– Так ты зачем ездишь-то? – спросил конь его раз, лежа в деннике и позволив ему удобно устроиться у себя на боку.
– Ну, – глядя на стену перед собой, Джон подумал, что теперь, пожалуй, не стыдно и рассказать ему о своих грезах. – Помните, шел по пятому каналу такой сериал лет двадцать назад: «Стив и Уолт»? Там были человек и говорящий конь, оба в полиции работали…
– Ха, как же, видел я этот сериальчик, – с усмешкой фыркнул Луи. – Неплохой в целом, живенький, но уж больно много ляпов. Так ты хочешь быть, как Стив?
– Да, между ним и Уолтом такое взаимопонимание, они…
– Угадывают мысли друг друга, всегда могут рассчитывать на верное плечо или холку товарища… – продолжил к его величайшему изумлению Луи и тут же со вздохом добавил: – Боюсь огорчить тебя Джон, – так не бывает.
– Я знаю, что это постановка, что не за такое короткое время, но…
– Нет, Джон. Так не бывает в принципе, и позже ты поймешь, почему. Однако, – предупредил конь расстроенный ответ повернувшего уже голову ученика, – однако в жизни бывает несколько по-другому, и в этом – своя необыкновенная прелесть. Ты поймешь, о чем я говорю, когда станешь немного опытней в верховой езде. Пока что думать обо всем этом тебе рановато, уровень мастерства не тот. Всему свое время, но, думаю, в итоге ты не пожалеешь. Что ж, теперь мне, по крайней мере, понятно, почему ты решил заниматься на говорящем коне.
Повисло короткое молчание, первым которое нарушил Луи:
– Я надеюсь, ты не берешь за образец езду Стива? Ездит он поистине ужасно!
– Да? – И оба весело расхохотались.
…Дома Джон специально ради интереса пересмотрел парочку серий и против ожидания отметил, что слова Луи были не везде верны. В сценах погонь и перестрелок Стив вполне уверенно и грамотно держался. Когда же Джон озвучил свое недоумение инструктору, тот фыркнул и тряхнул гривой:
– Удивляюсь я твоей наивности, Джонни. Это ведь каскадер! Или ты всерьез допускаешь, что один и тот же человек может так по-разному ездить: полный бездарь на шагу и профи на бешеном карьере29? Приглядись, у них же лица разные!
И тут конь оказался абсолютно прав. Джона даже несколько расстроило развенчание одного из самых главных киномифов детства: исполнявший роль актер Стива вовсе не являлся виртуозным всадником… Отсюда следовал другой вывод, в котором Джон себе не сразу признался: а было ли тогда между ними хоть какое-то взаимопонимание?..
Увидев на следующем занятии своего ученика в странной задумчивости, Луи всерьез забеспокоился, не бросит ли разочарованный мечтатель заниматься. Особенно опасения коня усилились после брошенной Джоном рассеянной фразы:
– Простите, мистер Бенедикт, это все глупо и наивно… Вот вы и сами говорите, что так не бывает…
– Но бывает по-другому, – поспешил Луи его успокоить. – Бывает лучше… Дай только срок.
– Правда? – с надеждой спросил Джон, и на некоторое время тема была закрыта.
Возвращение к ней было хоть и случайным, но неизбежным. Во время очередного занятия, когда настало время переходить на рысь, Луи сказал, что Джон должен уже сам определять момент смены аллюра.
– Но ведь вы разумны, мистер Бенедикт, – растерялся тот. – Должен ли я вами руководить?!
– Не то что должен – обязан, ты ведь человек, а я конь. – Чувствуя усиливающееся смущение ученика, Луи продолжил: – Джон, пойми, та чепуха, которой ты насмотрелся в детстве, с реальной действительностью не имеет ничего общего. Там лошадь и человек показаны как два напарника, как коллеги, словно они ровня друг другу. Но этого просто не может быть в жизни. Ты – человек, царь природы, это факт. Мы, какими бы разумными ни казались, никогда не сравнимся с вами. Мы – лошади, животные. Вы должны управлять нами, а мы вам – доверять. Конечно, доверие должно быть обоюдным, но вам принадлежит активная роль, этого не изменить и лучше не пытаться. Каждый должен быть на своем месте.
– Но ведь вы меня обучаете, – попробовал возразить сбитый с толку Джон.
– Да, пока ты неуч, пока еще не приобрел необходимые навыки, – согласился Луи. – Но постепенно нам нужно меняться местами, я должен больше подчиняться тебе… Не воспринимай мои слова, как трагедию, это норма.
Пройдя еще несколько шагов, Луи озвучил пришедшую вдруг мысль:
– Вот почему лучше сначала учиться на немых. С ними таких вопросов не возникает.
Они помолчали еще четверть круга, думая каждый о своем. Потом Джон среди гробовой тишины неуверенно спросил:
– Я… Должен быть главным? Управлять? Как царь природы?..
Это словосочетание – «царь природы» – прочно ассоциировалось у него с потребительским отношением к этой самой природе и совсем не вязалось с понятиями о партнерстве.
– Верно, – безжалостно подтвердил Луи. – Но должен быть именно «царем», а не «узурпатором», – уточнил он.
– Но что, если я хочу быть вам другом?..
– Следование своей природе вовсе не отменяет дружбы. Я ж не говорил, что буду теперь лебезить перед тобой, еще чего. Но я должен доверять тебе… Ты понимаешь? Мне необходимо быть уверенным в том, что все, что ты делаешь, – хорошо, и что подчиняться тебе будет для меня самого же благом. Я не обязан всякий раз думать за двоих, это скорее твоя задача, а я, раз уж разумен, могу быть на подстраховке и иногда советовать, если это уместно.
Луи знал, что сказанное им в корне меняет все представления Джона, буквально переворачивая их с ног на голову. Но не озвучить этого он не мог: умалчивание было бы равносильно чудовищному обману. Он смиренно ждал реакции ученика.
– Мистер Бенедикт, – сказал Джон после короткого молчания, – но ведь я… Я могу не справиться, я сам в себе не уверен, у меня нет опыта… Что же мне – отвечать за двоих?..
– Да не бойся ты, – фыркнул конь, – я не собираюсь всю ответственность взваливать на тебя, пока не увижу, что ты готов. Но вектор развития наших отношений тебе следует видеть.
– Ладно я, но вы – как же вам не страшно довериться мне, вы ведь меня не знаете! Вернее, знаете, но не так хорошо… Да и вообще – я ж не лошадь, что я могу понимать, как могу судить о том, что для вас лучше!..
Выслушав его, Луи Бенедикт III тяжело вздохнул и медленно, отчетливо проговорил:
– Вы не умеете доверять. Вы сами не можете довериться более высокой силе и не верите, что на это способны те, кто ниже вас. Вы не способны на партнерство…
Сказано это было с искренней горечью, в форме констатации факта. Вслед за этим Луи почувствовал, что наступил поворотный момент: либо горе-мечтатель сейчас психанет и все бросит, либо…
На пару секунд повисло тягостное молчание. Затем Джон сказал:
– Послушайте, мистер Бенедикт. Я взрослый человек, но веду себя, как ребенок, я это знаю. И я также прекрасно знаю, что вы ни в коем случае не ставили сейчас целью оскорбить или унизить меня, а напротив – старались быть предельно честным со мной, за что я бесконечно вам благодарен. Но прошу вас, я правда не понимаю… Объясните мне, пожалуйста, в чем смысл всего этого и чем же это лучше того, что показано в фильмах?
Его искренние слова и негромкий голос приятно удивили Луи. Оценив сказанное, конь повернул голову и скосил на него глаз:
– Немногие реагируют, как ты.
Похвала была приятна Джону, но ему, тем не менее, требовался ответ:
– И все же?..
– Гм. Одну минуту. – Жеребец видел, что ученик изо всех сил старается идти навстречу. Теперь важно самому не наломать дров и не оттолкнуть его.
– Дело в том… – Начав было, Луи снова задумался. Каким же образом следует донести до сидящего на нем человека главную идею своей речи так, чтобы он у себя в голове ничего не исковеркал?..
«А, скажу как есть: если он не совсем дурак, то поймет, как надо».
– Джон, дело в том, что я – конь. Говорящий, разумный, но – конь. Лошадь. Животное. У меня – инстинкты. Они и у тебя, конечно, есть, но мои мною управляют куда в большей степени, хоть тебе сразу это и не заметно. Однако из-за того, что я говорящий, я не встраиваюсь в понятие обычной лошади и посему вынужден решать задачи куда сложнее тех, какие стоят перед безмолвной скотиной. Мне приходится разговаривать с вами на вашем языке, учить вас и вообще принимать на себя во многом чисто человеческие функции. Я обречен делать это, потому что по вашим законам я уже не могу считаться простым животным, и у меня имеются моральные и юридические права и обязанности почти наравне с вами. Но даже их наличие и мой блестящий интеллект не отменяют того, что я – конь, и я устал играть несвойственную мне роль, я замучился включать логику и критическое мышление тогда, когда мог бы просто жрать траву, зазывать симпатичную кобылку или, взбрыкнув под седлом от вредности, покрепче получить шенкелем и пойти себе преспокойно дальше, зная, что получил за дело, и без возражений приняв правоту того, кто сверху. Я хочу – да, именно хочу – наконец, почувствовать, что могу опираться на четкий порядок, на чей-то авторитет, это вселяет ощущение безопасности и уверенности. Ты ведь знаешь, Джон, что лошади – от природы пугливые существа, даже говорящие, хоть мы обычно и не показываем своей боязни… Да, кому-то психология покажется рабской, но такова наша природа, наша суть, мы не должны идти наперекор нашим инстинктам. От вас же, людей, требуется диаметрально противоположное: пересиливая животное начало, вы должны постепенно становиться выше и осознанней, в этом и состоит для вас развитие и цель жизни. А наше дело – подстраиваясь, слушаться вас во всем и быть вам верными помощниками, в этом и состоит для нас истинное благо… И кто бы что ни говорил, это – чистая правда.
Пораженный этой тирадой, Джон не сразу нашел, что ответить.
– То есть… Партнерство заключается в том, чтобы дать вам быть теми, кто вы есть?..
– И самому быть собой. Да. Наконец-то ты понял… – выдохнул конь, устало опустив голову. Что за мысли в ней были, Джон не знал, но через несколько секунд не поверил ушам, услышав, как Луи, не сдержавшись, дрогнувшим голосом произнес:
– Иногда я жалею, что не родился немым.
И тут же, с силой тряхнув черной гривой, бодрым голосом громко скомандовал:
– Так, все, продолжим занятие! Корпус расслабили, спину прямо, пятки вниз и – пошли облегчаться: р-раз, два, раз, два!
Поняв, что загрустившему коню просто необходимо отвлечься, Джон подобрал поводья, прижал колени и стал старательно выполнять его указания. До самого конца занятия никто из них больше не сказал на щекотливую тему ни слова, вечером же они попрощались так, словно ничего и не было.
Дома Джон много думал над словами Луи. Поистине потрясающим открытием было то, что разум, который люди «подарили» некоторым животным, явился для последних вовсе не редким благословением, а, скорее, тяжкой повинностью… Это заставило его посмотреть на все с совершенно иной точки зрения. И Джон, сделав в соответствии с новой информацией определенные выводы, принял для себя окончательное решение.
…Наступил очередной день занятий. Александра сегодня быть на конюшне не смогла, конюхи Джордж и Сэм тоже были чем-то заняты, и бригадир Филипп, помня расписание и удивившись, что Джон опаздывает, решил сам почистить Луи.
– С чего ты решил, что он вообще придет? – мрачно спросил конь.
– Так ведь сегодня среда, – недоуменно пожал плечами Фил. – Он должен придти на занятие…
– Не факт, – перебив его, коротко бросил Луи и склонил голову к кормушке. Филипп быстро понял, что это значит.
– Вы повздорили? Что ты ему сказал?
– Не важно, что я ему сказал, ясно? Чисть давай, – нервно ответил Луи. Фил не обиделся: он прекрасно понимал, что Луи всякий раз очень переживает, когда уходит ученик, даже если причина от самого коня не зависит. Люди, желающие покататься на необычной говорящей лошадке, порою оказываются совершенно не готовы к тому, что чересчур мудрое животное станет разрывать их многолетние шаблоны…
Еще один загубленный талант чемпиона, еще один случай обманутого доверия, еще одна рана на сердце… Фил молча продолжил чистить коня.
– Сколько занятий прошло? – отрывисто спросил Луи.
– Восемь, вроде, – ответил бригадир. – Два осталось.
– Тем же хуже для него, – сердито пробурчал конь, в сотый раз кляня себя за то, что вновь не дотерпел до финального занятия с «сеансом психотерапии». Теперь, если Джон все-таки придет, это будет сущее мучение вместо целых двух занятий, которые могли бы быть весьма плодотворными. Луи с неприятным чувством представил себе глупый спектакль, который придется разыгрывать им двоим, натужно улыбаясь друг другу и делая вид, будто то, что они делают, очень нужно обеим сторонам… Да лучше уж пусть Фил перешлет бывшему ученику оставшиеся деньги по почте, вычтя их из зарплаты Луи!
Однако, как бедный конь мысленно ни упрашивал Джона не приходить, тот все же явился. Услыхав его шаги и голос, жеребец с безнадежным вздохом прикрыл глаза. В утешение потрепал его по шее, бригадир пошел встречать клиента.
Луи слышал, как они перекинулись буквально парой коротких фраз, однако слов не разобрал. Впрочем, он не слишком и пытался, ему было уже все равно. Затем Фил вернулся и позвал его в коридор.
Увидев коня, Джон улыбнулся и дружелюбно поздоровался. Молча кивнув, Луи лишний раз мысленно поблагодарил его за мирный характер.
Фил собрался пойти за седлом, но Луи остановил его:
– Погоди, Фил, возможно, это все ни к чему.
– Как ни к чему, я… – начал было Джон, но жеребец перебил его:
– Давай поговорим. Только честно, хорошо? Я не хочу, чтобы мы оба зря теряли время, я даже готов просить Фила вернуть тебе деньги за несостоявшиеся занятия и сам себе урезать зарплату, лишь бы не было клоунады.
Поняв, что конь решил расставить все точки над i, бригадир тактично удалился.
– Хорошо, давайте поговорим, мистер Бенедикт, – спокойно согласился Джон. – Вы ведь по поводу той беседы?
– Да. Ты разочарован, не так ли?
– Честно? Действительно, в начале я испытал разочарование и даже шок, – сказал Джон. – Но позже я трезво размыслил обо всем этом. Мистер Бенедикт, я нисколько не сержусь на вас, поверьте. Я сочувствую вам. Мне вас очень жаль… – Тут Джон затих на полуслове, побоявшись уязвить самолюбие коня. Однако Луи, поняв его заминку, благосклонно кивнул в знак того, что опасения не обоснованы.
– Я не горд, – махнул он хвостом, – иначе я бы не сказал тебе тогда всего этого, я был бы безмолвней скалы… Но ответь, намерен ли ты заниматься дальше с учетом изменившегося подхода? Уже хорошо то, что ты не злишься, мне приятно осознавать, что мы не расстанемся в случае чего во взаимных упреках. Но все же правда не хочется без толку отнимать у тебя столько времени, ты ведь можешь посвятить его, например, общению с семьей…
– Погодите-ка минуту, я сейчас переговорю с мистером Филиппом, – и Джон торопливо направился к бригадиру в каптерку. «Ненавижу, когда они так делают», – прижав уши, подумал оставшийся ждать Луи.
Через несколько довольно долгих минут (все-таки очень жаль было терять такого перспективного, а главное – послушного ученика) нахмурившийся конь увидел выходящего из каптерки и непонятно чему радующегося Джона. Приблизившийся к коню клиент с глупой счастливой улыбкой уставился на него.
– Ну, не тяни уже, что решил? – ворчливо спросил удивленный его поведением Луи.
– А вы разве не видите? – Конь мельком глянул на зажатые в его руке бумажки, которые со вздохом принял за деньги. Однако было все еще непонятно, чему так радуется клиент, поэтому Луи решил присмотреться повнимательней и с изумлением обнаружил, что между купюр выглядывает рыженький абонемент на десять занятий! Очевидно, деньги были просто сдачей с покупки.
Джон с нетерпением ждал реакции коня. Она последовала спустя мгновение:
– Надеюсь, ты не из жалости это сделал? Потому что если так…
– Нет, вовсе нет, – впервые осмелился перебить его Джон. – Мистер Бенедикт, я хочу заниматься. У вас. И мне уже даже не важны соревнования, я хочу быть вам партнером. Нормальным партнером, – подчеркнул он, глядя коню в глаза. – Я понял, что вы имели ввиду, говоря тогда, что в жизни все иначе. И я считаю, что это действительно лучше, потому что – правильно!
– Потому что не противоречит природе, – задумчиво пробормотал, соглашаясь с ним, Луи. И уже привычным командным голосом произнес:
– Что ж, если ты правда готов учиться именно такому партнерству, – флаг в руки! Неси вальтрап и седло и давай вспоминать, что мы с тобой проходили. – Поднятые торчком уши, заблестевший взгляд и задорные взмахи хвостом указывали на то, что, несмотря на деловой рабочий тон, Луи был на седьмом небе от счастья!
…Закончив с бумажной работой, которой он, наконец, решил сегодня заняться, раз уж появилась необходимость провести время в каптерке, Фил решил, что уже должны были пройти все возможные сроки разговоров между Луи и Джоном, и вышел. На пороге опершись о косяк, он с удовольствием стал наблюдать, как конь муштрует и распекает тренирующегося одевать седло ученика…
После прошедшего недавно короткого дождя сочная трава блестела на ярком солнышке. Птицы, не умолкая ни на секунду, заливались звонкими трелями. Копыта Луи неспешно ступали по сырому плацу, после них на песке оставались глубокие круглые следы.
Джон внимательно следил за своей посадкой, стараясь делать все как можно правильней. Ему теперь очень не хотелось хоть как-то огорчить своего доброго наставника. Вдруг он захотел что-то спросил:
– Мистер Бенедикт, а…
– Слушай, Джон, – пряднул ухом конь, – раз такое дело… Давай на ты. И называй меня просто Луи, хорошо?
– Э-э… Хорошо, мис… хм… Луи. – Сказать, что это было для Джона полнейшей неожиданностью, – значит, ничего не сказать. После первого удивления он почувствовал, как губы сами собой растягиваются в широкой улыбке.
– Так что ты там хотел спросить? – скосил глаз Луи.
– А я забыл… – прозвучал сверху растерянный ответ.
– Хех, – усмехнулся конь и слегка тряхнул гривой. – Сегодня будем отрабатывать с тобой одну штуку. Ты ведь отныне в курсе, что я не человек в лошадином обличии, но – конь. И сейчас ты будешь учиться говорить со мной на языке, понятном каждой мало-мальски ходящей под седлом лошади. Также смоделируем несколько примеров моего непослушания – как будто я немой, поскольку ты обязательно должен уметь управляться прежде всего с обычными скакунами. Но сперва давай разогреемся.
– Луи, перед тем, как начнем… Хочешь морковку? – И Джон, наклонившись, протянул коню угощение.
– Гм, – с удовольствием захрустел жеребец, приняв лакомство, – подкупить хочешь?
– Нет, что ты, – засмеялся ученик, – просто пытаюсь быть вежливым… На вашем языке.
– Что ж, начало весьма неплохое, – заметил конь и поднялся в легкую рысь.
Когда прошли пару кругов, Луи кто-то окликнул, и он, перейдя на шаг, повернул голову. В стороне стоял еще один его знакомый – светло-серый30 американский рысак31 Себастьян, пару лет назад состоявший на военной службе, а по выходе на гражданку поступивший работать сюда сторожем. На нем была легкая сетчатая попона32 с форменной нашивкой «security» по бокам.
– Эй, лейтенант, давненько не виделись! – поприветствовал его Луи Бенедикт.
– Да вас, салаг, из конюшни не дождешься, – встряхнул белоснежной гривой бывший вояка. – Все катаешь своих криворуких?
– Ну, криворукие, предположим, не все, – заступился за Джон Луи, после чего шепнул ученику: – Я побеседую пару минут, ты не против?
– Луи, да что ты спрашиваешь…
– Считай это тоже вежливостью – на твоем языке, – весело подмигнул конь и подошел к лениво положившему голову на заборчик Себастьяну.
– Ну как там Питер, жокей33 его не звонил? Взяли они тот кубок, не знаешь?.. – Пока кони болтали о своем, Джон сидел, расслабившись, и глядел то на безоблачное небо, то на товарища своего инструктора, то скользил взором по дальним конюшням. Он отнюдь не собирался подслушивать чужой разговор, даже лошадиный, но иногда против воли замечал, что речь зашла о нем.
Беседа продлилась недолго. После Себастьян пошел куда-то по своим делам, а Луи и Джон возобновили занятие.
– Себастьян, – поделился конь, – один из тех, кто всерьез считает наше умение говорить настоящим даром небес, своего рода компенсацией за вечную роль жертвы в природе. Ты мог заметить по некоторым его выражениям, что он несколько свысока относится не только к немым, но даже к людям – к большинству из них. Мы немного говорили о тебе. Я сказал ему, что ты славный человек, но он мне, разумеется, не поверил – может, ты слышал его скептический смешок. Он считает, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, наступят времена так называемой «иппократии»34 – новой эпохи, когда разумные кони, достаточно увеличившись в численности, станут постепенно смещать «изжившую себя» цивилизацию людей, чтобы самим встать у руля власти над планетой. – Джон молчал, но если бы Луи мог его как следует видеть, то заметил бы его округлившиеся глаза… – Не то, чтобы он являлся ярым сторонником таких идей, но ему кажется, что века спустя развитие событий в подобном ключе будет неизбежно. Он мой друг и отличный жеребец, честный и отважный офицер. Но некоторые его понятия кажутся мне слегка… Не знаю, жеребячьими, что ли. Порой он чересчур наивен. Даже если вдруг и попробуют начать какую заварушку – что очень навряд ли, подавляющее большинство говорящих коней за взбеленившимися бунтарями просто не пойдет – и все по той же самой причине, по какой я с таким рвением ищу себе идеального всадника. Не в нашей природе устраивать мировые революции, нам этого не надо… Но вернемся к делу! – Луи отогнал хвостом приставшую муху. – Вот мы с тобой отшагали, и дальше нам нужно рысить…