Бет испуганно дёрнулась, осознавая, что совершенно обнажена в руках постороннего мужчины. Она именно так и подумала: «постороннего». Выходило, «в руках мужчины» её смущало не столь сильно…. А, может быть, и не смущало вовсе?
– Стоит взглянуть на себя в зеркало, – холодно сказал граф, правильно расценив её судорожные трепетания, – чтобы понять: своим видом вы можете вызывать лишь сострадание.
Он был прав.
Элизабет понимала, что не может выглядеть полуденной розой после всех злоключений. Благо ещё, что от подступавшей было лихорадки чудесным образом не осталось и следа, даже голос был чистым, без малейших признаков недавнего хрипа. И всё же, девушка густо покраснела.
– Вы испытываете недостаток в слугах? – пролепетала она чуть слышно.
– Вовсе нет. (В голосе графа явно прозвучали нотки весёлой злости.) Думаю, их чересчур много. От этого изобилия они ничего не умеют делать. Вот – Софи, – он бросил взгляд на замершую в испуге горничную. – Гонять пыль по углам метёлкой – всё, что она способна совершить.
Бет вспомнила Абигайль; её полувоенную муштру – бессердечные методы преподавания «необходимых жизненных навыков», как тётка не раз говаривала, кривя в усмешке тонкие губы.
«Всему можно научиться, – хотела сказать девушка. – Быстро или долго, в зависимости от способностей… преподавателя». Вместо этого она пробормотала:
– Даже зайца можно научить курить табак…
Беллингтон взглянул непонимающе и даже пригнулся ниже, чтобы переспросить, но тут за его спиной возник Хинли.
– Преподобный Джон, ваша светлость.
Чарлз освободился от тела своей подопечной, осторожно опустив на кровать, и, набросив на Элизабет одеяло, сухо приказал:
– Узнай, что ему нужно.
Дворецкий быстро засеменил к двери.
– Вы обязаны немного поесть, – сказал граф, поглядывая с высоты своего роста на утонувшую в перине девушку. – Софи принесёт вам бульон и горячее молоко. Когда вы окрепнете, решим все остальные вопросы.
Элизабет поспешила выпутать рот из-под уголка одеяла и сказала уже в спину уходящему графу:
– Милорд, думаю, теперь я смогу сама заниматься своим туалетом.
Бог ты мой! Она снова сказала глупость… Беллингтон от двери смерил её холодным взглядом и надменно изогнул брови.
– Не сомневаюсь в этом. Что ж до меня, то разницу между хорошим и плохим тоном я понимать не разучился.
Эта усмешка и высокомерный тон задели душу Элизабет: она крепко стиснула зубы, чтобы не сказать лишнего. А слова так и рвались наружу.
– Сказали бы прямо: молчи, грязная оборванка, твоё дело – молчать.
Бормотала Бет тихо-тихо, почти про себя. Но Беллингтон всё равно что-то расслышал; лицо его сделалось заинтересованным, он сделал шаг к кровати.
– Милорд, – трескучий голос старого слуги заставил всех вздрогнуть. – Отец Джон приглашает вас в церковь. Он считает это необходимым.
Священник живо выскочил из-за спины дворецкого и мягкой скороговоркой закурлыкал, опасаясь, что не удастся высказаться до конца.
– Сегодня мы похоронили племянницу мистера Муркока. Было бы разумно показать арендаторам, что вы сострадаете случившемуся.
– Я предлагал ей остаться в замке и обсушиться, – Чарлз пожал плечами: разве виноват он, что у строптивой шлюхи нет мозгов?
Преподобный скорбно потупил очи.
– Она скончалась не от болезни.
– Что же случилось с продувной девчонкой?
– Несчастный случай. У мэтра Антаниони на полном ходу отскочило колесо. Почтенный господин и сам весь убился, а девушка не удержалась и свалилась в воду. Катастрофа произошла на мосту. Вытащить её не было никакой возможности.
– Вот так конфузия! – ахнула Элизабет, забывшись, совсем громко.
Она удивлялась оборотливости и изворотливости мерзкого тролля.
Убился!! Конечно, убился. Это Бет его прибила. Выходит, славно поработала. В душе запели птицы. Ещё слаще было бы услышать, что старикан отдал Богу душу. Ну, да что небеса гневить? Итак, славно!
– Это моя дальняя родственница, – счёл возможным ответить на заинтересованный взгляд отца Джона граф. – Приехала меня поздравить с обретённым наследством, да вот – занемогла.
Чарлз и сам не знал, для чего вдруг сочинил эту ложь. Ему не хотелось, чтобы святой отец лицезрел его находку. По крайней мере, до тех пор, пока граф сам во всём не разберётся.
А подумать есть о чём.
Дело в том, что Чарлз уже третий раз за разговор не смог понять своей подопечной. Не потому, что вдруг лишился слуха. Он перестал понимать девушку потому, что она перестала говорить на понятном ему языке. Её правильный английский сменился вдруг какой-то тарабарщиной, прежде Беллингтоном не слышанной.
____________________________________
*** Александр глянул на приближающуюся массу. Тело Марфы походило на перебродившую опару: оно мягко и весело колыхалось, вот только выражение лица было сердитым, почти свирепым.
– Где Варенька? – бухнула Марфа в лоб иноземцу и растопырила руки, ежели, вдруг, тому вздумается убежать.
– Варвара Ильинична?
Александр готов был услышать что угодно, только не это. Беспокойство вкралось в душу, и он решительно схватил няньку за пышный локоть.
– Отчего вы ищите госпожу Коржавину? Что случилось?
Беспокойство англичанина не могло быть искусственным, это Марфуша поняла сразу. Интерес к иноземцу враз иссяк, и баба рванулась прочь, бормоча при этом:
– Должно быть, нужно справиться у Петеньки…
– О чём вы собираетесь говорить с Петром Лемахом?
Оказалось, няньке не удалось стряхнуть цепкие руки графа, и сейчас он такой же проворной рысью, как и она сама, мчался к флигелю.
У дверей в господскую опочивальню сидел Осип, широко расставив босые ноги, и правил на ремне бритву. Возникшие неожиданно гости заставили холопа подскочить и занять оборону.
– Велено не пущать! – сбившись на испуганный тенорок, вскрикнул парень.
Вот здесь-то Марфа была в своей стихии. Она уперла руки в бока и выразительно повела бровью.
Осип отвалил в сторону, как будто получил увесистую оплеуху.
А нянька уже неудержимо была в спальне. Она склонилась над лежащим в постели Лемахом и покраснела от злости. От барчука шёл стойкий, подкисший запах горькой.
Петенька, раскрасневшись щеками, спал, открыв рот, и из припухлых губ его стекала струйка вязкой слюны.
Выходило, Вареньки не было и здесь.
Совсем озверевши от ужаса, Марфа схватила кувшин с мятной водой, стоящий на тумбочке у кровати, и вылила на золотые кудряшки Петеньки.
Молодой барин охнул, зачмокал, заворочался, и сонные глаза его слегка приоткрылись. Только в них плавала одна серая муть, и не было капли осмысленности.
– Где Варенька? – заорала Марфа в самое ухо Лемаха.
– Варя… Варенька, – забормотал Петя: всё же что-то в его голове зажглось, и обрывки мыслей стали срываться с его губ. – Васька Калязин… церковь…
Марфа напряглась мышцами, как гончая, учуявшая лисий запах: близко, совсем близко. Она, теперь уже ласково, встряхнула молодого барина за плечо – дальше, дальше, милый! Но бормотание стало совсем невнятным. «Венчание» – вот и всё, что ещё удалось расслышать. Да и этого стало достаточно. Одним рывком Марфа подтянула расслабленное тело к своему лицу и сказала грозно:
– Граф здесь, вы – тоже. С кем же венчается моя девочка?
– Со мной, – Петя пьяненько захихикал.
– Ах, вот как!
В следующее мгновение молодой Лемах был перекинут через плечо бабы, как охотничий трофей. Марфа широким шагом рванула к двери и наткнулась на препятствие в виде крепкой фигуры англичанина, из-за плеча которого робко выглядывал перепуганный насмерть Осип.
– Куда вы собрались? – вежливо осведомился Шербрук, отклонив попытку бабы расчистить дорогу с налёта. – И зачем, позвольте спросить, вам такой никудышный спутник?
– Варвара Ильинишна желает венчаться. Значит, она будет венчаться, – в голосе няньки не было ни капли сомнения, что её сможет кто-то помешать в осуществлении намерения, надо признаться, не желанного, а вынужденного. – Даже, ежели Пётр Георгиевич сейчас одной ногой в могиле.
Шербрук одним сильным рывком снял безвольного Петеньку с бабского плеча и отволок обратно в постель.
– Госпожа Коржавина желает замуж?
– Да вот, жених-то – никакой!
Марфа немного растеряла свой воинственный пыл. Отчего-то она уверилась, что с иноземцем ей не совладать и ожидала теперь решения от благородного господина, как и должно было быть по природе вещей.
– Где должно состояться это знаменательное событие?
Марфа сокрушённо замотала головой из стороны в сторону.
– Ну же, напрягитесь! Не в каждой церкви венчают тайные пары.
– Должно… на Выселках. Там поп – характера вольного, порядки земные для него – не указ.
– Ну-ка, братец, – Александр поймал за плечо, сунувшегося было в светлицу, Осипа. – Едем. Покажешь дорогу до этих Выселок.
Марфа обмякла ногами, жалостно всхлипнула и перекрестила спину стремительно удалявшегося графа.
Дождавшись, когда Беллингтон покинет комнату в сопровождении преподобного Джона, Элизабет вылезла из-под одеял. Правда, не совсем. Она уже поняла, что всей одежды на ней – лишь собственный естественный покров. Не слишком надёжная защита в промозглый осенний день. Правда, камин в спальне весело щёлкал огненными языками, но от каменного пола, не прикрытого ничем, веяло сыростью и могильным холодом.
«Вот когда пожалеешь, что не обросла шерстью, как это великолепное животное», – подумала Бет, опуская руку вниз, на голову, лежащего рядом с постелью, пса.
Она играла острыми ушами животного, заворачивая их трубочкой, а потом разглаживая по массивному черепу. Ноги, не прикрытые спасительным кончиком одеяла, начали очень быстро мёрзнуть; видно ещё помнили острые иглы ёлок и холодные комья земли, опробованные три дня назад. Элизабет безоточно подвигала ногами, утопая в шерсти собаки, и улыбнулась, почувствовав шершавый язык на своих пятках.
Аякс лизнул женщину всего раз, давая понять, что дарует ей своё расположение.
Правда, Бет не задумывалась над поступками животного, как, впрочем, и над своими. Для неё всё было естественным.
А вот Софи оцепенела в неприкрытом ужасе.
«Кошмар Беллингтон-хауза» скалил свои клыки у самых голых ножек женщины. Ему хватило бы мгновения и совсем немного усилий, чтобы за один укус изуродовать изящные лодыжки.
– Отойдите от него, Бога ради, – заикаясь, шепотом попросила горничная.
– Он мне не мешает, – беспечно отмахнулась Бет, не замечая состояния своей собеседницы. – Не могли бы вы дать мне зеркало.
– О, право не стоит сейчас в него смотреться, – пробормотала Софи, вытаскивая, маленький, заключённый в медную оправу, кружочек из складок своего фартука.
Элизабет пожала плечами в ответ: ей было совершенно не свойственно предаваться иллюзиям. Она всегда хотела знать только правду. Она бесстрастно изучила своё избитое лицо, опухшее до того, что глаза виднелись маленькими щёлочками, больше похожими на свинячьи зенки, чем на человеческие органы зрения.
Тень жалости мелькнула по лицу Софи.
– Несомненно, я вызываю заинтересованность.
Усмехнулась Бет, подбадривая более свою хрупкую помощницу, потому как сама холодно подумала, что смогла бы прожить и с таким вот лицом, не ощущая особого неудобства. Что до изящной девушки в кокетливом белоснежном переднике, то для неё такое вот состояние было бы катастрофой вселенского размера. Элизабет скользнула взглядом по упругим, хотя и небольшим, грудям, по объёмной юбке, призванной увеличить бёдра и подумала, как древняя старуха, отстранённо до безразличия, что горничная тешит себя надеждами привлечь внимание хозяина Беллингтон-хауза.
Глупая девчонка! Игрушка на час – и только. Да разве есть Элизабет до этого дело?
– Не могли бы вы принести мне какую-нибудь одежду?
– О! Я только что думала об этом. – Софи развела руками. – Вы намного выше меня, но недостаточно толсты, чтобы надеть платье Мэри. Вам, наверное, подошла бы одежда одного из грумов.
– Ничего не имею против бриджей и камзола, – уверила Бет девушку.
– Не думаю, чтобы это понравилось его светлости. Во всяком случае, нужно дождаться его распоряжения.
– Когда же это случится? – Бет спросила ровно, скрывая охватившее её раздражение.
– После панихиды. Вы же слышали: девушка из арендаторов утопла в речке.
«Ах, да! Я же утопла!!» – напомнила себе Элизабет не без восторга.
Что ж, она готова была ждать.
Пришлось вновь вползти под одеяло и впасть в полусонное состояние, а после бульона с кусочком подсушенного хлеба, принесённого всё той же Софи, заснуть по-настоящему: крепко, без сновидений.
_________________________________
*** Варенька металась из угла в угол, ловила на себе сочувствующие взоры батюшки, облачённого по всей форме для венчания, и боролась с подступавшими слезами.
– Ну, где же он? – спрашивала она отчаянным шепотом у сконфуженного Василия Калязина.
– Будет, непременно будет, Варвара Ильинична, – в 20-ый раз за последние два часа отвечал поручик, нервно косясь на вход и напрягая слух: вдруг, да расслышит долгожданный цокот копыт.
Но ничего не было слышно.
Спасаясь от варенькиного растерянного взгляда, Василий Семёнович выскочил на улицу, и долго стоял, приподнявшись на носки, вытягивая длинную шею до треска в позвонках: всё надеялся увидеть фигуру ожидаемого Петра Лемаха.
Без участия Калязина Варе пришлось совсем плохо. Она ловила на себе быстрые, любопытные взоры трёх других свидетелей предстоящего венчания и краснела от стыда, готовая провалиться на месте.
Это надо же! Только для того, чтобы избежать унижения, подобного теперешнему, барышня Коржавина и затеяла тайное своё мероприятие. И получила сполна: похоже, никто не торопится взять её в жёны.
– Варвара Ильинична, соблаговолите уделить мне немного времени.
Варя вздрогнула, очнувшись от раздумий, и одарила подошедшего господина лихорадочным взором.
Штабс-капитан Заварзин подцепил девушку под локоток и, не испытывая сопротивления с её стороны, вывел в церковный садик, ухоженный, радующий своей пестротой и многоцветием.
Господин Калязин сопроводил пару, прошедшую мимо, настороженным взглядом, но промолчал.
Варя присела на краешек скамейки, рассеянно слушая своего провожатого. Она кивала головой в такт его речам, пропуская слова стороною. И только наступившая долгая пауза подсказала ей, что кавалер ожидает ответа. Девушка заставила себя сосредоточиться и ответствовала как можно спокойнее:
– Кирилл Алексеевич, мне чрезвычайно отрадно слышать, что я вызвала в вас такие нежные чувства. Боюсь, только вы выбрали не удачное время, чтобы говорить о них.
На самом деле, ей хотелось сказать громко и зло: «А не пошли бы вы, господин Заварзин, к чёрту!».
Штабс-капитан не был смущён деликатным намёком на неуместность своих сердечных излияний. Наоборот, он повеселел лицом, и смело присел рядом, приваливаясь бедром к боку девушки.
– Напротив, – доверительно выдохнул он в маленькое женское ушко. – Сейчас самое время выслушать меня. Затея ваша с тайным венчанием не осталась без внимания нашего общества. Уверен, сейчас все только об этом и говорят. У вас, Варвара Ильинична, только одна дорога из этой церкви – замуж.
– Отчего так?
Варенька гордо вскинулась, леденея в душе. Она понимала, что Заварзин говорит правду.
– Ежели вы не выйдете замуж сей же час, вы не выйдете замуж никогда. Пётр Георгиевич имеет не осторожность играть вашей репутацией.
– При чём здесь ваши уверения в любви ко мне?
– Я буду счастлив назвать вас своей супругой.
Варенька вздрогнула и отпрыгнула от кавалера, как испуганная птица. Это было хуже простого «нет».
Кирилл Алексеевич лицом побелел и произнёс уже не так ласково:
– Напрасно вы так. Я предлагаю помощь от чистого сердца. Я единственный, кто может спасти вас. Василий Семёнович, как вам известно, женат, к тому же, счастливо. Два других господина, коих вы видите первый раз в жизни, чинов невысоких и тоже связаны узами; оба помолвлены.
Он приблизился к обмершей от ужаса Вареньке и по-хозяйски взял её за плечи.
– Пётр Георгиевич не придёт.
Варя смотрела в тёмные очи штабс-капитана и как будто проваливалась в глубокую яму. Света становилось всё меньше и меньше; чёрная дыра засасывала её с головою. Каждой клеточкой своего тела она ощущала трепет, пугающий своей безысходностью. Девушка ясно поняла: ежели согласиться сейчас с условиями сделки – всю жизнь будет испытывать именно такой липкий страх. Она глубоко вздохнула и рванулась навстречу свету:
– С чего вы взяли, что я ожидаю господина Лемаха?
– Он сам мне об этом сказал.
– Боюсь, вы впали в заблуждение. Петенька всего лишь обещал мне содействие. – Врала Варенька отчаянно, продвигаясь потихоньку туда, где стояла карета Калязина. Она уедет отсюда. Заскочит в экипаж – и поминай, как звали! Плевать на репутацию! Ничто на свете не заставит её выйти замуж за этого демона в человечьем обличии. Лучше на всю жизнь остаться старой девой.
Крепкие пальцы сомкнулись на её запястье безжалостным кольцом.
– Кто ж тот счастливец?
– Стоит чуть подождать, и вы увидите сами.
Пролепетала Варенька, обмирая от ужаса. Чёрные очи сверлили её, прожигая насквозь. Чувство полной беззащитности завладело девушкой. Она поняла: ежели сейчас штабс-капитан затащит её в храм, она безропотно подтвердит своё желание стать его супругой.
Чарлз испытывал глубокую меланхолию. Панихида, прочитанная преподобным Джоном неожиданно проникновенно и сердечно, возымела действие – Беллингтон почувствовал себя ответственным за происшедшее несчастье.
Может, не стоило быть суровым? В конце концов, от изгнания одной распутной девки мир вокруг не стал чище. Граф сидел у себя в спальне, не раздеваясь. Он отмахнулся от Хинли, подавшего халат, и потянулся к бутылке с испанским хересом. Холод душевный и неуютная гулкость полупустого замка вызывали желание прикоснуться к живительному солнцу, сокрытому в бутылке тёмного стекла.
Старый дворецкий глянул на хозяина, как на сумасшедшего – похоже, матушка графа не привила ему простейшие правила этикета. Пить херес в полутёмной спальне? Одному?
– Что бы вы ни сказали, Хинли, – предвосхитил слова старика Чарлз, – всё будет пустой тратой нашего с вами времени.
Он остался один. Обступившая графа тишина была почти осязаемой.
«С ума сойти можно!».
Первый глоток смочил лишь пересохшее горло, а второй добавил немного живости воображению – чуть-чуть, самую капельку.
«Это сколько же мне надо выпить, чтобы почувствовать себя счастливым?».
Беллингтон вознамерился определить это с точностью до грамма. На самой середине исследования пришла мысль, что нужно пригласить к себе в гости родственников – благо дело, недостатка в них не наблюдалось.
Великолепно! Он сейчас же напишет кузену. Пусть тот пожалует в Беллингтон-хауз со всем своим семейством. Может быть, тогда не будет так тоскливо в этих каменных стенах?
Чарлз, воодушевлённый, тут же взялся за перо. Рука скоро летала над бумагой, оставляя чёткие аккуратные строчки, когда графу почудилось, что воздух в спальне сделался холоднее, и запахло плесенью, сыростью и ещё, Бог знает чем, явно не жилым. Сквозняком охватило ноги. Чарлз поднялся и выглянул в коридор. На мгновение у него екнуло сердце: в конце тёмной галереи неверно дрожал язычок одинокого пламени, и белела чья-то фигура, почти невесомая, бесформенная в окружающем безмолвии.
Детские страхи всколыхнулись в душе Чарлза. Он вспомнил, как гувернантка пугала его живущим в подвале призраком. Бедная женщина хотела хоть чем-то привязать к месту непоседливого, неугомонного мальчика и немного в том преуспела: Чарли по вечерам становился сдержаннее в своих поступках.
Беллингтон отогнал детские воспоминания и, прихватив каминные щипцы, двинулся неслышно в сторону бледного фантома. Он даже почувствовал некоторое воодушевление, а кощунственная мысль, что перед ним тень дядюшки со свёрнутой набок шеей, заставила тихо засмеяться. Приблизившись, он понял, что перед ним явно живой человек, а не эфемерный дух.
Бесформенная масса передвигалась у изножья лестницы, ведущей в Круглую башню, в каком-то нелепом ритме. Она то поднималась вверх, то опускалась вниз.
Чарлз остановился совсем близко и принялся анализировать ситуацию.
Во-первых, он разгадал причину мистического холода и могильного аромата. Просто, человек, кто бы он ни был, открыл двери в пустующую половину здания. Осталось угадать, для чего он это сделал. Вот тут-то граф был в полной растерянности. Не мог же Хинли обладать телепатическими способностями, чтобы угадать решение хозяина о принятии гостей в ближайшее время.
«Старик обо всём догадался, – усмехнулся Чарлз саркастически, – и ночью взялся за уборку… Полный абсурд! Вернее было бы предположить, что это Софи или Мэри. Хинли с тряпкой – это тоже абсурд!».
Однако, мятущаяся туда-сюда фигура, не смотря на расплывчатость своих форм, не подходила под пропорции горничных. А вот по росту вполне могла оказаться старым дворецким.
– Чем это вы заняты? – спросил граф с проснувшемся в душе любопытством.
Балахон замер, а после несмело ответил:
– Должно быть, я запуталась.
Это ничего не сказало Чарлзу. Он решительно шагнул к женщине (теперь не было сомнений, что это женщина) и, ухватив край свисающего одеяния, который при близком осязании оказался бежевым атласным покрывалом, задрал кверху эту имитацию одежды. Взорам его предстали чудные ножки, поразившие его воображение значительно раньше. Беллингтон не отказал себе в удовольствии лишний раз оглядеть их и тут же неудержимо рассмеялся.
К босым ступням женщины были привязаны подушечки, небрежно разбросанные прежде по дивану в гостиной. Ленты, которыми были прихвачены новоиспечённые туфли, завязанные небрежно, перепутались, и обладательница экзотической обуви буквально оказалась стреноженной, как упрямая лошадь. Все эти лазанья по ступенькам были направлены на то, чтобы избавиться от оков.
Чарлз поднял глаза, утыкаясь взором в распухшее лунным диском лицо.
– Кружево на этих подушках стоит полугодового жалования хорошей горничной, – сказал он, усмехаясь, и решительно подхватил несостоявшийся призрак на руки.
Движение оказалось резким и грубым, потому как Элизабет постаралась отскочить в сторону. Напуганная внезапным появлением графа и его последующими действиями, она решила, что схлопочет сейчас оплеуху, совсем как от любезной тётушки.
Чарлз громко выругался, ощущая сопротивление гибкого тела, и тут же замер, услышав у самого своего бедра негромкий, но угрожающий рык.
Материализовавшись из темноты подобно истинному фантому, Аякс сверлил демоническим взглядом фигуру хозяина.
– Вижу, вы и защитником запаслись. Скажите ему, что у меня честные намерения, если не хотите остаться со спутанными ногами.
Бет опустила вниз ладошку и, найдя мощную голову Аякса, погладила его уши. Так они и прошествовали в спальню графа: Беллингтон со своей ношей, и ноша, прихватившая пса за загривок. ______________________________________________________________
*** – Любовь моя!!
Гаркнуло совсем близко, за спиною, и Варенька, почувствовав свободу от пут физических и духовных, шарахнулась на этот зов, мало чего соображая. Она упала на чью-то мощную грудь и вцепилась в чьи-то плечи с отчаяньем утопающего.
– Простите, я опоздал.
Её губы запечатались жарким поцелуем, а тело взмыло в воздух, подхваченное на руки. Через мгновение она была уже перед попом, возрадовавшимся и спорно взявшимся за дело.
Варвара Ильинична боялась пошевелиться и смотрела прямо перед собой. Уже в воздухе она поняла, что появившийся жених вовсе не Петенька. А теперь боялась утвердиться в своих догадках. Стояла, как первая в мире девственница, потупив очи и дрожа припухлыми губами. А в голове билась мысль, что всё неправильно. Нельзя заключать союз под давлением нелепых обстоятельств. Пусть задуманный ею брак с Лемахом тоже был затеян по необходимости, чтобы избежать… Отчего же хотелось ей скрыться? От нежданных чувств к английскому графу? Или же она испугалась быть отвергнутой иноземным красавцем, и решила скрыться в узах брачного союза?.. Как бы там ни было, на брак с Петенькой она шла твёрдо и осознанно. А то, что происходило сейчас, было нелепостью. Вот только не хватало смелости объявить об этом во всеуслышанье.
Тяжёлый перстень с горящим тёмным пламенем рубином болтался на её пальчике чересчур свободно и, теперь уже графиня сжала кулачок, чтобы, не дай Бог, не уронить это свидетельство безупречности своей репутации.
Все формальности были произведены, и свидетели раскланялись с новобрачными. Все были безукоризненно вежливы. Вот только взгляд, подаренный Вареньке, штабс-капитаном от дверей храма был мрачен особой мрачностью, за которой угадывался не только гнев, но и какая-то отчаянная решимость.
Варвара Ильинична быстро зажмурилась и отворотила личико навстречу подошедшему Калязину.
– Я немного растерян, – сказал Василий.
Простое, открытое лицо его вопреки словам, было решительно, взор вопрошал Вареньку к ответу.
Девушка заставила себя улыбнуться и взять супруга под руку; сил говорить у неё не было совсем.
– Как же Петенька?
– Господин Лемах обо всём осведомлен и ничего не имеет против, – сухо отчеканил Шербрук своим видом давая понять неуместность подобных разговоров.
– Что ж, остаётся только пожелать вам счастия, Варвара Ильинична.
Василий Семёнович поклонился и вышел, излишне громко чеканя шаг. Только никуда ему не деться было от новобрачных. Карета была господина Калязина. Не мог же он позволить даме трястись на лошади за спиной у мужа или, хуже того, возвращаться домой своими ножками. Поэтому Василий переминался у экипажа злой и растерянный. Шестым чувством он понимал, что оказался болваном во всей этой истории со свадьбой. Все что-то знали, что не было известно ему, Калязину. Даже вертопрах Заварзин имел вид умнее его, когда на месте жениха оказался Александр Шербрук. Домой он отправился на лошади графа, предоставив молодым карету.
Варенька чувствовала себя до ужаса неловко, а в замкнутом пространстве коляски едва не впала в панику.
– Действительно, Петя не имел ничего против? – спросила она вздрагивающим голоском.
– Я не имею привычки испрашивать позволения для своих поступков у кого бы то ни было, – сухо откликнулся супруг. Похоже было, что вопрос не пришелся ему по вкусу.
Варя моментально забыла про свой испуг, в голосе Шербрука ей почудилось небрежение. Захотелось спросить прямо: «Зачем вы это сделали?», но она боялась услышать в ответ слова, уже сказанные Заварзиным. Но и молчать, как будто всё в полном порядке, она не могла. Кое-что прояснить было необходимо прямо сейчас.
– Наша семья не признаёт разводов. Вы повенчаны со мной на всю жизнь. Может быть, в вашей стране иные порядки…
– Получить развод в Англии дело хлопотное. Нужно обладать изрядным хотением и целеустремлённостью, чтобы его добиться.
Опять этот сухой, сдержанный тон!
– Слыхала, у вас есть невеста? («Господи, что я такое говорю? Он теперь женат. Какая невеста?»).
– Да.
– Она красива?
– On la trouve belle comme le jour. (Её находят прекрасной как день) (фр.).
Ничего не оставалось делать, как задать тот самый вопрос, с которого и следовало бы начинать.
– Зачем вы это сделали? – тихо спросила Варя и зажмурилась на всякий случай, чтобы не дать слезам пролиться, ежели услышит то, чего так боится услышать.
Шербрук бросил быстрый взгляд на свою суженую и усмехнулся сам над собой. «Милая, я и сам задаю себе этот вопрос сотый раз подряд».
– Мы можем испортить себе жизнь, идя на поводу сомнений и недоверия, – сказал он вслух, – а можем принять всё, как есть, и жить счастливо.
– То есть, вы предлагаете мне закрыть на все глаза? А, попросту говоря, оставаться наивной дурочкой.
– Чего вы не приемлете?
– Да. Поэтому я хочу знать прямо сейчас мотивы вашего поведения.
Александр в досаде воздел руки к верху. У него не было ответа на этот вопрос даже для себя. А уж что ответить госпоже Коржавиной… вернее, графине Шербрук? Отчего она не хочет оставить всё, как есть?
– Я никогда не делаю ничего против своей воли. Хочу, чтобы вы об этом помнили. – Всё, что смог придумать граф в ответ.
Варя похолодела: так и есть, поддался минутной слабости, заслышав про её несчастия; сделал благородный жест для спасения чести глупой девчонки и теперь, возможно, сожалеет об этом. Она нашла в себе силы послать супругу очаровательную улыбку, как будто удовлетворилась столь нелепым ответом, а про себя решила, что начнёт хлопотать о разводе. Для папеньки это будет страшный удар. Да и бабушка с тёткой вдоволь напьются валериановых капель, а вот кузина Зинаида Степпель её поймёт и поможет. Помнится, муж у неё – высокий государственный чиновник…