами замелькали точки. Во-первых, я не принимал обезболивающего со вчерашнего вечера, а во-вторых, между бедер у меня ползала на коленках боуменовская любовница.
Она одета в одну из тех маек, бретельки которых я могу оторвать кончиком пальца, и спортивные шорты, не длиннее тех, в которых она выходит забрать утреннюю газету. Сквозь тонкий трикотин торчат соски. А декольте!.. Вот уж у кого декольте так декольте.
Тело начало реагировать на ее относительную неодетость и близость ее лица к моему члену. Ощущения оказались адские, я даже взвыл. А тут еще моральная дилемма… Я вышел из себя, потому что собственное тело реагировало недопустимым образом.
– Трахаться с хоккеистами – это не специальность, крошка, – процедил я сквозь зубы.
Девка тут же вскинула голову и уставилась на меня. Глаза у нее чистые и синие, как океан. В них хотелось утонуть. Мой член соглашался, что девица зачетная: у меня стремительно наступала эрекция, причиняя мне зверскую боль.
– Что ты сказал?
Ее хватка на моих бедрах окрепла – девица впилась пальцами в мои синяки.
От боли перед глазами все поплыло, и я схватил ее за запястье. Не позволять себя трогать мне следовало по целому ряду причин, среди которых первыми шли этические проблемы – и боль.
– Думаешь, можно перебывать под всей хоккейной сборной и никто и бровью не поведет? Ну чего ты на меня лезешь. Ты же мне яйца вот-вот оближешь!.. Блин, почему понятие морали для тебя пустой звук?
Ладно, согласен, у меня вышло излишне образно, но, елки-палки, девка чуть не носом уткнулась мне в ширинку!
Опершись о мои колени, боуменовская любовница резко встала (от этого рывка боль окатила меня как волной). Ростом она не вышла, и ее соски угрожали выколоть мне глаза.
– Ты что несешь, черт тебя побери? Кто ты такой, чтобы называть меня шлюхой?
– Ты трахаешься с капитаном нашей команды, у которого, между прочим, жена и ребенок, а только что беззастенчиво лезла на мой джойстик! – я указал на свой пах.
– Трахаюсь с… – брови у девки сошлись на переносице, нос сморщился. Она будто подавилась, судя по вырвавшемуся у нее звуку, а потом запрокинула голову и расхохоталась. Смех у нее оказался хороший, хотя и саркастический. – Господи! Рук мой брат, ты, придурок!
– Так я и поверил!
Она вытаращила глаза, покивала и улыбнулась как можно шире, спросив:
– Видишь сходство?
Она ткнула пальцем в ямочку на щеке.
– Да не особо, – искренне отозвался я, потому что не сильно разглядывал лицо Рука Боумена. Я ведь в сборной недавно, а когда нам случалось уставиться друг на друга, наши физиономии всякий раз были хмурыми.
Розовые волосы прилетели мне в лицо, потому что девица развернулась и вышла из туалета. Не хочу признаваться, но я пожирал взглядом ее зад. Через несколько секунд она вернулась с фотографией в рамке и какими-то бумажками. Бумажки она сунула мне в лицо – это оказались конверты с надписью «Для Стиви Боумен».
– И что?
– Стиви – это я, – она постучала себя в грудь, и я снова загляделся на ее вырез и торчащие соски. Майка на ней была белая, с вшитым бюстгальтером, то есть между моими глазами и ее сосками имелся лишний слой ткани, но я отчетливо различал очертания ареол. Такие маленькие, нежные, отлично поместятся мне в рот… Да почему я, черт побери, не могу перестать думать о сексе?
– Стиви – мужское имя! – отрезал я.
– Меня назвали в честь папы, – девка сунула мне под нос фотографию. Разглядеть так близко я ничего не мог и нехотя взял у нее рамку. Снимок старый, учитывая, каким юным здесь выглядит Рук Боумен, но рядом с ним действительно девица, стоящая сейчас передо мной, только волосы светленькие, а не розовые. На снимке оба улыбаются, и я наконец увидел сходство, о котором говорила Стиви.
Я поглядел на нее, на снимок и снова на нее:
– Так ты мелкая сеструха Боумена?
– Никакая я не мелкая! – Она скрестила руки, отчего груди выпятились еще сильнее.
– Заметно, – я с трудом перевел взгляд на ее лицо. Ну теперь хоть не так стыдно, что я поддался ее чарам.
– Как тебе в голову взбрело принять меня за его… любовницу? – усмехнулась Стиви, отбросив за спину розовые волосы.
Я всплеснул руками.
– Нет, а что я должен думать, если ты заявляешься к нему посреди ночи чучело чучелом, устраиваешь тарарам и увиливаешь от ответов?
– Я не увиливала!
– Могла бы сразу сказать, что ты сестра! Это бы многое прояснило.
– И изменило бы твое дерьмовое отношение?
– Ну а то, блин!
Знай я, кто она, не вел бы себя как законченный козел.
Стиви подбоченилась, уткнув кулак в крутое бедро.
– Я не обязана афишировать, что у меня знаменитый брат, чтобы люди вели себя со мной по-человечески.
Я провел ладонью по лицу. Куда-то ее, блин, все время заносит.
– Я не о…
Ладонь Стиви вдруг оказалась у самого моего носа и замахала, слегка меня испугав. Я чуть не свалился с мокрого унитазного сиденья.
– Разговор у нас, конечно, интересный, но мне пора собираться на работу. Побыстрее сгреби себя в кучу и вали в свое чудачье логово. Кстати, большое пожалуйста за то, что я вчера помогла тебе, грубияну! – она развернулась и гордо вышла из ванной.
– Я же думал, ты аморальная хоккейная… фанатка! А грубый я всегда! – крикнул я ей вслед.
В коридоре хлопнула дверь.
– Черт, – я уронил голову на руки и начал сыпать ругательствами. Хреново. Ни за что обидел сестренку Боумена. Я, конечно, по жизни не подарок, но с ней я нарочно держался как можно хуже. И ванную ей обоссал… И оскорбил не один раз. Если она нажалуется, Боумен мне устроит. А может, уже настучала?
Опираясь на костыли, я кое-как поднялся и неуклюже попытался вытереть сиденье, зеркало и пол. Я даже дотянулся до чертова зеркала. Надо, пожалуй, прислать сюда мою уборщицу навести лоск.
Мне не очень хотелось уходить на такой ноте, но я решил не обострять, чтобы Стиви не стала ябедничать. Я медленно поперся на костылях по коридору. Надо принять обезболивающее и снова лечь.
Проходя мимо ее, как я догадался, спальни, я стукнул в дверь.
– Гм, эй, Стиви!
Странное имя, но ей подходит.
– Ты еще здесь? – Дверь распахнулась. – И по-прежнему в одних трусах? Куда брюки-то дел?
Я невольно проводил взглядом рубашку, которую Стиви ловко натянула через голову, прикрыв спортивный лифчик и гладкий, подтянутый живот. У нее удивительно спортивная фигура, которой я любовался уже без всякого стеснения и внутренней борьбы, раз Стиви не трахается с женатым капитаном нашей сборной.
– Начало у нас вышло неудачное, но если бы я знал, что ты Руку сестра…
– То выключил бы засранца, – договорила Стиви, идя мимо меня в гостиную.
Я за ней не поспевал – от быстрых передвижений к горлу подкатывала тошнота.
– Слушай, я хочу извиниться, – сказал я ей вслед.
– Только потому, что мой брат – важная персона!
Я ковылял за ней на костылях, кряхтя от боли.
– Ничего подобного, я просто не хочу создавать проблемы в команде.
Стиви сразу обернулась.
– А, все понятно! Боишься, что я Руку расскажу? Не волнуйся, я не собираюсь с кем-то делиться твоим комментарием про чучундру.
Блин, я и забыл свое нелестное замечание.
– Ну ты действительно явилась тогда взъерошенная и вздрюченная…
Стиви ошалело уставилась на меня, затем подобрала с пола мою одежду и обувь и пошла к двери. Должно быть, ночью мне стало жарко и я все постаскивал, хотя сам этого не помню. Открыв входную дверь, Стиви вышвырнула в холл все, что несла в руках.
– Пошел вон. Сейчас же!
Я шумно выдохнул – извинения не помогли. Я проковылял мимо Стиви и обернулся объяснить – я вовсе не считаю ее чучундрой, совсем даже наоборот, но дверь захлопнулась у меня перед носом.
– Да, славно получилось, – я нагнулся, подхватил свои спортивные штаны и забросил на шею. Нащупав в кармане телефон, я проверил, что там как. Братец наконец-то вышел из нирваны – дверь пентхауса была уже не заперта. Я поднял с пола рубашку и ботинки и двинул домой, умудрившись ничего не выронить по дороге.
Войдя в квартиру, я даже остановился от неожиданности: в гостиной вальяжно расхаживала очередная подружка Нолана в вечернем платьице, туфлях на неприлично высоких каблуках и в остатках вчерашнего макияжа.
Она прошлась по мне взглядом и призывно улыбнулась:
– Здра-асте!
Я указал себе за спину:
– Выход там.
В конце коридора показался Нолан в синих штанах и белой рубашке-поло, уткнувшись в телефон. Небось договаривается на вечер о новом свидании. Все как всегда.
– Шиппи по утрам не в духе, не обращай внимания.
– Мы об этом еще поговорим, – пообещал я, злобно стуча костылями по полу.
Нолан наконец оторвался от телефона, и глаза его расширились:
– Господи, что случилось?
– Хоккей, – буркнул я на ходу, оставив его разбираться с девицей.
Войдя к себе в спальню, я свалил одежду на кровать и принялся шарить в карманах, пока не нашел обезболивающие. Я мечтал только об одном – принять горизонтальное положение и отсыпаться, пока мне не станет легче.
На тумбочке стоял стакан воды двухдневной давности. Сойдет… Стиви права, надо приложить к ноге лед, но для этого придется возвращаться в кухню. Я улегся поверх одеяла, ожидая, когда подействует лекарство и придет сон.
Через несколько секунд дверь распахнулась. Братец указал на мой пах, невольно прикрыв ладонью свой:
– Слушай, это ж прям жесть!
Я отвел взгляд от белого потолка.
– Ты даже не представляешь какая. Принеси, что ли, льда из морозильника.
– Сейчас, – Нолан скрылся в коридоре и вернулся с одним из моих охлаждающих гелевых пакетов и полотенцем.
Я накрыл ляжку и положил сверху лед, скривившись, когда холод проник в мошонку. Яйца немедленно съежились, отчего меня скрутила зверская боль. Я застонал и напрягся, отчего стало еще больнее на несколько долгих, мучительных секунд.
– Так что конкретно произошло? – Нолан с размаху уселся ко мне со своим контейнером. К счастью, матрас у меня амортизирующий и я не ощутил сотрясения.
Следом на кровать запрыгнул Дикен, наш черный с белым кот. Он потерся о ногу Нолана и улегся рядом со мной, положив лапу мне на руку. Вскоре он начал бодать меня и слегка выпускать когти, требуя ласки.
Почесывая Дикена за ушами, я рассказывал брату об ударе клюшкой на вчерашнем матче, о том, как я не вовремя расставил ноги, о поездке в больницу и о шестинедельном больничном. Напоследок я рассказал, как уронил в шахту лифта карту-ключ и ночевал на диване у соседки напротив.
– Что ж ты мне не написал из больницы? Я бы выставил свою даму в два счета.
– Я был малость занят, – я потер лицо ладонью и поморщился. Падая, я приложился щекой о стойку ворот, но боль в паху забивала остальные ощущения. – Ты в курсе, что я считал ее боуменовской подстилкой?
– Ты брюзжишь об этом с самого ее переезда, так что да, я в курсе.
– Оказывается, она его младшая сестра.
Теперь, кстати, многое встало на свои места.
