Елена Романова
Ничего не бойся
Похищение
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
М. Лермонтов
– Я не просил тебя меня никуда записывать, тем более – делать это сегодня. Не понимаю, почему ты не могла подождать? У меня были планы. Грандиозные! Это мои планы вообще-то. По-моему, ты должна с ними считаться. Конечно, тебе наплевать. Но ведь это не я вмешиваюсь в твое расписание.
– Куда едем?
– Советский, сто три.
– Конечно, на такси, а как я иначе успею? Да, маска у меня с собой. Да, смысл всегда есть. Сейчас надену. Угу. Нет, человек как человек. Не будь параноиком. Какой у вас номер?
– Три шестерки.
– Это не смешно.
– Ну какой есть.
– В общем, все нормально. Он еще и юморист. Ты хочешь, чтобы я вышел из машины на перекрестке и посмотрел номера? Вы сможете на минуту притормозить у остановки?
– Не вопрос.
– Хорошо, сейчас загорится зеленый, и мы остановимся. Пожалуйста, не истери. Уже скоро. Ты можешь думать о чем-то еще? Я тебе перезвоню. Извините.
– Да ничего.
– Порой она ведет себя, как сумасшедшая. Подозревает всех в чем-то немыслимом, в каких-то странных намерениях. Я скоро сам с ней свихнусь.
– Мать?
– Ага.
– Да, матери они такие.
– Остановите вон там. Нет, мама, мы еще не приехали. Сейчас, я уже смотрю. Реально, три шестерки. Довольна? Что тебе это дало? Спокойствие? Твое спокойствие слишком дорого мне обходится. Все, можно ехать. Да, у меня есть деньги. Нет, я не буду так делать. Хорошо, я понял. Сейчас увидимся. Только не звони в полицию. Тут пробка. Я сам тебя наберу. Я надел маску. Да, я в маске! Щас пришлю тебе фоточку. Он тоже в маске. И на носу, да. Господи, мама! А вы никогда не врете?
– Что? Это ты мне?
– Ага.
– Почему никогда, иногда бывает.
– И о чем, если не секрет?
– Тебе известен номер моей машины, оставлю-ка я лучше вопрос без ответа.
– То есть солжете мне, человеку совершенно случайному? И все же: о чем? Неужели вам есть что скрывать?
– Это у вас семейное, да? Такие вещи, наверное, передаются по генетической линии. От матери к сыну и так далее, и так далее, и так далее.
– Любите Бродского?
– С чего ты это решил?
– Он любил так говорить. Чтоб три раза подряд. «И так далее, и так далее, и так далее». По поводу и без.
– А ты-то откуда знаешь?
– Я вызывал его дух в ночь перед Рождеством, но он мне ничего не ответил, кроме этого «и так далее, и так далее, и так далее». А между тем моя мать записала меня к онкологу. Думаете, есть для меня «и так далее, и так далее, и так далее»?
– Не знаю, парень. Надежда, и все такое.
– Это вы про «компас земной»?
– Что-то вроде.
– Если я начну надеяться, мне захочется жить, если мне захочется жить, я не смогу смириться с близостью смерти, если я не смогу смириться с близостью смерти, как мне быть? Рыдать каждый день, рвать на себе волосы, умолять Всевышнего выделить еще хоть денек, а дьявола – годков десять?
– Я не знаю, парень. Каких ответов ты ждешь от меня, я не Бог.
– Вы пишете «Бог» с большой буквы или с маленькой?
– Да я сто лет ничего не писал.
– А когда писали в последний раз?
– Может, музыку послушаем?
– Я могу доплатить вам за обременительный разговор со мной.
– Я не настолько нуждаюсь.
– Но ведь вы зачем-то таксуете?
– Работа у меня такая, часто простои, чтоб со скуки не сдохнуть – катаюсь.
– А семья у вас есть?
– Есть.
– И дети есть?
– И дети есть.
– А кто ваши дети?
– В смысле?
– Ну, мальчик там, девочка?
– И мальчик, и девочка.
– Представьте теперь, что ваша жена записала сына в онкополиклинику, нарушив все его планы на веселый отрыв с друзьями. И вот он впрыгивает в такси к незнакомому дядьке без маски, с номером «шесть, шесть, шесть», а тот не хочет с ним разговаривать. Вы верите в знаки?
– Не особо.
– Ничто сегодня не предвещало вам встречу со мной?
– Нет, хороший был день.
– А теперь испортился?
– Да не то чтобы. Но стало как-то невесело.
– Мне тоже стало совсем невесело. Еще и номер у вас дурацкий. Вы не хотите его поменять? Он же как черное предзнаменование. Зачем вообще такой номер нужен? Люди едут на машинах или на общественном транспорте, просят: «Господи, помоги мне, Отче, спаси меня». А тут вы со своими шестерками. Думаете, это кого-то может утешить?
– Я сам перенес операцию.
– По поводу?
– Сердце.
– И как?
– Как видишь.
– Страшно это?
– Тебя ведь собираются спасать, а не в котел с раскаленной смолой макать. Получится – хорошо, нет – они, по крайней мере, попытались. Кого-то ведь и просто так режут. До смерти. Как по мне – это страшнее.
– Типа, когда похищают почку?
– Типа.
– Вы страшный человек. Нет, мама, мы все еще в пробке стоим, я же сказал, что перезвоню. Я вот думаю, было бы забавно, если бы вы меня похитили.
– Если ты это мне, парень, то ничего забавного. И у тебя, похоже, с головой нелады.
– Да лады у меня с головой. Я просто хочу свалить куда-нибудь. Просто ехать и ехать. Не останавливаться.
– Куда, в поликлинику?
– В пустыню. На море. Не знаю, в лес, в горы. Короче, тупо затеряться. И чтобы солнечные зайчики мелькали на соснах.
– Поезжай.
– У меня нет машины.
– Но у тебя есть деньги.
– А вы похитите меня, если я заплачу?
– Я могу отвезти тебя на озеро, это не слишком далеко.
– Что за озеро?
– Кубенское.
– Там мелко.
– Зато вода теплая.
– Не поспоришь. А вы подождете, пока я там буду?
– Навряд ли.
– Человек одинок. Не зря он придумал Бога. Как тут было не придумать его. Кому ты еще нужен?
– Твоей матери.
– Да, но это другое.
– А что – то самое?
– Не знаю. Если бы я знал, я бы вас не спрашивал. Мы бы просто сидели и слушали музыку. Кстати, а вы какую предпочитаете?
– Дорожное радио.
– Скука смертная.
– Не люблю я веселья, парень.
– А вы смешной.
– Ты тоже.
– Опять звонит, может, сбросить ее?
– Ответь матери.
– Что ей сказать? Что вы похитили меня, а у вас даже маски нет? Она ментов вызовет.
– Тогда, конечно, не отвечай.
– Да, мама. Мы проползли мост, дальше быстрее пойдет. Еще минут десять.
– Пятнадцать.
– Я хочу на озеро. Говорят, там вода теплая. Можно мы сначала туда?
– Что, нельзя?
– Нет, конечно. Реальнее грешнику в рай билет выпросить. Вы верите в рай?
– Не особо.
– А во что верите?
– Да ни во что. В темноту.
– Зачем?
– Что значит: зачем?
– Зачем верить в темноту? Вы что, страдаете бессонницей? Хотите отоспаться там, в этой темноте своей, за все сразу?
– Типа того.
– Отстой.
– А ты что, веришь в рай?
– А что мне еще делать? Думаете, я хочу в какую-то темноту потом? На хрена мне такое сдалось? Я и тут-то ни черта не видел, и там – темнота. Спасибо, конечно, но что за мрак вообще?
– Ну, а чего ты хочешь – там?
– Там – ничего, хочу обратно на землю, в шкурке поздоровей и посимпотнее.
– Ты и так симпатичный.
– Это потому, что вы старый, вам кажется, если я мелкий, то автоматом красивый.
– С чего это ты взял?
– Мать всегда так говорит: смотрю я на молодых, все кажутся красивыми.
– А сколько твоей матери лет?
– Меньше вашего.
– Может, я просто так выгляжу.
– И сколько вам?
– Достаточно.
– Вы что же, так плохо живете?
– Да нормально я живу, как все.
– А мечтаете о темноте.
– Я не мечтаю о темноте. Я просто думаю, что там – темнота. А во что мне верить? Что в раю «облака, сизокрылые лошадки»? А Бог до земли бородой оброс?
– Если бы Он до земли бородой оброс – она бы где-то да торчала. Прикиньте только, сколько бы туда паломников перло! И сколько из них захотели бы влезть наверх, интересно?
– Понятия не имею.
– А вы бы полезли?
– Зачем?
– Чтобы узреть, так сказать, чудо воочию.
– Что за бред?
– Ну разве вам не захотелось бы отрезать малюсенький локон и носить, типа, в медальоне.
– Нет.
– И то правда. Невесты Христовы давно растащили эту бороду на части. Но разве могла бы она закончиться, в самом деле? Неужели нашему Богу наскучила его борода и он побрился?
– Мы куда-то не туда свернули.
– И правда. Вы решили похитить меня?
– Наоборот. Я уже мечтаю поскорее сдать тебя на руки.
– Кому, врачам?
– Матери.
– Но она не врач. Что она может сделать?
– А что ты хочешь, чтобы она сделала?
– Не знаю, но точно не хочу, чтобы она за меня болела. А вот и она. Вон, видите женщину в платье, это моя мама. Мам, привет. Может, все же сгоняем на озеро. Я сто лет не купался.
– После.
