Елизавета Дворецкая
Свенельд. Янтарный след
Ночь я провела на этом же ложе, возле Ода. Я не тревожила его сны, наоборот, отгоняла их, чтобы он мог спокойно спать и набираться сил. Я обнимала его, положив его голову к себе на грудь, и с каждым вдохом он впитывал мою животворящую силу. Я ощущала, как ровно, глубоко и спокойно он дышит, слышала, как медленно, размеренно бьется его сердце, как бежит кровь по его жилам. Он был здоров и полон жизни, но тревога не отпускала меня. Черная бездна ждала где-то рядом, казалось, она утянет его, если только я выпущу его из объятий.
Эта ночь все длилась и длилась, но я перестала следить за человеческим временем. Наконец в палаты мои проник первый солнечный луч. Од глубоко вздохнул и проснулся. Поднял голову и заморгал. Его светло-серые блестели жизнью, хотя и оставались еще сонными.
– О, моя дорогая… – хрипло пробормотал он, поворачиваясь, чтобы обнять меня. – Моя цветочная госпожа! Не уходи! Такой прекрасный сон…
Он приподнялся, чтобы окинуть меня взглядом, провел рукой по моему телу.
– Мне снилось, будто я был в какой-то битве… Я чуть не погиб. Я призывал Фрейю – если уж уходить в небесную дружину, то я хочу всю вечность до Затмения Богов служить ей одной. И вот ты… ты спасла меня. Где мы? В Альвхейме?
– Мы в Асгарде, – сказала я, обнимая его за шею и нежно поглаживая ямочку между ключицами. – В моих палатах. Оставайся здесь сколько захочешь. Когда пожелаешь, я верну тебя в Мидгард, и ты будешь жить еще много человеческих лет. Но пока ты со мной здесь, время не будет для тебя идти, ты не состаришься ни на миг.
– Кто же ты?
Он приподнялся и сел, глядя на меня. Я лежала перед ним во всем блеске моей красоты, несколько багряно-алых, с золотыми сердцевинками звезд сон-травы распускалось в моих золотых волосах.
– Даже дева альвов… не может быть такой прекрасной и могущественной. Ты… сама Фрейя?
– Это я. Ты угадал.
– И неужели я… – он с трудом оторвал взгляд от меня и осмотрелся, – чем-то заслужил… твою любовь? Не могу поверить. Скажи мне, что это правда.
– Это правда. Я люблю тебя, Од. Я приняла ожерелье, которое ты хотел отдать своей жене, и пока ты остаешься здесь, я буду твоей женой.
Некоторое время он молча смотрел на меня.
– Чего же я сижу? – сказал он потом, как будто сам себе. – Ведь такой сон может кончиться слишком рано… Дай мне этот цветок, – он кивнул на сон-траву в моих волосах, – я помню, ты рассказывала мне: если во сне увидеть прекрасную деву и взять у нее сон-траву, она не сможет избежать судьбы и станет моей женой.
Я вынула из волос одну из багряно-алых звезд и подала ему. Сейчас его ядовитый сок не причинял вреда – любовь может ранить лишь в Мидгарде, а здесь, в моих палатах, правит только блаженство и счастье.
Он взял цветок, прижал к груди… Там появилось красное пятно – как отпечаток. Я приподнялась, обняла его за шею и поцеловала в губы. До того я ласкала его лишь во сне, прежняя любовь была лишь игрой наших душ в царстве снов, но сейчас все происходило наяву – для меня и для него. Я готова была по-настоящему отдаться ему, и он был готов принять мой дар.
Он обнял меня, отвечая на поцелуй, но едва я выдохнула, ощущая, как жар моего желания проникает в его кровь… как он исчез.
В изумлении опустив руки, я огляделась. Ода не было на моем ложе, его не было в моем доме. Остался только помятый багряно-алый цветок, что я вручила ему…
Изменив облик, под видом обычной смертной женщины я расспрашивала людей о нем, но никто не знал его. Однако я не теряю надежды. Мир людей велик, и я продолжаю мои поиски. Каждый вечер я захожу в какой-то из домов, сажусь к очагу и разговариваю с людьми. И все жду, что кто-то упомянет о нем. Мне довольно самого малого следа…
* * *
– Тебе повезло, – богиня вдруг обратила взор прямо на Снефрид.
Сияние померкло, цветы исчезли. Платье богини стало просто серым, а глаза приобрели оттенок тающего снега. Лицо ее осунулось, но не оставалось в покое: по нему скользила то тень тоски, то луч надежды. Этот луч отражался в глазах, и вдруг Снефрид показалось, что это ее глаза – серебристо-серые, унаследованные от праматери рода, Скульд Серебряный Взор. И все лицо Фрейи стало ее лицом – выражавшим решимость и вызов, что умаляло его красоту, но придавало величия.
– Твой возлюбленный прислал тебе весть, ты знаешь, куда идти за ним. Не потеряй своего пути, а я буду оберегать тебя, обещаю… Я сама буду прокладывать тебе путь, и если ты найдешь свою любовь, ты поможешь мне найти и мою. И в мирах под кроной Ясеня станет чуть больше счастья…
Глядя в янтарь морского заката, Снефрид снова вызвала в памяти вчерашний сон, когда богиня говорила с нею. Он и так почти не покидал ее мысли, с того самого мгновения, как она проснулась в спальном чулане Кунгсгорда, возле Эйрика. Сон оставил в ней двойственное чувство: ей хотелось ухватиться за руку Эйрика, вцепиться изо всех сил, не выпускать, никуда от него не уходить, беречь то, что у нее есть – и одновременно тянуло скорее в дорогу, туда, где ждет ее истинная судьба. Это этого надлома хотелось плакать.
Глаза Фрейи – один голубой и радостный, как летнее небо, другой черный и жуткий, как бездна Хель – стояли перед нею и после: когда она прощалась с Эйриком на причалах Бьёрко, и днем, пока тянулись мимо острова и островки в морском заливе под названием Озеро. Встреча с Фрейей открыла ей многое. Неудивительно, что облик богини так тревожен и неустойчив. Она была одинока, заложница в чужом, вчера еще враждебном ей племени асов, тех, что трижды пытались ее убить и только потом, убедившись, что это бесполезно, пошли на мирные переговоры. Она обрела любовь и потеряла ее, как теряет, так или иначе, почти каждый из людей. Оттого сама любовь так неустойчива, оттого ничто другое не навлекает на себя столько людских благословений и проклятий, благодарности за счастье и жалоб на жестокость. Ничто иное, как любовь, не приносит людям столько радости и не причиняет столько страданий, оттого и облик Фрейи то греет, то овевает холодом. Она сама живет на тонкой грани между счастьем обретения и горем потери.
– Пойдем, госпожа! – Возле Снефрид появился Лейви Рокот. – Я побывал в том доме, не роскошно, конечно, но переночевать можно. Идем, я тебя провожу. Парни, берите ларь.
Снефрид улыбнулась ему, запахнулась в накидку – с моря дуло, – и пошла вслед за Лейви к темнеющим дальше от берега строениям.
* * *
После конунговой усадьбы Кунгсгорд, где Снефрид провела перед этим несколько недель, в доме на Гостином острове и впрямь казалось неуютно. Какой-то роскоши в строении, предназначенном для постоя проезжающих торговцев, никто и не ждал обнаружить, но те несколько недель, пока длилась война между старым Бьёрном конунгом и его мятежным внуком Эйриком Берсерком, торговцы не ездили, и теперь в доме попахивало плесенью. Сено на полу отсырело, скамьи и спальные помосты вдоль стен казались влажными, так что не хотелось садиться. На полу валялся разный мусор – сухие рыбьи головы и хребты, какие-то кости. Люди Асварда разожгли огонь в очаге, и в затхлом воздухе повис дым. Мьёлль ходила туда-сюда, выискивая место, где устроить лежанку для Снефрид, и ворчала. Снефрид не знала, улыбнуться или вздохнуть: им предстояла лишь первая ночевка в дороге, и весьма вероятно, что последующие будут куда менее удобны. Здесь у них хотя бы есть привычного вида дом, очаг и спальные помосты. А что дальше?
Чем дальше она пыталась мысленно пройти по предстоящему пути, тем гуще его окутывал туман. Около двух недель им предстоит плыть по морю на восток, пока не кончится Восточное море. Далее надо свернуть по заливу на юг и плыть до вика Альдейгьи. Там есть люди северного языка, но вокруг Альдейгьи живут уже другие народы – славяне и финны. От Альдейгьи по большой реке несколько дней нужно будет плыть до города Хольмгарда, где живет сам конунг Гардов, Олав, со своей женой, королевой Сванхейд. На ее-то помощь Снефрид и рассчитывала в дальнейшем, чтобы добраться до Меренланда, того края, где поселился Ульвар. Меренланд принадлежал Олаву Гардскому, и только при его содействии Снефрид сможет туда попасть. Протяженность этого пути, его трудность и неизвестность так ее угнетали, что она старалась пока об этом не думать. Сейчас ее цель – Альдейгья, а дорогу туда Асвард Соболь знает хорошо. Дальше видно будет.
Однако, несмотря на все тревоги, на все опасности затеянного ею невероятного путешествия – Снефрид даже не слышала, чтобы какая-то женщина пыталась в одиночку пересечь Восточное море, чтобы из Свеаланда попасть в Гарды, – в себе самой она чувствовала мощный источник сил. Как ни длинен этот путь – на том конце ее ждет Ульвар. Она знала его почти столько же, сколько помнила себя; первые разговоры об их будущей свадьбе пошли, когда ей было всего-то лет десять. Ей так хорошо помнились его светлые серые глаза, русые волнистые волосы, белозубая улыбка, его всегдашняя веселость и вера в любовь норн, которая не даст пропасть ни в какой беде. Таким он был до того лета, когда проиграл чужой товар стоимостью в три сотни серебра. После этого он три года провел в сарацинском походе, и, конечно, должен был измениться. Теперь у него такой же густой загар, как у Лейви и его товарищей, хазарские серьги, перстни… может быть, шрамы. Такая же сосредоточенность в глазах, которая не уходит совсем даже среди веселья и смеха. Теперь-то он научился осторожности, собранности, умению оценивать соотношение сил и заботиться о себе, не полагаясь слепо на доброту норн. Иначе он просто не выжил бы в том походе, откуда вернулись живыми едва половина. Ульвар с юности был игроком: то и дело бросал кости, желая проверить благосклонность к нему норн, что и втравило его в неприятности – сначала его, а затем и Снефрид. Видно, норнам причиняло досаду это постоянное беспокойство без нужды, вот они и подбросили ему лекарство. Испытания были жестокими, но, как надеялась Снефрид, пошли на пользу. Теперь, когда ему уже тридцать, Ульвар стал таким мужем, на которого она сможет положиться. Ей не терпелось увидеть этого нового Ульвара, которого она сможет полюбить заново, и мысль о нем делала предстоящий путь не таким уж страшным, будто где-то там вдали Ульвар протягивает руки ей навстречу.
Ждет ли он ее? Он не просил Снефрид к нему приехать, только передал, где находится и что не намерен возвращаться. Но она была уверена: ждет. Знает, что это почти невозможно, не под силу женщине в одиночку проделать такой путь, и все же надеется той частью души, которая осталась от прежнего Ульвара, легкомысленного, но всегда верящего в лучшее. Снефрид заранее радовалась тому, что в этот раз самые его безумные ожидания оправдаются.
Тревоги преданной служанки оказались напрасными: им не пришлось ночевать в гостевом доме. Не успел огонь в очаге как следует разгореться, как вошел Асвард Соболь, а с ним еще какой-то мужчина, очень нарядно одетый: в желтовато-горчичный кафтан с полосками красного шелка на груди, в коричневой шапке. Был он лет тридцати, с угловатым лицом, небольшой русой бородкой и глубоко посаженными серыми глазами.
– Ты, Снефрид, видно, очень напугалась при виде всего этого, – Асвард обвел рукой гостевой дом, – но боги над нами сжалились и посылают ночлег получше. Вот, Стейн сын Гудфинна, с Гусиного острова, приглашает нас к себе в дом. Я давно его знаю, он достойный человек, мы можем принять его гостеприимство.
– Привет и здоровья тебе, Стейн! – Снефрид встала с помоста и улыбнулась. – Думаю, это кстати.
– Это твоя жена? – Стейн в изумлении взглянул на Снефрид, потом на Асварда. – Не знал, что ты заново женился!
– Увы, мне не так повезло! – Асвард хмыкнул и покачал головой. – У этой госпожи есть муж, но это не я. Она как раз к нему едет.
– Вот как? – Стейн разглядывал гостью, вытаращив глаза. – И далеко ли тебе придется ехать?
– Очень далеко, – Снефрид улыбнулась. – До самого Утгарда. Я разыскиваю моего мужа, и для этого мне придется добраться до самого края света. Мы будем очень рады получить хотя бы в эту ночь удобный ночлег.
Гусиный остров лежал совсем близко – от причала его было видно, – и был гораздо больше Гостиного. На нем хватало земли и леса для нескольких усадеб и хуторов; почти все жители были родичами Стейна. Асварда Соболя он знал давно, поскольку тот не в первый раз проезжал этими проливами, и вел с ним торговые дела – продавал овечью шерсть, покупал ткани или меха из дальних восточных стран. После недавних событий все были особенно рады новостям. Всех путников, сотни полторы человек, Стейн не мог разместить в своей усадьбе, но предложил гостеприимство Асварду, Снефрид и Хлёдвиру. Кетиль Пожар предпочел остаться с людьми и кораблями на Гостином острове, а остальных Стейн перевез к себе на большой вместительной лодке.
– Вот это люди Снефрид, мы их тоже возьмем с собой, – сказал ему Асвард, показывая на Лейви и его пятерых товарищей. – Она путешествует как королева, с собственной дружиной.
– Мы дали клятву оберегать эту женщину и не оставлять одну, пока не вручим королеве Гардов в Хольмгарде! – подтвердил сам Лейви. – Поэтому должны везде следовать за нею.
– Она едет к королеве Гардов? – Стейн с новым чувством осмотрел Снефрид, как будто она выросла прямо у него на глазах.
– Именно туда лежит ее путь.
– Я вижу, это весьма выдающаяся женщина. Моя жена устроит ее лучшим образом.
Усадьба Стейна была невелика, но содержалась хорошо. Ради гостей зарезали барашка, а пока мясо жарилось, подали хлеб, сыр, вяленую рыбу.
– Ну, Стейн, какие у вас новости? – начал беседу Асвард.
– Новости есть, и весьма важные. Ты не слышал, что умер наш дядя, Харек Затмение?
– Харек умер? – повторил Асвард. – Нет, я не знал. И давно?
– Зимой. И теперь мы с Бергстейном спорим из-за тех земель. У Харека не осталось прямых наследников – его два сына умерли молодыми, – и теперь все должно перейти к нам с Бергстейном, но он не хочет отдавать мне мою долю и сам захватил дядину усадьбу.
– Почему же он так несправедливо с тобой поступил? – с любопытством спросил Хлёдвир и даже перестал есть.
Глаза его заблестели: видно, он был из тех, кому нравится наблюдать за чужими делами и особенно раздорами.
– Это все из-за моей бабки, Дагню. Она была побочной дочерью моего прадеда, Сэмунда Когтя, но когда он выдавал ее замуж, то дал ей приданое, как законной. Это значит, что он признал за нею равные права с прочими детьми, правда же, Асвард? Ты мудрый человек и многое повидал, скажи, ведь если человек дает за побочной дочерью точно такое же приданое, как за другой, законной, значит, он желает наделить их всех равными правами?
– Весьма на то похоже, – согласился Асвард.
– А Бергстейн этого признавать не хочет, он говорит, моя бабка получила все, что ей причиталось, когда выходила замуж, а до другого наследства мне дела нет.
– А разве твой прадед не уладил этого с ее мужем, когда они договаривались о свадьбе? – спросил Хлёдвир. – Должны были условиться насчет прочего наследства.
– У прадеда был сын, Гейр, и все его имущество, земли, два хутора и скот и прочее, унаследовал он. Харек – его сын, он все получил после Гейра. А теперь Харек умер бездетным, и мы с Бергстейном должны получить его наследство.
– Они должны были обсудить и этот случай.
– Может, они и обсудили, только свидетелей, ты понимаешь, не осталось, это же было сто лет назад! Если бы моя бабка была законной дочерью, то мы бы все поделили поровну, а теперь Бергстейн ухватился за этот предлог, чтобы не делиться со мной.
– А вы бы вышли с вашей тяжбой на весенний тинг.
– Мы и выходили. Но конунг сказал, что раз свидетелей нет, то он не ясновидящий, чтобы знать, какова была воля нашего деда. А его внук, Бьёрн Молодой, сказал, чтобы мы решали свои дела поединком…
Тут Снефрид невольно засмеялась, потом прикусила губу. Все обернулась к ней.
– О, прости, – она улыбнулась Стейну. – Бьёрн Молодой и мне советовал решить дело поединком, а потом… Ты слышал, может быть…
– Он сам участвовал в поединке и убил своего двоюродного брата, Альрека сына Анунда, да, мы слышали, – Стейн кивнул. – Вот всем наука… Бергстейн, может, и не самый лучший родич, но он мне родич, и я вовсе не хочу, чтобы у нас тоже кончилось так. Мы от поединка лучше воздержимся.
Мужчины стали обсуждать события лета – вражду старого Бьёрна конунга с внуком, смерть Бьёрна, соглашение между его сыном Олавом и Эйриком, по которому Эйрику досталась южная и восточная часть владений – и острова между Уппсалой и морем тоже. Снефрид помалкивала, не желая выдавать свою причастность, хотя она все эти события знала лучше всех: они прошли у нее перед глазами, а кое к чему она и сама приложила руку.
К тому времени столы уже убрали, хозяева и гости расположились возле очага: мужчины с одной стороны, женщины с другой.
– Только бы им про сражения толковать… – пробормотала Стейнова жена, Това, сидевшая рядом со Снефрид. – Уж как я измучилась, пока он был в конунговом войске! Это сражение – говорят, там из трех кораблей два были очищены от людей этими берсерками! Хорошо, что наш корабль вовремя увели на север, ума хватило! Наши все целы остались, вот только недавно вернулись, как Олав с Эйриком помирились. Но что это за мир – теперь берсерк станет все равно что нашим конунгом! Если бы женщин спрашивали, я бы нипочем не согласилась на такого конунга! Ну, довольно об этом! – Ее тянуло поговорить, но она видела по лицу гостьи, что той не хочется обсуждать дела конунгов. – Нас это все не касается, наше дело – очаг, дети да хозяйство. Расскажи-ка мне лучше о тебе. Нечасто увидишь, чтобы женщина одна пускалась в море, потому мой Стейн и решил было, что ты жена Асварда. Асвард хороший человек, рассудительный и богатый, для любой женщины было бы удачей за него выйти.
Това бросила на Асварда уважительный взгляд. Лет ему было хорошо за сорок, но выглядел он отлично: в длинных, немного вьющихся темных волосах и бороде еще не было седины, на обветренном загорелом лице с высоким узким лбом и крупным крючковатым носом ярко блестели живые серые глаза, и сразу было видно, что человек это бывалый, опытный и умеющий со всяким прийти к согласию.
– Это несомненно правда! – Снефрид знала Асварда всего один день, но он показался ей приятным человеком. – Однако у меня есть муж, и я пустилась в путь, чтобы отыскать его. Мне придется идти далеко, до самого Утгарда… как мне было предсказано.
– Неужели ты не боишься? – Това, едва ли бывавшая где-то далее торга в Бьёрко, недоверчиво заглянула ей в глаза. – Я бы не решилась – это же так страшно!
– Это страшно, но мне обещано сильное покровительство в моем пути…
Снефрид перевела взгляд на огонь, и снова вспомнилось печальное лицо Фрейи, ее сомкнутые на коленях тонкие белые пальцы, ее грустный голос. Опять ее поразило сходство их судеб, и не успела она подумать, как с языка само собой слетело:
– Не бывал ли в ваших местах человек по имени Од сын Торстейна? У него крупные черты лица, длинные русые волосы, глаза серо-голубые, и от взгляда их согревается сердце…
Опомнившись, она заметила, что вокруг стоит тишина. Огляделась: все в покое с изумлением смотрели на нее. Снефрид растерялась: она не могла вспомнить, что такое сейчас сказала. Да она ли это говорила?
Она спросила, не проходил ли здесь Од – пропавший возлюбленный Фрейи. Но зачем? Она вовсе не ищет Ода, ее муж – Ульвар, и она знает, где он находится…
Не успев додумать эти мысли, Снефрид уже знала ответ.
«Изменив облик, под видом обычной смертной женщины я расспрашивала людей о нем, но никто не знал его. Однако я не теряю надежды. Мир людей велик, и я продолжаю мои поиски. Каждый вечер я захожу в какой-то из домов, сажусь к очагу и разговариваю с людьми…» – так говорила ей Фрейи. Изменив облик, под видом обычной женщины… Она, Снефрид, сейчас и есть новый облик Фрейи – тот, в котором богиня ведет свои поиски. Это Фрейя спрашивает о нем, на этот вечер приняв облик Снефрид.
– Э… – начал Стейн, ошарашенный новой мыслью, но умолк.
– Х-ха! – вполголоса произнес Хлёдвир.
– Ты сказала… Госпожа… что ищешь мужа? – Стейн наклонился вперед.
Слово «госпожа» он произнес так, как будто это имя и одновременно титул – имя Фрейи.
– Так и есть, – Снефрид слегка улыбнулась, лихорадочно соображая, как теперь держаться. – Он отправился в странствия… три лета назад, и вот теперь я…
Она замолчала, поняв, что продолжает говорить о Фрейе.
Но не только она знает сагу о пропавшем Оде. Ее знают все. Как и о том, что Фрейя ищет Ода, в измененном облике обходя людские дома.
– Глаза… – пробормотала Това, поспешно отодвигаясь на помосте. – Я сразу увидела… ее глаза…
Снефрид опустила ресницы. От отца и его предков ей достались глаза удивительного цвета – серебристо-серые, очень светлые, с легчайшим отливом лепестка фиалки. Даже Ульвар, еще пока ей было только десять лет, говорил, что ее подкинули альвы. А она в ответ объясняла, что никто ее не подкинул, а ее прапрадед родился от Скульд Серебряный Взор, дочери конунга альвов, которой Асбранд Снежный однажды дал приют в зимнюю ночь, когда она пришла к нему в облике безобразной старухи, заколдованная своей мачехой…
Видно, придется рассказать эту родовую сагу еще раз, подумала Снефрид. Но сказать ничего не успела. Стейн живо поднялся с места, приблизился к ней и почтительно остановился в трех шагах. Потом отвесил поклон и в волнении сдвинул шапку на затылок.
– Г-госпожа… Это великая честь для нас… что ты удостоила… посещением наше скромное жилище, – он говорил неуверенно, не зная, хватит ли у него учтивости для самой богини. – Мы готовы… предложить тебе все, чем владеем. Хоть и я не ждал… что однажды ты войдешь… хотя всем известно, что ты странствуешь по свету и можешь зайти в любой дом…
– Хоть сегодня и не пятница[2]… – пробормотала ошарашенная Това.
– Ваше гостеприимство очень приятно мне, – Снефрид улыбнулась.
Она вовсе не имела намерения притворяться богиней и тем более извлекать из этого какие-то выгоды. Но Фрейя и правда говорила ее голосом и в ее лице вошла в этот дом.
– Постарайся принять ее как следует, Стейн! – воскликнул еще более оживившийся Хлёдвир. – Это же такой случай для тебя! Не каждый день в дом является богиня!
– Э… – Стейн оглянулся на него.
Понятно, что посещение богини – редкая удача для смертного, но так сразу и не придумаешь, чего попросить, чтобы не разгневать ее дерзостью и жадностью и не оказаться обращенным в жабу.
– Воспользуйся же этим случаем! – настойчиво посоветовал Хлёдвир. – Путь Фрейи лежит в дальние края, другого такого не будет!
Даже Асвард, похоже, удивился, не говоря уж о самой Снефрид. Этим же вечером Хлёдвир ясно дал понять, что невысоко ставит жену какого-то разорившегося беглого торговца, бывшую любовницу Эйрика Берсерка, отосланную им прочь. Стоило бы ждать, что он поднимет на смех простодушных хуторян, принявших эту бабенку за саму богиню. Однако нет – Хлёдвир старался утвердить Стейна и его домочадцев в этой мысли. Но почему?
– Тебе бы следовало попросить ее о помощи в твоем деле, – Хлёдвир не заставил их долго мучиться от любопытства. – В твоей тяжбе с троюродным братом. Фрейя в близком родстве с альвами, ее хорошо призывать на помощь во всех делах, связанных с предками и наследством. Попроси ее, чтобы уладила ваши дела с наследством Харека. Чтобы ты остался доволен. Она же к тебе пришла, а не к Бергстейну, значит, ты более угоден богам!
Произнося эту речь, Хлёдвира поглядывал на Снефрид, и в светло-карих глазах его блестела неприкрытая радость. Можно было подумать, что он радуется за Стейна, которому выпал такой прекрасный случай. Но Снефрид видела в его взгляде явное злорадство: он надеялся выставить ее в глупом виде. Как может молодая женщина разрешить тяжбу, которую отказался решать старый, опытный конунг! Она улыбнулась в ответ.
– Это правда, госпожа, мне очень нужна твоя помощь в этом деле. – У Стейна прояснилось лицо. – Если бы ты могла убедить Бергстейна, что наш прадед желал наделить обеих дочерей равными правами… Та женщина, правда, была его рабыней, но его жена уже лет десять как умерла, когда родилась моя бабка Дагню, так что он держал ее совсем как жену и наверняка хотел, чтобы ее потомки обладали всеми правами его наследников…
– Я не могу решать за вашего прадеда, тем более что он давно умер. Но я могу спросить, какова была его собственная воля.
– Спросить?
Между людьми на скамьях и помостах пролетел удивленный ропот.
– Ну конечно. Он ведь похоронен здесь, на острове?
– Да, у нас есть могильное поле и хёрг[3], мы там приносим жертвы альвам.
– Если ты проводишь меня туда, я постараюсь вызвать дух вашего прадеда… Сэмунда, ты сказал?
– Да, Сэмунд Коготь.
– И он сам скажет вам, какова была его воля насчет наследства. Но будет лучше, если ты вызовешь твоего брата Бергстейна и он тоже услышит своими ушами.
Немного поспорили, когда это следует сделать. Приближалось новолуние, серп убывающей луны был тонок и давал мало света, но ждать дней девять-десять, пока он подрастет, Асвард Соболь отказался наотрез, да и Снефрид не хотела медлить в самом начале пути. Им предстояло пересечь море, и не стоило упускать хорошую погоду. В итоге Стейн послал сына-подростка верхом на хутор Бергстейна с требованием прибыть немедленно, если хочет увидеть, как покойный Сэмунд при посредничестве самой Фрейи разрешит их тяжбу.
– А ты, Хлёдвир, пойдешь с нами? – спросила Снефрид. – Ты сам это придумал, тебе ведь любопытно, что выйдет?
– Нет, я уж лучше останусь здесь! – Тот замотал головой. – Больно жутко – на ночь глядя ходить на могильное поле да звать мертвецов!
– А, так ты горазд только давать мудрые советы!
– Кто мудр, тот осторожен! – наставительно ответил Хлёдвир.
* * *
Начинало темнеть и до полуночи оставалось недолго, когда Стейнов сын прискакал с ответом Бергстейна: он, мол, не знает, что такое они затеяли, но к полуночи будет ждать на могильном поле. Собрались целой дружиной: Асвард Соболь, Стейн и кое-кто из его домочадцев, Снефрид с Лейви и пятью его товарищами. Хлёдвир остался в усадьбе, но вышел их проводить.
– Какие же вы смелые люди! – громко рассуждал он с нарочитым восхищением. – Не всякий осмелится вот так выйти темной ночью на встречу с мертвецом! А что если он будет зол? А что если он набросится на вас?
– У нас есть чем его встретить, – Лейви показал рукоять меча.
– Самая смелая здесь ты, дорогая Фрейя! – Пользуясь сумерками, Хлёдвир зашел за спину Снефрид и прошептал ей эти слова почти в ухо. Ростом он был выше нее, и ему пришлось наклониться. – Не у всякой наложницы «морского конунга» хватит присутствия духа так величаво держаться, когда ее приняли за богиню. Надеюсь, ты и дальше не разочаруешь этих людей!
– Ты, Хлёдвир, хитер, но глуповат! – ласково сказала Снефрид, обернувшись к нему. – Ты не подумал вот о чем: такой мужчина, как Эйрик, королевского рода, отважный, прославленный, красивый собою и учтивый обхождением, – заслуживает того, чтобы ему подарила свою любовь сама богиня!
И, оставив его размышлять над этим оборотом дела, ушла к воротам, где ее почтительно ждали с оседланной лошадью Стейн и Асвард.
Стейн был несколько смущен тем, что может предложить Фрейе только лошадь – богиням полагается путешествовать в нарядно украшенной повозке, – но и так, верхом возглавляя небольшой пеший отряд, Снефрид чувствовала себя почти богиней. Могильное поле располагалось в половине роздыха к северу от Стейновой усадьбы; Сэмунд Коготь был самым знаменитым из погребенных здесь, поэтому место еще называли Сэмундовым полем. Когда добрались, уже перевалило за полночь и почти стемнело. На западе еще горели красные полосы, а на светло-синем небе засияли звезды и тонкий месяц проглянул, с любопытством наблюдая за шествием.
У края поля темнели несколько высоких поминальных камней; ни рисунка, ни надписи разглядеть было уже нельзя. Когда шествие приблизилось, один из камней вдруг зашевелился и окликнул:
– Кто там? Это ты, Стейн, или тролли гуляют?
– Ух! – Стейн, шедший впереди, вздрогнул от неожиданности, отшатнулся и чуть не упал на Асварда. – Это ты, Бергстейн, или карл из камня?
– Это я, но если ты меня зазвал сюда ради шутки, я тебя самого вколочу в синюю скалу на девять локтей!
Все остановились близ камней. Разглядеть упрямого Стейнова родича Снефрид не могла, но отличала его по хриплому голосу. Похоже, он был лет на десять старше Стейна. За его спиной шевелились еще двое «карлов».
– Никаких шуток! Фрейя в своих странствиях посетила мой дом и согласилась помочь нам разрешить эту тяжбу.
– Сама Фрейя?
– Это я! – дружелюбно сказала Снефрид с лошади. – Привет и здоровья тебе, Бергстейн!
– Откуда же она взялась? – Не в силах разглядеть сквозь мрак женщину в седле, Бергстейн все считал, что над ним шутят.
– Она приехала на корабле Асварда Соболя. Вот он сам.
– Здравствуй, Бергстейн! – поздоровался Асвард из темноты. – Это правда – мне доверена честь сопровождать Фрейю в ее путешествии.
– Да разве богини путешествуют так? Деревянные Фрейр и Фрейя сидят в святилище, а на весеннем тинге их выносят оттуда, водружают на повозку и возят вокруг Уппсалы. Я сам нынче весной видел.
– Неужели ты не знаешь, что Фрейя все время странствует, чтобы найти своего мужа, Ода? – напомнил Асвард. – Она заходит в дома к разным людям…
– И теперь вот она зашла к нам! – подхватил Стейн. – Не стыдно ли тебе задерживать богиню пустой болтовней! – напустился он на брата. – Она согласна помочь нам в нашем деле, а ты даже поздороваться с нею не хочешь?
– Ну, здравствуй… неведомая гостья! – неуверенно сказал Бергстейн. – Было б малость посветлее, я бы лучше разобрался…
– Пойдемте-ка займемся нашим делом, а то и хёрг не сыскать в такой тьме! – поторопил братьев Асвард. – Засядем тут до утра, а нам утром отплывать!
После дня пути по морю, в ожидании и завтра такого же дня, Асвард жаждал поскорее лечь спать, и это ночное приключение ему было некстати.
Дальше Бергстейн шел впереди, остальные – за ним. Лейви вел лошадь, чтобы не споткнулась о могильный холмик или камень. Прочие тоже шли с осторожностью; высокая летняя трава шуршала и цеплялась за ноги, и казалось, чьи-то невидимые мягкие руки хватают за щиколотки. Из тьмы на поле веяло холодом – как знать, что оттуда появится? Такое, чего и не увидишь? Вспоминались рассказы о мертвецах, которые лежат годами, не разлагаясь, только чернея и раздуваясь, пока не станут размером с быка… От малейшего звука, движения чуть в стороне пробивала дрожь. А красные полосы на закате все тускнели, будто солнце удалялось, оставляя людей во власти тьмы.
Хёрг еще было видно – куча камней, высотой в человеческий рост и длиной шагов в семь-восемь, темнела между невысокими курганами. С краю лежал приготовленный хворост, и троюродные братья разожгли костер. Стейн привез с собой ягненка – для вызова Сэмундова духа требовалась жертва.
