Елена Рабецкая
Самый тёмный час Мэрилин Монро
Глава 3
Очередная встреча Нормы Джин со своей матерью Глэдис была печальной. Грейс устроила встречу двух женщин после шести лет разлуки, но для Нормы Джин это было невыносимо. Глэдис выпустили из психиатрической клиники, и та жила в жалком отеле. Её внешний вид привел дочь в ужас. Норма Джин подарила подарки своей матери, в том числе коробку шоколадных конфет, но та никак не отреагировала на этот жест.
Тогда Норма Джин почувствовала, что стена отчуждения между ней и матерью разрушилась. Глэдис прошептала: «Я хочу жить с тобой, Норма Джин». Эти слова очень напугали Норму Джин, которая почти не знала свою мать. Она содрогнулась от мысли, что ей придётся заботиться о Глэдис.
В этот момент Андре встрял в разговор и сообщил, что после развода Нормы Джин он собирается жениться на ней и переехать в Нью-Йорк. Норма Джин попыталась возразить ему, но он сказал, что им пора покинуть отель.
Когда они с Андре ехали в машине, она плакала всю дорогу. До конца своей жизни Норму Джин преследовали мысли о Глэдис, которая пережила свою дочь на 22 года. У них никогда не было нормальных отношений, потому что опасения Нормы по поводу её психического здоровья усугублялись из-за травмы, вызванной воспоминаниями детства. Мэрилин Монро никогда не рисковала ситуацией, в которой Глэдис могла бы отвергнуть её или отстраниться. Из-за этого в её жизни сложился стереотип отношений с женщинами: потребность иметь мать сталкивалась со страхом её утраты. Поэтому у неё никогда не было подруг.
Вечером Норма Джин и Андре остановились в деревенском постоялом дворе, и она, как в детстве, искала утешения в объятиях мужчины.
Роман с де Динесом стал поворотным моментом в жизни Нормы Джин. Он был её первым внебрачным сексуальным партнёром, если не брать во внимание интрижку с Коновером. Андре завоевал её, как и Доухерти благодаря тому, что она хотела его видеть в роли заботливого отца. А также то, что он был фотографом, это сыграло решающую роль в выборе Нормы Джин. В те годы мужчины, стоявшие у окуляра фотокамеры, значили то же, что в более поздние времена – кинопродюсеры и агенты киноактёров. Они могли продемонстрировать её миру.
Это событие положило начало важному сюжету в жизни будущей актрисы. Она начала испытывать возбуждение от самого процесса позирования для съёмок.
В этом аспекте Норма Джин была очень похожа на Джин Харлоу, которая систематически (иногда даже скандально) флиртовала с фотографами.
Будучи объектом восхищения, она стремилась доставить удовольствие всем, кто смотрел на неё, и удовлетворить тех, кто её желал.
Когда она вернулась в Лос-Анджелес, то уже была более опытной молодой женщиной, и это не могло не бросаться в глаза. Когда она обнаружила, что её муж требует от неё сделать выбор между ним и карьерой, она доказывала, что у неё не было причин быть домохозяйкой. Она также задавалась вопросом: а что плохого в карьере фотомодели?
В конце января Джима призвали на военную службу на Тихий океан. Прощаясь с женой, он сказал, что надеется, что она станет умнее и мудрее к моменту его возвращения.
Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она стала чаще звонить ей и приглашать в гости. Но заметила, что приёмная дочь стала отдаляться от неё. Всё чаще и чаще она получала на свои приглашения и звонки отказ. Это ещё следовало из того, что к 1946 году Грейс уже была сложившейся алкоголичкой, временами неприлично фривольной и шумной, временами подавленной и рассеянной. Норма Джин старалась держаться от неё на расстоянии.
Из своего маленького убежища в квартире Аны Лоуэр Норма Джин выходила главным образом для работы фотомоделью и манекенщицей. Каждый день ей звонили из агентства «Синяя книга» с предложениями о работе.
В феврале 1946 года Норма Джин уже позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду. Её красота и готовность сотрудничать очаровали его.
Затем она позировала художнику Эрлу Морену, который платил ей по десять долларов за сессию и фотографировал в разных нарядах. Эти снимки он продавал компании «Браун энд Биглоу», выпускавшей художественные календари.
Когда она видела фотоаппарат, то преображалась. Но как только снимок был сделан, она снова становилась прежней, не интересуясь окружающим.
У неё был удивительный дар вызывать сочувствие у людей, даже у тех, кто знал о её склонности играть на чужих эмоциях.
Актёр Кен Дюмейн и Лидия Бодреро, подруга Нормы, вспоминают, что в 1946 году модели часто назначали по два и даже три свидания в день. Но с Нормой Джин всё было иначе: прогулки в кино, на пляж или на танцевальную вечеринку, но не более того. У неё не было репутации легкодоступной девушки, несмотря на встречи с несколькими молодыми людьми.
Весной 1946 года Норма Джин обнаружила в почтовом ящике письма от Глэдис, которая умоляла её позволить ей переехать к ней. Норма Джин выслала матери в Портленд деньги на дорогу, и они делили одну кровать и две небольшие комнаты на Небраска-авеню. Это была последняя, неудачная попытка Нормы Джин сблизиться с матерью.
Джим, приехавший в апреле в гости, наткнулся на Глэдис, которая окинула его тупым взглядом. Было ясно, что она не в состоянии позаботиться о себе, но и её дочь не могла взять на себя эти обязанности.
Сущность психического заболевания и эмоциональных проблем Глэдис не ясна, поскольку сохранившиеся в семье заключения врачей не дают однозначного ответа. Глэдис не страдала галлюцинациями, паранойей или шизофренией, но самоустранилась из нормальной жизни. Она не могла поддерживать человеческие отношения и выполнять работу. В 1946 году ей не могли помочь ни какой-то человек, ни деньги.
После того как Глэдис переехала к Норме Джин, Джим почувствовал, что в доме стало тесно. Он решил переехать к матери и провести у неё короткий отпуск. Он считал, что переезд Глэдис – это ещё один шаг Нормы Джин к разводу.
Ближе к концу апреля Глэдис приняли в клинику в Южной Калифорнии, куда её дочь старалась присылать деньги. Хотя Норма Джин была занята карьерой, она никогда не переставала финансово поддерживать мать.
В начале 1946 года Норма Джин начала обсуждение с Эммелайн Снивели возможности начать работать в кино. Ей говорили, что у неё есть шанс стать актрисой. Однако прежде всего нужно было развестись с Доухерти. Шестидесятилетняя Грейс, которая ранее поместила Глэдис в психиатрическую больницу, затем получила право опеки над Нормой Джин и решала вопрос о её замужестве с Джимом, теперь стала уговаривать молодую женщину развестись с Доухерти.
14 мая Норма Джин уехала к родственнице мамы Грейс в Лас-Вегас, где разводы можно было получить так же легко, как сыграть в казино.
Через две недели после начала службы в Шанхае Доухерти получил письмо из Невады от своей супруги Нормы Джин. Она просила о разводе. Он ответил на письмо и вскоре после этого подал на развод. В конце июня он вернулся в Калифорнию и попросил у Аны Лоуэр номер телефона Нормы Джин. Однако дозвониться до нее не смог. В это время Норма Джин находилась в больнице в Лас-Вегасе со стоматитом ротовой полости.
Когда он всё же дозвонился до неё, то сразу понял, что её низкий голос изменился не из-за болезни. Норму Джин волновал денежный вопрос, она спросила, почему он снял её с довольствия. Она сказала, что развод нужен в целях карьеры в кино, и они с Джимом как и раньше могут встречаться и даже продолжать жить вместе после развода. На что Джим закричал: «Ты сошла с ума? Я хочу иметь жену и детей. Ты хочешь развода – и ты его получишь. Стало быть, все кончено».
Таким образом Норма Джин подала заявление о разводе, и он согласился. 13 сентября 1946 года в Лас-Вегасе судья стукнул молотком по столу и объявил о разводе Нормы Джин и Джима Доухерти. Джим подписал вердикт через две недели, освободив Норму Джин и отдав ей автомобиль «Форд-Купе» 1935 года. Они больше никогда не встречались и не общались.
Так закончился первый официальный брак Нормы Джин. Норме в этот год исполнилось ровно двадцать лет. И вся жизнь была у неё впереди.
Этим летом Норма Джин переехала в Лос-Анджелес, где её познакомили с агентом, который организовал для молодой модели встречу с менеджером киностудии «XX век – Фокс».
В июле 1946 года Норма Джин пришла на кинопробы. В павильоне, где строились декорации к фильму «Мать носила колготки», её представили специалистам: оператору Леону Шемрою, визажисту Аллану Снайдеру, режиссёру Уолтеру Лэнгу и модельеру костюмов Шарлю Лемэру.
Работа в кино оказалась для Нормы Джин непростой. Она нервничала, и от смущения на её лице появились красные пятна. Узнав, что проба будет без звука, она успокоилась. Специалисты приступили к работе.
На съёмочной площадке воцарилась тишина. Норма Джин была одета в длинное платье. Она прошлась туда-сюда, затем присела на высокий табурет, закурила, но сразу же погасила сигарету, встала и направилась к окну, улыбаясь. Её лучезарная улыбка вызывала ответные улыбки у зрителей.
Через пять лет Леон Шемрой сказал: «Когда я впервые увидел Норму Джин, то подумал: «Эта девушка станет второй Харлоу!». Её естественная красота и неуверенность придавали ей таинственный вид. Каждое движение на сцене было пронизано сексуальностью, она не нуждалась в звуковой дорожке. Она показала нам, что может возбуждать все пять чувств у своих зрителей».
Её судьба должна была зависеть не столько от таланта, сколько от публичного интереса, который она возбудит в отделе прессы и рекламы этой киностудии. За них, а также за журналы «Фотоплей», «Современный экран» и «Серебряный экран», шла борьба, их пытались склонить к ускорению карьеры определённых актёров.
Несмотря на скромный контракт и ненадёжное будущее, 29 июля Норму Джин упомянули в голливудской светской хронике. В опубликованном обзоре киноновостей была короткая заметка: «Ховард Хьюджес выздоравливает».
Взяв в руки журнал, он заметил там девушку и распорядился ангажировать её для кино. Это была Норма Джин Доухерти.
Будучи в возрасте 20 лет, она оказалась на год моложе необходимого для подписания контракта в штате Калифорния. Так как с юридической точки зрения она была под опекой Грейс, Норме Джин снова пришлось к ней обратиться, хотя они уже не поддерживали контакты. Грейс продолжала принимать все важные решения в жизни девушки.
Хотя Норма Джим на протяжении своей жизни часто была объектом мании и манипуляций своей приемной матери Грейс, девушка была сильно связана с опекуншей, гораздо сильнее, чем с кем бы то ни было в своей жизни. Когда Грейс проставила свою подпись под фамилией Нормы на её контракте с киностудией, то оправдала свою прежнюю власть над ней, но и выпустила объект своего влияния на долгожданную свободу.
За пару дней до окончательного подписания контракта 24 августа 1946 года Норма Джин была вызвана в офис Бена Лайона. Осталось согласовать только одну деталь – вопрос ее фамилии. Лайон предложил Норме Джин сменить неблагозвучную фамилию Доухерти на другую, например, взять девичью фамилию матери Монро, на что она с радостью согласилась.
Затем Норма Джин рассказала о своей нелёгкой жизни. Также она вспомнила о том, что в детстве, когда она заикалась, её прозвали «девушкой Ммммм». И вдруг Лайон резко подался вперёд на своём стуле со словами:
– Я знаю, кто ты – ты Мэрилин!
Рождение Мэрилин Монро
Уильям Фрид открыл недорогой ресторан с танцами и музыкой, который позднее стал киностудией «Фокс». Среди актрис, выступавших в этом заведении, были Теда Бара, Аннетт Келлерман и Дженет Гейнор.
В 1935 году Уильям Фрид обанкротился, а его «Фокс Филм Корпорейшн» объединилась с киностудией «XX век пикчерз», на которую впоследствии пришла Мэрилин Монро. В этот момент студия переживала свой расцвет. Судьба этой компании зависела от решений одного человека – 44-летнего Даррила Занука. С 1946 года он был единоличным руководителем, обладающим решающим голосом.
Эрнест Леман описывал его как шумного мужчину с большой сигарой, который вмешивался в дела, связанные с производством фильмов. С момента, когда Даррил Занук возглавил киностудию «Фокс», он стал известен своим доброжелательным и снисходительным отношением к коллегам.
Занук принёс студиям, на которых он работал, более тридцати двух «Оскаров». Он работал в «20-й век Фокс» с 1946 года и стал главным исполнительным продюсером. С Мэрилин Монро он работал недолго, но она была одним из источников дохода для него. Несмотря на это, Мэрилин Монро была одной из многих молодых актрис, которая работала по контракту.
Мэрилин Монро продолжала жить в доме Аны Лоуэр, откуда приезжала на студию, чтобы познакомиться с костюмами и стилями грима, узнать способы наложения грима. Мэрилин была очень любопытной и внимательной. Она стремилась постичь все аспекты работы в кино.
Аллан Снайдер стал наставником для Мэрилин. Её детская открытость и упорство восхищали Снайдера. Их связывала дружба, которая продолжалась более шестнадцати лет и не была осложнена романом, как с другими мужчинами Мэрилин.
Ближе к концу 1946 и в начале 1947 года и другие сотрудники киностудии заметили энтузиазм и жажду активной деятельности в кино Мэрилин. Получение любого задания означало для неё возможность стать частью коллектива, где она всё ещё чувствовала себя чужой.
Джон Кэмпбелл, работавший на студии в качестве публициста, вспоминал, что Мэрилин часто посещала офисы прессы, одетая в облегающий свитер. Кэмпбелл относился к ней доброжелательно, но, поскольку команды сверху не было, журналисты считали её немного надоедливой и назойливой.
Однако фотографы «Фокса» придерживались другого мнения. Они часто фотографировали Мэрилин в минимальном купальнике или неглиже, который был почти таким же прозрачным, как целлофан. Но большинство фотографий не могли быть использованы из-за чрезмерной откровенности. Однако ни фотографы, ни актриса не жаловались на сложность работы.
В феврале 1947 года студия воспользовалась своим правом продления контракта на следующие полгода.
Вскоре Мэрилин наконец начала получать роли. Её кинематографическим дебютом стала небольшая роль в фильме «Летняя молния», в котором она снялась всего в двух эпизодах. Затем она появилась в трёх коротких сценах мрачной мелодрамы «Опасный возраст», где пыталась выбить дурь из голов молодёжи. Её реплика в фильме «Скадда-ху! Скадда-хей!» была ещё короче. Позже она и вовсе была вырезана из фильма.
Ни один из этих фильмов не помог ни Монро, ни её продюсерам, поэтому в августе 1947 года они не стали продлевать контракт с Мэрилин. Она смирилась с этим и продолжила посещать занятия в «Лаборатории актёров». Там она познакомилась с миром театра, встретила некоторых из его наиболее опытных представителей и углубилась в вопросы, которые определили её выбор и решения в профессиональной и личной жизни.
Она переживала внутренний конфликт, разрываясь между желанием быстро получить признание и стремлением к знаниям. Ей было стыдно, что когда-то она прервала учёбу в школе, поэтому её всегда привлекали образованные люди, от которых она могла бы узнать больше о литературе, театре, истории и обществе. Кроме того, в ней было глубоко укоренено желание заботиться о тех, кто оказался в сложной жизненной ситуации: слабых, брошенных и бедных. Всё это находило отклик в её впечатлительности и отзывчивости, которые она проявляла в общении с актёрами, которых встречала в «Лаборатории», а также в драматургии.
Влияние нью-йоркского театра «Груп» на Мэрилин Монро было огромным. Она читала и изучала пьесы, которые ставили в этом театре. Это помогло ей набраться опыта и познакомиться с профессионалами.
В течение 1947 года, под опекой Фоби Брэнд, Мэрилин читала и изучала фрагменты нескольких пьес. Среди них: «1931 год» Клэр и Пола Сифтонов, «Ночь над Таосом» Максвелла Андерсона, «Люди в белых халатах» Сиднея Кингсли, «Проснись и пой!» Клиффорда Одетса и другие.
В «Лаборатории актёров» Мэрилин Монро познакомилась с Фоби Брэнд и её мужем Морисом Карновски. На занятиях Мэрилин чувствовала себя робко и смущённо. По словам Фоби, она выполняла задания ответственно, но не производила большого впечатления на окружающих.
В «Лаборатории актёров» Мэрилин впервые выступила на сцене. Актёрам нужно было выучить наизусть всего одну или две строки диалога в каждый момент времени. Съёмки фильма могли длиться 10–12 часов, но время, когда можно было эффективно работать, было небольшим. Из-за опозданий актёров, необходимости переустанавливать свет и камеры, а также вносить поправки в сценарий на ходу, режиссёр и административная группа были счастливы отснять четыре минуты экранного времени за день.
В театре же актёры учили свои роли наизусть, что казалось Мэрилин гораздо интереснее, чем работа в кино. Однако она не хотела возвращаться к позированию для журналов.
Это случилось на ежегодном турнире по гольфу, который проходил в загородном клубе «Чевиот-Хилс». Для участия в соревнованиях пригласили молодых актрис, которые должны были обслуживать известных актёров: подносить им клюшки для игры в гольф и сумки. За две недели до окончания контракта Мэрилин отправилась на турнир в качестве «носильщицы».
Она была прикреплена к Джону Кэрроллу – 42-летнему киноактёру, чья красота часто сравнивалась с мужской привлекательностью Кларка Гейбла и Джорджа Брента. Джон был состоятельным человеком и мужем Люсиль Раймен – руководительницы службы поиска талантов на киностудии «Метро-Голдвин-Майер». В её обязанности входило находить среди претендентов на актёрские роли подходящих кандидатов.
В тот день Мэрилин надела облегающий свитер и шорты с разрезами. Она несла сумку Джона, набитую принадлежностями для гольфа. Она старалась привлечь внимание прессы, принимая соблазнительные позы.
Люсиль Раймен, увидев Мэрилин, заметила в ней какую-то наивность и «потерянный взгляд». Её сексапильность не была вызывающей, а была очень милой. «Была она эдаким маленьким симпатичным созданием», – вспоминала Люсиль.
Когда день клонился к закату, все собрались на небольшой вечеринке в клубном баре. Ближе к концу мероприятия Мэрилин сообщила Кэрроллам, что ей не на чем вернуться домой и что она с прошлого дня ничего не ела. Поскольку Люсиль нужно была срочно покинуть клуб, она предложила, чтобы Джон сводил Мэрилин поужинать, а затем отвёз домой. Они так и сделали.
Поздним вечером Джон рассказал жене о разговоре, который они вели по дороге к дому Мэрилин. Она пригласила его к себе в квартиру, но он ответил, что устал и мечтает только об одном: вернуться домой.
«Она пыталась быстро очаровать его, но не приняла во внимание его особенности: он не любил такого поведения», – рассказывала Люсиль позже.
Мэрилин призналась в том, что является безденежной сиротой и что ей поневоле пришлось покинуть жилище на Небраска-авеню, когда тетя Ана легла в больницу и дом заняли новые постояльцы. Мэрилин также продолжила рассказывать, что все деньги уходят на учебу, жилье и эксплуатацию автомобиля. Она зарабатывает своим телом, предлагая быстрый секс в машине, где-нибудь в боковых улочках недалеко от Голливуда или от бульвара Санта-Моника. Она действительно занималась этим за любую приличную кормежку без денег.
Потом Мэрилин сообщила, что боится возвращаться в свою крошечную квартиру. Когда она хотела обналичить свой последний чек от киностудии «Фокс», то попросила полицейского в Голливуде получить деньги для нее.
Кэрроллы были добрыми самаритянами и предложили Мэрилин бесплатно пожить в их апартаментах в городе. Благодаря этому она могла без проблем посещать курсы и ходить на собеседования с потенциальными работодателями, не занимаясь «работой на бульваре».
В сентябре Кэрроллы даже дали ей деньги на расходы. Был уговор, что они будут регулярно выплачивать Норме Джин сто долларов в неделю, а когда та найдет работу через Блюма или Кэроллов, то возвратит все деньги, а ее агент Гарри Липтон получит причитающиеся ему десять процентов.
В сентябре Мэрилин заметила объявление о предстоящем распределении ролей в пьесе «Предпочитаем лоск и обаяние». Она немедленно позвонила Лили Блис и ее мужу Гарри Хейдену, которые с радостью приняли ее на занятия по актерскому мастерству.
Премьера любительского спектакля «Предпочитаем блеск и обаяние», которая должна была состояться 12 октября, не состоялась. Мэрилин Монро не могла запомнить текст и часто опаздывала на репетиции. Она говорила, что согласилась на эту роль из чувства долга по отношению к Кэроллам.
После нескольких спектаклей в газетах Лос-Анджелеса не появилось ни одной рецензии. Пьеса «Предпочитаем блеск и обаяние» оказалась неудачной.
С наступлением осени Мэрилин Монро начала часто просить Кэроллов разрешать ей проводить выходные на их ранчо, чтобы не оставаться одной. Однако Кэроллы ценили своё уединение, к тому же на ранчо всегда было много работы.
Однажды вечером Мэрилин пришла в квартиру Люсиль, и та увидела, как она деловито перекладывает бюстгальтеры, на которые потратила всю свою недельную субсидию. Она набивала бюстгальтеры ватой, чтобы грудь выглядела более вызывающе. Люсиль сказала, что всё это бессмысленно и глупо, на что Мэрилин искренне ответила: «Но ведь все смотрят только на это! Зато когда я буду идти по бульвару Голливуд, каждый меня заметит!»
В один из пятничных вечеров на ранчо Кэроллов зазвонил телефон. Мэрилин взволнованно сообщила, что по лестнице взобрался подросток и подглядывает в окно её спальни. Кэроллы подозревали, что это просто уловка, чтобы избежать одиночества и приехать на ранчо. Также недавнее упоминание о необходимости гулять по бульвару Голливуд также обеспокоило их.
В возрасте 21 года Мэрилин Монро всё ещё не нашла профессиональной и личной стабильности. Поэтому Люсиль начала приглашать её на уик-энд на ранчо.
Мэрилин постоянно требовала внимания и дружбы от Кэроллов, хотела, чтобы они заменили ей родителей, и боялась быть отвергнутой. Она не всегда вела себя адекватно. Ходила по дому Кэроллов в откровенной одежде и шокировала их.
В начале 1948 года Мэрилин Монро стала для Кэроллов проблемой. Она звонила в офис Люсиль и на студию Джона по меньшей мере четыре раза в день.
«Мы попали в ловушку, которую сами же и расставили. Она контролировала нас и полностью нами управляла», – написала Люсиль Раймен Кэрролл многие годы спустя.
Спустя некоторое время Мэрилин поняла, что её отношения с Джоном и Люсиль постепенно меняются. Однажды Джон пригласил её провести выходные вместе. Мэрилин подумала, что это может быть началом их романа. Она спросила Люсиль, даст ли она Джону развод. Однако Люсиль ответила, что Джон может развестись сам, если захочет. Когда Мэрилин поговорила с Джоном, он сказал ей, что испытывает к ней только чувства как учителя к ученице и хочет поддержать её карьеру, а также помочь ей финансово.
Мэрилин не всегда могла правильно распознать обычные добрые и дружеские жесты, которые часто воспринимала за проявление мужской поддержки и симпатии.
Через пять месяцев Кэроллы решили, что им пора расстаться с Мэрилин Монро. На одном мероприятии Джон познакомил Мэрилин с бизнесменом Пэтом Де Чикко, который был другом кинопродюсера и члена правления студии «Фокс» Джозефа Шенка.
Де Чикко пригласил Мэрилин провести с ним следующую субботу, и она согласилась. В субботу она встретилась с Шенком, который смотрел на неё, как на картину.
Шенк был влиятельным человеком. В 1948 году он был председателем правления киностудии «20 век – Фокс». Это был мужчина с крупными чертами лица и проницательными серыми глазами. Он привык добиваться расположения людей и мог быть жёстким и требовательным в зависимости от репутации человека.
В тот вечер в доме Шенка Мэрилин была не единственной женщиной, там присутствовали и другие манекенщицы, фотомодели, актрисы. Рядом с Монро находился Де Чикко, который не скрывал своих чувств и открыто смотрел на неё. На следующий день за ней прислали лимузин и пригласили в гости.
После обеда, когда Шенк выразил желание получить «то, что его во всём этом интересует», Мэрилин спросили, как поступить. Она решила согласиться.
Позже она рассказывала, что впервые ей пришлось стоять на коленях перед начальником. Но она отчаянно хотела продолжать сниматься и поэтому согласилась, что условия работы иногда нужно обсуждать наедине.
Шенк был известным ловеласом, и Мэрилин была лишь одной из его многочисленных побед. Однако он не бросил её, а она без ума влюбилась в него.
В конце февраля Мэрилин пришла в офис одного из руководителей студии «Коламбия» Гарри Кона, который наводил страх на людей. Он предложил ей шестимесячный контракт, но с одним условием.
На следующей неделе Мэрилин осветлила свои каштановые волосы, превратив их в светлые. «Стало быть, джентльмены предпочитают блондинок? Да, предпочитают!»
«Она была непредсказуема и взрывоопасна, самой переменчивой женщиной, какую я только знала», – так журналистка Джейн Уилки описала Наташу Лайтесс, которая в течение шести лет была педагогом Мэрилин Монро и преподавала ей драматическое искусство.
В 1948 году Наташе было около 35 лет. У неё были короткие каштановые волосы с седыми прядками. Она родилась в Берлине и училась у Макса Рейнхардта. Позже она переехала в Париж, а затем в Америку, где присоединилась к группе бежавших из Германии деятелей искусства. Во время Второй мировой войны она сыграла небольшие роли в двух голливудских фильмах, обучала актёров сценическому мастерству, а затем приняла предложение работать на киностудии «Коламбия».
Деспотичная Наташа производила сильное впечатление на начальников и актёров. Однако её снисходительный тон в общении с артистами и манера поведения как экзотической баронессы раздражали многих.
В киностудии «Коламбия» Наташу Лайтесс уважали, но относились без особой теплоты. Её строгая манера поведения раздражала как женщин, так и мужчин. Только благосклонность Гарри Кона и упорство нескольких менеджеров-иммигрантов позволяли ей оставаться в студии.
Однако своим поведением она лишь маскировала своё разочарование. Она рассчитывала на большую сценическую карьеру, но Лос-Анджелес предложил ей только работу в кино. Поэтому она работала ради успеха более молодых и, как ей казалось, менее талантливых актёров.
Отношения у них с Мэрилин Монро начались с проблем. Наташа ревновала к её красоте и обаянию, но при этом восхищалась ею и пыталась её совершенствовать. Но вскоре преподавательница прониклась симпатией к своей ученице, и это бесспорно принесло выгоду Мэрилин, которая знала, как использовать преданность Наташи, уходя при этом от сексуальных контактов.
Мэрилин Монро познакомилась с Наташей Лайтесс 10 марта 1948 года. Наташа была восхищена её опытом и эрудицией. Она рассказывала Мэрилин о работе в Московском художественном академическом театре, о Константине Станиславском и об Антоне Чехове.
Однако Наташа не произвела на Мэрилин такого же сильного впечатления. Она говорила очень быстро, почти без жестикуляции. Позже Наташа призналась прессе, что считала Мэрилин бездарной и думала, что она – один из сотни безнадёжных случаев. Сосредоточившись только на недостатках Мэрилин, Наташа укрепляла в ней убеждение, что главным её преимуществом являются тело и сексуальность.
Между ними была глубокая культурная пропасть, которую Наташа использовала для осуществления своеобразного психологического контроля над Мэрилин. С первого дня их знакомства между ними сложился сложный союз Пигмалиона и Галатеи.
Незадолго до смерти Мэрилин Монро Наташа высказалась более откровенно о ней:
«Мне хотелось бы иметь хотя бы десятую часть интеллекта Мэрилин. Я была заметно старше, являлась для неё преподавательницей, но она знала глубину моей привязанности. А моя жизнь с ней означала постоянный отказ от самой себя».
Несмотря на то что Мэрилин казалась зависимой от Наташи, она смогла сохранить независимость и силу. Но Наташа в этом смысле намного слабее. Она испытывала потребность в Мэрилин, и это стало причиной ее эмоционального кризиса, который длился шесть лет. Даже будучи приговоренной к разочарованию в любви, Наташа продолжала так горячо любить Мэрилин, что не могла заставить себя расстаться с ней.
В конце весны 1948 года Мэрилин регулярно уже получала деньги от киностудии, однако Кэрроллы продолжали присылать ей средства на карманные расходы. Благодаря стараниям Люсиль в июне Мэрилин поселилась в отеле «Студио клаб», который находился на Норт-Лоди-стрит в Голливуде.
Обладая приличной зарплатой и карманными деньгами, Мэрилин начала приобретать для себя дорогие вещи. Она купила новый кабриолет «Форд», дорогую профессиональную сушилку для волос, запас косметики, книги и граммофон с пластинками. По тем временам это стоило огромных денег.
«Я чувствовала себя так, словно бы впервые жила своим умом и действовала на свой страх и риск, – рассказывала Мэрилин Монро об этом позже.
В июне Мэрилин получила роль в фильме «Девушки из кордебалета» после внушительной серии кинопроб. Весь фильм был снят за десять дней. В соответствии с голливудской традицией, фильм заканчивается триумфом неподдельной любви.
Мэрилин Монро была восхитительна в роли, которую она играла. Её золотисто-белокурые волосы, уложенные в стиле Риты Хейуорт, что добавило ей очарования. Она сияла на экране, несмотря на то, что наставления режиссёра делали её речь медленной, а жесты – механическими.
Коллеги-актёры любили Мэрилин, а на студии считали, что за ней стоит наблюдать. Милтон Берл отмечал, что Мэрилин не устраивала показухи и не демонстрировала искусственную аффектацию. Она серьёзно относилась к своей роли, охотно приходила на съёмочную площадку раньше времени и была готова к каждому режиссёрскому решению.
В этот период Мэрилин познакомилась с Фредом Карджером и быстро влюбилась в него. Тридцатидвухлетний мужчина, красивый и спокойный, недавно развелся и был заядлым женоненавистником. Однако некоторые женщины поднимали ему настроение, флиртуя с ним. Мэрилин вскоре побывала в доме Карджера, в котором жила его многочисленная семья: мать, дочь и разведенная сестра с детьми.
19 сентября 1948 года истёк срок действия контракта Мэрилин с «Коламбия», и ей не предложили его продлить. Но уже в следующем месяце специализированный журнал «Вестник кинематографа» доброжелательно оценил её работу в фильме «Девушки из кордебалета».
Однако эти слова не изменили решения Кона, который считал самой яркой звездой Риту Хейуорт. Никто не заметил комических способностей и огромного врождённого таланта Мэрилин, возможно, из-за стереотипов о привлекательных молодых блондинках.
Это было уже второе затишье в карьере Мэрилин Монро. Она пыталась оставить «Студио клаб» и переехать к Карджерам с целью выйти замуж за Фреда.
