“А степная трава пахнет горечью…”
Слова Р. Рождественского
Коля, прищурившись, смотрел в степь. Степь, как безликое полотно, расстелилась до самого горизонта, уперлась в край голубого безоблачного неба и молчала. Коля думал про степь, что она всегда неприглядна и одинока. Только ветер по ней гулял словно хозяин. Иногда ветер так гулял, будто он сумасшедший, которого выпустили на денек из желтого дома. Но с этого лета, а точнее с двадцать пятого июля, степь не всегда молчала, она сотрясалась от снарядов ежедневной бомбардировки. А иногда горела. Горела так яростно, стремительно и с болью, будто говоря, что ж вы делаете? Когда остановитесь? А потом разносила во все уголки запах гари, и оседала дымкой похороненных людских надежд и разбитых сердец.
Одного только степь не делала, она не плакала. Голубое глубокое небо и капли с начала лета на степь не проронило. Вот и десятилетний Коля разучился плакать. Утирал грязным рукавом лицо, когда слышал разговор родителей, но не плакал, потому что он взрослый и должен служить примером для маленьких. А детей маленьких много, за ними глаз да глаз. Кто еще будет следить, если родители заняты? У одних ушли на фронт, другие трудятся на железной дороге, что находится в Верхнем Баскунчаке, третьи работают в тылу. Помогать нужно и не роптать, на слезы времени нет. А если какая слеза и покатилась, то ветер ее тут же смахнет невидимым крылом. Ветер хоть иногда и сумасшедший, но дело свое знает – подгоняет в спину, не дает расслабиться.
Коля, когда смотрел в степь, всегда вспоминал самый страшный день. Тогда они еще жили в селе, а не в землянках. Нет, это было не двадцать пятое июля, когда всё село впервые увидело высоко в небе иностранные самолеты, кружившие над головами людей и высматривающие добычу орлиным взором. Настоящее возмездие наступило днем позже.
Люди готовились к бомбежке. Но никто не ожидал, что так получится. Что узловая станция Верхний Баскунчак, которая находится в Астраханской области в сорока километрах от слободы Владимировка и в пятнадцати к югу от Казахстана, будет гореть огнем.
Бомбы бесцеремонно со зловещим рыком падали на пути. Одна из бомб проломила крышу вагонного депо – полыхало так, что не подобраться. Горели цистерны с керосином, вагоны с пиленым лесом. Неугомонные озлобленные немцы преследовали только одну цель – прервать снабжение Сталинградского фронта из Астрахани, как они прервали движение нефтеналивных танкеров по Волге. И тогда русским перестала бы приходить подмога в виде оружия и топлива, они не смогут воевать, быстро сдадутся и Сталинград станет немецким трофеем. А за Сталинградом вся степь будет принадлежать им, вплоть до Каспия с ее важными речными мостами – Ахтубинским, Бузанским великаном, Рычинским, Сенным и Болдинским.
Но в день двадцать шестого июля не только вагоны разлетались на куски, словно тряпичные куклы. Возле главного станционного здания находился Круглый садик – так его назвали местные за особую форму и обустройство. В этом саду ожидали отправки пассажиры. Большей частью военные. Тут же стояли напуганные молодые женщины, а лица их, словно осенний пожухлый лист – серые, осунувшиеся, с отпечатком войны. Рядом с женщинами на лавках сидели старики. У всех мало-мальские пожитки – всё, что успели схватить. Женщины тихо переговаривались, чтобы унять в сердце тоску по любимым мужьям и брошенным жилищам. Маленькие дети на руках, а что постарше – припухшие, перепуганные – жались к матерям, поглядывали робко друг на друга. Иногда находили камешки, палочки и затевали несмелую игру. Старики поглядывали на детей – отрада видеть в тяжелое время радость и огонек в глазах подрастающего поколения. Ведь дети – этакие непонимающие солнышки, которых горе не пропитало еще насквозь и не вросло корнями в душу.