Ева Арк
Марина и цыган
Так как на скамейке не было свободного места, я опустилась на старый полуразвалившийся стул, который стоял напротив неё, и сразу поняла, что допустила промах. Во-первых, потому, что оказалась перед всеми, как на ладони, а, во-вторых, солнце светило мне в глаза, мешая, в свою очередь, наблюдать за присутствующими. Первыми начали разговор девки. Они расспросили меня о городе, где я жила, и сами рассказали немного о деревне. Так как меня разморило на солнышке, наша беседа текла вяло и грозила совсем угаснуть. В то же время парни, делая вид, будто не слушают нас, тихо переговаривались между собой, а Вадим вообще отвернулся в сторону.
– Да она стесняется! – вдруг сказал кто-то из парней.
Случилось так, что в этот момент все замолчали и его слова прозвучали довольно отчётливо. Я сделала вид, будто ничего не произошло, но тут меня дёрнула за рукав Димкина сестра. От моего взгляда бедная Алёнка вздрогнула и, казалось, забыла, о чём собиралась спросить. Парни же переглянулись, а Димка, не удержавшись, воскликнул:
– Вот теперь, Марина, ты такая, как вчера!
После его слов все оживились. Парни начали рассказывать анекдоты, а девки – громко хихикать. Воспользовавшись удобным моментом, я пересела в тень сбоку от скамейки и сама поведала пару свежих анекдотов. Незаметно разговор перешёл на вечную тему любви. И тут девки оказались в своей стихии. Меня посвятили в часть местных любовных историй, естественно, не называя имён. Делая вид, будто внимательно слушаю, я задумалась о своём. В это время Зинка, неожиданно повернувшись ко мне, спросила:
– А тебе парень не нужен?
Очевидно, её интересовало, не приметила я кого из деревенских.
– Если мне понадобится парень, я дам знать, – последовал мой ответ.
– Ты подумала о том, что сказала? – вдруг вмешался в наш разговор Синеглазый.
На моём лице тотчас возникло наивное выражение:
– А что я сказала?
Несколько мгновений Вадим молча смотрел на меня в упор, а затем, отведя взгляд, произнёс:
– Если подумала – это одно, а если нет – то другое.
– Я всегда думаю, что говорю!
– Хорошо, если так, – протянул Синеглазый, пытаясь придать своему голосу насмешливость.
Но было ясно, что ему просто нечего сказать.
Неловкую паузу, возникшую после слов Вадима, прервала одна из девок. Обращаясь ко мне, она начала рассказывать довольно банальную историю, которая в трёх словах сводилась к следующему: он и она вместе гуляли, потом она оказалась в положении, а он сбежал. Затем рассказчица поинтересовалась, как бы я поступила в данной ситуации. Чтобы не опускаться до пошлости, мне пришлось свести всё в шутку:
– Я бы с него взяла расписку!
Но тут снова вмешался Вадим:
– У тебя, видно, есть опыт в подобных делах?
Не успела я ничего ответить, как Зинка выпалила:
– Ты, видно, просто ещё не любила!
Однако это было с её стороны ошибкой, так как у меня на языке давно вертелся один стишок:
Кто любит меньше – тот сильнее,
Кто любит больше – тот слабее!
Мои слова оказали на Зинку эффект маленькой бомбы: она даже рот забыла закрыть от возмущения. Но окончательно её добил Синеглазый, который с издёвкой поинтересовался:
– Что же ты, Зина, не защищаешь свою любовь?
Вспыхнув, та процедила с плохо скрытым бешенством в голосе:
– Я этого тебе никогда не прощу! Не приходи ко мне сегодня вечером за сарай!
Едва Зинка произнесла последнюю фразу, как Димка бросил на меня быстрый взгляд. Но я взирала на эту семейную сцену со снисходительной улыбкой: известно, милые дерутся – только тешатся. Поднявшись со скамьи, Зинка гордо удалилась. После её ухода девки поспешили перевести разговор на другую тему. А затем Вадим, как бы мимоходом, спросил, куда я ходила.
– Дышала в лесу свежим воздухом.
– Можно поинтересоваться: с кем?
– Если бы со мной кто-то был, то я бы сказала, что гуляла.
– А ты не боишься ходить по лесу одна? – не отставал Синеглазый.
– А что, разве в вашем лесу водятся опасные звери?
– Для тебя, может, и опасные.
Я пожала плесами:
– Если ты имеешь в виду двуногих зверей, то они не более опасны, чем ты.
Однако Вадим не растерялся:
– Тогда не желаешь ли прогуляться в моём обществе?
Вообще-то, я ничего против не имела, но слишком уж самоуверенно он это предложил, словно был заранее уверен в моём согласии.
– Нет, мне хочется прогуляться в обществе Дмитрия Степановича.
– Потому что из всех двуногих зверей он наименее опасен! – добавила я, насмешливо покосившись на Синеглазого.
Мой сосед тут же вскочил со скамейки и, взяв меня под руку, галантно осведомился:
– Куда идём?
– Куда угодно, Дима, лишь бы подальше от этого зверинца!
После моих слов Вадим заметно изменился в лице, словно впервые испытал такое пренебрежение к своей особе. Но так как я адресовала их только Синеглазому, то постаралась как можно вежливее проститься с остальной компанией. Затем мы с Димкой скрылись в кустах, растущих за скамейкой (вначале я намеревалась идти с ним домой, но на ходу передумала и сделала вид, будто мы направились в лес).
Тропинка, по которой мы двигались, была слишком узкой для двоих и я пропустила Димку вперёд. Дабы облегчить мне путь, он отводил ветки рукой и трещал без остановки. Воспользовавшись тем, что увлечённый собственной болтовнёй Димка ничего не замечал, я юркнула за ближайший куст. Через некоторое время он обернулся, чтобы узнать, почему я молчу. Никого не увидев, мой сосед начал кричать: «Марина! Марина!» и метаться из стороны в сторону, так что мне даже стало немного жаль его. Тем не менее, я не издавала ни звука и он, отчаявшись, повернул в сторону деревни. Выбравшись из кустов, я добралась огородами до дома гораздо быстрее его.
– Где ты ходишь, Марина? Почему так долго? – засыпала меня вопросами баба Тоня, которую перед своим уходом соответственно проинструктировала моя мама.
В ответ я пообещала, что больше не буду так долго гулять, а затем попросила:
– Если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажи, что я ещё не вернулась.
После чего удалилась в спальню. Бабушка же принялась за Женьку, который тоже вернулся домой позже обычного.
Не успела я переодеться, как мимо моего окна прошёл Димка. Спрятавшись за занавеской, я увидела, что он приблизился к соседнему окну и стал слушать, как баба Тоня распекает сына:
– Бродит неизвестно где, а племянница гуляет одна!
Сначала Женка даже не пытался оправдываться, но под конец не выдержал:
– Ладно, обещаю, теперь без присмотра она гулять больше не будет!
Ещё немного послушав, Димка ушёл. Тогда я бесшумно открыла окно в спальне и выскочила следом за ним. Дальше наши пути разошлись: мой сосед двинулся прямиком по улице, а мне пришлось добираться опять огородами. Не успела я занять наблюдательный пункт в кустах позади скамьи, как появился Димка.
– Удрала! А я ей ещё по-джентльменски дорогу расчищал! – сокрушённо объявил он.
Деревенские тотчас окружили его, пытаясь понять, о чём идёт речь. Но Димка от избытка чувств не мог связать и двух слов. Только после того, как Синеглазый взял его за плечи и хорошенько встряхнул, мой сосед, наконец, рассказал, что произошло. Внимательно выслушав его, Вадим усмехнулся:
– Я так и знал, что она сбежит!
– Почему это? Чем я хуже тебя? – воскликнул Димка.
– Потому что ты – мальчик! – холодно отрезал Вадим.
Алёнкин брат хотел было что-то возразить, но потом сник и больше ни на кого не смотрел.
Когда я вернулась домой, дядька уже сидел за столом и ужинал. Баба Тоня молча налила мне тарелку щей и я примостилась напротив Женьки. Где-то в конце нашей трапезы он поинтересовался:
– Марина, ты сегодня пойдёшь в компанию?
– Не знаю. Нет, наверное, – на всякий случай, ответила я.
Дядька открыл было рот, но не успел ничего сказать, так как с улицы донёсся треск мотоцикла. Выглянув в окно, бабушка сообщила:
– Жень, к тебе Юрка приехал!
Однако при этом она почему-то посмотрела на меня. Дядька поднялся и вышел во двор. Я же, как ни в чём не бывало, допивала молоко. Мотоцикл умолк и слышно было, как Женька разговаривал с Чижевским. В конце концов, баба Тоня не выдержала:
– Марина, ты бы вышла к нему…
– Зачем? Он же не ко мне приехал!
Поставив пустую кружку на стол, я поблагодарила бабушку и скрылась в спальне. Там включила магнитофон и попыталась задремать под тихие звуки колыбельной. Но не тут-то было! Внезапно появился дядька:
– Марина! Чижевский хочет с тобой поговорить!
Открыв один глаз, я сонно посмотрела на Женьку и снова закрыла его.
– Он очень просил, чтобы ты вышла!
Поняв, что дядька не отвяжется, я нехотя ответила:
– Ладно, сейчас оденусь и выйду!
После ухода Женьки я достала из шифоньера белую вязаную майку с большим выкатом и серую юбку-мини. Эти вещи принадлежали тёте Любе, но бабушка разрешила мне ими попользоваться. Год назад моя тётка вместе с мужем-майором и двумя детьми приезжала к нам в гости. Её сын был ровесником Толика, а дочь Ленка – всего на год младше меня. Именно это хитроватое создание, похожее на колобок, в том числе, и имела в виду баба Тоня, когда говорила Димке, что одна из её внучек будет его невестой. Не знаю, понравилась бы ему Ленка, но со своими льняными волосами и выпуклыми лазурными глазами она выглядела моей полной противоположностью.
В приливе вдохновения, я сначала начесала свои волосы так, что они приобрели сходство с львиной гривой, а затем намазала материной помадой губы и проскользнула мимо остолбеневшей бабушки во двор. С порога поверх ограды мне хорошо был виден дядька, который сидел на скамье возле дома и разговаривал с развалившимся в седле мотоцикла Чижевским. Обернувшись на звук открывшейся двери, они оба одновременно заулыбались, причём Юрка даже привстал с сиденья. Сделав вид, будто не замечаю их, я задержалась на крыльце и дала им время рассмотреть себя. Эффект превзошёл все мои ожидания: Чижевский хлопнулся обратно в седло и убрал с лица улыбочку, что же касается Женьки, то он явно не знал, куда девать глаза. Я же, как ни в чём не бывало, поздоровалась с Юркой, который машинально ответил мне:
– Здравствуйте!
Наконец, придя в себя, Чижевский слез со своего мотоцикла, а дядька поднялся со скамьи. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, я направилась в сад. Тогда Юрка бросился следом за мной с криком:
– Марина, подожди!
Так как у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ним, я поспешно юркнула в стоявший возле забора туалет. Чижевский принялся было сгоряча дёргать ручку двери, однако, убедившись в тщетности своей попытки проникнуть внутрь, стал просить меня выйти. На что последовал мой ответ:
– И не подумаю!
Тогда Юрка принялся громко жаловаться дядьке, что он, дескать, приехал в такую даль из Чижово, а я не желаю с ним разговаривать. Выслушав все его жалобы, Женька спросил:
– Марина, ты долго собираешься там сидеть?
– Это будет зависеть от вашего поведения!
В ответ Чижевский перешёл от жалоб к угрозам:
– Вот мы сядем с Женей под дверью и подождём, пока тебе это не надоест!
– Ничего, мне и здесь неплохо.
Дядька и его приятель отошли в сторону и стали совещаться, как выкурить меня из туалета. Не дожидаясь, пока они что-нибудь придумают, я потихоньку сдвинула в сторону доску, державшуюся на одном гвозде, и выбралась наружу. Затем, вернув доску в прежнее положение, спряталась за кустом сирени. Между тем мои преследователи придумали всё- таки способ, как открыть дверь. С помощью Женькиного перочинного ножика они поддели крючок и ворвались внутрь. Нужно было видеть их сконфуженные физиономии, когда они убедились, что птичка упорхнула! Моё исчезновение так поразило приятелей, что они не предприняли даже ни малейшей попытки разыскать меня и вернулись на прежнее место. После некоторого молчания Юрка спросил у дядьки:
– Что это с ней?
Он, вероятно, имел в виду мой наряд.
– Не знаю, – ответил Женька, – я её в таком виде сегодня в первый раз увидел.
Потом дядька сбегал в дом за магнитофоном и они уехали.
Баба Тоня, нахлопотавшись за день, прилегла отдохнуть на диван и я, не желая ей мешать, вернулась в спальню. Мне стало скучно: спать ещё было рано, к тому же, дядька увёз с собой магнитофон.
Через полчаса я поднялась с кровати, натянула на себя белый джемпер с брюками и осторожно, чтобы не разбудить бабушку, выбралась через заднюю дверь во двор. Свернув в огород, я пошла по тропинке, проложенной вдоль межи с усадьбой соседей. В окнах их дома не было видно света, из чего следовало, что Димка с Алёнкой ещё не вернулись из компании, а их родители или смотрели телевизор, или спали. Тонко выводили свою мелодию кузнечики, выпархивая прямо из-под моих ног. Дома и деревья уже были окутаны тёмно-синим покрывалом сумерек, а в вышине блеснула первая звезда.
Внезапно лёгкий, едва уловимый треск сломавшейся ветки заставил меня вздрогнуть и замереть на месте, разрушив идиллию летней ночи. Мне вдруг показалось, что росший с другой стороны огорода куст боярышника слегка покачнулся, словно от ветра, хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. На всякий случай, я присела, пристально всматриваясь в подозрительный куст. Однако оттуда не доносилось больше ни звука. Выждав минуты две, я перебежала под защиту зарослей бузины, находившихся на краю огорода, и затаилась там. Но вокруг по-прежнему было тихо и я решила, что мне всё померещилось. Ведь за боярышником начинался пустырь, ведущий к цыганской усадьбе. А кому могло придти в голову бродить в такое время возле места, пользующегося дурной славой?
Ещё издали со стороны поляны, где собирались деревенские, до меня донеслись громкие голоса и смех. На столбе, стоявшем с краю, горела яркая электрическая лампочка, вокруг которой кружились ночные бабочки и мошки. Сноп света падал прямо на скамью с собравшейся там весёлой компанией. Правда, мне были видны только спины сидевших на ней людей, среди которых находился и Женька. Остальные же расположились на поваленном дереве, принесённых с собой стульчиках и прямо на траве. Желая лучше рассмотреть присутствующих, я, прячась за кустами, обогнула поляну. Напротив скамьи на своём мотоцикле восседал Чижевский. Будучи в центре внимания, он развлекал публику, охотно откликавшуюся на любую его шуточку. Чижевскому подыгрывали дядька и Федя. В отличие от них, Димка, в основном, отмалчивался и вообще сидел с таким видом, словно раздумывал: уйти ему или, может, остаться? Вадим тоже, казалось, не принимал участия в общем веселье, возможно, потому, что курил. Сидевшая рядом Зинка время от времени обращалась к нему, но Синеглазый так неохотно поворачивал голову, словно хотел сказать: «Оставьте меня в покое!»
Внезапно все засмеялись: вероятно, Юрка отмочил очередную остроту. Тогда я вернулась назад к скамейке, чтобы послушать, о чём они будут говорить. В этот момент кто-то из парней шутливо поинтересовался у Чижевского:
– Что это ты, Юра, в последнее время к нам зачастил?
– Да вот к Женьке по делу приехал и решил заодно заглянуть к вам на огонёк, – нимало не смутившись, ответил тот.
– Раньше, вроде, ты не баловал нас таким вниманием, – неожиданно высказался Димка.
– И что это у тебя за дела такие появились с Женькой? – тут же подключился Федя.
Даже Вадим повернул голову в сторону Чижевского, ожидая, что тот ответит. Изобразив на лице нечто меланхолическое, Юрка со вздохом произнёс:
– По правде говоря, хотел Марину на танцы в клуб пригласить…
– Ну, и что? – поддавшись вперёд, с нескрываемым интересом спросил мой сосед.
– …а она со мной разговаривать не захотела! – сокрушённо закончил Чижевский.
После его слов на несколько секунд воцарилось молчание, а потом, как этого и следовало ожидать, разговор переключился на мою особу. Первым начал Димка.
– А где сейчас Марина? – задал он вопрос Женьке.
– Дома, спит уже, – кратко ответил дядька.
Затем Чижевский осведомился у него о моей фамилии.
– Железнякова.
– Довольно распространённая, – с учёным видом прокомментировал Чижевский.
– Да, напоминает украинскую, – внезапно вмешался в разговор молчавший до этого Вадим.
Тут уже дядька не выдержал и поведал всем, что я наполовину казачка, так как мой отец родом с Кубани.
– Недаром я сразу заметил в её лице что-то необычное! – поспешил высказаться по этому поводу Юрка.
– Да, да, особенно во взгляде! – с воодушевлением подхватил Алёнкин брат.
– К тому же, у неё чересчур пышная грива, – как всегда неожиданно, добавил Синеглазый.
Свою лепту в обсуждение моей внешности внесли и девки. Так, одна из них заметила, что я «больно худа». В ответ на это Вадим, окинув её ироническим взглядом с головы до ног, отрезал:
– Не всем же быть коровами!
У бедной девчонки от его слов даже слёзы на глазах выступили. Что же касается Чижевского, то он, масляным взором задержавшись на её коленях, примирительно промурлыкал:
– Ну, я бы не сказал, что Марина худая. На мой вкус – так в самый раз!
В конце концов, все пришли к выводу, что я, в принципе, «ничего». А мой сосед так разгорячился, что воскликнул:
– Да она – красавица!
Все на мгновение притихли. Но даже Чижевский, снисходительно улыбнувшийся в ответ на Димкину горячность, ничего не возразил. Я заметила, что Вадим, в свой черёд, бросил внимательный взгляд на моего соседа и сразу же отвернулся, словно не хотел, чтобы видели выражение его лица.
– Только она слишком застенчивая, – с видом непререкаемого авторитета подвёл итог Юрка.
Его тут же поддержал Федя и другие парни. При этом никто из них, в том числе, и Чижевский, перебравшийся с мотоцикла на скамью, не подозревал, что я тоже готовлюсь к выходу на сцену. Незаметно взобравшись на дерево, ветви которого нависали над самой скамьёй, я воспользовалась возникшей паузой и спрыгнула прямо в центр освещённого круга. От неожиданности одна из присутствующих девчонок сдавленно вскрикнула. Не давая им возможности опомниться, я приблизилась вплотную к скамейке и сказала, глядя на Чижевского с улыбкой сфинкса:
– Юра, уступи даме место!
Тот мгновенно ретировался, а все остальные были настолько поражены моим появлением, что на протяжении целой минуты никто не решался заговорить. Что же касается Женьки, то он даже немного отодвинулся от меня. Быстрее всех пришёл в себя Вадим, который сидел с другой стороны. Встретившись со мной взглядом, он усмехнулся и достал из кармана спички, чтобы зажечь новую сигарету. Затем глубоко затянулся и намеренно или случайно выдохнул дым прямо мне в лицо. Не выказав ни малейшего неудовольствия, я кротко попросила:
– Может, дадите даме сигаретку?
От удивления Синеглазый слегка поперхнулся и едва не проглотил свою сигарету. Воспользовавшись этим, я быстро выдернула окурок у него изо рта и небрежным жестом отправила в кусты. Так как эта сигарета была последней, Вадиму ничего не оставалось, как сделать вид, будто ничего не произошло. На присутствующих же моя выходка произвела неизгладимое впечатление. Никто даже не засмеялся, хотя я на это рассчитывала, ибо, как писал Дюма-отец, «насмешка убивает всё, даже красоту». Дядька тоже смотрел на меня такими глазами, будто впервые увидел. Чтобы разрядить обстановку, я предложила:
– Давайте поиграем, а то скучно у вас что-то!
– А в какую игру? – осторожно поинтересовался Димка.
– Например, в «Садовника»!
Выяснив, что деревенские ничего не слышали об этой игре, я кратко объяснила правила и избрала для себя царицу цветов – розу. Вадим же, многозначительно покосившись в мою сторону, сказал, что будет ромашкой. Димка захотел стать колокольчиком, чем вызвал на некоторых лицах улыбку. Дядьке нравилась из-за красивого названия резеда, хотя он вряд ли знал, что из себя представляет этот цветок. Чижевский назвался подснежником, а Зинка – традесканцией. Садовником же вызвался быть Федя, который всё время пытался «подловить» меня. Но, в конце концов, «поймала» его я, когда на очередной вопрос: «В кого влюблена?», быстро ответила: «В садовника!». Спортсмен растерялся и, в результате, положил фотоаппарат на уже довольно приличную горку фантов. Роль «жертвы» выпала на долю Димки. Из-за своей рассеянности он сначала вынужден был отдать в качестве фанта оба ботинка, затем снял с себя рубашку. Не знаю, до чего дошло бы дело, если бы Женька из жалости не пожертвовал ему свой перочинный ножик. В то же время моему соседу ни разу не удалось ни у кого забрать фант, так как все знали, что на вопрос: «В кого влюблён?», он обязательно скажет: «В розу!» Постепенно все присутствующие успели отдать Садовнику хотя бы одну вещицу, даже Зинка, которую из-за слишком сложного названия её цветка почти никто не выбирал. Только мы с Вадимом держались. Однако вскоре «поймали» и нас. Дождавшись, когда Синеглазый наклонился ко мне, чтобы что-то спросить, Димка неожиданно выпалил: «Влюблён в ромашку!» Вадим, естественно, этого не ожидал и, в итоге, ему пришлось достать из кармана какую-то пуговицу. Меня же захватил врасплох Федя. Пока я раздумывала, что ответить Синеглазому, Садовник уже успел досчитать до трёх, а моей реакции так и не последовало, пока дядька не толкнул меня локтем в бок. С торжествующим видом Федя потребовал у меня фант. Не успела я ничего ответить, как Димка внезапно встал на одно колено и принялся расстегивать ремешок моей босоножки. Оказавшись наполовину босой, я разозлилась на Спортсмена, хотя и не подала вида, и уже до самого конца игры держала ухо востро.
Потом мы стали разыгрывать фанты. Димка был «зеркалом» и Садовник за его спиной, держа какую-нибудь вещицу на весу, вопрошал: «Что этому фанту сделать?» Я не напрасно ждала со стороны Феди подвоха. Когда очередь дошла до наших с Вадимом вещей, он поднял их с земли одновременно: «Что эти фантам сделать?» Немного подумав, мой сосед ответил: «Пойти прогуляться!» Но едва я потребовала у Садовника назад свою обувь, как вмешалась Зинка, заявившая, что сейчас должна быть её очередь, а Федя с Димкой – мухлёвщики! Так как она была настроена весьма воинственно, я поспешила заверить подружку Синеглазого, что отнюдь не посягаю на чужие права. Вадим нехотя поднялся и пошёл за ней. Минут через пять он, правда, вернулся и все сделали вид, будто не заметили отсутствия Зинки, которая в этот вечер так больше и не появилась.
Как раз в этот момент Федя уже во второй раз взял в руки мою злополучную босоножку:
– Что этому фанту сделать?
– Пригласить кого-нибудь на танец!
Недолго думая, я подошла к Женьке, который включил свой магнитофон и под звуки вальса мы с ним закружились по поляне. Склонившись к моему уху, дядька со смешком стал нашёптывать мне, кто и как реагирует на наш танец. Но вдруг Женька снова сделался серьёзным:
– А ты знаешь, Марина, ведь мне сейчас многие завидуют!
Я улыбнулась ему в ответ:
– Вряд ли…
Дядька вздохнул и больше не пытался говорить на эту тему. Мой фант разыгрывался последним и как только Женька отвёл меня на место, мы стали играть в «Садовника» во второй, а потом и в третий раз. Вадим выбирал только белые цветы. После ромашки он стал калом, а затем – жасмином. Я же – гвоздикой, а после – маком. Так что Димка даже заметил:
– Что это Марина всё время красные цветы выбирает?
– Потому что сама красивая! – неожиданно ответил за меня Синеглазый.
Под влиянием его слов мои щёки и впрямь, как говорят поэты, уподобились розам и гвоздикам. К счастью, я вовремя нашлась и поблагодарила Вадима за комплимент.
– Это не комплимент! – возразил тот, окинув всех вызывающим взглядом.
После третьего раза Чижевский предложил сыграть в «Кис-мяу» и все с воодушевлением его поддержали. Но я прикинулась, будто не знаю, что это за игра и выговорила себе право не принимать в ней участие, пока не разберусь в правилах. Вадим тоже отказался играть. Как и следовало ожидать, самым популярным цветом был красный. По ходу действия парочки то и дело вставали с места и уходили целоваться за кусты. Тем временем Синеглазый спросил у меня:
– Разве в твоём городе эта игра не пользуется популярностью среди молодёжи?
– Пользуется, – ответила я, возвратив ему улыбку, – но я последний раз играла в неё в далёком детстве и уже успела позабыть правила.
Затем, бросив на него лукавый взгляд, в свой черёд, поинтересовалась:
– А ты почему не играешь?
– Потому что не хочу, – уклончиво произнёс Вадим.
Внезапно Димка, который ревниво прислушивался к нашему разговору, обратился ко мне:
– Ну, как, Марина, ты уже разобралась в правилах?
Заметив, что остальные тоже вопросительно смотрят на меня, я кивнула:
– Ладно, рискну.
Вадим тоже изъявил желание поиграть и деревенские приветствовали нас радостными возгласами, словно только того и ждали. Игра была в самом разгаре, когда выпало водить Чижевскому. Не успела я опомниться, как Синеглазый, едва Юрка указал на меня, воскликнул:
– Мяу!
–Какой цвет? – наигранно-равнодушным тоном осведомился Чижевский.
Все замерли в ожидании, что ответит Вадим. Только я не сомневалась в его ответе:
– Красный!
Пожалуй, не хватит никаких эпитетов описать, как изменились лица присутствующих под воздействием одного только его слова.
– С Мариной! – не глядя на меня, произнёс Чижевский.
Я не стала препираться с ним и молча поднялась со скамьи. При этом Женька вопросительно посмотрел на меня, словно желая вмешаться. Успокоив его взглядом, я затем покосилась на Юрку, который поспешил спрятаться за чью-то спину. Мне не осталось ничего другого, как направиться в сторону кустов, за которыми обычно исчезали парочки. Вадим шёл следом за мной. Нас провожало всеобщее гробовое молчание. Однако, едва мы скрылись из вида, как на скамейке сразу заспорили. Слышно было, в основном, Димку, нападавшего на Чижевского, и дядьку, успокаивавшего их обоих.
Резко остановившись, я повернулась к Вадиму, едва не налетевшему на меня сзади:
– Что же ты меня не целуешь?
От неожиданности парень вздрогнул. Затем, помедлив, наклонился, пытаясь рассмотреть в темноте моё лицо. Наверно, его остановило презрительное выражение моих глаз. Немного выждав, я спокойно обошла Вадима и вернулась назад. Синеглазый подошёл через минуту и сел на скамью, ни на кого не глядя. Больше красный цвет не выпадал мне до конца игры. Вскоре дядька сказал, что уже поздно и нам пора домой.
– Обязательно приходи завтра, Марина! – такими словами простились со мной деревенские.
Пообещав прийти, я взяла Женьку под руку, так как нам предстояло добираться домой тёмной улицей. Некоторое время мы шли молча. Наконец, дядька не выдержал:
– Что ты думаешь о Вадиме?
Мне не хотелось разговаривать, но Женька ждал моего ответа и я нехотя произнесла:
– К сожалению, я его ещё плохо знаю.
– Но какое-то мнение о нём у тебя уже сложилось? – раздражённым тоном продолжал настаивать дядька.
Не успела я ничего ответить, как он вдруг остановился и стал пристально всматриваться в ближайший куст.
– Что случилось? – удивлённо поинтересовалась я.
– Ничего, показалось! – отрывисто бросил Женька и решительно потянул меня вперёд.
Пройдя несколько шагов, он возобновил прерванный разговор:
– Вадим – мой друг и я не могу сказать о нём ничего плохого, но…, – тут дядька попытался заглянуть мне в глаза, – я не советую тебе оставаться с ним наедине!
Невольно улыбнувшись про себя, я спросила вслух голосом примерной ученицы:
– А с кем мне можно оставаться наедине?
– Например, со мной, – сухо ответил Женька, почувствовав в моём вопросе подвох. – И вообще, тебе не следует гулять одной по окрестностям.
– Почему? Разве это опасно?
– Для такой молодой девушки, как ты, да! – отрезал дядька.
Однако, видно, решив, что этого недостаточно, он добавил:
– Ты должна слушать своего дядю, Марина, потому что я знаю больше тебя и вообще…
Оборвав себя на полуслове, он почему-то не захотел закончить свою мысль. Не имея желания с ним спорить, я не стала допытываться, что он подразумевает под словом «вообще» и примирительно произнесла:
– Ладно, обещаю, что буду гулять только с тобой!
Женька сразу успокоился и его мысли перескочили на другое. Вспомнив реакцию Чижевского на мою мини-юбку, он снова не удержался от замечания:
– Как твой дядя, я запрещаю тебе появляться в таком виде перед мужчинами!
– Ты не знаешь, как это действует на них! – добавил он многозначительным тоном.
Когда мы подошли уже к самому дому, Женька зачем-то оглянулся и, понизив голос, сказал:
– Если ты меня не будешь слушаться, Марина, то с тобой может произойти такое, что даже я ничем не смогу тебе помочь!
