Элси наклонилась потрепать макушку Лорда, и тот стерпел, хоть и издал утробное тигриное рычание.
Может, Мориэл знал. Может, дело не только в редком существе, но и во всем этом доме, в Максе, в новом старом городе.
Элси одернула себя. Она слишком много думала о Мориэле.
Как ни странно, несмотря на отсутствие хозяина, Лорд не пытался проникнуть Элси в голову. Слабое жжение в затылке не в счет. Это существо чуть не разрушило ментальный блок и спокойно могло бы закончить свое дело, но, как самый настоящий кот, мирно вылизывало лапы, сидя в коробке под лестницей.
Хидни тоже счел это странным. На этот раз он переместился к дому и забрал Элси с собой. Город сменился лесным домиком. Мориэл ходил вокруг сосны, рассматривая царапины на коре, и не сразу заметил несвоевременных гостей.
Элси медлить не стала, потянула его за рукав плаща и выпалила:
– У нас проблемы.
Мориэл поспешно отдернул руку. Ветер подхватил его плащ и обмотал вокруг ствола молодой сосенки. Ветер откинул и капюшон, но лучше бы он этого не делал.
Мориэл счел поведение Лорда странным, но глаза его вспыхнули. Он обожал такого рода сложности. И, Элси подозревала, о сохранности ее разума думал не в первую очередь.
– Значит, говоришь, весь вечер вы с этим Максом болтали на кухне, а Лорд был рядом, – повторил Мориэл и вернулся к своему обычному ритму размышлений: немым гляделкам с огнем в камине.
– Может, я помогу с блоком, – когда часы пробежали половину круга, предложил Хидни. Будто разбудил Мориэла.
– Не поможешь.
Хидни и Элси переглянулись. Даже огонь замолчал. А Мориэл снова закрыл глаза и замер в кресле.
Он думал долго. Элси следила за бегающими по подоконнику бескрылыми мошками. Хидни, по-собачьи устроившись на коврике, следил за Элси. Наконец Мориэл молча поднялся, погасил огонь и подошел к окну. В голове Элси раздался голос:
– Он понял, что ты наговорила вчера лишнего. Ночью он пришел не причинить вред тебе, а защитить хозяина. Он мог… – Мориэл открыл окно и высунул руку, чтобы поздороваться с вышедшим из леса Коньком. – …увидеть, что тебе больно. Думаю, так. Он сомневается, следит за тобой. Ему не нравится, что в твоей голове для него пусто.
– Он увидел, что мне больно, – мысленно повторила Элси и зажмурилась. В виске стрельнуло, разряд прошел по всему телу.
– Я едва коснулся, – донеслось от окна. – Блок совсем сломан.
Мориэл поднял руку, и Элси поняла без голоса в голове. Хидни тоже понял и остался сидеть на коврике, как бы ни хотелось ему вскочить: его глаза скрывать мысли совсем не умели.
– Сегодня мы попробуем по-другому, – наклонившись к самому уху Элси, прошептал Мориэл, и вывел ученицу на веранду. По шее еще долго бегали мурашки.
Они одновременно сели на качель, достаточно близко, чтобы чувствовать друг друга и достаточно далеко, чтобы не коснуться, хоть бы случайно. Впереди распростерся лес во всей своей величественной красоте. За спиной остался старик-дом. Он грузно дышал в такт скрипу качели.
– Закрой глаза, – прошептал Мориэл. У него был совсем такой же голос, как в голове Элси. – Расслабься. И слушай.
Под спиной появилось что-то мягкое и теплое. Такое же окутало голову. На коленях это теплое заворочалось, издало тихий утробный звук и замерло. Элси хотела его потрогать, но почувствовала другое, колючее и невесомое, тепло чужой ладони, и не стала шевелиться. Мориэл не коснулся. Элси почти видела его длинные тонкие пальцы, остановившиеся в сантиметре от ее руки. Далеко не в первый раз.
– Слушай лес, не меня.
Он говорил сотнями, тысячами голосов, он пел, смеялся и рыдал в одно и то же время. Он звал, как три года назад, когда Элси впервые ступила под его покров. Шуршало что-то живое в траве под ногами, поуркивало теплое и пушистое на коленях, над головой бились крылья, трещали в древесной пучине встревоженные ветки. Кто-то ходил далеко, тяжело ступая по нетоптаным зарослям. Кто-то скакал, едва касаясь земли. Ветер, нажимая вразнобой на клавиши травы, играл новую импровизацию, и успевал между делом щекотать в носу и кидать в лицо пыль.
– Продолжай слушать. А теперь перестань понимать. Не пытайся думать. Освободи голову.
Что-то, где-то, зачем-то, когда-то… Элси глубоко вдохнула лесной воздух и позволила ветру залезть через легкие в голову и вынести оттуда все к черту.
– Смети остатки щита, выбрось мысли. Я хочу увидеть пустоту.
Новая мысль чуть было не захватила опустевшую голову. Мориэл собирается залезть в ее сознание? Но и эту мысль унес ветер. Пушистое на руках перевернулось, Элси-таки погладила его пальцем: живое, и совсем успокоилась.
– Я ничего не трону. Сегодня ты все сделаешь сама.
Элси не почувствовала вторжения. Интонации голоса почти не изменились, только теперь он звучал сразу отовсюду и из неоткуда. А лес продолжал говорить, как радио в машине, когда мчишь с открытым окном по шоссе на полной скорости. Нет, как мамина тихая колыбельная, когда почти совсем заснул, но еще пытаешься удержаться в сознании.
– Подумай о том, что чувствуешь.
Легко, пусто, свободно и тепло. Если это сон, то просыпаться не хочется.
– Запомни это и строй. Только не стену.
Мориэл не договорил, но Элси поняла. Его присутствие ощущалось теплым жжением в районе висков. Он помогал, едва заметно, но все-таки придерживал полог пустоты перед глазами, не пускал в голову ничего лишнего. А Элси слушала, и медленно поднималась волна тумана, заменяя собой рухнувшую стену. От нее пахло морем, мокрым асфальтом и хворостом. Она шуршала живым огнем камина, переливалась лесным ручейком и обволакивала густым весенним теплом. Элси закуталась в нее, как в кокон, и мир вокруг перестал существовать.
– Для первого раза очень даже достойно.
Элси открыла глаза. Туман рассеялся, но тепло осталось. Оно накрывало голову зимней вязаной шапкой. Живое на коленях оказалось обыкновенным котом, безымянным и когда-то домашним, но уже пять лет как блуждающим по лесу. Теплое за спиной – пледом.
– Я не говорил тебе о моих первых щитах. – Не вопрос. Мориэл никогда не спрашивал.
– Вы ничего не говорили мне о себе, – выдавила из себя Элси. Голос запутался где-то в тумане новой защиты.
– Они были в десять раз прочнее и в сто раз грубее, чем сейчас. Толстая монолитная стена. И они действовали безотказно, пока… – Мориэл замолчал и молчал так долго, что Элси испугалась, что продолжать он не станет. – Они разбили эту стену, как картонку. Это было больно. Наверное. Мне было тринадцать. Обломки той сены чуть не разворотили мое сознание, как потом целители говорили.
Он осекся. Понял, что сказал больше, чем хотел.
– Не строй стены. Ты управляешь своим сознанием, а не тот, кто пытается его вскрыть.
К концу фразы голос Мориэла стал прежним: бесстрастным и ледяным, и в глаза вернулась знакомая пустота. Он встал, прошелся вдоль стены и жестом позвал Элси обратно в дом.
Тихое “спасибо” слетело с губ и попало в лапы ветра. Мориэл, конечно, не мог его услышать, но услышал: улыбнулся, искренне и немного грустно.
Элси давно не чувствовала такой легкости, будто сняли железный обруч, стягивающий голову последние несколько лет. Непривычная незащищенность пугала только первые несколько минут, до того момента, как Хидни попытался неумело коснуться ее разума. Новая защита сработала мягко и аккуратно. Элси вместо привычного удара почувствовала чуть щекотное прикосновение. А Хидни едва устоял на ногах и сбивчиво пообещал больше так не шутить.
– Теперь Лорд тебе не опасен, – напоследок заметил Мориэл и больше к этой теме не возвращался. Уже потом Элси узнала, что такая защита в Зазеркалье – далеко не норма, и поняла, что значили странные интонации в голосе наставника. Долго ворочалось на языке жгучее слово “гордость”.
– Вам не кажется, что… – Элси хотела сказать то, о чем непрестанно думала с первого дня. Не кажется ли Мориэлу, что надо рискнуть, пойти с Лордом на контакт.
Не успела. Уютный покой домика был наглым образом разрушен.
Распахнулась дверь, на пороге появился человек в сером плаще. Взметнулся к решетке и погас огонь. Дрожь пробежала по коже. Элси переглянулась с Хидни и нашла в его глазах совершенное непонимание, граничащее со страхом.
Мориэл указал на дверь. И не странному гостю, а стажерам. Они сидели вдвоем на веранде, долго, больше часа, молча смотрели на запертую дверь, и не надо было ничего говорить, чтобы понимать, что происходит в голове у другого.
– Если он не откроет через десять секунд, я вломлюсь туда сам, – прошипел Хидни.
Мориэл открыл, схватил его за плечо, втащил в дом и снова заперся.
Теперь Элси стало совсем не до шуток. На ее памяти излишне невозмутимый наставник ни разу не вел себя хоть сколько-нибудь подозрительно. Уходить теперь было бы просто глупо. И Элси по совершенно человеческой детской привычке прижалась ухом к щели между дверью и косяком.
Она не видела, что происходит внутри, но могла представить с точностью до деталей. Тлел огонек в камине, Хидни ходил из угла в угол – Элси слышала шуршание его шагов – М стоял неподвижно, должно быть, у окна. Оба то ли молчали, то ли говорили недоступным для Элси способом.
– И ты ничего мне не рассказывал? – воскликнул Хидни.
– Молчи и никуда не суйся, – прошипел сквозь зубы Мориэл. Если бы в комнате не было никого, кроме этих двоих, Элси не узнала бы голос. В нем было слишком много эмоций, черных, густых, как слизь. Название им Элси давать побоялась.
– Но лекари.., – начал было Хидни, и снова стало тихо.
Элси еще немного помялась у двери, а когда спина совсем затекла вернулась на качель, закуталась в плед и закрыла глаза. Как два часа назад, говорил лес, на коленях урчал безымянный кот, туман клубился в голове, но тепла не было. Вместо него единственная настойчивая идея билась в защиту. Что-то случилось там, в Зазеркалье, что-то страшное. Мысль все билась и билась. Сначала Элси морщилась, потом привыкла и провалилась в темноту. Но даже в темноте, где больше не было ни леса, ни кота, тихо и мерно, как капает вода из крана, звучал голос Мориэла:
– Молчи и не суйся, молчи, молчи.
Элси разбудил Хидни дружеским похлопыванием по плечу и беззаботным:
– Как ты спишь в такой позе?
Голова трещала, как всегда после неудачного дневного сна, правую ногу Элси совсем не чувствовала, но выдавила из себя улыбку и отшутилась. Через пару минут она совсем проснулась. Хидни сидел рядом, насвистывал смутно знакомую мелодию и болтал ногами. Его собачий чуб упал на лоб, солнце подсветило его золотистым ровным блеском. Все было правильно, так заканчивались многие вечера затянувшейся стажировки. Но, может быть, именно поэтому Элси напряглась и судорожно искала подвох.
– Тебе придется справляться самой, – будто невзначай, заметил Хидни. – Мориэл отлучится… на время.
Недоговоренное “в Зазеркалье” осталось висеть в воздухе. Хидни никогда не упоминал Зазеркалье при Элси – странное негласное правило. Сам он был там и не раз, но никогда не сказал об этом ни слова. Мориэл тоже часто отлучался без объяснений и предупреждений, а Элси не позволял. Поначалу она пыталась добиться ответа на такой простой банальный вопрос: почему? Почему другим полукровкам можно, а ей нельзя? Но если Мориэл что-то решил, переубедить его было невозможно.
Элси подавила детскую обиду и желание спросить что-нибудь банальное вроде: “Что случилось?” или “Все в порядке?”. Она просто встала и молча пошла туда, где должен быть город. Также молча ее догнал Хидни, превратился в лохматого пса и вильнул обрывком-хвостом.
Как бы Элси ни хотелось на него немного подуться, перспектива добираться до дома Макса человеческим способом была не впечатляющей. Хидни, словно извиняясь за молчание, перенес ее на соседний квартал. В последний момент, когда Элси шагнула к повороту, он вновь стал человеком и схватил ее за руку.
– Сообщи, если понадоблюсь.
Он исчез. А Элси долго еще стояла и смотрела туда, где вертелся лохматый пес. Глаза Хидни сказали ей куда больше, чем хотел их хозяин. Что-то преданное, собачье в глубине этих глаз никогда не давало Элси злиться на Хидни. Но испугала ее не преданность, а черное, вязкое месиво, опасно проглядывающее из глубины.
Оно не покинуло Элси и в доме, и за ужином при свечах, на которых активно настоял Макс, и в комнате с единственным источником света – ночником в форме луны на тумбочке. Даже просочившийся сквозь щель приоткрытой двери Лорд не смог вывести Элси из состояния, название которому она тщетно пыталась придумать. Наверное, так должно ощущаться предчувствие. Но Мориэл говорил, что у Элси нет никаких склонностей к предсказаниям. Предсказания вообще штука очень редкая в Зазеркалье. Но ведь и у самых неспособных к магии людей иногда бывают предчувствия.
Элси снилось море: пустой дикий пляж, гребни волн, одна особенно глубокая накрывает с головой, во рту соленая вода, в волосах путаются водоросли, а под ногами – пустота. Откуда оно взялось, это море? Элси не была на пляже много лет и на воде держалась с трудом. Но ночному морю она была благодарна хоть бы за отсутствие головной боли утром и неожиданное после вчерашних происшествий чувство полного умиротворения.
За завтраком Макс заявил, что на работу его никто сегодня не вытащит и что с его стороны совершенно не гостеприимно не познакомить Элси с городом. Не то, чтобы Элси стремилась весь день ходить по грязным улочкам, кишащим людьми, но лучше уж делать это с Максом, чем одной. Поэтому после отменно вкусной яичницы с тостами, еще более вкусного кофе и сборов, то и дело прерываемых торопливыми окликами Макса, она вышла из дома. Мяукающая работа, недовольно мотая хвостом, осталась тереться об дверной косяк.
– Ты не против познакомиться еще с парой хороших людей?
Макс так и сиял. Даже в простенькой футболке и мятой джинсовке он выглядел… привлекательным. Элси от всей души надеялась, что у нее при этой мысли не покраснели щеки.
Макс остановился у двери кофейни. На первый взгляд ничего особенного в ней не было. Но пока Макс болтал с кем-то по телефону, у Элси было время присмотреться. И она обнаружила, что, в отличие от всех других подобных заведений, отсюда не лилась музыка и не доносились голоса. Здесь не было и броских вывесок, и зазывающих покупателей “кофе от 50 рублей”, зато были аккуратная клумба первоцветов и живой газон, над дверью висели кашпо с молодым барвенком, деревянную ручку украшали вырезанные узоры. Выструганная из дерева же кофейная чашка заменяла колокольчик. Именно такое место должен был выбрать Макс. Но, к удивлению Элси, внутрь он заходить не стал.
Дверь открылась, из кофейни донесся запах крепких натуральных зерен. Компания молодых людей окружила Макса, тот со всеми поздоровался: с кем за руку, с кем и вовсе нескромно обнялся, и обернулся к Элси.
– Та, о ком я говорил вам вчера.
Не привыкшая к вниманию посторонних Элси готова была позорно сбежать, когда ее обступили знакомые Макса. Но это ощущение не продлилось и пары минут.
– Мои хорошие друзья и по совместительству коллеги.
Сошелся пазл: украшенное живыми цветами кафе, любовь Макса к кулинарии и пропитавший одежду коллег кофейный аромат. Ему шло. Элси легко могла представить Макса разливающим по чашкам сливки. Вот только здравый смысл поднял голову и ехидно спросил: “У бариста такой дом?”
Элси не успевала отвечать на рукопожатия и приветствия. Улыбка и вовсе приросла к ее лицу. Вывернувшись из кучки новых знакомых, она наклонилась к Максу и прошипела ему в ухо: “Что ты там про меня рассказал?”. И беззлобно толкнула локтем в бок. Макс только улыбнулся, и лицо его сделалось совершенно кошачьим.
– Алиса, рад знакомству.
Еще одна ладонь, шершавая и жесткая, коснулась пальцев Элси. Это был последний и старший из знакомых Макса – мужчина за тридцать с теплыми кофейными глазами.
Пятеро.
Элси чуть не рассмеялась. Их всего пятеро, тех, кого она вначале приняла за толпу. Теперь они стояли рядом, и Элси спокойно рассмотрела каждого: двое парней не сильно старше ее самой, быть может, ровесники Макса, тот самый мужчина с кофейными глазами и двое девушек, тоже совсем молодых, но разительно отличающихся друг от друга. Если одна была светленькая, хрупкая и едва ли дотягивала тому же Максу до плеча, то вторая в компании была едва ли не самой высокой, а резкие черты, волевой подбородок и короткая стрижка дали бы фору любому мужчине.
Прошло не меньше минуты молчаливых гляделок, когда Макс подал голос. И если можно столь разношерстную компанию назвать сборищем старых друзей, то именно так Элси их бы и назвала. Все они, это было бы очевидно даже совершенно не разбирающемуся в человеческих отношениях Мориэлу, собрались вокруг Макса. Макс собрал их, поймал на тот же крючок приветливой открытости и кажущейся простоты, который проглотила Элси в первый день. И теперь он успевал везде: со всеми поговорить, услышать все новости, параллельно втянуть в разговор новенькую и вести экскурсию по пыльным городским улочкам.
Сначала Элси чувствовала себя неуютно, по-привычке прятала руки в карманы и опускала глаза. В какой момент что-то внутри переломилась, она не заметила, и обнаружила себя внезапно смеющейся с нелепой шутки Макса.
Она ничего не знала об этих людях, кроме того, что связала их странная кофейня в невзрачном закутке невзрачного города. Но если раньше незнание вызывало отторжение, то теперь странным образом приманивало. И Элси, сама того не замечая, тянулась к знакомым Макса. Она изголодалась по общению, а эти люди – по новым лицам.
– В следующий раз я покажу тебе свой город, обещаю, – перед тем, как убежать, прошептал Макс. И Элси почти поверила, что тот, его, город сможет полюбить. Если бы не Макс, а кто угодно другой так наклонился к ее уху, так осторожно коснулся шершавыми подушечками пальцев щеки и так долго смотрел в глаза, Элси подумала бы непозволительное. Но Максу шла эта развязность, эта вольность в обращении. И Элси загнала неприличные мысли поглубже в защитный туман.
Когда исчез Макс, отговорившись встречей, рассыпалась и его компания. Первой убежала светленькая Ева, обнявшись с Элси на прощание, как с давней подругой. За ней убежал и один из молодых людей. Именно за ней – такое ни с чем не спутаешь. И тогда девушка с черным ежиком на голове – кажется, Рина – подхватила Элси под локоть.
– Я заберу ее, никто не против?
Никто против не был, а Элси не спрашивали. И Рина потащила ее за угол.
– Вы что-то… – оставшись наедине с мужеподобной девушкой Элси вдруг вспомнила, что знакомы они не дольше трех часов. А вот выглядела Рина так, что, взбреди ей что-нибудь в голову, ни сбежать, ни дать отпор не успеешь.
– Хотела? Не совсем.
Она отпустила Элси и быстрым шагом пошла за неимением тротуара прямо посреди дороги. Старые многоэтажки пялились слепыми глазницами. Между ними и Риной Элси выбрала Рину. Они шли молча ровно столько, сколько нужно, чтобы отдышаться, успокоиться и рассмотреть человека. Вблизи Рина вовсе не выглядела опасно, скорее наоборот. Весь ее вид от черной одежды и броского темного макияжа до излишне резких движений и быстрого чеканного шага кричал о независимости. Но глаза… в них было что-то от щенячьего восторга Хидни, космической глубины Лорда и того выражения Мориэла, которое появлялось у него очень редко и очень ненадолго. В них была жизнь. Наверное, поэтому Элси не сбежала.
– Я тебя узнала, – выдала Рина.
– Я тебя – нет.
Рина остановилась. Элси обдало знакомой прохладной волной, совсем слабой, но спутать ее с ветром было невозможно. Тело ответило легким покалыванием в кончиках пальцев. Поднялась туманная завеса в сознании, отвечая на слабую попытку вторжения. Элси стояла и тупо пялилась на Рину. А Рина очень плохо скрывала улыбку.
– Отец? – тихо спросила Элси. Голос ее плохо слушался.
– Мать, – выдохнула Рина. Аура переменилась, врезалась в голову ледяными иголками.
– Прости, запретная тема, – пробормотала Элси.
Они снова шли, но если раньше Элси смотрела на дома вокруг, на трещины в асфальте, на несколько вызывающую одежду Рины, то сейчас не могла оторваться от ее лица. Она ошиблась. Рина, наверное, младше нее и младше светленькой Евы. На щеках – детский румянец, скрытый под слоем пудры, под глазами – не слишком умело замазанные синяки, овал лица подправленный макияжем, тем не менее не резкий и даже женственный. Ресницы длинные, как у куклы, а волосы на самом деле светлые, почти белые – у корней, там, где сошла черная краска.
– Куда ты меня ведешь? – спросила Элси, чтобы прервать затянувшееся молчание. Но мысли ее были далеко. Она пыталась понять, как. Как эта девушка-полукровка со слабой магической аурой могла три часа скрываться от ее – как любил говорить Хидни – чуйки.
– Никуда, наверное. – Она дернула плечами, но шаг замедлила. – Просто хотела поговорить. Наедине.
Теперь Элси руководил чисто научный интерес. Она поймала себя на том, что смотрит на Рину, как на очередное существо в лесу, как на что-то необычное и подлежащее изучению. И как бы бесчеловечно это ни было, подавить исследовательское любопытство Элси даже не попыталась. В конце концов она человек только на половину, да и эту половину последние три года в ней упорно подавлял Мориэл.
Элси ждала вопросов, даже готовилась повторить легенду, которую за ужином рассказывала Максу. Но Рина ничего не спросила. Вместо этого она сама начала рассказывать.
– Ты не знаешь ничего о Максе.
Элси задушила готовое сорваться с языка “Еще бы, я с ним дом делю, а не жизнь”.
– Он фанатик, немного даже псих. Хоть тот кот у него дома. Он зовет его Бобом. А ты чувствовала, ты не могла не чувствовать, какая от этого кота исходит сила.
– Он просто типичный человек, – с интонациями Мориэла заметила Элси. Рина поморщилась, но замечание комментировать не стала.
– Он помешан на фильмах. Я не видела человека, который когда-нибудь на чем-нибудь был так зациклен. Но он фанатик… – Рина задумалась. Шла она уже как будто автоматически, под ноги совсем не смотрела. – … в хорошем смысле, понимаешь?
Элси понимала. Последние три года она жила среди фанатиков.
– Он обожает жизнь и людей, почти также сильно, как кинематограф. Когда мы встретились, я ненавидела и то, и другое, и третье. Но он со мной всем этим поделился. Ладно, кроме кино. Я предпочитаю книги.
К концу признания из голоса Рины напрочь исчезла серьезность. Ее взгляд снова стал осмысленным, а в глазах запрыгали бесята. Последний поворот, и Красная улица развернулась впереди мириадами цветных лампочек и облепленных огоньками деревьев.
– Не знаю, зачем я тебе это говорю, – улыбнулась Рина. На дне ее глаз мелькнуло черное и скользкое и спряталось.
– Мы не в отношениях, – зачем-то ляпнула Элси. И щеки ее зачем-то вспыхнули, будто безвкусные вывески магазинов в самом деле обдавали жаром.
– Знаю, – просто ответила Рина и снова подхватила Элси под локоть. – А теперь я опережу Макса и покажу тебе свой город.
Элси знала, что разным может быть лес. Для людей – один, для них, Зазеркальных, – другой. Элси в детстве ещё поняла, что разной может быть деревня. Для городской маминой сестры – маленькая, грязная и скучная, для неё, девчонки, выросшей, как сорняк, во дворе – живая, искренняя и захватывающая. Но город, этот человеческий муравейник, он в голове Элси не мог выглядеть иначе.
Рине понадобилось три часа, чтобы доказать обратное.
Сначала были улицы – пустые, тесные, зажатые с двух сторон безглазыми, облупившимися стенами. Рина ныряла по изгибам каменного лабиринта, не задумываясь, будто делала это сотню раз.
Потом – тихий спальный район с дорогами, напоминающими шершавые спины Коньков. Его нельзя было назвать привлекательным. Он не выделяется ничем из сотен других спальных районов, но почему-то Элси стало легче дышать. А взгляды пятиэтажек показались ей по-матерински добрыми. Рина опустилась на ржавую детскую карусель. Элси села рядом. Железяка с трудом сделала круг, издала протяжный скрип и остановилась.
Детей карусель не видела давно.
– Куда ты пойдешь, если хочешь спрятаться? – вдруг спросила Рина и сама же ответила: – Туда, где никто и не подумает искать.
Они снова бежали, но улицы не пытались больше схватить их клещами и раздавить. Стены послушно расступались, зелёные брызги на газонах, пробившие асфальт стебли, яркие шторы на окнах разбавляли серость. Рина остановилась, будто наугад, потянула на себя дверь и юркнула в подъезд. Если дороги ещё освещались редкими фонарями, то в доме царила полная – упитанная, даже толстая – темнота.
– Он заброшен, – прошептал бестелесный голос Рины.
Элси уже догадалась. Сердце дернулось, врезалось в решетку рёбер и затихло. Любопытство победило.
– Давай вперед, поднимайся.
Рина подтолкнула Элси к лестнице. Глаза стали различать смутные очертания ступенек. Элси поднималась с чётким ощущением, что идёт над пропастью по тонким желтым линиям облупившейся краски. Первый пролёт, второй, третий. Стук шагов выровнялся: скакал из угла в угол, будто стены играли им в теннис.
Шаг-удар, холодные перила под пальцами, чужое дыхание за спиной – и по новой. С каждым кругом – спокойнее. И громче скребется в черепной коробке любопытство.
– Пришли, дверь над тобой. Она открыта.
Элси толкнула, её обдало волной свежего воздуха. Рина не успела ничего сказать, а Элси, подтянувшись на руках, уже выбралась из пасти дома и смотрела вниз.
Она выскочила на крышу, за ней – ночной юный ветер, за ним – сладковато-кофейный запах. Она раскинула руки, запрокинула голову и рассмеялась. Волна стихийной неконтролируемой энергии обдала Элси и улеглась, оставив прежнюю слабую ауру.
Чёрный одуванчик вырос на фоне громадного, распростертого над городом неба.
– Они не находили меня. Ни разу.
Рина смеялась, тихо, надрывно, ненормально ни для человека, ни для полукровки. Но отчего-то этот переходящий в истерику смех Элси совсем не пугал. Он сочетался с небом, усыпанном звёздным пуговицами, с камнем под ногами и пустотой за спиной.
Было в этом что-то необъяснимо завораживающее.
– Я люблю высоту, – совсем успокоившись, прошептала Рина. Она подошла к краю и смотрела вниз, на распростертый под ногами город.
– Я боюсь, – призналась Элси. Подойти к краю она себя не заставила, но вид города с крыши, море светящихся огней и неподвижных теней, вовсе ее не пугал. Наоборот, затягивал, как болезненно правдивый сон.
– На что оно похоже?
Рина стояла так близко к краю, что, будь на не месте кто-то другой, Элси волновалась бы. Но черная фигура слилась с небом, стала его неотъемлемой частью. Она, конечно, не могла оступиться. Элси почти не боялась, когда подошла ближе. Держа за руку Рину, невозможно было бояться: столько крепкой, мужской уверенности было в этой руке.
– На море.
Бесконечное, черное, мертвое.
– Море, – улыбнулась Рина. – Единственное, которое я видела.
Элси вспомнила, глядя на звёздные брызги. Макс представил Рину как Марину Смирнову. Это было очень важно. Это объясняло и море, и крышу, и одиночество.
– Я возвращалась. Каждый раз. – Рина обернулась. Элси увидела чёрные впадины на месте ее глаз и подсвеченный луной ёжик волос. – Не знаю, зачем.
***
– Значит, познакомились вы все в кофейне?
Если существует некая грань доверия, то пройдена она была именно сейчас, когда, вымотавшись от беготни по городу, Элси попросила перерыв, а Рина затащила ее в невзрачное кафе. Здесь царил неопасный сонный полумрак. Посетителей не было, персонала, казалось, тоже. Не в счет мальчик-официант, который неслышно скользнул к столу с заказом и скрылся.
– Он единственный принял меня, – рассматривая ручку чашки, произнесла Рина, медленно, по слогам. Ее аура снова улеглась, ничего не говорило о магии. В глазах поселилась пустота. Рина была не здесь, а там, в кафе, когда…
– Подожди, что значит принял?
– Он владелец, – просто ответила Рина.
Картинка сложилась. Но сколько бы Элси ни пила молча горький кофе, представить Макса владельцем, бизнесменом, человеком, подписывающим бумаги или вот так нанимающим сотрудников, не могла.
– Сеть его отца, Максу досталась два года назад.
Максу. Только сейчас Элси поняла, что простые бариста и владелец кофеен общаются совершенно на равных.
– Когда его отец умер, Макс остался единственным наследником.
– То есть и дом тоже?
Рина кивнула. Несколько минут они сидели молча: не двигались, не смотрели друг на друга. Рина вспоминала. Элси пыталась избавиться от ощущения, что подглядывает за чем-то неприличным. Такое было только один раз: когда случайно в порыве эмоций она залезла в голову Мориэла. Да, вылетела оттуда в секунду и ударилась затылком об угол стола так, что пролежала с сотрясением в больнице неделю. Но то, что она увидела… то черное, густое, склизкое ничего, которое схватило ее за горло…
– Макс всегда мечтал о кино. Поступил в Москву, то ли на режиссёра, то ли на сценариста. А потом случилось все это, и он ни дня не проработал по профессии. – Рина продолжала говорить, глядя, как в омут, на дно полной чашки. – Он почти не говорит о прошлом. Понимаешь, я не должна об этом думать, но, черт, он запутался. Он мечется. Пытается сделать вид, что счастлив, а сам тянется туда.
На последнем слове Рина подняла глаза к потолку. Элси сделала также: ничего примечательного, тонкие трещины, старые люстры, кое-где – мёртвые перегоревшие лампочки.
– Но он счастлив. Не нужна ему ни эта Москва, ни эти сценарии. Я, конечно, эгоистка, но Мия говорит, что учёба Макса сожрала изнутри. Не такой он человек, чтобы…
Рина глубоко вдохнула и сделала первый глоток, поморщилась, отставила чашку. Пальцы её уже настукивали смутно знакомую мелодию. Заканчивать Рина не собиралась. Это было попросту не нужно.
– То оформление, цветы, резьба по дереву. Это тоже его рук дело. По сути кофейнями руководит Нальский, администратор, ты его видела. Ева актриса, не смогла пробиться на кастинги. Денис влез в драку не с тем человеком и вылетел из универа. Мы все здесь… странные.
Элси в голову ударил крепкий кофе после тяжёлого дня. Другого оправдания своему вопросу она не нашла.
– А ты? Ты совсем не рассказала о себе.
Элси тоже о себе не рассказала ничего правдивого, но совесть задушила в зародыше. Атмосфера старого кафе располагала к откровенностям, обязательно тёмным и густым, как воздух вокруг. Элси снова глядела в глаза Рины, и несмотря на свою полную неспособность к телепатии, чувствовала, как продирается сквозь расширившиеся зрачки куда-то глубже, туда, где прячется чёрное и скользкое прошлое.
– Ты была в Зазеркалье?
– Была. – Губы Рины скривились в подобие улыбки.
– Не скучаешь?
– Была, – отстраненно повторила Рина. – Когда мне было три. Я не помню мать. Отца хотела бы не помнить. С трудом закончила колледж, замучила преподов пересдачами. Вот такая невеселая история.