Евгения Черноусова
Я буду надеяться на чудо
Какой страшный день!
Полиция уехала, соседи разошлись. Конечно, утром нового соседа отпустили. Вернувшись, он увидел на кирпичной ограде короткое бранное слово, сплюнул и ушел в дом. Тут же возвратившаяся раньше охрана вышла скрести кирпичи. Назавтра у хозяина предстоял большой прием.
– Чувствую, скоро что-то произойдет, – сказала Елена Карловна внуку. – Катя просто сияет. Не знаешь, какую каверзу они задумали?
– Про Катю участковый сказал, что она изобретательная. Должно быть что-то грандиозное.
– Ох, боюсь я…
– Да ладно тебе, бабушка. У нас тут так плохо, что хуже не будет.
Сережка лежал на стволе ивы и дрыгал ногами:
– Ой, ребята, до сих пор, как вспомню, так ржу! Пьяные гости в бассейне бултыхаются, а на них г… стекает!
– Сережа, надо говорить фекалии, – тоном очень воспитанной девочки поправила его Аня.
– Или экскременты, – поддержала ее Энн.
– Или содержимое фановой трубы. Отражает истину и не смущает дам, – поспешил внести свою лепту Валька.
– Да ну вас с вашими синонимами, – отмахнулся Сережка. – Не такой уж я лопух, у меня по русскому твердая четверка.
– Если быть точным, мы использовали эвфемизмы, – сказала Энн.
– А я об этом даже не догадывался, – засмеялся Валька, видя, что Сережка начал злиться. – Еще раз повтори и переведи.
– Это когда заменяют неприличное слово нейтральным по звучанию. Эвфемизм значит в переводе с греческого «благозвучие».
– Вот так живешь, и не знаешь, что по-гречески говоришь… Слушай, Энн, откуда у тебя такие знания? И психотипы ты различаешь, и всякие греческие термины.
– Моя сестра Саша на лингвиста учится.
– Моя мама три языка знает. А я ни одного.
– Ничего, выучишь со временем.
Помолчали. Потом вернулись к теме, которую обсуждали с утра: прорыв канализации у бабушкиного соседа.
Позавчера Василий Тихонович предложил ребятам поехать с ним на острова. Он и Елену Карловну позвал:
– Люда моя за земляникой намылилась. Поехали, Карловна! Ребятишки со мной будут рыбу удить, а вы – по ягоды!
Отчалили рано утром. Сережку за что-то наказал отец, на рыбалку не отпустил и заставил поливать огород. На острове разделились. Дед, Валька и Аня побрели по берегу в поисках мест для ужения, Энн и бабушки пошли наверх к сосновому леску. Через час, когда Энн спустилась к рыбакам и угостила земляникой, Аня с рыбалки дезертировала. В целом день прошел просто замечательно, погода радовала, был и обед у костра, и купание. Елена Карловна даже поспала.
– Господи, как хорошо, – сказала она, когда позвала рыбаков на ужин. – А дома-то сейчас, наверное, пьяные крики и дикая музыка…
Девочек высадили у лодочной станции. А когда причалили на своем берегу и поднялись по тропинке к улице, увидели снова спецмашины, как в день скачка напряжения. Полиция, водоканал, пожарная, еще кто-то.
– Господи, что случилось? – испугалась тетя Люда. – Пожар?
– Вот они! – завопил один из охранников пузана.
Несколько человек устремились к ним. Первым подлетел дядя Саша Огородников:
– Ого! Алиби!
– Какое алиби? – спросил пожарный начальник, тот самый, что на Надеиной поляне командовал.
– Ягоды видишь? За сколько ты наберешь ведро?
– Ни за сколько. Я их только в рот могу собирать. Не продадите?
– А вот фигушки, – сказала тетя Люда. – Нас в пожаре обвиняют, а я им ягоды…
– Какой пожар? Дерьмом вашего соседа залило.
– Слава богу! А ты тогда здесь зачем?
– Начальство бдит: чрезвычайная ситуация. От этого хруща и без прорыва канализации вони было много…
– А вот я начальству доложу, что вы с преступниками договариваетесь!
Пожарный обозвал пузана разными словами, сказал, что его начальство может сделать с пузаном и сколько раз, и где он видал их всех. С тем и ушел. «Ну, Тимка, молодец, как сказал!», – обрадовалась тетя Люда и побежала за ним: «Тимур, ягоды забери!»
– Елена Карловна, не подскажете, где Васильевы? – спросил Огородников.
– Подскажу. Еще вчера в Москву уехали. Девочку повезли к врачу. Да ты бы позвонил им!
– Оба вне зоны.
– Так они в подмосковном Успенске должны ночевать у Катиного дяди. Позвони туда. Пошли, номер дам.
И вот теперь Сережка хвалился, что своими глазами видел происшествие.
– Как ты вообще там оказался?
– С утра выполнил трудовую повинность и в парк пошел. Потом решил в речку окунуться и заодно посмотреть, может, вы вернулись. Подхожу, а у вашего соседа ворота распахнуты! Машины выезжают, все орут! Я, конечно, туда ввинтился и даже сфоткал это безобразие, пока меня охрана не выставила.
– Вообще ты свинья, – сказала Аня. – Такую новость не сообщить! Валька-то сразу позвонил, как в дом зашел.
– Я как-то не подумал. Решил, фотку вам покажу и расскажу. Там дальше еще хуже, они к вашим домам кинулись, стали в окна стучать. Мне кажется, этот тип не только стекло бы разбил Шпильманам, он бы и раму вынес. Но тут дальние соседи набежали, и даже с Пушкинской. Первым дядя Валера подъехал с тетей Таней. Он охранника с окна сдернул и на тротуар швырнул. А тетя Таня как завизжит: только встань, глаза выцарапаю! Этот храбрый солдат от нее через газон полз, только на дороге встал. Валь, я ведь к вам через форточку лез, ты знаешь?
– Зачем?
– Дядя Валера велел. Я залез, изнутри им дверь открыл, они зашли, всё закрыли, тетя Таня белье во дворе сняла. Сам понимаешь, всё бы провоняло.
– Ну, спасибо!
– Да не за что. Они и Васильевых дом проверили, у тети Тани ключ есть, а еще моей маме позвонили в редакцию, она пришла и Василия Тихоновича дом проверила и тоже закрыла форточки.
– Кто же все это придумал?
– Трудно сказать. Только на вас подумать можно… ну домов пять-шесть от хруща. Еще старый двухэтажный дом со стороны парка, они дворами соприкасаются. Только ведь это было что-то типа дрожжей, отец сказал. Они в детстве в нужник их бросали. А никто из соседей во двор не заходил, это точно.
Вечером вновь гремела музыка, и привычно приезжала патрульная машина. Сосед только скалился, патрульные забрать его как дядя Саша Огородников не осмелились. А следующим вечером у соседа погас свет. Больше ни у кого, только у него. Оказалось, поврежден кабель. Обесточено было еще три участка с недостроенными домами. Искать повреждение пришлось довольно долго, потому что все владельцы участков, не построив домов, уже огородились и закрылись от посторонних взглядов высокими воротами. Оказалось, что на крайнем участке работал экскаватор, причем экскаваторщик узбек Юра спал мертвецким пьяным сном под чудом сохранившейся от прежних хозяев яблоней и спросонок забыл русский язык. Что-то он говорил похожее на «гулганбезофтагилга», но было ли это одно слово или длинная фраза – бог весть. Одно было понятно: в таком состоянии Юра на экскаваторе работать не мог. А тот, кто перекопал весь двор, должен был потом уйти или через трехметровую кирпичную ограду, усеянную сверху битым стеклом, или через ворота, которые были видны не только с улицы Чирка, но и с улицы Горького.
К восстановительным работам энергетики обещали приступить завтра прямо с утра. Заикнувшемуся о хорошей оплате пузану один из электриков плюнул под ноги и высказал свою голубую мечту, чтобы он, пузан, век сидел без света, воды и канализации, и тому, кто бы это осуществил, он заплатил бы вдвое больше, чем предложил пузан за восстановление линии. Оказалось, электрик жил в двухэтажном доме со стороны парка.
С утра явилась комиссия, чтобы наметить фронт работ и оценить стоимость. А потом стали выяснять, кто виновник аварии и будет оплачивать эту работу. В полиции сказали, что к утру узбек Юра вспомнил русский язык, но напрочь забыл, с кем пил. Обещал вспомнить после опохмела. Держать его у себя им не было резона, да и жаль было русским мужикам узбека Юру, с непривычки страдающего сушняком и головной болью.
После обеда по настойчивому требованию пузана Юру разыскали. На этот раз он спал у «Бухлабаза» под дикой грушей. Доставивший его в отделение старший лейтенант Беляков доложил начальнику, что на этот раз Юра забыл даже узбекский язык, но, кажется, немного может пользоваться языком глухонемых, очень выразительно показывая, чтобы ему налили. Под давлением пузана начальник приказал выяснить, кто Юру напоил сегодня. «Это какой же список будет!», – схватился за голову обычно почтительный к начальству Беляков и добавил, что первым в список придется внести его самого: отпуская Юру из узилища, Беляков купил ему банку пива. А потом, насколько он знает, в «Бухлабазе» узбека угощали все, и не только жители улицы Чирка: «Вы же знаете, как у нас не любят хрущей, а этого г…еда особенно». Учитывая, что это было сказано в присутствии пузана, прозвучало всё необычно смело. Пузан психанул и стал угрожать, а Беляков подытожил: «Вот, а каково нашим это слушать каждый раз, выезжая по вызову от его соседей. Как он о вас говорит, вы можете у Тимура Ахатовича узнать, он наслушался этих речей, когда на дерьмотечку выезжал». Начальник засопел и Белякова отпустил. Что было сказано после ухода Белякова, никто не знает, но секретарша по большому секрету поделилась с бухгалтерией, что шеф велел пузана к нему больше не пускать. Беляков ходил именинником.
Все это Катя рассказывала Елене Карловне сегодня утром. Понятно, кто об этих полицейских дрязгах рассказал: ее одноклассник дядя Саша. А сосед все еще сидел без света, только два генератора прикупил. Но на громкую музыку мощности не хватало. Так что все отдыхали.
Валька взял удочки и решил поудить с берега. Разговоры о соседе до такой степени надоели, что не хотелось ни с кем общаться. Он спустился к реке и побрел по берегу, иногда закидывая удочку. Несмотря на поздний час, клевало. За час он прошел по берегу до пляжа и стал подниматься по Банной к площади. Счастливо миновав дом Петровых (ни брать Никитку с ночевкой, ни ругаться с тетей Мариной не хотелось), он вышел к площади. Обойдя стороной выдвинувшуюся на тротуар торговлю, он уже хотел повернуть к скверу, но в это время его догнал дядя Юра с Никиткой на руках.
– Уф, по всей Банной за тобой несся! – сказал он. – Возьми Никиту до вечера, я из Уремовска вернусь, и сразу к вам. Всё, я на автостанцию!
И убежал. Никитка глядел на Вальку и сиял.
– Ух, Петровы! – вздохнул Валька. – Пошли, горе мое, к бабушке!
Никитка привычно ухватился за ручку ведерка с рыбой, но к скверу повернуть братья не успели. Со стороны рынка к ним спешили Аня и Энн.
– Там такие котятки! – восхищалась Энн. – Жаль, что у бабушек уже есть кошка. А в Питер я их забрать не смогу, у мамы аллергия.
– Это где коробка с надписью: «Отдам котят в добрые руки»? – уточнил Валька. – Наверное, эта тетка их все-таки раздает, потому что они меняются.
– Конечно, раздает, – подтвердила Аня. – И на корм деньги кладут, кто взять не может. Жалко же!
– А откуда у нее котята? Неужели так много кошек?
– Нет, это со всего города приносят, кому не нужны.
– Пойдем, посмотрим, – ткнулся Никита Вальке в колени.
Подъехала машина. Вышел Иван Иванович со своей новой женой, держа на руках маленькую дочь.
– Мася! – завопил Никитка, и Маша в ответ завопила что-то приветственное.
– Надо же, – сказал Иван Иванович. – В садике дерутся, а при встрече радуются.
А малыши уже держались за руки и что-то одновременно говорили. Потом Маша завизжала при виде рыбок, а Никита стал хвастаться, что его большой-большой брат этих рыбок каждый день приносит. В общем, Иван Иванович махнул рукой и сказал:
– Ребята, покараульте пять минут Машку, а? Мы только дыньку купим – и сразу назад.
Аня дернула плечом и пошла в сторону ларьков. Валька сказал:
– Конечно, идите, Иван Иванович.
Энн кивнула. Взрослые пошли в сторону рынка. От ларьков к ребятам подбежал Сережка и сказал:
– Валька, ты крючковяз спрашивал. Там один мужик продает.
– Дорого?
– Ну…
– Сейчас Иван Иванович вернется…
– Продавец уходить собрался!
– Энн, посмотришь за детьми?
– Конечно, идите.
Мальчишки двинулись к ларькам, но притормозили, услышав гогот. Это подъехал их пузатый сосед, а стоящие у пивного ларька мужики что-то схохмили по поводу прорыва канализации. Пузан налился кровью, наклонился к своему ротвейлеру и отстегнул поводок. Всё дальнейшее уложилось в несколько секунд, но Вальке показалось, что это длилось долго. Собака бросилась в сторону толпы, но проскочила ее и устремилась к малышам и Энн, стоящим над ведерком с рыбками. Что-то кричал пузан, кричали мужики. Энн схватила малышей, но двоих нести не могла, и просто присела на тротуар, обняв их. От ларьков бежали Шеметовы. Бросились назад Валька с Сережкой. Первым прибежал Валька и буквально упал между собакой и детьми. Резкая боль в локте. Что-то сверкнуло и треснуло. Подбежал Иван Иванович, схватил собаку и с размаху ударил ее о поребрик. Зачем-то взял Вальку на руки и стал своим носовым платком заматывать ему локоть. Только тут Валька увидел кровь. Рука болела невыносимо. Сережка снял футболку и сунул ее Шеметову:
– Замотайте, а то дети испугаются!
Малыши громко плакали. Рыдала Энн. Жена Шеметова почему-то лежала на газоне, и над ней бестолково хлопотала невесть откуда взявшаяся Лелька: «Иван Иванович, не волнуйтесь, это просто обморок!»
Подбежала пожилая пара.
– Ира, возьми ключи и отвези всех домой, – сказал Иван Иванович. – Нелю с Лелькой поднимите. Константин, неси ребятишек в машину.
– Сережка, принеси котенка. Ребята, с котенком будете играть? – спросил дядя Костя у малышей.
– Дай! – моментально перестала плакать Маша.
Подлетел Сережка:
– Вот котик. Дымчатый, самый красивый.
Малыши потянулись к котенку.
– Ребята, котик хочет на машине покататься. Сереж, держи его. Вот паршивец! – наверное, котенок его оцарапал.
Дядя Костя взял на руки Никитку, Сережка подхватил ведерко, удочку и котенка, подбежавшая бледная Аня, взяла Машу и все они пошли к машине, куда уже загружали бесчувственную Нелю.
Тем временем Иван Иванович, продолжая держать Валькину руку, договаривался по телефону со скорой помощью. Приехали медики очень быстро, Иван Иванович еще только дозвонился до полиции:
– Саша, санэпидстанцию вызови… и тут, кажется, самосуд намечается… да, бывает. Ну что? – это уже к медику.
– Милостив бог, только мягкие ткани повреждены. Зашить, конечно, придется, но кости и сухожилия не задеты. А что там в полиции?
– Колесо спустило.
– А машина у них, конечно, одна, – засмеялся врач. – Ладно, поехали. Антонина Ивановна, девочке укол, пожалуйста.
Медсестра обняла рыдающую Энн за плечи и повела к машине.
У входа в больницу курил пожилой врач.
– Ну, что там?
– Повреждение мягких тканей. Перестраховалась Антонина Ивановна, могла и одна мальчишку обработать.
– В нашем деле лучше перебдеть. Это все-таки ребенок… и не просто ребенок, а Елены Карловны внучок.
– Кто такая?
– А, ты ж не местный… ладно, пошли, я сам шить буду.
Пока врачи гремели инструментами, младший рассказывал:
– Шеметов полицию вызывает, говорит, тут самосуд творится, а они ему: у нас колесо спустило!
– А ты не трепись. И какой самосуд?
– Баба эта шебутная, визгливая такая, ну, что с Банной…
– Лёлька Калиберда?
– Она! Кричит: мужики, сколько можно терпеть? Пора проучить этих хрущей! Привязали к скамейке, спустили штаны и лупцуют ремнями. Он орет! А молодняк на телефоны снимает. Вечером в подробностях можно по интернету посмотреть.
– А собаку-то СЭС забрала?
– Конечно! Что же, мальцу еще и уколы терпеть?
– Неужели Иваныч голыми руками ее убил?
– Вроде да. О поребрик хребтом шмякнул. А может, что-нибудь еще у него было.
– А ты не трепись.
Когда Вальку вывели в приемный покой, Иван Иванович сидел там, утешая плачущую Энн.
– Иван Иванович, надо бы мальчика пару дней у нас подержать…
– Ну уж нет! – решительно сказал Валька. – Бабушка с ума сойдет. А ей нельзя волноваться.
– Валентин у нас мужик сильный, – поднимаясь, сказал Иван Иванович. – Двинули, ребята!
– Сейчас вас «скорая» подвезет.
– Не надо, вон Ира на моей подъехала…
– Все там у тебя в порядке, Ваня, – сказала тетя Ира. – Я Марию Васильевну привезла, «скорая» Неле укол сделала, она спит, дети с котенком играют, Аня и бабушка за ними приглядывают. Только, извини, котенка они называют Паршивцем.
– Это мой прокол, – повинился дядя Костя. – Пусть это будет компенсацией за опоздание на московский автобус.
– Ты на трехчасовой? Успеем!
– Нет, надо домой еще, за сумкой.
– Поехали! Сумку возьмем и на трассе догоним! Ребята, не против прокатиться по Новогорскому шоссе километров десять?
Шеметов посигналил, и автобус свернул к обочине. Дядя Костя исчез за дверью, а машина развернулась к городу. У пруда Шеметов свернул к кустам и затормозил.
– Вот что, ребята, надо поговорить. Валентин, ты что видел? Кто собаку убил?
– Всё я видел, Иван Иванович, – гладя левой рукой по голове вновь зарыдавшую Энн, ответил Валька. – Энн ее убила. Электрическим разрядом.
– Как ты думаешь, еще кто-то это видел?
– Если только Сережка…
– Анечка, это ведь у тебя впервые?
Энн, продолжая рыдать, кивнула.
– Ты ведь понимаешь, что лучше, если об этом никто не узнает? Как твои бабушки отреагируют на это?
– Они… расстроятся…
– Ты знаешь, что твоя мама может делать необыкновенные вещи? Кстати, она всё ещё в Америке? Плохо. Кто еще из твоих родственников может делать что-то необычное и согласится тебе помочь?
– Сашенька…
– Это кто? Сестра? Где она сейчас? Давай ее телефон. Валька, звони Сережке, спроси, что он видел, и заболтай его!
Пока Иван Иванович разговаривал с сестрой Энн, Валька дозвонился до Сережки:
– Иван Иванович, он видел разряд. Извините, мы о деталях с вами не договорились, поэтому я намекнул, что у вас был электрошокер, и что он у вас не зарегистрирован. Сережка обещал молчать.
– Ну, правильно. Анечка, сестренка твоя обещала приехать так быстро, как только сможет.
На Банной Шеметов осторожно взял заснувшую в машине Энн и занес ее в дом. Бабушкам он сказал, что их внучка очень испугалась собаки и Валькиной крови, и лучше ее не будить, а то истерика возобновится.
– Ну что, Валентин, едем за Никитой, а потом твоей бабушке сдаваться!
Вечером Валька писал левой рукой: «Какой страшный день! Собака могла загрызть Никитку и Машу! А Ивана Ивановича больше испугало, как бы кто не узнал, что Энн обладает необыкновенной силой. Я удивился сначала, а теперь подумал и решил, что он прав. Она ведь всех нас спасла. Если бы у меня появились какие-нибудь волшебные способности, жить стало бы тяжело. Все бы подозревали, боялись, завидовали, просили сделать что-нибудь, о чем я бы потом жалел. А для маленькой Энн это было бы невыносимо. Она даже убийство собаки перенесла как своё преступление, хотя собака была зверь, как и ее хозяин. Не такая уж умная Аня, которая мечтает о Кольце Всевластия. За чудеса отвечать придется».
Сашенька
Утром первым делом Валька позвонил Боевым. Энн радостно сообщила, что приехала сестра Сашенька: «Я утром проснулась – а она уже здесь. На самолете в Новогорск прилетела, а там ее Иван Иванович встретил». Валька с удивлением подумал о Шеметове, который, имея в доме напуганных жену и дочь, всё же занялся проблемами посторонней девочки. Энн спросила, как Валька себя чувствует; Валька сказал, что, к сожалению, поднялась температура, и бабушка прописала ему постельный режим. Постельный – не постельный, но дальше двора он обещал ей не ходить. Энн сказала, что после завтрака они с Сашей зайдут к Шпильманам, сестра хочет с Валькой познакомиться.
Когда сестры Боевы вошли во двор, они застали там Аню и Сережку, с утра пораньше прибежавших навестить раненого друга. Впрочем, Сережку вскоре позвала его мама тетя Вера, квартировавшая у Василия Тихоновича. Поначалу разговор как-то не завязался. И Валька, и Аня немного смущались взрослой красивой Саши. Но тут стукнула калитка, и во двор вошел Иван Иванович с Машей. Увидев Никитку, как всегда катающего машинки по песку, Маша бросила руку отца и присоединилась к игре. Аня встала и, сказав: «Ну, пока, попозже зайду», двинулась независимой походкой к воротам. Заспорившие из-за машин малыши ухватились за нее, жалуясь друг на друга. Аня привязала все машинки друг к другу, и к первой привязала два поводка. Малыши с хохотом покатили свой автопоезд по двору.
– Это моя сестра! – похвасталась Маша.
– А у меня Валька зато, – ответил Никитка после длительного сопения.
Маша почтительно посмотрела на Вальку и промолчала, наверное, решив, что такой брат будет круче любой сестры.
– Саша, у вас все в порядке? – спросил Иван Иванович.
– Относительно, – ответила ему Саша, приобняв Энн. – Анечка все еще переживает.
У Энн на глазах выступили слезы.
– Анечка, ты что, и при бабушках так? – укоризненно спросил Иван Иванович. – Их поберечь надо, они ведь старенькие.
– Я уже сказала ей, – вздохнула Саша. – Можно сделать так, что она забудет про то, что у нее… получилось. Но ведь через некоторое время это… эти способности все равно проявятся. Причем в экстремальной ситуации. И тогда дело может кончиться большой бедой.
– А вдруг я убью человека? – прорыдала Энн.
– Если это тебя волнует, то успокойся, – сказал Иван Иванович. – Насколько я тебя знаю, ты очень добрый человек и никогда не захочешь человека убить. Правда, Валька?
– Да, Иван Иванович, – твердо ответил ему Валька. – Она даже чересчур добрая. Иногда жалеет таких, которым бы надо нащелкать, а не помогать. Вот я бы наделал дел, если бы такие способности получил! А потом бы жалел, конечно. Мы как-то уже говорили об этом с девочками…
– Моя Аня знает? – испугался Шеметов.
– Нет, мы говорили о Кольце Всевластия, – успокоил его Валька. – Ане об этом знать нельзя, она даже злее меня будет… извините. У нее этот… переходный возраст. Потом она вырастет и будет спокойнее. А сейчас она психует.
– Так что вы говорили с девочками? – спросила Саша у запутавшегося мальчика.
– Ну, что Кольцу Всевластия нужна защита от дураков. А то можно таких дел наворочать!
– Интересно. И кто такую мысль первым высказал?
– Конечно, Валька, – сказала Энн. – Он самый умный!
– Ну да, – засмущался Валька. – Аня гораздо умнее. А я осмотрительный.
– Знаешь, Антоний Погорельский писал, что мы умом разные вещи называем: память, начитанность, сообразительность, предприимчивость. Наверное, осмотрительность – тоже своего рода ум, – сказала Саша. – Насчет защиты от дураков мысль твоя правильная. Умный подумает о последствиях и остановится, дурак отрежет, а потом померяет. Валентин, ты понимаешь, почему мы хотим, чтобы о возможностях Анечки никто не узнал?
– Чего тут не понять? Если бы я такое мог, меня бы достали. Покажи да накажи. И боялись бы, и подозревали. Да они девчонке жизнь испортят!
Аня опять заплакала. Иван Иванович спросил:
– Саша, а вы не предполагали, что Анечка… что у нее это проявится?
– Я об этом просто не думала. А тетя Наташа, наверное, предполагала. Она слишком часто повторяла, что Анечка у нее самая обыкновенная девочка…
– А в каком возрасте у тебя это проявилось? – спросил Иван Иванович.
– В Анечкином… нет, намного моложе.
– И как?
– Экстремальная ситуация: брата током ударило. Тетя Наташа пыталась его остановившееся сердце завести. Ей тяжело было, там слишком длительная остановка. И тогда она меня почувствовала.
– Саша, ты умеешь оживлять? А я… убивать…
Анечка снова зарыдала.
– Энн, прекрати, – прикрикнул на нее Валька. – Ты не убивать умеешь, а концентрировать энергию. Значит, можешь делать разные инженерные вещи: сваривать металл, менять состав вещества. И ты будешь спасать людей, как спасла меня с малышами!
– Саша, ты должна дать Анечке какие-то рекомендации, – сказал Иван Иванович.
– У нас разные способности, – вздохнула Саша. – Тетя Наташа предвидит события, немного может лечить. Я будущее не вижу, зато лечить могу гораздо эффективнее. Анечка, как Валя говорит, концентрирует энергию. Это мне совсем незнакомо…
– Да чего тут сложного! – возмутился Валька. – Ей надо проверить свои возможности и научить себя контролировать. Ты ведь свою энергию использовала, когда… когда молнией ударила? А ведь наверняка могла бы чужую энергию использовать!
– Твою, что ли? – не то всхлипнула, не то хихикнула Энн.
– А хоть бы и мою! Но рациональней было бы выкачать энергию из этой собаки!
– Дело говоришь, Валька! – обрадовался Иван Иванович. – Если ты можешь концентрировать свою энергию, значит, должна уметь забирать чужую. Ну-ка, попробуй аккуратненько забрать немного энергии из меня! Не молнию из нее сделать, а просто себе забрать. Саша, контролируй!
Энн посмотрела на Ивана Ивановича. Он побледнел и захрипел:
– Хватит!
Саша спокойно сказала:
– Теперь возвращай!
Иван Иванович трясущими руками вытащил из кармана платок и вытер руки:
– Ну и силища! Я даже испугался. Понимаешь теперь, как остановить агрессора? Ты ведь чувствуешь, когда надо остановиться?
– Да. Я забрала у вас примерно половину силы. Столько же и вернула.
– У собаки можно было забрать девяносто процентов. Она бы упала, не добежав до вас. Поняла?
– Да, Иван Иванович. Теперь я не боюсь!
– Энн, – вмешался Валька. – Можно, я еще кое-что посоветую? Ты знаешь, как полиция действует против бандитов? Ну, чтобы не убивать их?
– Слезоточивым газом?
– Ну да! А еще я слыхал, что есть такие газы для разгона толпы, которые мышцы расслабляют. Представляешь, бегу я, чтобы каких-нибудь болельщиков побить, и вдруг в туалет захотел! Сразу вся ярость пройдет! Любой псих в кусты свернет, если обмочится и обгадится!
– У тебя, Валька, полицейское мышление, – с уважением произнес Шеметов. – Идея хорошая, давай еще!
– Я просто к тому, что, если ты будешь всегда действовать одним методом против агрессоров, рано или поздно подозрения возникнут. Поэтому сейчас ты настройся на то, что напавшей на тебя собаке придется обгадиться. Но следующей придется испытать упадок сил! Энергию ей не возвращай, потому что она, дура, снова кинется. Оклемается сама. А у третьей собаки … на десять минут онемеют ноги. Понимаешь мою мысль?
– Я надеюсь, что во всем Утятине нет столько бешеных собак, – легко как прежде улыбнулась Энн.
– А ты про их хозяев не забывай. Среди них тоже бешеные встречаются…
Вернулась из поликлиники бабушка:
– О, у нас гости! Валентин, что же ты не предложил им ягод?
Но гости стали прощаться. Впрочем, не с Валькой: бабушка собралась отводить Никитку домой, но Валька настоял, что сделает это сам. А Иван Иванович сказал, что подбросит их до площади.
Шумели соседи Боевых. Матерился мужской голос, ему визгом отвечал женский: «Убивают!». Вышла к калитке очень нарядная и взволнованная Лёлька, явно кого-то ожидающая; посмотрела в сторону площади, поздоровалась и сказала:
– Кончится тем, что я ему помогу Варьку убить! Унижение для всего женского пола такие побои терпеть, а как соседи ментов вызовут – так она за него же заступается!
– Да, Лёля, – откликнулась прабабушка Боева, также вышедшая на улицу. – Бедная Клава в гробу переворачивается. Оставила дом внучатому племяннику подруженька моя и всех соседей обездолила!
– Добрейшая тетка была, царствие ей небесное! – горячо поддержала соседку Лёлька. – Ни разу нас не заложила, когда мы детьми тут хулиганили! Зато родственничек у нее – чисто собака бешеная!
Хрястнула о стену соседского дома калитка и повисла на одной петле. Выскочила женщина с всклокоченными волосами и вымазанным кровью лицом и молча побежала по улице. Вслед за ней выбежал мужик и схватил ее за волосы. Женщина завопила. Вскрикнула Энн. Громко заревел Никитка. Валька схватил их за руки и сказал:
– Пойдем во двор. Говорил я тебе: владельцы бешеных собак пострашнее этих собак!
– Да! – согласилась с ним Энн.
Теперь вскрикнул сосед. Поглядев на потемневшие брюки мужика, Никитка сказал:
– Дядька описался!
– Это болезнь такая, – поспешно перебил его Валька. – Забыл, как называется. В общем, дизентерийная палочка в мозги попала. Надо улицу продезинфицировать. Хлоркой, наверное.
– Варька, слышала? – гаркнула Лёлька. – Живо хлоркой полей за своим …!
– Лёль, откуда у меня хлорка?
– «Белизной», дура! У тебя тоже мозги с палочкой! Еще не хватало соседей заразить вашим бешенством!
Побитая Варька увела своего обгадившегося супруга. Вернувшись с пластиковой бутылкой, она робко спросила:
– Лёля, как ты думаешь, врача надо вызвать?
– Два года назад!
Когда сестры Боевы вышли проводить своих гостей до дома Петровых, у ворот соседей стояла крытая машина с надписью «Дезинфекция» и машина скорой помощи.
– Саша, ты сердишься? – спросила Энн.
– Анечка, я сама готова этого гада убить. Но все равно это неправильно! Ты слишком мала, чтобы решать, кто прав, кто виноват. Тебе говорили, как ты можешь защититься. Но если на тебя никто не нападает, не вмешивайся, я тебя умоляю!
– Саша, это я виноват, – сказал Валька. – Я его бешеной собакой назвал, то есть намекнул Энн, как с ним надо поступить.
– Нет, Валька. Собаку я убила, себя не контролируя. Само получилось. А этого я не сгоряча… наказала, а подумавши. Я и сейчас это повторить готова. Вот режьте меня, а я снова так поступлю!
– Господи! – застонала Саша. – Хоть бы тетя Наташа поскорее приехала!
На следующий день у Вальки температура была нормальная, и после перевязки бабушка разрешила ему пойти погулять. Он с Сережкой зашел за Аней, а потом они вместе отправились к Боевым. Дома сестер не оказалось, прабабушка сказала, что они сразу после завтрака отправились на городской пляж. Аня с Сережкой потянули Вальку на пляж, но он остановился в раздумье: что там ему делать с перевязанной рукой? В это время Аня с Сашей показались в конце улицы. Когда они подошли, из калитки дома напротив вышел незнакомый худой парень и поздоровался.
– Сережа? Ты вернулся? – радостно приветствовала его Саша. – Какие планы?
– Ну, какие… уезжать надо.
– Почему?
– Работы-то нет…
– Это да. Но ты еще тут побудешь?
– Конечно. Мамка столько ждала!
– А сейчас ты куда?
– Да на кладбище решил сходить…
– А что не берегом?
– На людей посмотреть хочется…
– Давай провожу до площади. Ребята, вам ведь все равно, куда идти?
Саша подхватила собеседника под руку, остальные поплелись следом. Валька догадался, что это Лёлькин сын, пришедший из заключения. Он еще удивился, что с любопытством разглядывавшие их компанию прохожие и соседи, как правило, вполне приветливо здоровались с вышедшим из тюрьмы парнем. Да и сама Саша слишком уж доброжелательно разговаривала с Сергеем, который, как рассказывала Энн, в детстве у нее волшебное кольцо отобрал. «Стоп, – сказал он сам себе. – Пора свою хваленую осмотрительность включать. Значит, есть что-то за ним хорошее, о чем я просто не знаю. И что я так завелся?» И залился краской, поняв, отчего так завелся: приревновал красивую Сашеньку, ласково разговаривающую с этим уголовником.
Вышли на площадь, повернули к скверу. Из толкучки уличной торговли вывернулось трое парней и увязались за ними. Не за ними, конечно, за Сашей. Постепенно они оттерли ребят от идущей впереди пары. Когда Энн попыталась пробиться к сестре, ее так грубо отпихнули, что она даже вскрикнула. Саша, увлеченная разговором и не обращавшая внимания на заигрывания парней, теперь гневно наступала на них. Опешившие поначалу, те быстро пришли в себя и оскорбились по поводу Сашиного пренебрежения их крутостью. На хамские эпитеты возмущенно отреагировал Сергей. Валька понял, что предстоит драка и оглянулся в поисках союзников. Но вокруг всё больше женщины средних лет тусовались. Против троих парней один Сергей. Не считать же девушку, двух девочек и Вальку с правой рукой на мягкой подвязке? Еще Сережку стоит принять в расчет, Валька с ним дрался и знает, что боец он отчаянный. Не использовать же сверхспособности Энн? А прикольно было бы на площади, заполненной народом… нет, это уже слишком! Как прав Иван Иванович! Это осознание неограниченных возможностей уже даже его, обыкновенного мальчишку, делает задавакой. А маленькая девочка? Неужели ей понравится унижать? И он, Валька, который злился на Энн за ее незлобивость, вдруг понял, что ему будет жалко, если она изменится.
