Елена Серебрякова
Живые из Атлантиды
Глава четвертая
В ноябре 1919 года Правительство Эстонской республики подписало мирный договор с РСФСР. Советы пытались активизировать деятельность местной компартии, но коммунисты были под запретом. В июне 1920 года Учредительное собрание Эстонии приняло Конституцию. Высшим законодательным органом объявлялось Государственное собрание – однопалатный парламент. Политическая верхушка для данного периода сделала правильный выбор – создано свыше пятидесяти тысяч индивидуальных крестьянских хозяйств. В будущем такая земельная реформа обеспечила выход сельскохозяйственной продукции Эстонии на мировой рынок.
К началу 1920 года Зинаида, не получив от мужа ни единой весточки, начала отвечать на неоднозначные взгляды хозяина квартиры. Но первой пример показала баронесса. Она уже давно в дневные часы выходила на прогулки с другом – немцем по национальности, которого помнила еще молодым человеком. Он работал в Нюрнберге на почте сортировщиком. Вальтер, так звали друга, после женитьбы оказался в Эстонии, поселился в особняке супруги. В нем молодожены родили двух дочерей, выдали их замуж, а пять лет тому назад он похоронил жену. Был одинок, но жил под присмотром старшей дочери. Ее семья, включая детей, регулярно наведывалась в особняк. Баронесса приняла приглашение Вальтера переехать к нему. Надеялись вдвоем скоротать оставшееся для жизни время, а, может, если повезет, пережить трудные времена и увидеть счастье внуков.
Но судьба, точнее старшая дочь друга, распорядилась по-другому. Она приняла с восторгом избранницу отца, не только одобрила его выбор, но и сделала все, чтобы «молодые» чувствовали себя комфортно. Наняла экономку в виде молодой красивой девки, шустрой и хваткой. В первый рабочий день служанка подкатила к особняку на своем ярко-красном автомобиле и первым делом, ничуть не смущаясь, сняла шлем с очками и комбинезон. Под ним оказался обтягивающий рабочий халат, а под шлемом россыпь бело-желтых густых волос.
Баронесса сразу поняла, что внешне и по темпераменту она проигрывает с позорным счетом. Врожденная чопорность и возраст мешали Эльзе поспевать за движениями молодухи. Появление девки взбудоражило баронессу настолько, что у нее подскочило давление и разыгралась мигрень.
Служанка продолжала наступление. Изменила устоявшийся режим, сдвинула время завтрака, ужины заменила на прогулки в саду и кефир на ночь. Вальтер не мог ей перечить. Когда девка открывала рот, у друга отвисала челюсть. Его взгляд скользил по плечам служанки и уходил за вырез платья туда, где располагалась грудь. Может быть в условиях германского замка, где-нибудь в Пруссии, ход старшей дочери друга дал бы ожидаемый результат, но Эльза Грайнет, урожденная Бракопп, родилась и выросла в России, а русские немцы запросто на сдаются.
Баронесса внесла в новый режим свою лепту. Ежедневно ровно в 20 часов после прогулки в саду она садилась за рояль в гостиной и начинала музицировать. В первый вечер по памяти исполнила фрагмент сюиты Эдварда Грига «Жалоба Ингрид». Знала, что ее друг увлечен творчеством Генрика Ибсена и, стало быть, знаком с музыкой Грига. Баронесса угадала и несколько следующих вечеров они посвятили творчеству норвежского композитора. Друг балдел от сюиты «В пещере горного короля», даже добыл ноты для фортепьяно. Но замысел Эльзы состоял в другом. Баронесса принудила служанку присутствовать на музыкальных вечерах. Та не заставила долго ждать и на очередном прослушивании заснула, да так глубоко, что начала храпеть.
В другой раз по случаю праздника урожая баронесса предложила выпить пиво. Вальтер послал служанку, и та купила дюжину пенного напитка. Баронесса сразу сравнила такой объем с аппетитами портовых грузчиков. Незаметно вылила в кружку служанки припасенный шкалик водки. Тут и произошла развязка всей комбинации старшей дочери друга. Служанка начала приставать к Вальтеру с непристойными предложениями и лезла к нему за воротник рубахи. Баронесса тихо ушла из дома. Утром ее друг приехал с извинениями.
Алекс, сын Иволгина, все реже обращал свой взор на фотографию, где его родители улыбались друг другу. Его все больше привлекали разговоры с дядей Володей, который рассказывал интересные истории, как правило, на эстонском языке. Алекс, познакомившись с местными мальчишками, не вызывал у них сомнения в своей принадлежности к местной национальности. А еще он ходил с матерью в церковь, по магазинам, помогал, чем мог в уборке квартиры, приготовлении пищи. Он уже неплохо музицировал на фортепиано.
Вечером Вольдемар, закончив ужин, предложил вниманию Алекса новую раскраску, а Зинаиду пригласил в свою комнату на разговор:
– Уважаемая Зинаида Александровна! Я очень хорошо отношусь к Ивану Алексеевичу, которому обязан жизнью. Он дважды спас меня от верной погибели. В начале войны осенью 1914 года к нам пришел срочный приказ: ранним утром атаковать противника – линию обороны, усиленную артиллерией. А у нас ни одной пушечки. Разведка в первые ночные часы показала, что немцы, извините, противник, готовится к отражению нашей атаки, т. е. информация о наступлении рассекречена. Командир роты, Иван Алексеевич, отправил меня вместе с двумя санитарами в тыл корпуса за медикаментами и перевязочными материалами. Расстояние небольшое и к утру можно обернуться, но чисто теоретически. Ваш муж учел, что в санитарной части загодя быстро ничего не делается. Там всегда полно срочных дел. Вернулись мы, когда все было кончено. Из всех солдат и офицеров в живых оставался всего семеро. Ранение в ногу я получил через неделю во время очередной атаки. И еще раз убедился, что с командиром роты меня свел ангел-хранитель. Истекая кровью, иногда теряя сознание, я видел, как штабс-капитан сам, но с большим трудом, выпряг лошадь у артиллеристов, нашел телегу, заставил бойцов погрузить в нее раненых, в том числе меня, и отправил в тыл. Позже врачи сказали, что промедление в несколько часов могло стоить мне жизни от потери крови.
Зинаида во время этого повествования мучительно предполагала разные причины подобного разговора: что-то случилось с Иваном, нужно съезжать с этой квартиры, Алекс ведет себя неправильно… Наконец она решилась:
– Дорогой Вольдемар! Вы о чем-то хотите меня попросить? Мы же прекрасно понимаем друг друга, говорите прямо. Я привыкла без обиняков, без обходных маневров. У нас в России говорят в лоб!
– Хорошо. Только не обижайтесь. Лучше пообещайте сразу забыть то, о чем сейчас услышите. Выходите за меня замуж…. Будьте моей женой!
Возникла невольная пауза. Стало тихо. В голове Зинаиды за одно мгновение пронеслась вся ее жизнь с Иваном: вот ее свадьба; вот они счастливые в свадебном путешествии во Франции; вот рождение сына. Потом сборы Ивана на фронт, ожидания, тревога, переживания, неизвестность. А теперь еще и чужбина. И где Иван? Жив ли…? Зинаида вспомнила их совместную поездку к матери в город Моршанск. Тогда Евдокия Степановна ни с того ни с сего поведала Зинаиде семейную сагу о некой Глафире Ковалевой. Далекий родственник свекрови был непосредственным участников событий Смутного времени. Боярин по положению, дипломат по профессии Прозоров Матвей Еремеевич имел жену и двоих детей. Но влюбился в одинокую женщину и между ними случился роман. К 1612 году их связывало не только совместное участие в войне с поляками, но и близкие отношения в условиях опасности. Когда над Отечеством развеялись тучи, жизнь начала налаживаться, Глафира исчезла из жизни Матвея. После ее смерти удалось узнать, что женщина удалилась в дальний монастырь, приняла постриг и до конца дней молилась о здравии своего единственного любимого человека. Евдокия Степановна никаких выводов из сказанного не сделала, но и Зинаиду ни о чем не стала спрашивать. Перед отъездом невзначай заметила, что Зинаида самодостаточная женщина, а такие редко становятся неотъемлемой частью в жизни одного мужчины.
Очнулась Зинаида от того, что заговорил Вольдемар:
– Я очень хорошо знаю Ивана Алексеевича, знаю, как он Вас любит, точнее любил, Вас и сына. Но за прошедшее время он нашел бы сто способов дать о себе знать. А годы уходят, Алексу, кроме воспитания, потребуется еще и образование, помощь в поиске себя. А с фамилией Иволгин в Республике сделать карьеру будет сложно. Если хотите подумать, могу ждать сколь угодно!
– Дорогой Вольдемар. Я согласна с доводами и Вашим предложением. Но дайте мне время привыкнуть к новому предназначению. Нужно постепенно к этому изменению подготовить сына.
– Спасибо, Зинаида Александровна! Мне радостно и приятно, я буду ждать!
Вольдемар остался в своей комнате, а Зинаида ушла к сыну. Вернера с одной стороны мучили угрызения совести перед Иваном, с другой – он понимал свою потребность в Зинаиде, и его возможности, которые он может предложить этой еще очень молодой женщине и ее ребенку.
Зинаида, выйдя к сыну, сначала не знала, как смотреть ребенку в глаза. Она ощущала предательство по отношению к его отцу. Но характер немецкой женщины проснулся в ней, и Зинаида до конца убедила себя в правильности своего поступка: «Так будет лучше и ей и Александру».
Глава пятая
Брестский мирный договор развязал руки немцам и австрийцам. К марту 1918 года пространство от Финского залива до Черного моря оказалось оккупированным. Войска немецких генералов Кнерцена и Коха заняли Ростов, Таганрог, Крым. Большевики перевезли Правительство из Петрограда в Москву. На Украине немцы привели к власти гетмана Скоропадского, преданного им во всем, окружили его министрами – германофилами.
В доме Скворцовой Иван Алексеевич нашел покой, уют, заботу. Когда Тоня отсутствовала, Иволгин помогал ее матери Елизавете Петровне по хозяйству. Иногда он мыл посуду и полы, топил печь, чистил картофель. Они общались, старушка вспоминала молодость, рассказывала о своей любви к Ивану Сергеевичу, мужу и отцу Тони, о причинах их переезда из Воронежа на Украину. Все в ее рассказах было складно, интересно, а порой захватывающе. Единственно, когда начиналось повествование о периоде их проживания без главы семейства, она плакала. Служил Иван Сергеевич машинистом на железной дороге, водил паровоз между Воронежем и Ельцом. Елизавета Петровна в подобных рассказах не забывала упоминать, что все паровозы делались в России, что за границей не закупали ни одного винтика. Иван Сергеевич очень любил свой паровоз, относился к нему, как к дитяте малому. Однажды под осень прошли проливные дожди и часть полотна размыло. Иван Сергеевич двигался к Воронежу и на разъезде его остановил обходчик. Велел стоять и ждать, когда приедет бригада ремонтников. Иван Сергеевич пошел вдоль полотна, попрыгал по шпалам и понял, что сумеет проскочить. Ежели ждать ремонтников, то сломается весь график движения и главное не смогут предупредить встречный состав. Елизавета Петровна в напряженных местах всегда выдерживала паузу, видимо хотела, чтобы слушатели поволновались. В этот раз она паузу затянула, но в итоге оказалось, что Иван Сергеевич аварийное место проскочил и вовремя привел состав к станции. Его примеру последовал встречный состав, он и покатился под откос. Ивана Сергеевича стали вызывать на допросы, обвиняла в том, что он подал дурной пример и по его вине ущерб составил почти сто тысяч рублей.
Но потом какой-то инженер перепроверил все до секунды и сделал вывод, что кабы Иван Сергеевич стал ждать ремонтника, то встречный поезд с ним бы столкнулся обязательно. С него сняли обвинение, вернули на паровоз, но он человек гордый, взял и уволился. Уехал в Харьков с семьей, где его устроили на ремонтный завод.
Антонина с работы приносила медикаменты, видимо брала без спроса. По пути домой заходила на рынок, покупала что-то из еды, но многое к столу находилось дома, в закромах. Главное, она приносила новости о положении дел в Харькове, на Украине и в России. К началу 1919 года было не ясно, то ли большевики потеснили немецких оккупантов, то ли гетман победил большевиков. В июле в город вошла Белая гвардия. Иволгин собрался было покончить со своим дурацким положением и исполнить давнее желание – встать под знамена русского офицерства. Но Антонина, видя настроение новых пациентов (именно в госпиталях оголяются характеры людей, выходит наружу все сокровенное), как могла, отговаривала своего друга:
– Поверьте, Иван Алексеевич, это уже не те воспитанные и выдержанные молодцы, холеные щеголи, предупредительно относящиеся к женщине. Это озлобленные, усталые люди неопределенного возраста, хватаются за кобуру по любому поводу, а то и без.
– Я вам не верю! Не могут люди за год с небольшим измениться так, что больше напоминают озлобленную толпу, чем организованную армию. Даже если задаться целью, сделать за пятнадцать месяцев из зрелого и воспитанного человека необузданное животное…. Может быть один из сотни… и то вряд ли.
– Вы поверите, наверное, когда меня изнасилует кто-то из этой золотопогонной гвардии. Или убьют просто так…
– Ну что Вы, Тонечка, я в страшном сне не могу представить Вашу боль. Вы же сама доброта!
– Не для всех. Многие больные называют меня бездушной, злой и даже вредной.
– Не убедили!
– Тогда так! Повязку с глаза мы не сняли. Это согласно старой врачебной рекомендации. Продолжаем применять смягчающие капли и мазь. Избегаем солнечного света, но нужен опытный глазной доктор. Глаз не видит. Одним правым много не навоюешь.
– Четыре года на передовой и ни одной царапины. А здесь случайная, глупая драка. Действительно, с одним глазом никому не нужен: ни армии, которой по сути нет; ни семье, к которой поезда не ходят, а пешком не дойдешь.
Первый раз, находясь в зрелом возрасте, Иван заплакал.
– Мама очень Вас хвалит и все советует двумя руками держаться за Вас.
Антонина приблизилась к Ивану, обняла его, поцеловала в щеку, как всегда чисто выбритую, и заплакала вместе с ним. Она испытывала к этому человеку такие нежные чувства, что ее сердце готово было разорваться. Ей было жаль его за физическое и психологическое бессилие перед сложившейся ситуацией. Но больше всего, она боялась потерять такого, уже дорогого ей, мужчину.
Однажды Иволгин по просьбе Елизаветы Петровны пошел в сарай. Там на полках должна была храниться коробочка с набором для ремонта обуви. Иволгин никогда не упрямился, исполнял поручения и только по просьбе самой старухи оказывал помощь. К своему счастью или несчастью он обнаружил на полке темные очки без диоптрий. Нужную коробку отдал Елизавете Петровне, а сам устремился в свою комнатушку. Оттер стекла от пыли и примерил находку. План у него созрел еще там, в сарае. Потом он попросил у старухи клюку и отправился на улицу, якобы погулять. Отошел от дома на половину версты, нацепил темные очки, надвинул кепку и поднял воротник пальто. Через очки хоть одним глазом, но Иволгин видел все. Для порядка постукивал клюкой перед ногами. Какие у кого могут возникнуть вопросы к слепому? Дошел до площади, где стоял грузовик и две пушки на лафетах. Вокруг бегали мальчишки и приставали к солдатам. Из подъезда вышла группа офицеров, человек семь-восемь. Иван Алексеевич хотел к ним приблизиться в надежде найти знакомых, но вдруг откуда-то выскочил разъяренный фельдфебель и схватил Ивана за лацканы пальто.
– Чего уставился? – орал военный дурным голосом, – где зрение потерял? Ты служил в ЧК, я тебя узнал! – фельдфебель схватился за кобуру.
Стало понятно, чем все это может кончиться, но вступился капитан. Он подозвал сумасшедшего к себе и начал его отчитывать.
– Совсем мозги пропили! Разве слепой может служить в ЧК? Подумай остатками своих мозгов.
Иван поспешил уйти восвояси, еще раз убедившись в правоте Антонины.
В декабре 1919 года Красная гвардия вошла в Харьков. Зачистка началась на другой день, сначала с помощью патрулей на улицах. Через неделю начались адресные обыски и аресты. Основные удары наносились по приближенным Старопадского, офицерам Белой армии. Били по дворянам и местной буржуазии. Пик этих событий пришелся на лето 1920 года. Потом все пошло на спад. Жизнь постепенно переходила в мирное русло. В госпиталь поступало меньше раненых, в основном лечили мирные болезни, бытовые травмы.
Тоня обрастала связями, перестала скрывать самого Иволгина, на работе и по месту жительства объявила о появлении у нее жениха. К его характеристике добавляла, что он специалист по лошадям, точнее ветеринар.
Как-то Антонина вернулась с работы возбужденной, веселой и еще с порога прокричала, что, наконец, Иван покажет всем, на что способен. Выяснилось: Антонина договорилась о приеме Ивана на работу в артель по выращиванию и выездке лошадей для нужд Красной армии.
Глава шестая
События в Европе сказывались на политической и общественной жизни Эстонской республики. Ориентиры, как и прежде, сходились на германском покровительстве. В марте 1934 года к власти пришли лидеры партии аграриев К. Пятс, И. Лайдонер. Распущен парламент. В 1935 году запрещены все политические партии. В 1937 году создано Национальное собрание. Принята новая Конституция. Через год К. Пятс избран Президентом. Вся промышленность Эстонии оказалась подчинена интересам Германии. Первое место во внешней торговле сельхозпродуктами также занимала Германия.
Семья Вернер к этому времени уже относилась к категории богатых. Имела личный автомобиль, загородный дом и… близких родственников за границей – баронесса Грайнерт, как всегда, оказалась примером. Она откликнулась на уговоры немецких эмиссаров, которые разыскали в Нюрнберге ее дальних родственников. Те не преминули найти нужные аргументы для возвращения фрау на землю обетованную. Немцам нужна была не только статистика, но и конкретные живые примеры. В данном случае зов крови всем демонстрировал победу над возрастными ограничениями.
Вольдемар имел государственные дотации, а его лаборатория превратилась в многопрофильное предприятие. Оно поставляло Германии блоки к переносным рациям. Радиус действия и прочие открытия содержались в глубокой тайне. Такая работа делала господина Вернера еще более важным и более замкнутым. Приемный сын Алекс приобщился к изысканиям отчима, хотя и был на вторых ролях. К 1937 году он закончил Тартусский университет, получил диплом инженера и, конечно, был сориентирован на работу по проблемам беспроводной связи.
Естественно, мать много сил отдавала воспитанию сына, видела в нем то лучшее, что было в прошлой жизни. Никогда не делала тайны, что отец Алекса офицер царской армии, воевал на фронтах Первой мировой или как эту войну тогда называли второй Отечественной. Штабс-капитан Иволгин погиб смертью храбрых. Сын никогда не задавал вопросов про отца. С матерью общался только на русском языке и обожал русскую кухню. В студенческие годы он отличался от других всякими непристойными песенками, обнаружил при этом задатки музыканта.
Жизнь семьи была наполнена разнообразием. В выходные – поездки за город, скачки на лошадях, помощь садовнику, ухаживание за розарием, возвращение с букетами для знакомых и в контору Вольдемара. Походы в ресторан, прием и посещение гостей, рыбалка, спортзал. Отпусков у старшего поколения не было. Только Алекс выезжал на курортное побережье в границах республики.
В этот раз Алекс лукавил. Родственники уверовали, что он отдыхает на Пирита, а на самом деле парень вместе с девушкой, которая раза в полтора старше его, уехал в курортное местечко Нэли-Ярви. Особняки, расположенные по берегам семи озер, предназначались не для молодежи. Среди отдыхающих встречались степенные люди, искавшие уединения и спокойствия. В подруге Алекса Карине текла молдавская, скорее цыганская кровь. Ее гибкий стан, цвета вороны волосы и бездонные глаза свели с ума многих молодых людей. Она не искала единственного, привыкла менять партнеров, тем более, что родители предоставляли ей полную свободу и финансировали любую прихоть.
Для полного комфорта Алекс нанял штат прислуги. В промежутках между любовными утехами молодые люди катались на велосипедах, купались в озере, ловили рыбу и пили вино. Подобное время провождения надоело Алексу на пятый день. Похоже и Карина успела продемонстрировать все, на что была способна, и ее организм требовал отдыха. На седьмой день Алекс понял, что поторопился со сроками аренды. Еще три дня под одной крышей с этой красавицей он не выдержит. Решение подсказал дворецкий. Его друг в десяти верстах от Нэли-Ярви содержал аэродром с одним легким самолетом. При желании дворецкий мог бы свести его с пилотом и предоставить целый букет новых впечатлений.
Алекс переговорил с Кариной, и они в сопровождении дворецкого двинули к летному полю на коляске, запряженной двумя лошадьми.
Из избы у кромки леса вышел дядька среднего роста, годов сорока, в берете и с курительной трубкой во рту. Без формальностей объявил, что погода в день их приезда нелетная, но утром обещают ясное небо. Пилот предложил ночевку у него в доме. В гостиной оказался накрытый стол, уставленный выпивкой, закуской. Хозяин провел гостей в отдельную комнату, расположенную за дверью в гостиную. Также показал, где расположены удобства. Напрасно Алекс насторожился и искал в поведении дворецкого и пилота в приготовлении к чему-то криминальному. Утро подарило чистое синие небо и слабый ветерок. На коляске добрались до ангара, в котором под охраной старого мужика стоял самолет.
Фанерный биплан, шасси в растопырку, половина двигателя наружу. В фюзеляже зияли две дыры, именуемые посадочными местами. Пилот обошел свой аппарат и предложил Алексу быть первым. Залезли в предназначенные для сиденья гнезда, дворецкий стал у пропеллера, Карине велели отойти в сторону. Взревел мотор, самолет побежал по полю и оторвался от земли. Ветер свистел в уши Алексу, его кепку сдуло и она улетела в неизвестном направлении. С высоты птичьего полета он увидел лес, жилые дома, озеро и дорогу. Красота привела парня в восторг. Ему захотелось петь и читать стихи. Приземлился Алекс другим человеком. Он понял, что небо позвало его к себе и он готов ответить согласием.
Карина забралась на пассажирское место и самолетик скрылся из виду. Он даже не пытался завязать круг над полем, а полетел прямо и прямо. Алекс взглянул на дворецкого, но тот не проявил удивления. Второй полет длился целый час. Когда самолетик приземлился, Алекс спросил у пилота о продолжительности летного времени, имея ввиду топливный бак аппарата. Пилот потупил взгляд, но вместо него заговорила Карина. С ее слов, она попросила пилота приземлиться на понравившейся ей поляне.
В доме снова оказался накрытым стол. Поели с удовольствием и начали собираться в обратный путь. И тут до Алекса дошло в чем причина такого гостеприимства. В оплату включили два застолья с перечислением блюд и напитков, ночлег, включая комплекты белья, и сами полеты.
Алекс отдал все деньги, приготовленные им на ближайшее время. Хорошо, что за проживание и прислугу, он заплатил заранее. После такого полета оставаться в Нэли-Ярли оказалось бессмысленно. Таким опустошенным во всех смыслах Алекс еще ни разу не возвращался домой.
Зинаида любила, когда ее называли на русский манер. Но, в крайнем случае, Зуля, как когда-то, но только не Уршула – по-эстонски и по-польски. Втайне она мечтала, что внуки ее будут звать бабушка Зина. Однажды она спросила сына:
– Александр, ведь тебе уже скоро четверть века. Думаешь ли ты о личной жизни? Мне кажется, пора искать любовь, настоящую и взаимную. Ведь пока ты и твоя избранница поймете друг друга, пройдет не год и не два. А там уже тридцать. Считай это заявка на беспробудную холостяцкую жизнь.
– Ну что Вы, мама! Сейчас совсем другие скорости. Мы все ближе к древним римлянам – пришел, увидел, победил. Женщины стали другими, они ездят на автомобилях, летают на самолетах. Многим просто некогда любить и рожать.
– Я к езде и полетам добавила бы – пьют водку и курят табак. К счастью на других примерах, но я уже неоднократно доказывала тебе, что наш мир очень разнообразен. У любого правила есть исключения. Любому периоду человеческого развития соответствует свой набор симпатий и антипатий, увлечений, привязанностей. Мозаика твоего возраста самая яркая, самая витиеватая. Выбранная женщина будет соответствовать жизненному лабиринту, или зайдешь в тупик, или будешь плутать пока не упадешь, или…
– В самом начале этого разговора было ясно, что Вы, мама, давно и тщательно к нему готовились. Так просто нам его не закончить. Думаю, что у Вас появился вариант, который хотите предложить моему вниманию, а может быть и настоять на окончательном выборе.
– Здесь, дорогой мой Алекс, ты ошибаешься. Мне было бы интересно знать твое мнение о семье Вюртенбергов, прежде всего об Инге. Поверь, никаких предварительных разговоров между нами не было.
– Просто нужно вспомнить наши семейные встречи, ее поведение на них, а потом уже сделать какие-то предварительные выводы.
– Дорогой, а как же – пришел, увидел, победил?
– Дай мне хотя бы пару дней, после чего мы продолжим разговор о любви, и поверьте, тема для меня больше интересная, чем неприятная. Сейчас я сыграю мелодию, которая пришла мне на ум достаточно давно. Сегодня я наконец-то подобрал ее на инструменте. Только не подумайте, что все больше меня захватывает сочинительство. А то завтра услышу, что сал композитором.
Еще не прозвучали финальные аккорды, входная дверь отворилась, и в прихожей послышались шаги Вольдемара. Он приходил с работы в разное время, но, как правило, в интервале между семнадцатью и двадцатью часами.
– Добрый вечер, дорогие! Я ужасно голоден, пообедать было некогда. Алекс, ты встретил наших немецких коллег?
– Да, господин Вернер, и встретил, и отвез в гостиницу, и расселил по номерам. Предложил обзорную экскурсию по городу, но они отказались. Сослались на усталость. Но что мне показалось странным, хотя все были в цивильном платье, к одному из них обращались четко, вытягиваясь в струнку. Они что военные?
– А военными немцы считают себя с пеленок. Сейчас они встают под ружье, видимо, у них планы командовать всем миром. Но повторяю – они наши друзья, и в них успех нашего с тобой процветания. Если этот визит пройдет удачно, мы получим шикарные заказы. Ты не был навязчив?
– Они в конце удивились, узнав, что я эстонец, а не немец. Спросили, где я учил язык. Представляю, как они удивятся, когда узнают, что я еще и инженер.
– Не будем больше терзать эту тему, пойдем к столу.
За столом деловых разговоров никогда не велось, а уж о работе Вернера тем более. После ужина Зинаида отпустила домой кухарку, а сама ушла к себе. Вольдемар сел у радиоприемника, находил и слушал новости, в том числе и из СССР. Алекс ушел на улицу или куда-то уехал, при этом исповедывал негласный закон – ровно в двадцать два тридцать надо быть дома.
Утром, как обычно, Вольдемар и Алекс отправились на работу. Слева от входной двери в лабораторию Вернера висела табличка, исполненная на бронзовой пластине «Филиал центра по усовершенствованию изобретений». Сверху на эстонском языке, затем черта и на немецком. Что это такое никто не знал. Формулировку подсказали немецкие друзья.
Вначале расселись в переговорной за столом, пили кофе, говорили через переводчика – Алекса. На встрече присутствовал заместитель Вернера господин Кантс. В ходе выступления гости вопросов не задавали. Затем пошли по кабинетам, в лабораторию, в цех. Трогали, спрашивали, просили продемонстрировать. Опять вернулись в переговорную и попросили Кантса выйти для разговора с директором один на один. Говорил руководитель делгации, говорил уверенно, лаконично, не задумываясь.
– Господин Вернер, мы знаем, что Алекс – Ваш пасынок. Вы уверены, что ему можно доверять?
Алекс, не смущаясь, спокойным голосом перевел эти слова. Вернер кивнул.
– Вы женаты на матери Алекса и живете одной семьей?
Вернер посмотрел на немца удивленно и кивнул, но не сразу.
– Так вот, наша служба, которую я здесь представляю, крайне заинтересована в вашем переезде с семьей в Германию. Вот список сотрудников, которым Вы должны предложить то же самое. Здесь останется все по-прежнему, но во главе с Кантсом. Основные технические новинки, чертежи, изделия переедут с Вами. Для оставшихся постараемся давать заказы, которые будут демонстрировать миролюбивый характер нашего сотрудничества. В Германии Вас и Вашего пасынка, обеспечим постоянной работой по профилю. По сути, будете заниматься тем же самым. Выделят достойную зарплату. Жилье. Ваша жена окажется на родине предков. Сейчас я не могу назвать точное место будущего проживания, но уверяю, что с матерью, фрау Грайнерт, она сможет видеться чаще.
– Но поймите, – Вернер пытался возразить, – мы граждане демократической республики и вправе выбирать место жительства. Наша работа, безусловно, представляет интерес для военных, вернее разведывательных целей, но ведь усиление режима секретности принесет нужные результаты и без переезда.
Немец грубо перебил хозяина:
– Скоро, очень скоро, даже скорее, чем мы можем предположить, сюда придут русские. Они могут знать о Вашей, с позволения сказать, лаборатории. Но теперь отдуваться придется господину Кантсу. Поэтому завтра вы вернете мой список сотрудников с отметкой напротив тех, кто откажется от нашего предложения. Срок для подготовки переезда – одна неделя. Понимаю, что вопросов нет. До свидания.
Вернувшись домой, Вольдемар посмотрел на Зинаиду и, немного помолчав, сказал:
«Нам нужно собираться. Руководство требует, чтобы наша семья переехала в Германию».
Зинаида сначала испугалась: опять чужие места, опять неизвестность… Ничего не ответив мужу, она вышла из дома. Зинаида шла по набережной Таллина, смотрела в свинцовую даль Балтийского моря и думала о бывшем муже.
