– Ты будешь теперь по целым дням без меня, пожалуй, избалуешься, пропадешь! – и при одной этой мысли слезы навертывались у меня на глазах. Пудель суетился около меня, визжал, становился на стул и смотрел в окно; мне казалось при этом, что он хочет сказать: «пойдем, погуляем, авось тоска пройдет». Но я его не слушал, плакал от страха за будущее, и он начинал выть. Мне казалось, что при этом ему было грустнее моего, я забывал всё и уже сам старался его рассеять. – Ничего: там много, много книжек, можно читать, мы славно заживем! – и при этом я уже начинал скакать. С бешеной радостью бросался пудель ко мне на плечи своими передними лапами и кружился со мной по комнате, пока взрыв хохота сестры не напоминал нам, как смешны должны были казаться другим эти внезапные переходы от радости к тоске.
Мы в первый раз отправились в школу вместе с матерью. Конечно, пудель был впереди, обнюхивал землю, забегал направо и налево, озирался назад, чтобы не потерять нас из виду. Но вот мы у двери школы, мать крикнула ему «назад», и он, по обыкновению, кротко повиновался. В первый день мать пришла взять меня из школы. Лишь только я показался в дверях, пудель с бешеною радостью бросился на меня, лизал мне руки, лицо.
В продолжение всего моего школьного ученья я уже всегда ходил в сопровождении своего неизменного друга. Выхожу из школы, – пудель уже ждет у двери, и каждый раз встречает меня с такою радостью, точно мы не виделись с ним целый год. По дороге я часто выделывал с ним разные штуки. Так как он всегда бежал впереди, я, не позвав его, однажды зашел к товарищу, который жил по дороге. Смотрю в окно на улицу, а он бежит с опущенной головой, останавливается, припоминает, обнюхивает следы, возвращается, опять останавливается на другом конце улицы, наконец, убедившись и тряхнув головой, прямо вбегает за мной на лестницу.
Пудель приобрел много друзей в моей школе. Все знали его; при выходе из класса каждый потреплет его по шее, а некоторые даже угощали его мясом, булками.
Ваня, один из моих школьных товарищей, сильно привязался к нему, зазывал его к себе, не жалел угощения. Зато и он платил Ване такою же дружбою. Однажды Ваня ушел за город к своим родственникам. Наступили уже сумерки, Ваня не возвращался; между тем погода к вечеру совсем испортилась; Ваня же ушел налегке. Его мать прибежала к нам посоветоваться, не зная, как поступить: ей нельзя было отлучиться из дому, так как у неё были в доме больные. Я взял у неё калоши, дал понюхать пуделю, потом завернул их в Ванино платье, опять поднес ему к носу, связал всё веревкой и вручил ему всё это. Через час явился Ваня и рассказал нам, как пудель прибежал за ним с одеждой и, беспрестанно хватая его за полу куртки, как бы напоминал ему, что пора идти домой.