Евгения Букреева
Башня. Новый ковчег 1
Глава 7. Сашка
День Распределения был едва ли не самым значимым праздником среди школьников Башни. В этот день все, кто сумел проскочить чуть дальше седьмого класса, доказав всем и в первую очередь самому себе, что ты стоишь чего-то большего, чем убирать за свиньями говно, полоть грядки и шить трусы, получали путёвку в жизнь. И эта путёвка была чем-то вроде последнего приговора, который лишь в крайне редких случаях подлежал обжалованию. Заветный документ, врученный под торжественные речи школьной администрации и шумные аплодисменты уже вчерашних товарищей, чётко очерчивал контуры дальнейшей жизни и привязывал человека практически до самой смерти к определённому ярусу Башни: к нижним этажам, где кому-то предстояло возглавить битву за урожай, к шумным цехам и чертежам, к вони рыбацких артелей, к ревущим лопастям турбин, к столам и компьютерам – вечным спутникам бухгалтерской гильдии, к зелёным скучным партам школьного яруса, к белым халатам и больничным запахам, и лишь немногих – совсем немногих счастливчиков – поднимал наверх к солнцу.
Конечно, учёба не заканчивалась Днём Распределения, и через пару месяцев каникул им всем опять предстояло вернуться в интернат, но уже в новом качестве, и учиться той профессии, для которой каждый из них был признан годным.
При этом День Распределения сам по себе был всего лишь торжеством, а настоящей кухней, где замешивалось будущее каждого конкретного человека, были неприметные будни. Маленькие дела и большие поступки, несказанные слова и громкие споры, каждый шаг, сделанный, несделанный и повернувший не туда – всё это определяло дальнейшую судьбу. И кульминацией момента было Собеседование. Именно так и именно с большой буквы. Собеседование, а вовсе не Распределение, либо расстилало перед тобой красную ковровую дорожку, либо ловко сворачивало её перед твоим носом.
Саша Поляков шёл к своему Дню Собеседования упорно, уверенно, стиснув зубы.
Кто-то плыл по течению, мало не заботясь, на какие скалы его выкинут волны насмешницы-фортуны, кому-то в спину дул попутный ласковый ветер, а кто-то грёб, тяжело, натужно, не разгибая измученной закостеневшей спины. Саша Поляков был из последних. У него не было права на ошибку, и всё-таки он её допустил.
Сашка сидел в комнате, задумчиво разглядывая свои руки.
К дню собеседования общежитие интерната опустело: у учеников начались каникулы, и их распустили по домам. Остались только выпускники, да и те уже, похоже, почти все покинули свои комнаты и собрались в центре этажа, где располагались кабинеты и аудитории. Вся жизнь сегодня кипела там, в длинных коридорах, рядом с классами, за дверями которых взрослые решали судьбу подросшего поколения. Сашка представил себе переговаривавшиеся стайки подростков, взрывы смеха, дружеские и не очень тычки и подначивания. Представил, как Змея снуёт по коридорам, шипя на особо шумных. Как все затихают с её появлением и дружно прыскают от смеха, едва прямая спина наставницы скроется за углом.
В Сашкину комнату почти не долетал школьный гомон. Это было неудивительно: старшеклассников, в отличие от малышни, чьи комнаты находились ближе к классам и жилью учителей, селили по периметру Башни, выказывая больше доверия и, как следствие, даруя больше свободы.
Когда-то, ещё до аварии и до реорганизации, это был обычный этаж, примерно километр в диаметре, организованный точно так же, как и все остальные жилые этажи, кроме самых верхних, конечно. Посередине довольно большая площадь отводилась под общественные помещения, столовые, детские площадки, рабочие офисы (теперь здесь были классы), а по периферии кольцом тянулись жилые отсеки. Однотипные блоки, безликие коробки, похожие друг на друга как две капли воды и разделённые коридорами, сужающимися к центру и расширяющимися к наружной стене Башни.
Переделав шесть стандартных жилых уровней под школьное общежитие, детей плотно рассовали по комнатам бывших типовых квартир. Впрочем, школьная администрация всё же проявила креативность и, как могла, украсила новое жильё своих воспитанников: развесила везде памятки о нормах поведения и плакаты о дружбе, честности и справедливости.
Непонятно, на кого были рассчитаны эти красивые слова и унылое морализаторство, но точно не на него, Сашу Полякова. Он очень быстро усвоил, что у школы свои «ценности», никем не афишируемые, но до прозрачности понятные и цинично простые. В пятом классе после того, как Сашку выбрали старостой, его вызвала к себе в кабинет Зоя Ивановна и коротко дала понять, что от него ждут.
– Ложное чувство товарищества, Поляков, так культивируемое в детской и юношеской среде, не просто ошибочно, оно – вредно и пагубно для нашего общества. Я понятно изъясняюсь, Поляков?
– Да, – выдавил из себя Сашка, потому что… что тут было понимать.
Наверно, Сашке пришлось бы в школе совсем туго, но ему неожиданно повезло. После начальных классов, когда их расселяли в общежитие по два человека, Сашке в товарищи по комнате достался Марк Шостак, шумный и обаятельный пацан. Душа компании и рубаха-парень. Они были очень разные, даже внешне: Марк – темноволосый, вечно растрёпанный, с тёплыми карими глазами и открытой улыбкой на широком лице, и Сашка – высокий мальчик, до педантичности аккуратный, прямые светлые волосы всегда гладко причёсаны, серьёзный и немного бледный. Но Марк, будучи цельной натурой, умел дружить, и эта школьная дружба послужила для Сашки своеобразным оберегом, надёжно защищая и отводя от него подозрения одноклассников.
Конечно, Шостак иногда здорово донимал Сашку своим бьющим через край оптимизмом и неподдельным участием. Марку было тесно в маленькой комнатке, за стеной которой проходила шахта грузового лифта – да что там! – Марку было тесно в самой Башне, его мятежная душа всегда куда-то рвалась. Марк был головной болью школьной администрации, особенно Зои Ивановны, и, если б не его острый ум и успешно сданные экзамены, она с радостью избавилась бы от него ещё после седьмого класса, отправив к отцу. У отца Марка была «громкая» должность – начальник береговой охраны, но, по сути, под его началом находилась лишь небольшая горстка людей, которые курсировали на лодках вокруг Башни, помогая рыбакам и мусорщикам, да выполняя время от времени спасательные операции. То есть социальный статус Шостака был немногим выше Сашкиного, но сила Марка была не в общественном положении. Его просто все любили: от сопливой малышни до высокомерных красавиц – статусных девочек класса.
Марк постоянно где-то пропадал, то у одних, то у других, тянув за собой и Сашку.
– Сань, пошли, а? У Григорьевой и Вальберг сегодня такая туса намечается, капец. Хватит уже над учебниками чахнуть, – звал Марк.
Поначалу Сашка отнекивался, но Марк, с его неуёмным желанием осчастливить ближнего, был упорнее. И Сашка сдался. К тому же, как выяснилось, все эти тусы, вечеринки, движухи, гудежи и посиделки были не менее важны, чем физика и математика. Это была ещё одна лазейка в тот мир, куда так хотел попасть Саша Поляков, ведь собирались они обычно в комнатах тех ребят, которые принадлежали этому миру по праву рождения. Конечно, особых иллюзий он не питал. Да, многие были с ним вежливы, многие дружески похлопывали по плечу, улыбались, смеялись, травили в его присутствии анекдоты, даже поверяли какие-то тайны, но некая незримая граница всегда очень чётко выдерживалась. Какие-то миллиметры, которые раз и навсегда делили мир на своих и чужих. Сашка был чужой. Даже его кратковременные отношения с Диной Олейник, крупной девушкой с вытянутым породистым лицом (хотя какие отношения, так целовались пару раз), не приблизили его к этому кругу избранных.
А потом он неожиданно для самого себя подружился с Никой Савельевой. На одной из вечеринок.
Они учились вместе с первого класса, но их разделяла целая пропасть. Эта рыжая девочка с золотыми веснушками была дочерью самого Савельева, а в Башне никому не нужно было объяснять, кто такой Савельев. Зоя Ивановна, воспевающая равенство и братство, расплывалась в угодливой улыбке всякий раз, когда обращалась к Нике. Да и остальные учителя, кто в большей, кто в меньшей степени, так или иначе делали реверансы в её сторону. Саму Нику всё это, казалось, не трогало, или она делала вид, что не трогает. В интернате Сашка обычно видел её в обществе Веры Ледовской, надменной девочки с толстой тёмно-русой косой (он знал, что Вера нравится Марку), которая сама по себе тоже была птицей высокого полёта.
Сашка инстинктивно сторонился Ники. Даже для реализации его честолюбивых планов дружить с дочерью Савельева было как-то слишком… Слишком опасно, что ли.
На ту вечеринку Стёпка Васнецов откуда-то притащил наркоту: маленькие круглые таблетки грязно-белого цвета.
– Во, кореши подогнали, – Васнецов высыпал несколько штук из маленького пакетика и протянул Сашке. Он не спрашивал, хочет Сашка или нет.
– И как это называется? – Эмма Вальберг крутила в руках круглое драже, придирчиво его разглядывая.
– Детка, тебе нужно название или результат? – Стёпка притянул Эмму к себе и звонко чмокнул в щёку.
Сашка знал, как это называется. Это был холодок – у них на шестьдесят пятом такой дрянью были набиты карманы многих.
– Тебе тоже не нравится?
Сашка от неожиданности вздрогнул. Он не заметил, как Ника Савельева оказалась рядом. Её лицо было серьёзно, но в пасмурно-серых глазах скакали смешливые зайчики.
– Н-н-нет.
Сашка посмотрел на горстку таблеток в своей ладони, не зная, что с ними делать.
– Я не про наркотик, – уголки её губ чуть приподнялись в робкой застенчивой улыбке. – Я про вечеринку. Тебе здесь нравится? – и, не дожидаясь его ответа, предложила. – Давай уйдём отсюда.
***
– Сань, ну ты чего? – Марк стоял в дверях и растерянно улыбался. – Там все наши давно собрались, одного тебя нет. Змея два раза уже спрашивала. Ты чего здесь застрял, а?
– Я? – Сашка встрепенулся. – Я так… сейчас приду.
Он неопределённо махнул рукой, давая Марку понять, что тот пусть идёт, а он сейчас, вот только соберётся, да.
Марк пожал плечами, но сделал вид, что понял, и скрылся за дверью. Сашка тоже поднялся. Его затворническое сидение всё равно ничего не решит. Так или иначе ему придётся выйти, дойти до классов, получить соответствующие указания от Зои Ивановны и войти в нужную аудиторию. Слишком низко его не сошлют, конечно, так… куда-нибудь в энергетический комплекс или инженером в машиностроительный, и это всё же лучше, чем ничего.
Сашка открыл дверь комнаты и вышел вслед за Марком.
В школьных коридорах, несмотря на увещевания учителей и их тщетные призывы к порядку, было шумно. Своих – Марка, Нику, братьев Фоменко и Веру с её неразлучной тенью Олечкой – Сашка нашёл у двести двенадцатого кабинета.
– Сашка! – Ника бросилась ему на шею. – Ну ты вообще! Мы здесь с ума уже сходим, а ты!
– Погоди, – Сашка мягко отстранил Нику и поглядел на остальных. – Змея где?
Все знали, что в день собеседования нужно сначала подойти к Зое Ивановне, отметиться и получить от неё бланк с проставленными именем, фамилией и номером кабинета (одного или нескольких), где, собственно, их и ждало уже такое близкое будущее.
– Только что здесь пробегала, минуты две назад, и, кажись, туда, – Леня Фоменко мотнул головой влево.
Уйти Сашка не успел – его остановил насмешливый голос Веры.
– Что, Сашенька, со страха трясёшься, да?
Сашка обернулся. В сощуренных глазах Веры колыхалось презренье.
– Десять лет Змее задницу лизал, а тут такой облом, да, Сашенька?
Вера смотрела на Сашку прямо, чуть выпятив нижнюю губу. Из всей их компании она была единственной, кто его даже не недолюбливал, а откровенно не выносил. Она не просто подозревала, что он время от времени выполняет для Зои Ивановны разного рода поручения (Сашка предпочитал называть это «поручениями»), она знала это. Знала, но по каким-то своим соображениям предпочитала молчать, ограничиваясь шпильками и ядовитыми замечаниями в его адрес. Вот как сейчас.
Сашка почувствовал, как в груди поднимается раздражение. Что она понимает? Что она вообще может понимать? Звёздная девочка: дед-генерал, всю жизнь в Совете, отец – начальник снабжения, мать и бабка – обе в департаменте образования не последние люди, перед Верой красная ковровая дорожка с рождения до смерти выстлана. Он инстинктивно сделал шаг навстречу.
– Верка! Ну ты совсем рехнулась, да?
Между ним и Верой оказалась Ника, растрёпанные волосы непослушными рыжими спиральками разлетелись в разные стороны.
– Да ладно тебе, – Вера фыркнула. – Расслабься и не маши тут крыльями, как курица над цыплёнком. И Сашенька твой пусть выдохнет. На!
Вера сунула прямо под нос Сашке бланк.
– Я твой бланк у Змеи забрала. Вместе со своим. Нам обоим в четыреста пятнадцатый.
Сашка замер, не в силах поверить в услышанное. В четыреста пятнадцатом кабинете проходило собеседование в административное управление Башни. Значит, Змея… значит, всё-таки она отдала его досье… туда… в управление. Сашка сглотнул.
– Сашка! Сашка!
Он стоял и ничего не слышал. Рядом весело хохотала Ника, дёргая его за рукав. Марк что-то говорил, хлопая Сашку по плечу. По лицам Фоменок растеклись глупые и добрые улыбки. Даже Вера уже не выглядела такой насмешливой. Что до Оленьки, так та и вообще светилась радостью.
***
Человек, который проводил собеседование в четыреста пятнадцатом, был какой-то тусклый. Не серый, не неприметный, нет, а вот именно – тусклый. Другого слова Сашке было трудно подобрать.
– Александр Поляков? – тусклый протянул Сашке руку и как-то вымученно улыбнулся.
Сашка кивнул и пожал ладонь, вялую и тёплую.
– Антон Сергеевич Кравец, – представился тусклый и сделал Сашке знак садиться.
Стул был маленьким и неудобным. Четыреста пятнадцатый кабинет был оборудован под начальные классы, и со стен на Сашку взирали алфавит, таблица умножения и правила личной гигиены. Непонятно, по каким критериям кабинеты вообще отбирались для собеседования.
«О чём ты думаешь, идиот?» – одёрнул себя Сашка и постарался сесть поровней.
– Так-так-так, – Кравец постучал пальцами по столу и вопросительно посмотрел на Сашку.
Тот опять мысленно дёрнулся. Чего тусклый от него хочет?
– Шура, значит. У меня вот сына тоже Шуриком зовут, смышлёный пацан растет. Да… Вы, кстати, не против, чтобы я вас Шурой называл?
Сашка кивнул и выдавил из себя улыбку.
– Ну и славненько, ну и славненько… – замурлыкал себя под нос Антон Сергеевич и принялся листать досье. Сашка терпеливо ждал.
Разумеется, странно было бы предполагать, что с его досье не ознакомились заранее. Со стороны Антона Сергеевича это был фарс, игра, как и это нелепое, ниоткуда взявшееся имя «Шура». Но Сашка включился в игру и почтительно застыл на своём неудобном маленьком стульчике.
– А отметки ваши, Шура, впечатляют. И по точным наукам, и по гуманитарным. И… – Кравец оторвал взгляд от созерцания Сашкиного досье. – Я смотрю, вы ещё и староста.
– Да, с пятого класса.
– Такие люди, как вы – молодые, умные, талантливые – очень нужны нашему обществу. И особенно среди управленцев.
– Я, – Сашка замер на полуслове. – Я… я готов.
– Ну, конечно, вы готовы, – рассмеялся Антон Сергеевич. – Мы даже не сомневаемся, что вы готовы. Вот только…
Тусклый снова придвинул к себе Сашкино досье, задумчиво положил руки на папку и принялся разглядывать свои розовые ухоженные ногти. Сашка замер.
– Только вот это происшествие… с лодкой.
Антон Сергеевич внимательно посмотрел на Сашку. Что-то такое мелькнуло в его глазах, хищное, нехорошее.
– Я, – забормотал Сашка. – Я сожалею.
– Ну-ну, – тусклый поднялся со своего места, аккуратно обошёл письменный стол, встал рядом с Сашкой и по-отечески положил руку ему на плечо.
– Разве я не понимаю, – сказал вкрадчиво. – Разве я не понимаю. Дело молодое, удаль свою перед девочками показать захотели, так?
Сашка снова кивнул.
– А девчонки-то какие, а? – заговорщически подмигнул тусклый. – Одна Ника Савельева чего стоит, ну? Звезда! Да я б сам, будь помоложе…
Кравец фальшиво рассмеялся. Сашка заставил себя улыбнуться. Он всё ещё не понимал, куда тот клонит.
– Вы ведь с ней дружите?
– Да, – выдавил из себя Сашка.
– Это хорошо, хорошо…
Тусклый снова вернулся на своё место. Уставился, не мигая, на Сашку.
– Шура, я ведь вас хорошо понимаю. Как мужчина мужчину понимаю, но дисциплинарное нарушение есть дисциплинарное нарушение. В управлении с этим строго.
Сашка опустил голову.
– Обидно, да? Столько лет учиться, стремиться, принципами своими где-то поступаться, жилы рвать ради своей мечты, а из-за какого-то дурацкого случая, всё коту под хвост. А ведь кому-то такое запросто с рук сходит. Кому-то, но не нам.
Это неожиданное «нам» резануло слух. Сашка вскинул голову. Его удивление не осталось незамеченным для Антона Сергеевича.
– Я ведь тоже, Шура, как и вы, из низов. Знаю, каково это. Вы с какого этажа?
– С шестьдесят пятого.
– А я с семьдесят первого. Родители всю жизнь мусор сортировали. Брат в артели работает, бригадиром, правда. А я вот лет с пяти знал, что надо подниматься. На всё был готов. А вы, Шура, на что вы готовы ради работы в администрации?
– Да на всё! – не задумываясь, выпалил Сашка.
Антон Сергеевич чуть склонил голову и пристально посмотрел на него.
– Ну а к примеру попросим мы вас докладывать, что происходит, скажем, в доме Савельевых. А, Шура?
– Я не доносчик! – вспыхнул Сашка.
– Конечно, не доносчик, – легко согласился Антон Сергеевич. Он поднялся, улыбнулся и протянул Сашке руку. – Ну, не смею вас больше задерживать. Приятно было побеседовать.
Сашка медленно встал, всё ещё не в силах поверить в услышанное.
– А ваше досье и характеристику я передам в инженерный сектор. Думаю, это очень достойное назначение. Вы, Шура, умный, успеваемость у вас высокая, и, если я не ошибаюсь, инженерный сектор вы указали в анкете вторым из приоритетных для вас направлений. И опять же с девочкой своей будете вместе учиться, ведь Ника, наверняка, пойдёт по стопам своего отца.
И он снова улыбнулся.
– Мне очень жаль, Шура, если бы не это недоразумение.
Антон Сергеевич снова, будто невзначай, открыл папку.
– Зоя Ивановна до чего скрупулёзная и дотошная дама, я и сам у неё в своё время учился. Собирает в ученические досье все факты, даже, казалось бы, самые незначительные. Очень, это, знаете ли, помогает тем, кто собеседование проводит. Вот ведь, я смотрю, тест у вас по обществоведению за восьмой класс – сто баллов, грамота похвальная за работу с младшими классами, а это за что? – Антон Сергеевич извлёк из папки листок. – Благодарность от школьного музея. О! А тут у нас что такое?
Сашка следил, как заворожённый, за ловкими пальцами Кравца.
– Ну-ка, ну-ка. Ого, докладная записка, посмотрим, посмотрим. Котовой З.И. от Полякова Александра.
Сашка узнал записку. Он сам писал её Змее, только вот не предполагал, что она приложит к досье и это тоже.
– Интересный документ, – по лицу Антона Сергеевича поползла нехорошая улыбка. – Вот, я смотрю, вы тут Зою Ивановну информируете, что на одной из вечеринок учащиеся употребляли наркотики. Ваше рвение похвально, Шура. Наркотики – это очень серьёзно. Это такое зло, что, если с ним не бороться, оно везде пролезет.
Антон Сергеевич укоризненно покачал головой.
– Вы – молодец, Шура, что заявляете об этом честно и открыто, не стесняясь называть фамилии виновных: Васнецов Степан, Эмма Вальберг, Роман Шустов, Ника Савельева…
В голове у Сашки шумело. Этот шум, нахлынувший словно ниоткуда, глушил слова собеседника. Сашка смотрел, как беззвучно шевелятся губы Антона Сергеевича, и ещё до конца не понимал, но чувствовал, что ловушка вот-вот захлопнется.
– …думаю, в инженерном секторе тоже оценят этот факт по достоинству. Не знаю, правда, как на это отреагирует Павел Григорьевич Савельев, узнав, что его дочь употребляет наркотики. Но вам, я думаю, он обязательно скажет спасибо. Даже не сомневаюсь.
Антон Сергеевич с интересом посмотрел на Сашку. Сашка понимал, что от него ждут какой-то реакции, понимал, но не находил слова.
– Антон Сергеевич…
– Да, Шура?
– А если… если я соглашусь… ну на…
Сашка умоляюще посмотрел на Антона Сергеевича, надеясь, что он придёт ему на помощь. Но тот молчал и улыбался.
– Если я соглашусь докладывать про Савельевых, – выдохнул Сашка.
Улыбка на губах Антона Сергеевича погасла. Его лицо неожиданно стало жёстким, по-лисьи острым.
– Отлично, Шура. Просто отлично. По рукам тогда. Работать будете в моей команде. А это, – Антон Сергеевич повертел в руках злополучную записку. – А это будет храниться у меня.
Сашка почувствовал, как на шее медленно затягивается удавка.
– И вот ещё, Шура, – видя, что Сашка уже собрался идти, Кравец остановил его жестом. – Вы на выходные наверняка собирались вниз, к родителям. Так?
Сашка кивнул.
– Повремените пока, Шура. Повремените.
– Это… совет? – сглотнул Сашка.
Антон Сергеевич весело расхохотался.
– Что вы, Шура, бог с вами, – и неожиданно жёстко добавил. – Это приказ.
