Елена Матеуш
Как-нибудь перезимуем
Глава 3
Когда вечером пришли Ждана с подругами, нос у меня распух, а глаза заплыли от слёз, так я рыдала по исчезнувшему Чернышу.
Увидев меня, такую красивую, девушки даже испугались:
– Что ещё случилось? – встревоженно спросила Ждана, обнимая меня.
– Если ты так не хочешь уезжать, так и оставайся, – предложила Голуба. – Как-нибудь перезимуешь. Неужто никто тебе не поможет? Неждан тебя точно не оставит.
На имени Неждана Голуба чуть запнулась, и я оценила её жертву. Мы с ней никогда особо не дружили. Нас объединяла только Ждана, у которой в приятельницах было полдеревни. Теперь, когда я знала о планах Виданы женить старшего сына на Голубе, я совсем по-другому оценила её молчаливое присутствие в нашей с Жданой компании.
Она всегда старалась быть поближе к сыну старосты, что вечно крутился рядом со мной. Похоже, он Голубе нравился, и если я уеду, то парень почти наверняка к ней переменится. После моего отъезда Ждана и Голуба останутся единственными девушками, с которыми он приятельствовал. Ждана своим бойким характером всегда немного пугала парня, а вот со спокойной тихой Голубой Неждан общался свободно.
– Я не из-за отъезда плачу. Это из-за Черныша.
– А что с ним?
– Он исчез…
– Сбежал, что ли? Так это с котами бывает. Нагуляется и вернётся. Или боишься, что не вернётся до твоего отъезда? Не бойся, если что – мы за ним присмотрим.
– Черныш не вернётся… Он же фамильяр мамин. Я ещё удивлялась, что кот не исчез сразу после её смерти. А он волю её исполнял. Исполнил – и ушёл.
– А что за воля-то? – поинтересовалась Веселина.
Она в моих подругах никогда не числилась. В её взглядах и разговорах мне часто виделась скрытая зависть, и я не понимала, почему она так стремится быть рядом со мной и Жданой.
Может, если бы подруга пришла только с Голубой, то я бы рассказала всё, а так при Веселине делать этого не хотелось, и я ограничилась частью правды:
– Да вот, колечко мамино передал. Это оберег в дорогу. Сказал, что матушка всегда хотела, чтобы я отсюда уехала. Он только этого и ждал.
– Ну не плачь, – обняла меня Ждана. – Жалко, конечно, котика, но тут уж ничего не поделаешь. Зато память у тебя о нём и матушке останется. Ты теперь знаешь её последнюю волю.
– А воля эта – уехать из наших Грязей, – радостно произнесла Веселина. – Видишь, и матушка твоя считала, что не место тебе здесь. Так что и возвращаться сюда смысла нет, когда проиграешь на Отборе.
Её радость по этому поводу меня покоробила, но Веселина права. Матушкина воля ясна. И наследство её позволит мне устроиться в стольном граде независимо от того, как закончится Отбор.
Девушки помогли мне со сборами, а после мы вместе поужинали, запивая нехитрую снедь принесённой девчонками брагой. Мы вспоминали разные истории, случавшиеся с нами, пели, обсуждали, что меня может ждать в дороге и какова жизнь в стольном граде, и засиделись допоздна. Потом Голуба и Веселина ушли, а Ждана осталась:
– Матушка сказала негоже тебя в такое время одну оставлять, а батюшка разрешил заночевать у тебя.
Я обрадовалась. Оставаться одной в опустевшем без Черныша доме не хотелось. После того как Голуба с Веселиной ушли, я пошла с подругой в чулан: показать ей и самой рассмотреть получше матушкино наследство.
Мне было немного боязно, что одной без Черныша справиться с сундуком не выйдет. Но всё получилось и три удара по крышке вновь его увеличили и открыли. Шкатулку с украшениями я показывать не стала, а вот вещи, что лежали в сундуке я в прошлый раз хорошо не рассмотрела, слишком взволнованная случившимся, и теперь сама смотрела на них как в первый раз.
Вещей оказалось не слишком много, но мы со Жданой восхищённо ахали, доставая каждую. Особенно поразили четыре платья, удивительной красоты: алое, зелёное, лазоревое и золотое.
– Вот и ясно стало, что ты не крестьянская дочь, – задумчиво сказала Ждана. – Да даже и у купеческой таких нарядов не сыскать. Видно, что матушка твоя из непростого рода вышла. А скорее батюшка твой –т боярин али княжич. Матушка твоя что об том говорила?
– Ничего.
– Совсем-совсем?
– Совсем.
– Странно.
Ждана бросила на меня взгляд искоса и больше не стала ничего говорить, продолжив молча доставать из сундука новые вещи: платки, чулки, рубашки, бельё шелковое, туфли расшитые в пару платьям. Лежали там и душегрейки, тёплая шапка и рукавицы. Всё это я перебирала с удовольствием, но думала о другом. Почему матушка никогда ничего не говорила мне об отце, о своей семье, а я её об этом не спрашивала?
Не помню, чтобы даже совсем малышкой говорила об этом с матерью. А ведь дети, бывало, повторяя за взрослыми, иногда дразнили меня байстрючкой. Я плакала, бежала к маме, чтобы спросить её об отце, но стоило её увидеть, как вопрос забывался и я не могла понять из-за чего обижалась.
Пока я думала о такой своей странной забывчивости, Ждана накинула на плечи один из лежавших в сундуке платков, и завертелась передо мной:
– Какое чудо! Как мне?
– Красиво! Возьми его себе на память.
– Нет, что ты, нехорошо. Я его у тебя словно выпросила.
– Не говори ерунды! Я всё равно хотела сделать тебе подарок, и раз тебе он по душе пришёлся, то пусть твой и будет. На память о нашей дружбе. Бери, бери, он принесёт тебе счастье! И мне на душе спокойнее, что ты меня не забыла.
– Я тебя и так не забуду.
Ждана вертела в руках тонкий узорный платок, не в силах с ним расстаться, и стесняясь взять такой дорогой подарок.
– Считай, что это я тебе на свадьбу дарю.
– Какую свадьбу? – встрепенулась подруга. – У меня и жениха ещё нет.
– Нет, так появится! Только меня уже здесь не будет. Не погуляю я на твоей свадьбе, не смогу одарить чем-то, вот и сделаю тебе подарок сейчас. На счастье.
– Спасибо, подруженька, – не стала больше отказываться Ждана. – Только знаешь что? Я платок этот спрячу и достану его, когда жених на примете появится. И тебе советую, пока эту красоту никому не показывать и в дорогу не надевать ни шали, ни сапожки. Не стоит лихих людей дразнить. Польстятся на твоё добро, ограбят тебя, сироту беззащитную, а то и хуже чего сотворят. Пусть лучше не знает никто, что у тебя с собой такое богатьство. Ты и в той одёжи, что у тебя сейчас есть, не замёрзнешь.
– Так и сделаю, – согласилась я.
– А это что? – потянулась Ждана к узелку, лежавшему между вещей.
– Не трогай! – остановила её я. – Это непростой узелок!
От него веяло магией. Подруга её не чувствовала, и хотя я была уверена, что ничего опасного матушка мне не оставила, но всё же негоже простому человеку брать волшебные предметы.
– Я думала, тут что-то необыкновенное будет, а здесь всего-то гребень деревянный да полотенце простое, – засмеялась Ждана, когда я развязала узелок. – Разве что зеркальце серебряное для наших Грязей редкостью будет.
– Зря смеёшься. Они только с виду простые. В сказках-то помнишь, как героини спасались? Бросила сестрица гребень и встал за спиной лес густой. Чудище зубы поломало, пока дорогу себе прогрызло…
Ждана кивнула, поражённо глядя на скромные с виду предметы:
– Это о них, что ли?
– Похоже. Это обереги сильные.
– Дай бог, они тебе не понадобятся, – вздохнула подруга. – Не будет у тебя врагов, чтобы от них с их помощью спасаться. В стольном граде тебе разве что невесты завистливые грозить будут.
– Невесты завистливые иногда хуже чудища могут оказаться.
– Если ты за князя не рвёшься, то они тебе не опасны.
Из волшебных предметов на самом дне нашлась ещё книга, обтянутая телячьей кожей. Толстая, видно, что старая. Вот только не открывалась она, как мы со Жданой не пытались заглянуть под её обложку.
Рассмотрев всё, я уложила вещи обратно, отложив только тёплую лисью шапку и рукавички. Место ещё оставалось, и туда я решила завтра убрать самые ценные из трав и ингредиентов. Других ценностей у меня не было.
Утром, взяв с собой настой от похмелья, отправилась вместе с подругой к дядьке Втораку. Он моему подарку обрадовался, выпил настой не откладывая.
– Вот спасибо тебе, Даринушка.Спасла ты меня. Давненько я так не гулял. Только если вы, девчонки, моих гостей увидеть хотели, то опоздали. Ушли они к старосте, за своими лошадьми поухаживать.
– Да нет, дядька Вторак, мы к тебе. Дарина про стольный град, про князя, про Отбор поспрошать хотела.
Жлана пихнула меня локтем в бок, понукая к действию.
– Мне староста предлагает на Отбор с княжьими людьми отправиться. Вот я и хотела с вами посоветоваться.
– Да, вспоминаю, он мне что-то такое говорил. Ещё предлагал с тобой весточку сыну отправить. Сидайте тогда, девчонки, в ногах правды нет. Спрашивай, Дарина, об чём тебе вперёд говорить.
– Возьмут ли меня на Отбор? Я ведь не боярская али купеческая дочь. Мать моя деревенская ведьма.
– Непростая у тебя матушка была. Это всякий скажет, кто её видел.
– А кто её там видел?
– Тут ты права. В стольном граде никто твою матушку не знал, рода-племени своего ты не ведаешь, что ты знатного рода никому не докажешь, – дядька Вторак помолчал, погладил седую бороду и продолжил. – Но принять в нём участие ты можешь. В правилах, что издавна заведены, нигде не сказано, что лишь знатные да богатые к нему допускаются. Оговорено только, что у девицы должен быть дар магический, а у тебя он есть. Пусть и не сильный. Большие Грязи, хоть и деревня, но земли вольные. От нас туда других участниц не будет, так что права не брать тебя устроители не имеют. Разве что сам князь может тебе от ворот поворот дать.
– Ну, это когда ещё будет! Девиц там много приедет, так что нашу Дарину он не скоро заприметит! – весело воскликнула Ждана. – Дядька Вторак, а ты князя нашего видел? Какой он?
– Видел, – важно кивнул Вторак, – только он тогда ещё мальчонкой был. Беленький, как одуванчик, а глаза голубые, что твои васильки. Должен красивым вырасти. Родители то у него красивые были. И вырос он, люди говорят, человеком неплохим, правителем хорошим. Только жениться не хочет. Это его матушка невесту искать заставляет. Один раз он уже по её указке женился, да видно не понравился ему тогда матушкин выбор. Теперь хочет сам выбрать.
– А что с его женой случилось?
– Родами умерла. Девочку родила, а сама не выжила.
– Ужас какой! – ахнула Ждана.
– А княгиня-матушка какая? – спросила я.
– Она женщина неплохая, умная, справедливая. Только командовать любит. Она сразу такой была, а после гибели супруга, прежнего князя, когда ей пришлось самой править, пока сын подрос, так и вовсе хочет, чтобы всё по её было.
– А сын что, с матушкой не спорит? – с любопытством спросила Ждана.
– К княжеским заботам он матушку последние годы не особо допускает, так она в домашних делах отыгрывается. Княжьи люди говорят, в этот раз она князя-батюшку жениться обязательно заставит. Ты, Дарина, коли поедешь, осторожней там будь. За то, чтобы с князем рядом, на престол сесть настоящая битва будет! А ты к таким паучьим играм не приучена. Пропадёшь.
– Да я в княгини не мечу. Мне бы только перезимовать, а там я уж как-нибудь к делу прибьюсь.
Глава 4
Дорога в стольный град подходила к концу. Позади остались десять дней непростого пути. Я промёрзла за это время так, что на постоялых дворах хотелось не то что на печь, а в печь забраться. А лучше, конечно, в баньке попариться. Но в пути баня оставалась несбыточной мечтой.
Хоть у меня получилось подружиться со спутниками, они так спешили вернуться в Красноцветинск до того, как вьюги и метели окончательно заметут пути-дороги, что на мои робкие намёки задержаться в одной из деревенек, никто не поддался.
И вот в золотом полуденном свете среди сверкающих снегов вдали показались каменные стены и островерхие башни, окружающие город. Сады, в честь цветения которых столица получила своё имя, сейчас стояли голыми и деревянные домишки, что притулились возле каменных стен, были хорошо видны. Я бы лучше остановилась в таком, чем ехать в пугающее многолюдье большого города.
Насмотрелась уже по дороге. Мне становилось не по себе, когда въезжая в очередной город, видела на улицах народу больше, чем в Грязях набиралось на праздники, когда все жители выходили на площадь одновременно. И ни одного знакомого лица! А дома какие большие в тех городах встречались: в два, а то и в три этажа!
Хорошо дядька Гризодуб, старший среди княжьих слуг, я ему лечила в дороге боль в суставах, взял меня под своё крыло, в обиду никому не давал и объяснял всё. Так что к Красноцветинску я подъезжала уже немного представляя, что там меня ждёт. Хоть матушка и показывала в блюдечке другие края и земли, я только в дороге поняла и прочувствовала, как велик и многолюден мир. От этого в душе поселились опаска и восторг. И чем ближе становился конец путешествия, тем страшнее становилось, тем больше сомневалась в том, что меня возьмут на Отбор.
Повозку с княжьими слугами пропустили в ворота без очереди.
– Ну что, едем вначале к Завиду? – спросил Гризодуб.
– Ой, спасибочки, что согласились меня до него доставить, а то сама я здесь в жизни никого не найду.
Прежде чем отправляться на княжий двор я надеялась привести себя в порядок у сына Вторака, а то после долгой дороги была усталой, грязной, в потёртой одежде. Да только ничего из этого не вышло. Завид обрадовался весточке от отца, а вот жена его Беляна посмотрела недовольно и спросила:
– А надолго ли ты к нам, девонька?
И сразу стало ясно, что мне тут не обрадуются, если решу задержаться.
– Ненадолго. Отдохну сегодня, а завтра на княжеский двор отправлюсь. Я ж на Отбор приехала.
Осмотрела меня Беляна с головы до ног и так усмехнулась, что понятно стало – считает она Дарину дурочкой деревенской. Но вслух сказала иное:
– Если на Отбор, то поспешать надобно. Сегодня последний день, когда в невесты записывают. Так что ты вначале туда отправляйся. Сюда вернёшься если тебе от ворот поворот дадут.
Она тяжело вздохнула, и я поняла: дочь купеческая не сомневается в моём возвращении. Почему-то насмешка Беляны и жалость пополам с неловкостью в глазах Завида прогнали страх. Взяла досада и желание доказать им: я вовсе не деревенская дурочка!
– Что ж, тогда увидимся после Отбора. Я приму в нём участие!
Решимости хватило ровно до того момента, как увидела целую очередь из карет и подвод у высокого терема на княжеском подворье. И какие нарядные девицы с мамками и няньками в тот терем заходят. И какие красавицы со слезами тот терем покидают.
Дрогнула я, захотелось убежать и спрятаться, но дядька Гризодуб подбодрил:
– Не боись, девка. Не убьют тебя тут. Ты так далеко забралась, что стыдно отступать даже не испытав судьбу. Шагай, я тебя тут с твоими вещами в повозке подожду.
И точно. Куда деваться? Не на улицу же идти? Взошла по резному крыльцу в сени, а там и в зал большой. А в зале том посередине стол стоит. За столом думный дьяк сидит, всех девиц переписывает.
Развязала я платок, расстегнула шубейку заячью, приготовилась ждать своей очереди. Впереди другие девицы стоят, друг на друга косятся. Все нарядные, с серьгами и бусами дорогими, щёки нарумянены, брови чернёны. Я среди них как воробей, из печной трубы выбравшийся, рядом с голубицами белыми. Неловко. Тем более, что все косятся, шушукаются, хихикают. Но терпела. Делала вид, что не замечаю.
И вот когда уже, считай, дошла до стола, где девиц переписывали, одна из красавиц, что уже вписали в число участниц, развернулась ко мне и громко сказала:
– Интересно, из каких таких земель этакое чудо прислали? Кто же нашему князю насмешку и непочтение решил выразить? Над Отбором посмеяться!
Скандала мне не хотелось, но чувствовала, что девица не отвяжется, только потому и ответила:
– Я сама приехала. Из деревни Большие Грязи. Земли эти вольные, никому не принадлежат, так что никто меня не присылал, и никто над Отбором посмеяться не хотел.
– Большие Грязи! – засмеялась отвратная девица. – Видно дыра такая, что никому не нужна. Тоже мне, вольные земли. И ты, крестьянка лапотная, решила из грязи в князи перекинуться? Не выйдет. Не возьмут тебя.
– Возьмут – не возьмут, не тебе решать, – тут как раз моя очередь дошла, и я обратилась к дьяку. – В правилах нигде не сказано, что в Отборе лишь боярские да купеческие дочери участвуют. Главное, чтобы дар был. А он у меня есть. Так что записывайте меня, дяденька.
– Прежде чем эту чучелку записывать, вы бы её на дар проверили, а то сказать каждая может.
– А что же тебя, Гордета, не проверяли? – то ли вступилась за меня, то ли поддеть вредину решила ещё одна невеста.
– Я – из известного старого рода, мне ничего доказывать не надо. А эта селянка неизвестно чего стоит.
Дьяк подвинул ко мне камень, что лежал у него на столе:
– Прикоснись к нему, а там видно будет.
Я положила ладонь куда сказали и почувствовала, как камень согревается.
– Всё, убирай. Не сильный дар, но есть, – сказал дьяк, глядя на тускло светившийся артефакт. – Что же, диктуй – имя, род свой, откуда приехала.
– Подожди писать! – раздался с лестницы новый голос.
Я посмотрела туда и увидела важную статную женщину, одетую в дорогие одежды. Она опиралась на руку молодого мужчины, красивого, глаз не отвести. Я таких раньше не видела ни во сне, ни на яву.
По залу пронеслось:
– Князь, княгинюшка…
Все склонились в поклонах. И я тоже. Сердце сжалось от дурных предчувствий.
– Гордета права. Какая из неё невеста? Насмешка одна! Ратша, запрети ей участвовать! – требовательно сказала княгиня.
– Нет, матушка, не стану я этого делать, – сдвинул брови светловолосый красавец. – Вы хотели Отбора, так пусть он будет по всем правилам. И такие невесты в нём участвовать могут. Записывай!
– Не записывай!
Княгиня-мать и князь упрямо уставились друг на друга. Дьяк замер с пером в руке.
У меня невольно вырвался вздох. Это противостояние так напомнило мои споры с матушкой, когда та пыталась вразумить непокорную дочь. Сердце сжалось от печали, и я не выдержала, сказала:
– Князь-батюшка, не спорьте с матушкой. Не стою я ваших ссор. Она вам добра желает.
Красавец перевёл взгляд своих синих очей на меня, оглядел с головы до ног, отчего я особенно остро почувствовала, как нелепо выгляжу. И спросил:
– Ты что же, уже передумала, меня увидев? Или участвовать сразу не хотела, потому в таком виде и явилась? Заставлял тебя кто-то в мои невесты податься?
Начал князь насмешливо, а завершил строго. Только это и помогло мне справиться со смущением и ответить:
– Нет, не передумала. И если бы не хотела участвовать, не ехала бы в такую даль. Дома на печи теплее и уютнее. Только не хочу, чтобы вы из-за меня против матушки шли. Даже если вы правы. Как бы потом не пожалеть, как я сейчас жалею. Пусть бы моя матушка меня ругала, я бы слова поперёк не сказала, только бы снова голос её услышать. Да только невозможно это.
– Ты что – сирота? – спросила княгиня.
– Да, княгиня-матушка. Два года как.
– Ладно уж, и я не стану с сыном спорить. Выполняй волю князя, пиши девицу, – махнула рукой дьяку княгиня. – А мы с тобой девиц смущать не станем, дальше пойдём.
Все вновь склонились в поклонах. Когда князь с княгинею ушли, девица, что поддевала Гордету, посмотрела на меня с интересом:
– А ты ловка, чучелко. Ловка да хитра.
И интерес её мне не понравился. Как не понравилось внимание, с каким на меня теперь смотрели все. Но от долгого ожидания и переживаний я так взопрела, что хотелось уже одного: чтобы судьба мря наконец решилась и я отправилась хоть куда-нибудь.
– Что же, диктуй: как зовут, сколько лет, чья ты дочь, откуда родом.
– Дарина, осьмнадцать лет. Дочь деревенской ведуньи Марьи из Больших Грязей, Боруханского уезда.
– Подожди с уездом-то, – ворчливо сказал дьяк, макая перо в чернильницу. – Мы ещё с твоими родителями не разобрались. Мать твоя Марья – чья дочь? Отец твой кто – ты тоже не сказала.
Та неловкость, что я испытывала до сих пор от своего нелепого вида, не шла ни в какое сравнение с тем стыдом, что навалился на меня сейчас.
– Не знаю, – с трудом выдавила я.
– Что не знаешь? Кто отец? – дьяк смерил меня взглядом и спокойно молвил. – Бывает. Запишем тебя в род матери.
– И его я не знаю.
– А это как? В ваших Грязях небось все друг друга на семь поколений назад знают. Не под кустом же твою мамку нашли.
– Она не из Грязей. Пришла туда со мной на руках и осталась. Она ничего мне о своей семье не рассказывала.
– Странно, странно… Но раз велено тебя вписать, то запишем. Ступай за той чернавкой. Она тебя отведёт в выделенные невестам покои.
– Мне ещё вещи забрать с подводы нужно.
– Нужно – так забирай. Ступай, не задерживай.
