Авраам оказался не просто дедушкой Леи. Он был учителем древней мудрости каббалы, и я стал у него учиться.
Сначала это казалось чем-то случайным – ну, просто интересный дед, умный, харизматичный, с каким-то особенным светом в глазах. Но потом… потом я понял, что ничего случайного в этом не было.
Я начал приходить к нему почти каждый день. Мы сидели в той же комнате, где я впервые услышал про тикун, пили чай, листали книги, а иногда просто молчали, пока за окном шумел вечерний город.
Я начал брать домой книги.
Я не знаю, как объяснить, но мне было легко.
Не так, как в школе, где тебя все время оценивают, где вечно нужно доказывать, что ты что-то понял, не так, как с другими взрослыми, которые всё время вещают с позиции «я умнее тебя».
А просто.
Я читал и понимал.
Я слышал слова Авраама и чувствовал, что они правда.
И самое удивительное – у меня даже не возникало мысли усомниться в том, что я слышу.
Это было как… как вспомнить что-то, что ты знал всегда, но просто на время забыл.
Однажды Авраам начал молитву. Я замер.
Эти слова…
Я знал их.
Я не учил их раньше, но когда он произносил их, у меня не было ощущения новизны. Было ощущение узнавания.
Я тихо повторил за ним.
Слова слетали с языка без малейшего усилия.
Я не знал, как это возможно, но это было так.
Мы с Авраамом и Леей часто сидели втроем, обсуждая жизнь, душу, Вселенную, Бога.
Философские беседы длились по несколько часов, и это утешало меня.
В мире, который рушился, в хаосе, который заполнил мою жизнь после переезда, это наполняло меня смыслом.
Я почувствовал, что мне становится легче.
Как будто я наконец-то нашел что-то, чего мне так долго не хватало.
Как будто я наконец начал видеть Свет.
Однажды вечером мы снова сидели в комнате с деревянным столом, с книгами, рассыпанными повсюду, с запахом чая и воска от ханукальных свечей. За окном Барселона шумела, как и всегда, но здесь, в этом пространстве, всё казалось тихим и важным.
Я вдруг вспомнил фильм, который пересматривал снова и снова, с тех пор как мы переехали.
– Я тут подумал… – начал я, прокручивая в руках ложку. – Вы смотрели фильм Тарковского «Жертвоприношение»?
Авраам оторвал взгляд от книги, приподнял брови.
– Да. Очень давно.
Лея, которая сидела рядом, тоже заинтересованно посмотрела на меня.
– В общем, там главный герой, Александр, узнаёт, что начинается война. Конец света. Он в отчаянии. И он начинает молиться Богу и дает обет: если мир будет спасён, он откажется от всего, что у него есть.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
– Он просыпается, и мир действительно спасён. Всё, как раньше. Но он держит слово. Он сжигает свой дом. Отрекается от всего.
Я откинулся на спинку стула.
– Вот я и думаю… Если бы я мог что-то сделать, смог бы я? Смог бы я пожертвовать всем, если бы знал, что это изменит мир?
Авраам слушал меня внимательно, но в его глазах не было ни одобрения, ни удивления. Он будто ждал, чтобы я задал этот вопрос.
Он немного отодвинул чашку с чаем и сказал спокойно:
– А ты знаешь, что на самом деле он нарушил духовный закон?
Я замер.
– Что?..
– Жертвовать ничем не нужно. Вмешиваясь в процесс, мы разрушаем порядок мироздания.
Я ошеломлённо посмотрел на него.
– Но… как же так? Он спас мир! Разве это не правильно?
Авраам покачал головой.
– Спас ли? Или просто стал свидетелем того, что и так должно было произойти?
Он сделал паузу, а потом продолжил:
– Представь, что ты вмешиваешься в поток реки, меняешь её течение, пытаешься удержать воду в руках. Что происходит?
Я молчал.
Лея тихо сказала:
– Вода всё равно находит путь.
Авраам кивнул.
– Именно. Но пока ты пытаешься её остановить, ты сам тратишь все силы и не даёшь реке течь естественно.
Я задумался.
– Значит… выходит, если мы видим, что кто-то страдает, мы должны просто стоять в стороне? Не вмешиваться? Не помогать?
Я услышал нотку возмущения в своём голосе, но Авраам, казалось, ждал этого вопроса.
Он улыбнулся.
– Вот теперь ты спрашиваешь по-настоящему.
Я напрягся, ожидая ответа.
– Конечно, мы должны сострадать. Но сострадание – это не жертва.
– А в чём разница?
Авраам поставил локти на стол.
– Когда ты жертвуешь, ты говоришь миру: я возьму на себя этот груз, потому что без меня ничего не изменится. Ты ставишь себя центром.
– Но если я не помогу – кто поможет?
– Свет.
Я нахмурился.
– Что?
– Творец создал этот мир, и он работает по определённым законам. Свет сам по себе уже содержит исправление. Твоя задача – не страдать за других, а быть проводником этого Света.
– И как это выглядит на практике?
Авраам сделал паузу, а потом спросил:
– Если ты видишь, что кто-то тонет, что ты сделаешь?
– Ну… брошу ему спасательный круг?
– А если ты сам не умеешь плавать?
Я задумался.
– Значит… надо сначала научиться плавать?
Авраам кивнул.
– Ты не можешь спасти мир, если сам утонешь в хаосе. Поэтому главное не жертвовать собой, а наполниться Светом и передавать его другим.
– А если мир всё равно катится в бездну?
– Мир катится туда, куда его ведёт сознание людей.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Ты не можешь изменить мир. Но можешь изменить себя. А когда ты изменишь себя, мир вокруг тебя тоже изменится.
Я переваривал его слова.
Лея вдруг положила руку мне на плечо.
– Ты не должен сжигать свой дом, Эли. Ты должен его осветить.
Я посмотрел на неё, и в этот момент всё встало на свои места.
Тарковский ошибся.
Жертвовать ничем не нужно.
Нужно зажечь Свет.
Родители кайфовали от жизни в Испании.
Честно, я не виню их. Они, наверное, всю жизнь мечтали жить так – без московской суеты, без пробок, без этого вечного напряжения, которое преследовало всех нас дома. Теперь у них были виноградники, хайкинг в горах и падел – игра похожая на теннис, в которую они играли в компании таких же эмигрантов, как они сами.
Они наслаждались жизнью.
А я… я как будто жил в другом мире.
Я не хотел ходить с ними в походы. Не хотел ездить на винодельни. Не хотел вписываться в их новый испанский рай.
Каждый день после школы я уходил из дома и проводил часы у Авраама. Читал книги, слушал его рассказы, спорил с Леей о смысле жизни.
И чем глубже я погружался в этот мир, тем больше отдалялся от своего прошлого.
И в какой-то момент родители это заметили.
Однажды вечером, когда я вернулся домой, мама уже ждала меня.
Я сразу понял, что что-то не так.
На столе лежали книги.
Мои книги.
Те, что я приносил от Авраама.
Мама скрестила руки на груди и посмотрела на меня.
– Илья, можно объяснить, что это?
Я устало бросил рюкзак на стул.
– Это книги.
– Какие книги?
Я сел напротив неё и, не глядя, открыл одну из них.
– Каббала, это такое древнее учение.
Мама нахмурилась.
– И с каких это пор ты стал евреем?
Я почувствовал, как внутри сжалось что-то горячее.
Я посмотрел на неё.
– А с каких пор это важно?
Она прикусила губу.
– Ну, ты же сам понимаешь… Мы никогда не были религиозными. И вдруг ты таскаешь домой… вот это.
Она ткнула пальцем в страницу с древним текстом.
Я закрыл книгу.
– А если мне это важно?
Она вздохнула и потерла виски.
– Сынок, ты же понимаешь, как это выглядит со стороны? Ты вдруг замкнулся, перестал с нами общаться, начал ходить к этому… этому старику, говорить какие-то странные вещи.
Я фыркнул.
– Ты думаешь, я в секту попал?
Она молчала пару секунд, потом подняла на меня взгляд.
– А ты сам уверен, что не попал?
Меня как будто ударило.
Я разозлился.
– Знаешь, мам, а что, если я просто нашёл что-то важное? Что-то настоящее?
Она нахмурилась.
– Мы же уехали, чтобы начать новую жизнь. Почему ты не можешь просто жить нормально?
Вот оно. Просто жить нормально.
Я усмехнулся.
– Нормально – это как? Играть в падел? Дегустировать вино? Делать вид, что ничего не происходит?
Она сжала губы.
– Что ты хочешь этим сказать?
Я резко поднялся.
– Я хочу сказать, что вы просто убежали. И теперь делаете вид, что всё хорошо. Но мир никуда не делся, понимаешь? Всё, что было, всё, что случилось – это всё продолжается. А вы просто закрыли на это глаза.
Она побледнела.
– Илья…
– Вы притворяетесь, что это не касается вас. А меня касается.
Мама молчала.
Я видел, что мои слова её задели.
Но в этот момент я уже не мог молчать.
Я взял книги и пошёл в свою комнату.
Прежде чем закрыть дверь, я услышал, как она тихо сказала:
– Мы тебя теряем.
И я вдруг понял, что она права.
Но не так, как она думает.
Я уже ушёл.
Просто они ещё не поняли этого до конца.
На следующий день я пришёл к Аврааму.
Мы сидели в той же комнате, с тем же чаем, с тем же мягким светом свечей. Я чувствовал себя выжатым. Авраам сразу все понял. Он смотрел на меня спокойно, но с каким-то вниманием, которое меняло всё. С ним я мог не объяснять.
Но в этот раз я рассказал.
– Они меня не понимают, – выдохнул я, не глядя на него.
Авраам молча кивнул.
– Они думают, что я в секту попал. Думают, что я убегаю от жизни.
– А ты?
Я поднял на него глаза.
– А я наоборот – чувствую, что впервые живу по-настоящему.
Авраам отложил чашку.
– Это естественно.
Я хмыкнул.
– Естественно?
– Да. Родители привели тебя в этот мир, дали тебе тело, дом, возможности. Но душа… – он посмотрел мне прямо в глаза, – душа идёт своим путём.
Я почувствовал, как во мне что-то щёлкнуло.
– Ты хочешь сказать, что они не могут идти со мной?
– Они могут идти рядом. Но не вместо тебя.
Я задумался.
– Просто… мне тяжело. Я не хочу с ними ссориться. Они же моя семья.
– Семья – это не только кровь, Илья. Это ещё и духовная связь. Иногда мы рождаемся среди людей, которые не могут нас понять. Это не их вина.
– Но ведь они любят меня.
Авраам кивнул.
– Любят, как умеют. Но каждый видит мир по-своему.
Я снова вспомнил маму. Её растерянный взгляд. «Мы тебя теряем».
– Что мне делать?
Авраам немного помолчал.
– Принять их такими, какие они есть.
– А если они не могут принять меня?
– Это их выбор.
Я сжал кулаки.
– Но ведь… это больно.
Авраам грустно улыбнулся.
– Да. Расти всегда больно.
Мы замолчали.
– Ты хочешь отвлечься?
Авраам сказал это так спокойно, что я сразу понял: это не просто вопрос.
Я посмотрел на него.
– Как?
Он чуть улыбнулся.
– Поедем со мной в Жирону.
Я моргнул.
– Куда?
– Жирона. Час от Барселоны. Там будет конференция, посвящённая каббале. Будут выступать учёные, исследователи. Историки. Я выступаю с докладом.
– И… ты хочешь, чтобы я…
– Чтобы ты поехал со мной.
Я замер.
Впервые за долгое время я почувствовал, что мне предлагают что-то важное.
– Ты согласен?
Я не раздумывал.
– Да.
Авраам кивнул.
– Тогда завтра выезжаем.
Я вдруг почувствовал, как что-то внутри меня разворачивается в правильную сторону.
Как будто я сделал шаг туда, куда должен был идти всегда.
Завтра была пятница.
Авраам сказал, что мы вернёмся в воскресенье к вечеру, и что я смогу заночевать у его друзей в Жироне.
К счастью, мне не пришлось уговаривать родителей – они как раз запланировали поездку на выходные в Андорру, от которой я заранее предусмотрительно отказался, и должны были уехать раньше меня.
Так что я ничего им не сказал о своих планах.
Просто собрал рюкзак, взял пару книг и лёг спать с каким-то странным, но приятным волнением внутри.
На следующий день, когда я шёл к метро, произошло необычное.
Сначала я даже не обратил внимания – ну мало ли, улица как улица, люди, машины, в воздухе запах кофе и восточной еды.
Но потом я увидел его.
Белый голубь.
Он не летел.
Он шёл впереди меня.
Бежал по дороге, переваливаясь с лапы на лапу, поглядывая на меня боковым зрением, будто проверяя – иду ли я за ним?
Сначала я подумал – случайность.
Потом минуту шёл, думая о своём, но когда заметил, что голубь всё ещё там, всё ещё передо мной, всё ещё бежит и смотрит, мне стало не по себе.
Откуда тут белый голубь?
Серых – да, их полно. Барселона ими кишит.
Но белый?
И почему он так странно ведёт себя?
Он был слишком смелым, слишком уверенным, даже слишком… назойливым.
Я не выдержал, остановился – и голубь тоже.
Посмотрел на меня.
А потом, как ни в чём не бывало, расправил крылья и взлетел.
Я смотрел, как он исчезает в свете утреннего солнца.
Что-то будет, решил я.
Что-то важное.
Когда мы с Авраамом сели в поезд, я рассказал ему про голубя.
Он выслушал меня, не перебивая, а потом улыбнулся.
– Ты знаешь, что голубь – это символ души?
Я нахмурился.
– Серьёзно?
– Серьёзно. И не просто души. Чистой души. В Зоаре говорится, что белый голубь – это знак Высшего Света.
Я переваривал это.
– И что, мне просто так дали этот «знак»?
Авраам улыбнулся.
– Никаких «просто так» не бывает.
Я усмехнулся.
– Вы сейчас скажете: «Случайности неслучайны»?
Он кивнул.
– Именно.
Я снова задумался о голубе.
О том, как он смотрел на меня.
О том, как он вёл меня.
И вдруг мне стало очень спокойно.
Как будто я не один.
Как будто кто-то ведёт меня.
Куда – пока не знаю.
Но это уже не важно.
Мы приехали в Жирону в полдень.
Я уже знал, что этот город когда-то был важным центром еврейской жизни в Испании. Но я не знал, что почувствую это так остро.
Когда мы шли по старым мощёным улицам, я ощущал странное внутреннее волнение. Как будто что-то ждало меня впереди.
Авраам провел меня через узкие улочки, и мы оказались перед массивной деревянной дверью с небольшой табличкой:
Музей еврейской истории
Авраам открыл дверь, и мы вошли внутрь.
Каменные стены. Прохладно. Тишина – как в храме.
Толстые каменные стены, старые деревянные балки на потолке, мягкий рассеянный свет. В воздухе чувствовался запах пыли и древних страниц.
Я уже бывал в музеях, но этот был другим.
Авраам уверенно вёл меня, и мы вышли в закрытый внутренний дворик.
Дворик был фантастический – в плиточном полу была вымощена огромная мраморная звезда Давида, которую красиво обрамляли деревья и здания. Их ветви причудливо изгибались, словно охраняя это место.
Я знал, что звезда Давида – еврейский символ. Но все же решился задать вопрос.
– Почему она здесь? – спросил я шёпотом.
Как будто боялся потревожить тишину.
Авраам улыбнулся, но не сразу ответил.
Провёл пальцами по символу.
– Потому что здесь была синагога, – тихо сказал он.
– Это не просто знак.
Он как антенна. Соединение между землёй и Небом.
Я посмотрел внимательнее.
Он продолжил:
– Два треугольника.
Один – стремится вверх.
Другой – вниз.
Человеческое желание – к Свету.
Свет – к человеку.
– А в месте их пересечения? – спросил я.
– Точка встречи, – ответил Авраам. —
Там, где человек становится больше, чем просто человек.
Воздух здесь был другим. Глубже. Тяжелее.
Я встал в центр звезды и закрыл глаза. Я почувствовал покалывание в пальцах. Как будто меня окутывало что-то невидимое. Захотелось запечатлеть в памяти этот момент – это мое ноу-хау, я с детства так делаю, чтобы заново пережить какие-то хорошие чувства.
Впереди было небольшое здание, а в нем распахнутая дверь и ступени, ведущие вниз.
– Что там? – спросил я.
– Микве.
Я спустился осторожно.
Тусклый свет пробивался через небольшое окно. Передо мной была каменная купель.
– Еврейская ритуальная ванна, – пояснил Авраам. – Место очищения.
Я провёл рукой по камню.
Я знал этот холод.
Я резко выпрямился.
Что со мной происходит?
Авраам молчал, наблюдая за мной.
Я не стал ничего говорить.
Мы вернулись в музей и неспеша пошли по залам.
Сначала – надгробные плиты. Символы. Надписи на иврите.
Потом – ритуальные сосуды. Старинные подсвечники, предметы, которые трогали чьи-то руки много веков назад. Манускрипты. Всё это было, конечно, интересно… но не цепляло. Пока мы не вошли в зал каббалистов.
И тут у меня внутри что-то ёкнуло. И милый испанский городок с мощёными улочками и сувенирными лавками вдруг раскрылся для меня совсем с другой стороны. Я вдруг увидел это место как центр духовной мысли, где в 13 веке в разгар мрачного средневековья собрались самые продвинутые и осознанные люди того времени. Но не какие-то отшельники, а настоящие живые люди, которые чувствовали, любили, искали. Они не просто читали древние книги – они жили ими.
Молились. Открывали новое. Писали тексты, которые до сих пор потрясают.
И влияли на мир.
И это были не просто бородатые раввины, оторванные от реальности.
Это были врачи, астрологи, поэты, писатели, философы, богословы.
Люди, которые понимали, что мир – это не набор случайных событий,
а стройная система, в которой у всего есть смысл.
Я вдруг почувствовал этот дух – дух свободы, дух поиска, и, не знаю почему, но у меня внутри всё зашевелилось. Как будто что-то проснулось. И появился азарт – острый, как в детстве, когда ты чувствуешь, что сейчас найдёшь что-то важное.
На одной из стен висела огромная карта мира как его видели средневековые ученые. Мир был совсем не тот, который я привык видеть. Я смотрел вокруг, как заворожённый: непонятные круги, символы, буквы иврита.
Витрины с древними книгами. Предметы, которые я не мог опознать, но которые почему-то не казались чужими.
Но больше всего меня зацепило изображение мужского тела на противоположной стене. В натуральную величину, похоже на известное изображение человека с раскинутыми руками Леонардо да Винчи. На разные органы были нанесены знаки зодиака. Мой взгляд сразу же зацепился за скорпиона в области гениталий. Меня передернуло. Почему он там?
Я хотел спросить Авраама, но не решился.
Вдруг мое внимание привлекла небольшая книга, выставленная в стеклянной витрине посреди зала. Необычной была форма, которой был напечатан текст на иврите – в виде какого-то пятиугольного вымпела.
Я машинально навел телефон на сопроводительную табличку, чтобы перевести испанский текст. «Текст письма Моше бен Нахмана из Жироны (Рамбана) к его сыну с советами по морально-этическим вопросам. Тора-А-Адам, Венеция, 1595»
Рамбан…
Это имя пронзило меня.
Я понял, что откуда то знаю это имя.
Я начал всматриваться в текст, и в этот момент всё вокруг исчезло.
Я стою в большом каменном зале.
Свечи.
Запах пергамента и воска.
Кто-то рядом что-то пишет.
Чернила.
Голос.
– Элияу, ты должен это запомнить.
Я поворачиваюсь.
Передо мной старик с проницательными глазами.
Он смотрит на меня внимательно, будто проверяя, действительно ли я слушаю.
Я вижу его губы, двигающиеся в тишине.
– Запомни, Элияу. Мир держится на трёх вещах: на Торе, на служении и на добрых делах.
Я хочу что-то сказать…
Но меня выбрасывает обратно.
Я резко выдохнул.
Передо мной снова музей.
Стекло.
Книги.
Всё, как было.
Но я знал, что это было не просто воображение.
Авраам стоял рядом.
Он всё понял.
Но не сказал ничего.
Только кивнул, как будто подтверждая:
Да. Это было. И теперь тебе нужно узнать, зачем.
Когда мы подъехали к дому, начало темнеть.
– Это здесь, – сказал Авраам.
Я посмотрел вверх. Перед нами был старинный каталонский особняк, массивная дверь из тёмного дерева, кованые балконы, резные наличники окон.
– Твои друзья живут неплохо, – усмехнулся я.
– Йосеп и Яэль – удивительные люди, – ответил Авраам. – Я рад что ты с ними познакомишься.
Он нажал кнопку звонка.
Дверь открылась почти сразу, и на пороге появились хозяева. Им было около пятидесяти, но у них были искрящиеся глаза молодых людей.
Яэль – изящная женщина с короткими вьющимися тёмными волосами, Йосеп – худощавый мужчина среднего роста, с проседью в бороде, в белой рубашке и кипе. У него было твёрдое рукопожатие и глубокий, бархатный голос.
– Добро пожаловать! – сказал он, легко обнимая Авраама и целуя в обе щеки по испанскому обычаю.
Яэль тепло посмотрела на меня.
– А ты, должно быть, Илья?
– Да, – ответил я, немного смущённый.
– Добро пожаловать в наш дом.
Дом был роскошным. Высокие потолки с деревянными балками, цветная плитка на полу, мягкий свет от потолочных светильников, современная элегантная мебель.
В гостиной стоял большой деревянный стол, за которым легко могло поместиться человек двадцать. На столе стояли свечи и портреты духовных учителей, некоторых я раньше видел у Авраама.
На стенах радовали глаз яркими красками абстрактные картины, рядом с ними – любительские фото – семья, друзья.
На одной из полок стояли старинная серебряная ханукия, рядом – книги, каббалистические символы. Здесь было просторно, светло и очень душевно.
В квартире уже было около десятка человек.
Я сначала подумал, что попал на какое-то еженедельное собрание – было ощущение, что они очень близки друг другу, но потом услышал, как кто-то сказал:
– Ну, наконец-то встретились! Почти месяц не виделись.
Все обнимались, смеялись, хлопали друг друга по плечам.
Я стоял чуть в стороне, и тут вошла Лея.
Она сразу заметила меня, подошла ближе.
– Ну, как тебе тут? – спросила она тихо.
– Необычно, – признался я. – Я впервые на таком.
Она улыбнулась.
– Тогда держись за меня. Я буду тебе все объяснять.
Яэль и остальные женщины подошли к столу и стали по очереди зажигать свечи и произносить слова молитвы.
Все замолчали.
Я посмотрел на Лею.
Она тоже смотрела на свечи, но краем глаза заметила мой взгляд.
– Шаббат – это пауза, – прошептала она.
– Пауза?
Она кивнула.
– Мы живём в мире, где всё всегда движется. Бежит. Торопится. А в Шаббат мы останавливаемся. Мы перестаём создавать, перестаём менять реальность. Мы просто… находимся в ней.
Я смотрел, как пламя отражается в её глазах.
– И зачем?
Она чуть улыбнулась.
– Чтобы почувствовать, что у нас всё уже есть.
Потом кто-то включил интернет-трансляцию.
На экране появился учитель, и все, кто был в комнате, начали петь. По экрану побежали буквы иврита.
Я не знал слов.
Не понимал языка.
Но когда они запели, я вдруг почувствовал, что всё на своём месте.
Как будто это было частью меня.
Как будто я уже слышал эти мелодии.
Я не пел.
Но слушал, впитывал, запоминал. И мне стало очень спокойно.
После было что-то вроде праздничного ужина. За столом говорили о многом.
Но не о новостях, не о проблемах, не о политике.
Говорили о душе, о смысле, о будущем.
Один из гостей рассказывал о ретритном центре, который он строит на Коста-Браве.
– Это место будет для всех, кто хочет прийти к себе, – говорил он, наливая вино. – Для тех, кто ищет.
– И таких становится всё больше, – заметил кто-то.
– Потому что время пришло, мир меняется.
Я слушал.
И почувствовал: эти люди заботятся не только о себе.
Они не просто хотят личного счастья, хорошего дома, удачи в делах.
Они думают о других.
О мире.
О чём-то большем, чем просто их жизнь.
Я не знал, что сказать.
Но чувствовал, что мне здесь хорошо.
Йосеп внезапно посмотрел на меня, улыбнулся.
– Ты как?
– В смысле?
– Твой первый Шаббат.
Я сделал глоток воды, почувствовав, как внутри трепещет что-то тёплое.
– Честно? – спросил я.
– Конечно.
Я посмотрел на свечи, которые ещё горели.
– Я впервые чувствую, что всё правильно.
Все за столом замолчали на секунду, а потом улыбнулись.
Как будто они это знали.
Когда гости разошлись, Яэль провела меня в маленькую комнату.
– Это твоя спальня, – сказала она.
Я огляделся.
Небольшая, но уютная.
На стенах – фотографии, детские рисунки.
На полке – книги.
Я понял, что это чья-то бывшая детская комната.
Я лёг на кровать.
И впервые за долгое время почувствовал, что я дома. И заснул таким безмятежным сном, каким не спал все это время со дня приезда в Испанию.